Валерия Петровна много лет, с самого окончания специального факультета Педагогического института работала в интернате для слаборазвитых детей, что находится в Удельной. Интернат занимал, большой двухэтажный особняк, вокруг располагался сад, достаточно дикий и разросшийся. Свежий воздух и уединенность, полагала Валерия Петровна, как нельзя лучше способствует настроению и умственному состоянию обитателей интерната, а что совсем рядом, тут же, в Удельной, находится самая большая городская психиатрическая больница, то это можно считать простым совпадением.
Валерия Петровна преподавала детям русский язык и литературу и относилась к своей работе с большой ответственностью. Кроме того, она жалела детей и привязывалась ко многим своим ученикам. Дети тоже, в основном, относились к ней неплохо, потому что она никогда не кричала на них, не наказывала за мелкие провинности и никогда не выходила из себя. Она вообще обладала безграничным терпением, во-первых, в силу своего выдержанного характера, а во-вторых, как уже говорилось, она относилась к своей работе с большой ответственностью и считала повышение голоса на больного ребенка совершенно недопустимым.
Валерия Петровна часто читала специальную литературу и даже выписывала журнал "Детская психиатрия", где описывались новейшие методы лечения отклонений детской психики. Нельзя сказать, что Валерия Петровна полностью их принимала да и понимала-то не все – ведь она не была профессиональным психиатром. Но за долгие годы работы в интернате у нее выработалась своя концепция. Не случайно интернат устроили в таком уединенном месте – детям с ослабленным развитием нужен покой. Не нужно сравнивать их с нормальными детьми, нужно защищать их слабую психику от внешнего беспокойного мира с его нестабильностью и преступлениями.
Все шло замечательно, пока не ушла на пенсию старая директриса и не прислали новую, молодую и нахальную. То есть молодой не в меру она казалась только Валерии Петровне, которой было прилично за сорок, а директрисе Елене Сергеевне было тридцать пять – возраст вполне достаточный, чтобы взять на себя ответственность руководства интернатом.
Как выяснилось вскоре и обсуждалось в интернатских кулуарах, у Елены Сергеевны была бурная биография. Она закончила медицинский институт, по специальности детская психиатрия, после чего с мужем – корреспондентом-международником уехала в Штаты на несколько лет, стажировалась там в Калифорнийском университете, изучала психоанализ." По прошествии нескольких лет мужа перевели в Москву, а Елена Сергеевна почему-то вернулась в свой родной город Санкт-Петербург и устроилась к ним в интернат, да не кем-нибудь, а сразу директором. Как единодушно решил персонал, у новой директрисы огромная лапа и в роно, и в самом министерстве. Валерия Петровна, хоть и не принимала участия в обсуждении внешних и внутренних качеств новой начальницы, не могла не согласиться с предположениями насчет лапы.
Им, работавшим в интернате много лет, замкнувшимся в своем маленьком мирке, не дано было знать, что интернат, в сущности, доживал последние дни. Здание находилось в угрожающем состоянии, денег на ремонт взять было неоткуда. Брошенных детей с отсталым умственным развитием с годами становилось все больше, работать с ними стало все труднее. То есть педагоги и обслуживающий персонал интерната, разумеется, видели и нищету, и недостаток медикаментов, и зарплату им частенько задерживали, но такое ведь никого не удивляет в бюджетной организации. А между тем Горздрав и гороно пытались спихнуть друг на друга проблему интерната; оттого и выскочила на пенсию прежняя директриса, с трудом дождавшись положенного возраста, что не было у нее больше сил тянуть этот хомут.
В общем, вопрос закрытия интерната встал на пороге, и тут подвернулась Елена Сергеевна. Чиновники из гороно и Горздрава заразились ее энергией и жизнерадостностью и сказали в приватной беседе, что она молодая, ей и карты в руки: пусть ищет спонсоров и деньги, жизнь ста восьмидесяти детей зависит от нее.
Елена Сергеевна взялась за дело с огоньком. Она носилась по городу на своем "фольксвагене", искала спонсоров и деньги. В интернате замелькали разные люди на иномарках.
Валерии Петровне все не нравилось в новом директоре: ее громкий голос, ее слишком белозубая и слишком широкая американская улыбка, ее манера приходить на уроки в любое время без предупреждения, да еще приведет целую толпу народа, и все смотрят, детей расспрашивают, урок срывают. Дети после ухода многочисленных визитеров приходили в возбуждение, смеялись и совершенно не слушались.
Когда удавалось поймать директрису на месте, Валерия Петровна пыталась с ней разговаривать, но это было трудно.
– Дорогая моя, Валерия Петровна! – кричала директриса. – Почему мы должны все время подчеркивать то, что дети наши слаборазвитые? Почему мы должны им внушать, что они неполноценны? В Америке ни один инвалид не чувствует себя заброшенным! Они все живут полноценной жизнью – путешествуют, спортом занимаются! Ведь очень скоро для наших детей настанет время, когда они выйдут отсюда в ту самую жизнь, от которой мы их оберегаем! Что они там будут делать – вязать носочки?
Валерия Петровна прекрасно понимала, что директриса только из вежливости говорит "мы". На самом деле везде надо было ставить местоимение "вы".
На ее прямой вопрос, не считает ли Елена Сергеевна, что она, Валерия, всю жизнь неправильно воспитывала детей, директриса нисколько не смутившись, ответила, что раньше, возможно, такой метод и был правильным, но теперь жизнь изменилась, и дети должны почувствовать это в первую очередь.
Итак, Валерия Петровна Анищенко пришла домой позднее обычного, и вид у нее был несколько странный, но, как уже говорилось, некому было отметить эту ее странность. Валерия Петровна поужинала, механически перед ел ала накопившиеся мелкие хозяйственные дела, посидела немного на диване, смотря в темный экран неработающего телевизора, и рано легла спать. Весь вечер никто ее не беспокоил – телефон не звонил, и соседка не заходила ни за солью, ни за уксусом или просто так поболтать.
Но разбудил Валерию Петровну в шесть утра именно телефонный звонок. Она послушала, что говорят ей в трубку, ничего не ответила и аккуратно положила трубку на рычаг. Затем она приняла душ, выпила чашку чаю с булочкой, оделась и расчесала коротко стриженные подкрашенные рыжеватым тоном волосы, на корнях которых пробивалась уже седина. Но Валерия Петровна не обратила на это внимание, потому что причесывалась она, не глядя в зеркало. Словом, она выполнила все те процедуры, которые выполняла каждое утро, собираясь на работу.
На улице сегодня подморозило, и снежок выпал небольшой, так что Валерия Петровна не стала надевать непромокаемое пальто с капюшоном, а, достала из стенного шкафа зимнее – зеленое, с большим воротником из рыжей лисы. Мода на такие пальто прошла очень давно, но Валерия Петровна была женщиной экономной, вещи носила аккуратно, и пальто выглядело еще вполне прилично. К пальто полагался зеленый вязаный берет. Взяв сумку, Валерия Петровна подошла к столику в коридоре и сняла трубку телефонного аппарата. Глядя мимо себя в зеркало невидящими неживыми глазами, она поинтересовалась, как только ей ответил на том конце провода еще сонный по раннему времени голос:
– Это Елена Сергеевна?
– Слушаю вас, Валерия Петровна, что-то случилось?
– Нет, но мне срочно нужно с вами поговорить, – твердо ответила Валерия.
– Поговорим на работе, – удивилась директриса.
– Дело очень важное, не терпит отлагательств. Я подъеду к вам через полчаса.
– Хорошо, поговорим, а потом поедем в интернат на машине.
Елена Сергеевна послушала короткие гудки и пожала плечами. Потом она посмотрела на часы – почти полвосьмого – и скрылась в ванной комнате, чтобы привести себя в порядок.
***
Курт приехал на место накануне, обошел окрестности. Самой подходящей для работы позицией был строящейся неподалеку многоэтажный дом. Зимой, судя по всему, строительство прекратилось. Выбрав наилучшую точку для ведения огня (на самом деле, конечно, Курт рассчитывал только на один выстрел) и тщательно продумав план отхода, он поехал домой готовить оружие и амуницию.
На следующий день он встал в четыре часа утра – для его работы важнее всего было оказаться на месте первым – и выехал из дому на своей невзрачной бежевой "пятерке". Медленно проезжая по улицам Выборгской стороны, он внимательно осматривал припаркованные у обочины машины. Заметив то, что наиболее подходило для его сегодняшних целей, он отъехал на пару кварталов и, оставив свою "пятерку", вернулся пешком. Машина была выбрана им по следующим соображениям: это была довольно новая "восьмерка", стоящая без движения не одну неделю (прилично заросла снегом и льдом, хотя снегопада не было уже дней десять), причем "обута" была в хорошую, почти новую финскую резину. Открыть и завести чужую машину для профессионала не составляло никакого труда. Положив на сиденье "восьмерки" сумку со своим оборудованием, Курт поехал в Удельную. Там он поставил "восьмерку" неподалеку от выбранного им строящегося дома, пробрался через заранее помеченную им щель в заборе на стройплощадку и поднялся на седьмой этаж.
Ранним утром вокруг было совершенно безлюдно. Курт занял удобную позицию, собрал снайперскую винтовку и приготовился ждать. Выдержка у него была прекрасная, как он полагал – в немецкого папу. Главным его врагом теперь был холод. Курт оделся как можно теплее, ему не раз случалось караулить свою жертву зимой, и он знал, как трудно на холоде сохранять неподвижность.
Он внимательно осматривал двухэтажный особняк интерната, окружающую его территорию с садом и спортивной площадкой, прикидывая, где разместится охрана Бураго. Курт планировал сделать только один выстрел, после этого перебежать на противоположную сторону здания, спуститься по веревке (он заранее закрепил ее, привязав морским узлом к металлической скобе) и уехать на угнанной "восьмерке". На все должно было уйти не более трех минут.
В половине девятого возле интерната началось движение – приходили сотрудники, открывались и закрывались двери. Вился дымок из кочегарки, запахло подгорелой кашей – по этому устойчивому и неизменному запаху слепой может всегда обнаружить больницу и любое детское учреждение. Курта, лежащего на седьмом этаже, запах не достигал, но он все равно его чувствовал.
После девяти жизнь забурлила: в школе начались уроки, одну группу вывели на улицу – на занятия физкультурой. Дети с большого расстояния казались особенно маленькими и беззащитными.
Около одиннадцати начали подъезжать телевизионщики, они тянули провода, устанавливали аппаратуру. Потом из здания интерната вывели большую группу детей, выстроили их перед крыльцом – видимо, спонсоры должны были появиться с минуты на минуту. Наконец на аллее перед въездом в ворота показалась вереница дорогих машин – впереди два джипа с охраной, затем – "шестисотый" "мерседес" Аркадия Бураго, следом ехал красивый ярко раскрашенный туристический автобус – подарок фирмы, и завершал кавалькаду еще один джип.
Машины остановились, первыми выскочили охранники и заняли позиции по углам площадки. Курт лег поудобнее и дослал патрон. Теперь оставалось совсем недолго – дождаться только, когда Бураго выйдет из машины и окажется в наиболее удобной точке для хорошего точного выстрела.
На площади перед школой возникла, как понял Курт, небольшая заминка – учителя и воспитатели суетились, переговаривались, роились в некоторой неуверенности, будто что-то пошло не по плану. Одна молодая женщина время от времени вбегала в открытые двери интерната и возвращалась через пять минут, растерянно качая головой. Преподаватели еще переговорили, и от группы навстречу тяжело вылезающему из "мерседеса" Аркадию Бураго выступила коротко стриженная женщина в накинутом на плечи зеленом пальто с рыжим лисьим воротником.
Увидев Бураго, Курт замедлил дыхание, положил палец на спусковой крючок и плавно повел перекрестье прицела вслед за объектом, выбирая оптимальным момент для выстрела. Бураго шел навстречу женщине в зеленом пальто, которую Курт мысленно окрестил директрисой, – держа что-то в высоко поднятой руке – надо думать, ключи от того самого автобуса. "Директриса" же сжимала в левой руке яркую папку – какой-нибудь благодарственный адрес, которыми злоупотребляли в учреждениях еще со времен Советской власти.
Курт задержал дыхание, готовясь нажать на спуск, как вдруг случилось что-то совершенно немыслимое: эта самая немолодая "директриса" отбросила папку, выхватила из-за пазухи пистолет (Курт, разумеется, не мог разглядеть его на таком расстоянии, но что это пистолет – понял сразу) – и несколько раз в упор выстрелила в Бураго. Она разрядила бы в него всю обойму, но двое ближайших охранников, едва опомнившись от неожиданности, изрешетили ее пулями.
На площадке перед интернатом началось форменное безумие: дети метались в ужасе и кричали, Кто-то из воспитателей пытался увести их в здание школы, кто-то впал в панику не меньше учеников; охранники сгрудились вокруг шефа и понесли его к машине – впрочем, торопились они зря, потому что Курт профессиональным взглядом разглядел, что при таком расстоянии и при таком характере стрельбы ненормальная "директриса" наверняка убила Бураго на месте.
Что, черт возьми, случилось? Курт растерялся, что происходило с ним крайне редко. Заказчик обманул его, решил нанять еще одного исполнителя? Для чего это могло понадобиться? Он никогда не давал повода сомневаться в себе, всегда аккуратно и в срок выполнял все заказы. Неужели его самого, Курта, решили списать? Но почему?
Он быстро разобрал винтовку, оглядел свою позицию, убедившись, что не оставил никаких следов, ползком перебрался к месту, где была закреплена веревка, стрелой спустился вниз, внимательно оглядевшись, перебежками добрался до дырки в заборе, выбрался на улицу и пошел, не привлекая внимания, к угнанной "восьмерке". Он действовал механически, как говорят – "на автопилоте", голова же его была занята одним. Он анализировал сегодняшний инцидент и пытался понять его причину.
Женщина, застрелившая Бураго, не была профессиональным киллером, в этом Курт был стопроцентно убежден. Не говоря уже о том, что она погибла сразу после убийства объекта, – а настоящий профессионал, конечно же, подготовил бы пути отхода и не стал бы стрелять в такой безнадежной ситуации, прямо под дулами многочисленных охранников, – кроме этого, Курт узнал бы профессионала даже на таком расстоянии, с какого он видел сегодня эту тетку, – профессионал двигается с экономной и гибкой грацией хищника, а эта странная женщина шла медленной тяжелой походкой, как будто боялась расплескать что-то внутри себя. Естественно, она непрофессионал. Кто же и зачем мог нанять для такого серьезного дела любителя? Это была загадка, непосильная для Курта.
Но, как бы там ни было, ему-то не удалось в этот раз выполнить заказ. Это был удар по его профессиональной репутации. Кроме того, сегодняшнее происшествие было неожиданным, а всякая неожиданность звучала для Курта сигналом опасности.
Газета "Привет, Петербург!" от 22 декабря 1999 года:
Виталий ВИХАРД
Исследователь в области оккультных наук, эзотерический психолог, автор возрожденной уникальной техники практической магии, ясновидящий, один из сильнейших колдунов России.
Решение ваших проблем вне зависимости от расстояния и срока давности.
МАГИЯ ДЕЙСТВИЯ:
– диагностика и снятие порчи, сглаза, проклятий, венца безбрачия;
– заговор на удачу в любви и бизнесе;
– реализация конкретных целей;
– коррекция семейных отношений;
– ясновидение: просмотр ситуации с выходом на причину неудач;
– любовная остуда (отворот);
Эксклюзивная техника любовной магии: приворотные действия с одновременным устранением соперниц или соперников.
100-процентный результат гарантирован!
Во вторник Надежда добралась до дому только к девяти часам, потому что позвонила взволнованная Вероника, мама Димки, и плачущим голосом умоляла Надежду посидеть до восьми – у нее, дескать, какие-то курсы, никак нельзя пропустить, а муж обещал ей утром прийти с работы пораньше, но никак не сможет, потому что у них в фирме огромные неприятности, такое случилось, что по телефону она говорить не хочет, при встрече объяснит.
– Не беспокойтесь, дорогая, я ребенка не брошу, – вздохнула Надежда.
Все дела были переделаны, уроки выполнены, первоклассник развлекался игрой на компьютере, а Надежда от скуки занялась ужином, хоть это и не входило в ее обязанности. Но она представила, как прибежит запыхавшаяся Вероника и не будет знать за что схватиться, а муж вернется голодный и обязательно злой, раз в его фирме неприятности. А Надежда по собственному опыту знает, что в такой ситуации нужно срочно пихать мужикам еду, и как можно больше – пока жуют, они молчат. А потом, когда насытятся, то становятся сонными и добрыми и ругаться у них уже нет желания. Поэтому Надежда начистила и нажарила картошки и поставила в духовку латку с тушеным мясом, чтобы разогревалось потихоньку. А когда она не спеша нарезала овощи для салата, раздался Димкин вопль:
– Ну, круто!
– Что у тебя стряслось? – Надежда прибежала из кухни, держа нож наперевес.
– Папиного директора пришили!
– Что-что? Какого директора, откуда ты знаешь?
– Да смотрите сами. – Димка уткнулся в экран телевизора.