– А зачем ее цапать? Она могла ее просто заманить.
– Могла. Или не могла. – Суворкин вернул пепельницу на прежнее место. – Понеслось, называется, версии растут как плесень. Понял я все. Давай, навести эту беглянку. Расспроси, проверь алиби. Не мне тебя учить, капитан.
– Так точно, товарищ полковник. – Маша вытянулась по стойке смирно у двери. – Разрешите идти?
– Ступай уже. – Он раздраженно отмахнулся и все же бросил ей в спину ядовитое: – И будь любезна, не являйся больше мне на глаза в этих портках.
Глава 11
Если он не убил ее сразу, теперь уже не убьет. Эта мысль прострелила острой болью левый висок. Плавным движением он отставил в сторону изящную кофейную чашечку. Осмотрел стол. Привычный завтрак. Нарядно накрытый стол – его личный каприз. Противны были воспоминания о перекусах на бегу. О куске хлеба в кармане, который он жевал, вылеживая часами в засаде. Еще тогда он обещал себе, что, как только отойдет от дел, станет жить нормально. Как человек, а не как хищник.
Только вот всегда в этих мечтах за столом в его доме была красивая умная женщина. И нашлась такая – красивая и достаточно умная для ее возраста. Беда была в том, что эта женщина оказалась его мишенью. Целью. Жертвой, за смерть которой ему выплатили аванс.
Нет, вернуть аванс, конечно, не проблема. Он не то чтобы нуждался, наоборот, был весьма обеспечен. Не тратил попусту, когда работал, копил. Так что с возвратом аванса проблем не было бы никаких. Проблема заключалась в другом. Вернее, сразу несколько проблем.
Первая – заказчик быстро переметнется к другому исполнителю. И тогда у девушки точно не останется шансов выжить.
Вторая – защитить в таком случае он ее не сумеет.
Он мог бы, конечно, ей все объяснить. И они сбежали бы вместе туда, где их никто и никогда не найдет. Его денег хватило бы и на это.
Но здесь появлялась следующая проблема: милая барышня не желала его видеть. Каждый раз, когда он спускался к ней в тайную комнату, которую давно на всякий случай оборудовал в подвале, она горько плакала и проклинала его. И угрожала. Или умоляла отпустить.
Как ей объяснишь, дурехе, что выживет она только рядом с ним? И только если станет его слушаться. Он вчера попытался это сделать и что? Такое началось! Она так его обзывала, такими словами ругалась. Он даже признался ей, что не ожидал от девушки из такой семьи таких ругательств. И что она на это ответила?
– Я тебя, мразь, еще не так удивлю! – И добавила: – Я тебя уничтожу, так и знай.
Почему он ее не убил? Почему не избавился сразу, когда она очутилась в его руках?
А не смог. Стал слабым, потому что расчувствовался, ощутив в своих руках обмякшее тело. Прекрасное тело, восхитительно пахнущее дорогими духами, кремом и немножко, совсем капельку – потом. У него, если честно, даже голова закружилась от такого ароматического коктейля. Стоял, как идиот, держал ее на руках и не знал, куда двигаться дальше. Первоначальный маршрут, который он разработал, предполагал, что он выберется с ней за территорию и оставит тело в овраге. Мертвое тело.
А он не смог. Желание снова и снова слышать ее запах, касаться ее талии, трогать ее грудь оказалось сильнее. Проще было избавиться от актеришки, чье место он занял. От того воняло перегаром, табаком, несвежей одеждой, а потом еще и страхом. Потом, когда понял, что это по его душу явились в тайную комнату, откуда он должен был внезапно выпрыгнуть и напугать участников.
Убить актера оказалось проще простого. Гадкий человек – это он понял, когда избавлялся от него. С девушкой оказалось намного сложнее.
Она была славной. Нежной, милой, чистой. И как бы грязно ни выражалась, ей не удавалось запачкаться.
Что же делать? Что делать теперь?
Он аккуратно сложил столовые приборы на тарелку. Отнес тарелку. Стоя у залитого дождем окна, допил кофе. Чашку тоже поставил в раковину. Снова вернулся к окну – наблюдать за непогодой.
Странное лето, очень странное. Вторую неделю холод собачий и дождь без конца. Холодный, осенний, мерзкий. Выпускные в школах прошли без размаха, скомканно. Ожидаемых торжеств не случилось.
Это конец мая с первыми числами июня опалили улицы зноем, наобещали лето. И девчули тут же поспешили оголить ноги, плечи, щеголяя в коротеньких юбочках и шортиках и поддразнивая мужское население. Детвора, вырвавшаяся из школьных классов на каникулы, визжала на улицах до глубокой ночи.
Где их родители, задавался он вопросом, прогуливаясь по темным улицам в двенадцатом часу ночи. Почему не следят за детьми? Выкрасть какого-нибудь пацана или девчонку – плюнуть сложнее. Безалаберные! У таких безалаберных беды и случаются. А потом рвут на себе волосы. Раньше, раньше надо было волноваться за чад своих.
Взять хотя бы родителей этой девицы, его объекта. Им до нее вообще не было никакого дела. Каждый занимался своим.
Он же долго наблюдал, прежде чем осуществить то, за что ему выплатили аванс.
Папашка ее, молодящийся самец-распутник, только и делал, что строил свою империю и девок трахал без разбору. То с секретаршей загуляет, то с ее подругой, то просто со случайной девкой, подвернувшейся на форуме бизнесменов города.
Мамаша, располневшая, брюзжащая особа простоватой наружности, только и делала, что за папашкой следила. Следила и ревела потом в машине у ворот собственного дома. Дура дурой. Вот зачем, скажите на милость, ей все это? Зачем было следить, если менять ничего не собираешься?
Он, честно, не мог понять их всех.
И друга папаши, Игоря Заботина, не мог понять, когда тот внезапно воспылал нежными чувствами к оплывшей некрасивой мамаше. А если не воспылал, чего тогда без конца навещал ее в отсутствие мужа?
И бывшую любовницу папаши Стеллу не мог понять, хоть и обнаружил, что та следит сразу за всеми: и за папашей, и за мамашей девушки, и за другом семьи. Ей несложно было следить: те ездили друг за другом почти гуськом.
Кто еще его удивлял?
Ах да. Подруга милой девушки, на которую он получил заказ.
Это оторва была, так оторва. Что она только не творила! Могла запросто поддеть ногой котенка, проследить за его полетом и приземлением и улыбнуться удовлетворенно. Такого даже он себе позволить не мог, а на его счету немало загубленных человеческих душ. Могла эта порочная подружка ночь напролет следить за своими братьями и даже за отцом. Зачем? Он не понимал и не хотел вдаваться. Понял для себя, что девка дрянь. И еще понял, что ее устранил бы без всяких сожалений.
Только заказ поступил не на нее, а на ее подругу, и все оказалось запутанным и сложным. Он хотел разобраться, прежде чем принять окончательное решение.
Но, кажется, он его уже принял. Даже не особо разобравшись в людях, за которыми долго наблюдал, он принял решение.
Если девочка, которая сейчас спит в его доме, останется жить, значит, должен перестать жить – кто? Правильно – заказчик. Он устранит заказчика и тем самым избавит себя и девчонку от дальнейшего преследования. Как между ними сложится дальше – неизвестно. Станет ли она сговорчивее или по-прежнему будет его ненавидеть? Вернется к прежней жизни или начнет жить по его правилам?
– Время покажет. Время покажет, – проговорил он вслух.
Вернулся к плите и принялся готовить ей завтрак. Она любила на завтрак – он точно знал – овсянку с сухофруктами и орешками. Стакан яблочного сока, прозрачного, как слеза, без мякоти. Маленькую булочку из цельнозерновой муки. Через десять минут, как все съест, – чашку горячего какао.
Он узнал о ее гастрономических пристрастиях еще до того, как девчонка поехала играть в квест и не вернулась домой. Он долго и тщательно изучал образ жизни каждого в семье. В этой дотошности был залог его успеха. Он узнал о ней многое, если не все. Научиться готовить ей завтрак, когда она поселилась у него, было делом техники. У него получалось все, кроме булочки. За ними приходилось ездить на другой конец города – в дорогую булочную, где хлеб для их семьи обычно покупала прислуга. Ничего, он привык рано вставать.
Через полчаса он понес ей завтрак. Спустился в подвал, открыл дверь тайной комнаты. Включил свет.
– Выключи, урод! – потребовала Алина, лежа к входу спиной. – Я еще сплю.
– Извини, но пора завтракать. Потом утренний туалет, велодорожка. Все, как ты любишь.
Она пружиной подскочила на кровати. Хотела спрыгнуть, но не вышло. Цепочка, которой она была пристегнута за левую щиколотку к кольцу в стене, не позволила. В ней всего было полтора метра.
Алина села, согнулась пополам, как будто у нее болел живот. Исподлобья глянула на своего тюремщика. Даже такая вот – злая, растрепанная со сна, бледная – она была невероятно милой. Он залюбовался.
– Чего уставился, урод? – спросила она уже спокойно, без злости. – Видишь, в кого ты меня превратил? Скоро я стану такой же уродиной, как ты.
Она нарочно его злила. Он уродом никогда не был, по крайней мере внешне. Он даже нравился женщинам. Она просто хочет позлить его.
– Завтракать будешь? – Он шагнул вперед. – Все, как ты любишь.
– Скажите, какая любезность, – фыркнула она.
Позволила подкатить к своим коленям небольшой стол. Не опрокинула поднос, как в первые три дня заточения. Заправила волосы за уши и набросилась на еду.
– Я так с тобой здесь разжирею, – неожиданно пожаловалась она, съев все до крошки. – Заколебал ты. И что тебе от меня нужно? Ты ведь так и не сказал.
– А ты не слушала. Ты все больше орала и дралась. – Он улыбнулся, откатил ногой столик, проверил, что все столовые приборы на месте.
– Так что? Денег от отца хочешь? Выкуп уже потребовал? Он собирается платить?
Он присел на стул у входа. Он всегда теперь так садился, когда наблюдал за ней.
– Нет, денег я не хочу. И выкуп я не требовал. Мне заранее заплатили за тебя, Алина.
– Что это значит? – Все тот же ледяной надменный взгляд в его сторону. – Что значит "заранее заплатили"?
– Мне заплатили, чтобы я тебя убил.
– Врешь! – крикнула она, не дав ему договорить. – Ты все врешь! Я тебе не верю! Кто станет за меня платить? Кому я нужна? У меня нет врагов, нет соперников. Ты просто…Ты просто чертов извращенец! Маньяк! Странно, что ты меня кормишь, кормишь и до сих пор не расчленил. Ждешь, когда я разжирею, да? Отвечай, сволочь!
Он развеселился. Даже позволил себе немного посмеяться. А она вдруг расплакалась. И он понял, что ей просто страшно, очень страшно. Она же не понимает ничего. Конечно, он для нее маньяк-похититель, ждет удобного случая или, может, полнолуния, чтобы расправиться с ней.
– Я не маньяк, Алина. – Он оборвал смех. – И расчленять тебя не собираюсь.
– Тогда зачем? Зачем все это? – Она повела руками.
– Чтобы тебя спасти.
– Господи! – заорала она истерично. И принялась в такт каждому слову подпрыгивать на кровати, больно ударяясь голыми пятками о пол. – Хватит одно и то же твердить! Просто скажи правду! Просто! Скажи! Гребаную правду, урод! Кто ты, мать твою?
– Я убийца, Алина, – просто ответил он. – Киллер. Слышала о таких? Наемный убийца. Мне платят за то, чтобы я устранял людей.
Она затихла. Села прямо. Несколько минут рассматривала его сквозь слезы. Потом вытерла лицо ладошками, пригладила растрепавшиеся волосы. Насупилась. А потом проговорила:
– Не верю.
– Почему? – Он даже немного обиделся.
– Что это за киллер такой, у которого огромный дом, завтраки, прислуга? Киллер никогда не живет на одном месте. Он шифруется, постоянно переезжает, чтобы не засекли. И уж точно не держит в доме кухарку.
Зареванная мордашка повернулась к нему. В глазах застыл вопрос. Она ждала ответ, и он начал по порядку.
– Прислуги нет, готовлю сам. Убираю и стираю тоже. В остальном ты права. Я никогда не сидел раньше на месте, постоянно переезжал.
– Что же изменилось?
– Я завязал. Отошел от дел. Перестал принимать заказы. Уехал достаточно далеко от тех мест, где прославился своим ремеслом.
– Что же случилось сейчас? Почему ты взял заказ на меня?
Она обхватила себя за голые плечи. Поправила сползшую бретельку ночной рубашки, которую он ей купил. Надо же ей в чем-то спать!
– Почему ты взял заказ на меня? – повторила Алина.
Он не стал ей объяснять, что почувствовал, когда увидел ее лицо на фотографии. И уж тем более ей незачем знать, хотя бы пока, что с ним было, когда он держал ее в руках, отключив легким ударом в шею.
Он ответил проще и понятнее:
– Люди считают, что бывших киллеров не бывает. Объяснять, почему я отошел от дел, – себе дороже. Этот заказчик меня знал и узнал.
И вот здесь умная девочка Алина, сводившая его с ума с каждым днем сильнее, возьми и скажи:
– А не проще ли было устранить человека, который тебя узнал, чем брать у него заказ? Он потом захочет еще и еще.
– Умница, – похвалил он голосом, от которого у него у самого по спине побежали мурашки. – Именно этим я и собираюсь заняться.
Он поднялся, подхватил со стула поднос и шагнул к двери.
– Через пять минут спущусь за тобой. Какао, душ, пробежка. В какой последовательности это будет – решай сама.
И толкнул дверь ногой.
– Эй, послушай! – крикнула Алина и аккуратно, чтобы не дернула за щиколотку цепь, поднялась. – Скажи мне, кто это!
– Что? – Он уже вышел из комнаты и собирался ее запереть.
– Скажи, кто меня заказал. Я тогда пойму за что.
– Нет. – Он качнул головой и захлопнул дверь. И добавил уже для себя: – Не поймешь, детка. Даже я не могу понять. Но скоро узнаю. Точно узнаю. А пока надо ждать.
Глава 12
Маша всюду опаздывала сегодня. Не услышала будильник, поднялась на полчаса позже. Значит, утренней пробежки не будет. Ладно, переживет. Она вчера вечером в спортзале так умаялась, что даже привычные к нагрузкам мышцы ныли.
Зачем так упиралась? От злости. На бывшего, на жизнь свою неказистую, на преступников всех вместе взятых, будь они неладны.
Валерка, дурачок маленький, решил похвалиться отцу, как мама за него переживает, и все рассказал. И о звонке в лагерь в неурочное время. И о планах на выходные, которые у нее вдруг да случатся.
Так и сказал в трубку, мерзавец:
– Да? Вдруг все-таки они у тебя случатся, Машка? Выходные твои неожиданные. Вдруг все же будут, а? А Валерка пускай ждет. Пускай верит. Я за всю нашу совместную жизнь так и не помню ни разу твоего выходного. А мальчишка пусть верит?..
Врал как сивый мерин, конечно. Бывали и у нее выходные. И планы у них совместные были. Правда, его планы не всегда Маше нравились, вот она и предпочитала отсыпаться дома, чем тащиться с его новыми знакомыми в какой-нибудь городишко за тридевять земель, чтобы попасть на выставку народного зодчества. На любителя, скажем так, план.
Нет, она, понятно, ничего не имела против народного зодчества. Восхищалась умельцами и все такое. Но трястись в машине пару сотен километров по раздолбанным дорогам туда, а потом обратно – увольте, это не для нее. Она за эти поездки уставала сильнее, чем за рабочую неделю с дежурствами и выездами. А еще ведь нужно было изображать интерес, восхищение. Хмуриться – ни-ни, иначе расстроится муж, который вон как здорово все устроил.
Затейник, мать его.
– Прекрати отвлекать его, Машка, – надрывался вчера в трубку бывший. – А то я тебе… Я тебе вообще запрещу с ним видеться.
Осмелел, гаденыш. Слишком осмелел. Или обнаглел без меры.
То, что Валерка живет с ним, еще не говорит, что ее лишили родительских прав. Это был их с сыном выбор. Они сели, помнится, поговорили вдвоем. И пришли к выводу, что негоже ему постоянно быть дома одному. Готовить себе самому, рубашки с брюками гладить. Мальчишка, конечно, вырос неизбалованным, трудолюбивым, но лишать его за это детства не стоило. Ему же и погонять с ребятами хочется, и в кино сходить. Вот они и решили, что лучше пока ему пожить с отцом. Вдвоем решили – без бывшего, без судей и представителей опеки. Как дальше – будет видно.
И что она теперь слышит?
– Так, умник. Слушай меня и запоминай.
Маша стиснула зубы, занялась методичным подсчетом четных чисел. Чтобы не сорваться, не наорать. Он все же Валеркин отец. И крутится там с ним, хлопочет, хочешь не хочешь. Быть слишком резкой не стоило.
Но она все равно сорвалась. Грубость, резкость, угрозы – все пошло в ход. Она же знала все слабые места его поганого бизнеса. Могла задушить его этот бизнес на раз.
– Понял меня? – закончила Маша, тяжело дыша.
– Понял, – буркнул бывший. – Я больше так не буду.
– Хороший мальчик. – Она скрипнула зубами. – И проследи, чтобы он близко к этому месту не приближался.
– Именно к этому?
– Вообще ко всем местам, где проводится квест. Это игра не для подростков.
А про себя добавила, что даже взрослым не всегда удается выбраться из нее целыми и невредимыми. Что говорить о детях.
Потом был спортзал с бешеными физическими нагрузками. Потом душ и два часа кувыркания на постели без сна. И в результате – проспала.
Опоздала на пробежку. Потом опоздала к Суворкину, он уже укатил в главк. А она хотела поделиться кое-какими соображениями. Потом опаздывала на каждый зеленый сигнал светофора, как заговоренная.
И к Стелле Ветровой опоздала.
– Что же за день сегодня такой? – ужаснулась Маша, рассматривая пломбу на двери Ветровой, которую оставили представители органов правопорядка. – И что стряслось? И где мне теперь тебя искать?
Она еще надеялась, что Ветрову просто арестовали за хищение маленького гражданина чужой страны. Явился ее муж, предъявил права на наследника, забрал его, а Ветрову арестовали или уже депортировали, чтобы судить не нашим – заграничным судом. Она же там совершила преступление.
Она надеялась, когда с силой давила кнопки сразу в трех квартирах на одной площадке с Ветровой. Искренне надеялась. Увы. Пожилая пара, живущая от Ветровой наискосок, не оставила от этих надежд ничего.
– Убили бедняжку, – с притворным сочувствием выдохнула дама с короткой стрижкой на седых волосах, кутаясь в длинный махровый халат кирпичного цвета. – Зверски убили.
– И ничего не зверски, – встрял ее супруг. Он стоял за спиной жены точно в таком же халате.
"Из какого-нибудь отеля сперли", – неприязненно подумала Маша. Правда, тут же одернула себя. То, что супруги ей с первого взгляда не пришлись по вкусу, еще ни о чем не говорит. Они могли купить эти халаты на распродаже, в конце концов.
Могли, но не купили. Вышивка слева на груди – явно реклама отеля.
– Я войду? – Она уже шагнула вперед, тесня гостиничных воришек.
– Входите, конечно, но… – Седовласая дама беспомощно оглянулась на супруга. – Не представляю, чем мы можем быть полезны.
Он дал ей бровями команду заткнуться и, шаркая, поплелся в комнату. Она пропустила Машу вперед и замкнула шествие. Опасалась, наверное, что она что-нибудь стащит на ходу из прихожей. Какую-нибудь безделушку, нагло присвоенную ими где-нибудь на отдыхе.
В гостиной они разместились треугольником: Маша – на стуле у стола, жена – у входа, муж – у двери в другую комнату, видимо, спальню.
– Любите путешествовать? – ехидно улыбнулась Маша. Полки и стены украшали фотографии в разномастных рамках.
– Да! – обрадовалась дама и принялась прогуливаться вдоль стены, как экскурсовод. – Вот это мы с мужем в Италии. Это Турция. Ой, а это Египет. Но туда больше не полетим.