Двадцать минут ушло у них на блуждания по дому и чердаку. Питерский поезд отправляется через полчаса. Если господин Агапов задержится помахать платочком уходящему составу – это замечательно. Если нет – им пора сматываться. Он может уже ехать обратно. И сигнализация в доме включится через десять минут.
Проклятье, как же вытащить мальчишку отсюда? Как убедить его, что все, надежды никакой? Надо спасать себя. Не надо было все-таки идти у него на поводу, подвергать его и себя такой опасности. Ох, не надо было. Отец, как всегда, оказался прав, а она великовозрастная дура, которая так и не преодолела юношеское безрассудство. Хорошо хоть Сашка караулит все подступы к дому. Слабая надежда, что он сможет отвлечь гражданина Агапова-Симакова, но лучше, чем ничего.
Подвал оказался просто-таки пещерой Али-Бабы. Сразу три комнаты. В первой, за тяжелым занавесом, обнаружилась оружейная. Антон не сразу нашел рычаг, за который нужно было дернуть, чтобы дверь открылась.
– С таким арсеналом отряд может в бой идти. – Она покачала головой и выволокла за рукав Антона. – Давай, нам здесь делать нечего, не наше добро.
В другой, узкой и длинной, со стенами, обитыми специальным звукопоглощающим материалом, находился самый настоящий тир, с мишенями и наушниками.
Третья была заперта на ключ.
– Эй, есть там кто-нибудь? – Антон постучал по отполированным доскам согнутым пальцем. – Алина! Алиночка! Ты там?
Галя подавила вздох. Мальчик просто сходит с ума – от безысходности, от того, что последняя надежда ускользает. Она, взрослый человек, давно поняла, что они никого не найдут, а до него, видно, дошло только сейчас, раз он принялся молотить ногами по двери, пытаясь ее выбить. Бил и кричал, кричал и бил. До хрипоты, до сипа, страшно кричал.
Она даже не пыталась его остановить – бесполезно. Да он бы не послушался и потом никогда бы не простил ей, уйди они, не заглянув в последнюю комнату. Галя привалилась спиной к двери, снова с тревогой глянула на часы. Пять минут до включения сигнализации. Пять всего.
Еще через две с половиной минуты дерево затрещало, полетели щепки. Дальше хруст, скрежет, сильный стук отброшенной к стене двери и тут же дикий крик Антона:
– Алина! Алинка!
– Тоша! Тоша, успокойся!
Галя шагнула следом за ним в комнату, пытаясь рассмотреть в пляшущем свете фонарика хоть что-то. Мальчик стоял на коленях и вопил над какой-то грудой тряпья. Груда валялась на кровати, рядом свернутая клубком цепочка…
Господи!
Это была никакая не груда тряпья, как ей показалось в первую секунду. Это человек, девушка, укутанная по самый подбородок одеялом. Девушка не шевелилась.
Сердце колотилось где-то в горле, когда она подскочила к койке и опустилась на колени рядом с Антоном. Отобрала у него фонарик, посветила девушке в лицо.
– Это Алина? – спросила она, хотя могла бы и не спрашивать.
Бедный Тошка трясся всем телом, хватал девушку за руки, целовал щеки, лоб, без конца что-то шептал и, кажется, плакал.
Алина не шевелилась. До включения сигнализации оставалось полминуты. Галя отдернула одеяло, прижала два пальца к Алининой шее. Пульс! Очень слабый, едва уловимый.
– Она жива, Тоша. Просто спит. Может, под наркотиками или под снотворным. – Галя вскочила на ноги. – Бери ее, живо. Уходим! Времени почти не осталось.
Он не двигался, прижимал к губам безжизненные пальчики Алины.
– Антон! Я кому сказала: встать! – Она грубо тряхнула его за плечи. – Уходим! Бери Алину на руки. Ну!
Странно, но он очнулся. Засуетился, попытался схватить Алину вместе с одеялом. Ничего не выходило. Галя дернула одеяло, сбросила его на пол. Алина в длинной ночной сорочке – худенькая, окаменевшая. Щиколотка кровоточит, наверное, она долго была прикована к цепочке, которая теперь валялась на полу. Антон снова всхлипнул, но нашел в себе силы поднять Алину на руки и двинуться к выходу.
Галя шла впереди, подсвечивая ему дорогу фонариком. Ступеньки подвала – раз, два, три. Еще один пролет в три ступеньки. Узкий коридор налево. Нет, не туда! Направо, направо нужно. Да, сюда. Теперь еще метра четыре к выходу на заднее крыльцо. А потом…
Свет под потолком зажегся в тот момент, когда до двери оставалось каких-то пару шагов. Всего пару шагов, и они были бы свободны. Но зажегся свет, яркий, ослепительный. Галя зажмурилась и остановилась. Антон толкнул ее в спину Алиниными коленями и тоже остановился.
– Что такое, теть Галь?
И сразу осекся.
В дверь, через которую они двадцать минут назад проникли в чужой дом, медленно, боком входил Саша. Ее верный Саша, оставленный в машине сторожить пути отступления. Он и сейчас должен был сидеть в машине. Так с какого перепугу, спрашивается, он здесь? Устал ждать? Решил помочь? Испугался за них, поэтому такой бледный?
– Саша, какого черта? – зашипела на него Галина. – Давай, помоги Антону. Уходим.
Саша, как-то неестественно семеня, двинулся прямо на них. Вдруг показалось, что за его спиной еще кто-то есть. Разглядеть отсюда было невозможно: Саша был крупным, высоким, любил широкие брюки и бесформенные куртки. За ним могли спрятаться сразу двое таких, как Антон.
Но там стоял один человек. Еще через секунду он с силой толкнул ее большого друга к ним. Мерзкий равнодушный голос приказал:
– Стойте, где стоите, господа.
Саша развернулся, тут же встал плечом к плечу с Галей. Даже сделал попытку задвинуть ее себе за спину. Она не позволила – скрестила руки перед грудью и, не сводя взгляд с дула довольно крупного, надо сказать, пистолета, проговорила:
– Вы же не станете сейчас стрелять?
– Почему? – Хозяин дома был так же спокоен.
– Вам придется выстрелить четыре раза. Нашумите. – Она изо всех сил старалась, чтобы голос ее не выдал.
На самом деле она тряслась, кажется, каждой клеточкой. Из-за дрожи даже силуэт этого симпатичного мужика казался каким-то размытым.
"Невероятно идиотская затея, – звучал в голове голос отца. – Сама подставляешься, парня подставляешь. Нельзя идти на поводу у фантазий несчастного влюбленного мальчика".
"Но мальчик-то оказался прав, – мысленно возражала отцу Галина. – Алина вот она, в его руках, живая, хотя никто за ее жизнь гроша ломаного не давал. Один он верил".
"Так-то оно так, но что теперь?" – возражал отец, как будто был рядом.
– И что теперь? – не дождавшись ответа, спросила Галя. – Четыре выстрела в вашем тихом районе услышит даже глухой. Вызовет полицию. О том, что мы здесь, в курсе многие.
– Я уже понял. – Он ухмыльнулся, но пистолет не опустил. – Два замка взломаны, сигнализация отключена. Сообщения на мобильник не пришли. Это статья, дамочка, вы понимаете?
– Понимаю. – Она старалась выглядеть спокойной, старалась, чтобы голос звучал твердо и жестко, но все равно мямлила похлеще любимой сестрицы. – Но еще я понимаю, что заявлять о взломе не в ваших интересах.
– Это еще почему? – Он как будто даже не удивился.
– Здесь слишком много такого, чего быть не должно.
– Вы насчет этой девицы? – кивнул он с пониманием. – Но она жива-здорова, просто спит.
– Снотворное? Наркотики? – спросила Галя.
– Снотворное, – неожиданно признался он. И недовольно поморщился: – С ней в последнее время слишком много проблем. Щиколотка, видите ли, воспалилась, температура поднялась. Пришлось поить ее снотворным, иначе снять цепь не получалось. Думаете, зачем это снотворное? А чтобы не досаждала мне. Но она жива.
– Спасибо! – неожиданно звонким голосом крикнул Антон из-за их спин. – Спасибо, что не убил ее!
Тип ухмыльнулся, но ничего не ответил. По его взгляду было ясно, что пожалел он об этом не единожды, а сейчас жалеет особенно.
– Помимо девушки здесь целый арсенал оружия. – Она продолжала давить на него.
– И это нашли?
Вот теперь он, кажется, удивился.
– Наверняка есть засвеченные экземпляры. Например в Питере.
– Ух ты! И об этом известно?
Он осмотрел непрошеных гостей – по секунде на каждого. Будто взвешивал мысленно долю свинца, которая потребуется.
Она даже не заметила – таким стремительным было движение, – как в его руке оказалась черная металлическая трубка, которую он тут же принялся накручивать на дуло пистолета.
– Да, дамочка, вы угадали. Это глушитель, – хохотнул хозяин. – Четыре выстрела никто не услышит.
– А что потом?
Нижняя губа у нее сильно тряслась. Воображение услужливо нарисовало пейзаж с четырьмя упакованными в пластик телами, лежащими у глубокой ямы. Возле ямы человек, интенсивно орудующий лопатой и строящий планы на завтра. А ей с ее планами не дожить до утра.
– Предлагаю сделку. – Она попыталась собраться. – Вы нас отпускаете, мы молчим.
– Вы и так будете молчать. – Он равнодушно дернул плечами и опустил руку с пистолетом, на который уже закончил накручивать глушитель.
– А вы снова приметесь бегать и прятаться? У них же на вас ничего нет, кроме подозрений. Девушка жива…
– Ты первая: утомила. Болтаешь много, – перебил он со смешком.
Правая рука с зажатым в ней пистолетом начала медленно подниматься. Как в кино, честное слово. Может, ему не очень хотелось их убивать, поэтому и медлил?
Его рука успела подняться на метр, когда тело вдруг странно дернулось, замерло и резко ухнуло вниз. Прямо лицом в пол. На месте, где он только что стоял, обнаружился еще один тип. И тоже с пистолетом.
– Господи, – простонала Галя, заваливаясь боком на Сашу, – вы-то еще кто? Тоже пришли нас убить?
– Никак нет. Я не убивать, я приставлен спасать. Илья, помощник капитана Ильиной.
Парень быстро опустился на колени, завел руки упавшего Агапова за спину и сковал браслетами. Потом отфутболил пистолет с глушителем, выпавший из руки Агапова, к стене. Сделал им знак отойти подальше. И только после этого полез в карман за телефоном.
– Алло! Да, товарищ капитан, я! У меня классные новости, Мария Николаевна. Откуда? Из дома номер двадцать один по улице Скороходова. Да, продолжил наблюдение. Так точно, в нерабочее время. Есть написать объяснительную. Товарищ капитан, можно скажу? Агапов взят с поличным с оружием в руках. Да здесь целая группа. Наш Ромео, на руках у него девушка. Да-да, Алина. Что?
Он отставил телефон в сторону. Спросил:
– Жива?
– Жива, спит, – кивнула Галя.
– А вы кто?
– Я родная тетя нашего Ромео, как вы изволите выражаться. Это мой помощник и друг, – ухватилась она за Сашину руку. И затараторила: – Совершая противоправные действия, мы обнаружили похищенную Алину Яковлеву и целый склад оружия, если это вам, конечно, интересно. Пока станем писать протокол и разбираться… Вызовите уже, наконец, "Скорую"!
– Для нее? – уточнил Илья, водя пальцем по экрану.
– Да и Антону, думаю, это не помешает. Да и мне.
И она, жалко улыбнувшись, потеряла сознание.
Глава 26
– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, капитан, – обласкал ее взглядом Сергей Иванович – так он просил себя называть. – Вот влюбился в девчонку, оставил ее в живых и оказался виноват.
Этот разговор Маше надоел. Симаков не признавался, что похищение было заказным. Он пытался убедить ее, что влюбился в Алину после случайной встречи на улице. Крепко влюбился, неоднократно предпринимал попытки познакомиться. Но без успеха.
– Странно, что она этого не помнит, не так ли? – сухо удивлялась Маша.
– А ничего странного. Как раз все правильно. Как она может запомнить случайного человека, который уступил ей дорогу, очередь в кассу или просто улыбнулся на улице. – Симаков послал ей еще один нежнейший взгляд. – Я никто, пустое место, она не могла меня запомнить. Но я-то уже не мог без нее. Ни есть, ни спать, ни жить! Стал наблюдать за ней, за ее компанией. Узнал, что они посещают заведение Голикова.
– И свели с ним знакомство?
– Так точно, товарищ капитан. Я свел знакомство с Голиковым, пытаясь разузнать об этом заведении как можно больше.
– Удалось?
– А как же! Тот еще болтун.
– Потом вы проникли на территорию, где проходила игра, подсыпали сотруднику снотворное, убили актера, заняли его место и похитили девушку, когда она проходила мимо. Так?
– Не совсем.
Симаков, он же Агапов, мягким движением поправил складки тонкой рубашки, которая жутко измялась в камере и пропахла потом. Он поморщился. Неопрятности он не терпел.
– Так как было, гражданин Симаков? – Маше надоело наблюдать, как он прихорашивается.
– Я бывал в этом заведении почти каждую ночь. Просто прогуливался, отмечал слабые места. Составлял план. И он удался. С пивом вы правы, я подсыпал снотворное и просто поменял бутылки. А как еще? Я уже знал, кто что любит, кто в котором часу отлучается. Кто любил подремать на рабочем месте – тоже знал. А потом дело техники. Вы правы во всем, кроме одного. Не убивал я никакого актера, я вообще его не видел. Не трогал, не избавлялся от трупа. Так что все вопросы к Голикову. Разве это не он зачищал свою территорию?
Вот ублюдок! Маша только сжимала кулаки. Этот гад оказался таким подготовленным, таким осведомленным! Каждую минуту он ускользал из ловушек, которые она расставляла.
Насчет актера тоже был прав. Это люди Голикова по указанию шефа избавились от трупа. Обнаружили после похищения девчонки мертвое тело и, не разобравшись толком, что и как, упаковали и выбросили в реку. Доказать теперь, что он был убит, практически невозможно. Тело в таком состоянии, что установить причину смерти не удалось. Он мог умереть и от инсульта или просто спьяну упасть и разбить голову – отсюда и столько крови на полу.
Голиков плакал, трясся и клялся, что не виноват. Обвинял во всем Агапова, которого подозревал с первого дня знакомства. Просто боялся, поэтому ничего не сказал.
Но это все слова, отвечать за сокрытие улик ему все равно придется. И заведение его, скорее всего, закроется. А как еще?
Что касается Симакова, то предъявить ему можно было не так уж много. Да, похитил девчонку, держал взаперти. Но не мучил же, не пытал, не насиловал. Кормил, поил, ухаживал и просто любовался. Да, целый арсенал оружия у него имелся. Да, незаконно. Но не расстрельная же статья, командир.
И что самое поганое, ни один из этих стволов нигде не засвечен. Чистое оружие – до последнего экземпляра. И той винтовки, из которой несколько лет назад в Санкт-Петербурге произведен смертельный выстрел, не нашлось.
– Сволочь! Какая же скользкая сволочь! – рычал коллега из Питера, ознакомившись с материалами дела. – Неужели опять соскочит?
Маша только разводила руками.
Алина пока никак не реагировала на ее просьбы вспомнить какие-нибудь важные детали. В больницу к ней почти никого не пускали. Никого, кроме Антона. Да и кого пускать, если мачеха в СИЗО, отец там же, друг семьи Игорь Заботин перенес сложную операцию и тоже на больничной койке. Попытался было к ней наведаться Глеб Анатольевич Зайцев с шикарным букетом, фруктами и шоколадом, так Алина не пожелала с ним разговаривать.
Как говорил потом Маше Антон, Алина просто указала ему на дверь и сказала, что знает, на чем основан его грязный интерес. И что отец у нее был, есть и остается один-единственный. Кстати, на ее стороне экспертиза. Зайцев мямлил, уверял, что хотел только посмотреть на нее, уж больно на мать похожа. И снова Алина его разочаровала – заявила, что у нее папины глаза, волосы, а главное, характер. Именно поэтому она выжила в подвале и не сломалась.
Зайцев ушел подавленный.
На Симакова было не так уж и много. Да, по совокупности преступлений наберется лет на десять, но это все не то, не то.
Чтобы вменить ему похищение, нужно заявление от пострадавшей, а заявления пока не было. Алина на ее просьбы никак не реагировала. Молчала. Врачи не разрешали на нее давить, слишком сильным было потрясение.
Человек провел в подвале больше месяца. В полном неведении насчет своей дальнейшей судьбы. Был момент, когда она думала, что он ее убьет. Это когда ей вдруг показалось, что она беременна. Потом, когда беременность не подтвердилась, ее похититель чуть смягчился, но все равно между ними уже все было иначе.
Ее освободили, и что же она узнает? Что Светлана, к которой она всю жизнь относилась как к матери, обвиняется в убийстве. Отец тоже. Оба в следственном изоляторе ждут суда.
Как, как со всем этим справиться?
– Не давите на нее, – умолял Машу Антон. – Дайте ей время.
А времени не было. Симаков не сегодня завтра может выйти под подписку, его адвокат уже хлопочет. Считает, что преступления, в которых подзащитного подозревают, не настолько тяжкие и он вполне может жить до суда дома.
Незаконное хранение оружия – раз.
Жизнь по поддельным документам – два.
– Разве это тяжкие статьи? – возмущался этот самый адвокат в ее кабинете пару часов назад. – Полноте, капитан. Вы лучше убийц ловите и насильников. Да, оступился человек. С кем не бывает? Но он же никак не использовал оружие и документы тоже. Он просто жил.
Возразить было сложно. При счастливом обороте адвокат мог и условный срок выхлопотать для своего подзащитного.
А этого никак нельзя было допустить. Никак! Потому что Маша каждым нервом чувствовала в Симакове матерого преступника. И коллега из Санкт-Петербурга был в этом уверен. Только доказательной базы у них у обоих никакой.
– Если глубже копнуть, на нем море крови, – горячился Глеб Степанов. – Мария, ну что же делать? Надо дожимать эту девушку. Наверняка он с ней вел беседы и что-то такое говорил. Я не верю! Не верю, что он девчонку похитил под влиянием собственных каких-то симпатий.
Она тоже не верила, но только разводила руками. Дожимать Алину Маша не имела права. Врачи всерьез опасались за ее душевное здоровье.
Один доктор так прямо и спросил:
– Хотите свести ее с ума? Хотите, чтобы она отсюда отправилась прямиком в психиатрическую клинику? Тогда, капитан, у вас точно не будет никакого свидетеля.
И она сдалась. Оставила пока Алину в покое. Уповала на Антона, которому Алина могла что-то сказать. Но Антон, с которым она ежедневно созванивалась, разочаровывал.
– Мне не меньше вашего, Мария Николаевна, хочется, чтобы этот гад сел, – уверял ее Антон. – Но я за Алину боюсь. Она не спит почти. И все время держит меня за руку. Буду просить отпустить ее домой.
– Домой? Но там же никого нет. Там ей будет еще хуже.
– Нет, вы не поняли. Домой ко мне. К моему деду, к тете Гале, к маме, бабушке.
Вновь обретенная семья Антона была замечательной, это Маша поняла сразу, когда встретилась с ними. И за Антона все горой. Не побоялись даже пойти на преступление – вломиться в чужой дом, отключить в нем сигнализацию и взломать замки.
– А как еще, Мария Николаевна? – разводила руками тетка Антона, восхитительная просто в своем бунтарстве. – Его так долго не было с нами. Мы так долго любили его заочно. И теперь, когда проклятые условности сняты, когда обиды забыты, мы готовы душу за него отдать. Все! И Лильке нашей слава – такого парня воспитала. Красавец, умница, просто благородный рыцарь.
А благородный рыцарь тихо сидел в сторонке и не сводил глаз с предмета своего обожания.
Маша получила приглашение на все воскресные обеды в этой семье. Надо, в самом деле, как-нибудь вырваться к ним, и непременно с сыном Валеркой.
А пока…