- Мне придется остаться, поговорить с ним.
- Тогда я тоже останусь, - быстро сказал Паша.
- Нет смысла торчать тут вдвоем. Поезжай, возьми ту книгу. После заедешь за мной, подумаем, что дальше делать.
Павел помолчал, обдумывая Верины слова, потом неохотно согласился:
- Хорошо. Но мне не хочется оставлять тебя здесь одну.
- Я не одна, - возразила Вера, - здесь полно народу: полиция, врачи, пожарные.
- Дай слово, что не будешь заходить в дом! Это опасно.
- Ни за что не пойду туда, - поежилась Вера, - обещаю!
- Тогда я поехал?
- Давай, - поторопила она, - не задерживайся.
Они скрестили взгляды, словно шпаги, каждый хотел сказать нечто важное, одновременно ожидая значимых слов от другого. Не решившись (и не дождавшись!), оба промолчали.
Скрепя сердце Павел направился к своей машине. Вера побрела к Кочетову.
Последующие два часа показались ей самыми долгими в жизни. Сначала она подробно рассказывала, почему оказалась сегодня в Больших Ковшах, когда и при каких обстоятельствах покинула деревню, кто может подтвердить факт ее нахождения вне Корчей.
Это было чистой воды формальностью, потому что никаких следов поджога специалисты отыскать не смогли, как ни пытались. Поверить в то, что несколько домов загорелись сами по себе, ни с того ни с сего, было невозможно. Но другого объяснения не находилось.
Получалось, что пожар возник во всех домах одновременно, пламя не перекинулось с одного дома на другой, как предполагали вначале. Очаги возгорания имелись, по-видимому, в каждом доме, но обнаружить их не удалось. Неисправная проводка, оставленные без присмотра утюг или чайник на плите, неполадки с печью или газовой горелкой - ничего такого не было.
Как позже сказал эксперт пожарной службы, по всему выходило, что в сгоревших домах в один миг вспыхнули стены, потолки, полы, мебель. Пламя бушевало так, словно все было пропитано бензином. Вот только ни малейших следов бензина или иного горючего вещества так и не нашли.
Самое ужасное заключалось в том, что обитатели домов - шестеро стариков - не сделали ни малейшей попытки спастись, покинуть горящие жилища! Все тела обнаружились в комнатах, на остатках кроватей, словно люди крепко спали. Старики задохнулись от дыма или были уже мертвы, когда случился пожар? Ответить на этот вопрос эксперты не сумели, слишком сильно пострадали в огне тела несчастных.
Но если они были мертвы во время пожара, значит, произошло убийство. Ведь очевидно, что шесть человек не могли скончаться разом. Кому и зачем понадобилось так жестоко расправляться с людьми, чей век и без того был недолог? Если же старики были живы, то почему все, как один, находились днем в кроватях? И почему никто не сумел встать, чтобы попытаться спасти свою жизнь?..
Подъехала еще одна машина - местное телевидение. Шустрые ребята посновали между полицейскими, пожарными и врачами, сунули микрофон под нос тому и этому, поснимали угрюмый пейзаж и унеслись вставлять сюжет в ближайший выпуск новостей.
Вера отвечала на вопросы, кто в каком доме проживал, чем занимались погибшие, не было ли чего подозрительного в последнее время, не появлялись ли в деревне незнакомые люди. Рассказывала, тщательно подбирая слова, чтобы не запутаться в своей лжи.
А что ей оставалось делать, как не врать? О том, что и ее собственное жилище горело прошлой ночью, Вера, естественно, промолчала. Да и кто поверил бы ей, глядя на чистенький, словно только что отремонтированный домик?
Та правда, которую недавно открыла для себя Вера, никому не была нужна. Начни она рассказывать обо всем, что случилось с ней в последние недели, поделись своими выводами, Кочетов в лучшем случае покрутит пальцем у виска и посоветует обратиться к психиатру. А в худшем начнет подозревать ее в совершении преступления.
Кочетова заинтересовало, почему у нее разбиты руки. Вера соврала, что заклинило дверь бани - более правдоподобную версию придумать с ходу не сумела. Мысли с трудом ворочались в измученном мозгу. Кочетов недоверчиво покосился, но промолчал. Пока.
Вера чувствовала, что держится из последних сил. Отвратительный запах - запах смерти и разрушения, нудные вопросы, собственная неуклюжая ложь, необходимость контролировать каждое слово, издерганные нервы, неопределенность будущего, страх, горе перенесенных утрат - все это давило нестерпимой тяжестью. Голова раскалывалась, тело ныло. К тому же Веру все сильнее одолевала усталость. Невыносимо клонило в сон. Кочетов заметил ее состояние и сочувственно спросил:
- Вера Владимировна, вам плохо?
- Ничего, все в порядке, - прошелестела она.
Из руин дома Марии Сергеевны, возле которого они стояли, вынесли носилки. На них - прикрытые чем-то останки хозяев. Это стало последней каплей. Перед глазами поплыло, уши заложило, как в самолете, Вера почувствовала, что куда-то падает, и потеряла сознание.
Очнулась она, когда ее бережно несли. Гарью уже не пахло. Вера плавно покачивалась, как на волнах, и чей-то голос говорил:
- Осторожнее!
- Это ее дом? - спросила женщина.
- Ее, - ответил Кочетов, - вон там, похоже, спальня.
Вера распахнула глаза и увидела коридор толмачевского дома. Пошевелила было рукой, но та не поднялась, как будто весила неимоверно много.
Тем временем Веру бережно опустили на кровать.
- Что со мной? - шепотом спросила она.
- Очнулись? - Над ней склонилась миловидная женщина в белом халате. - Вот и славно. Ничего страшного. Обычный обморок. Давление скакнуло. Шутка ли - такого насмотрелись. Поспите, отдохнете, и все пройдет.
- Я не хочу спать, - запротестовала Вера и попыталась встать.
Докторша успокаивающе похлопала ее по плечу и уложила обратно на подушку.
- Обязательно нужно полежать! Я сделала вам укол, ничего особенного - успокоительное и снотворное. Поспите и почувствуете себя гораздо лучше! - Она улыбалась доброжелательно, но отстраненно. Кто она Вере и кто ей Вера?
- Снотворное, - с ужасом выговорила девушка. - Мне нельзя здесь оставаться! Я должна уйти! Пожалуйста!
Ее никто не слушал. У всех было полно своих дел. И потом, они же оказали помощь упавшей в обморок девице, уложили почивать в кроватку - разве нет? Кочетов, докторша и еще какие-то люди вышли из комнаты, негромко переговариваясь, и вскоре покинули ее дом. О Верином существовании они почти позабыли.
Вера осталась одна в наступившей оглушительной тишине. Сил не было даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы подняться с постели. Что вколола ей эта ласковая истязательница? Веки слипались, руки и ноги одеревенели и больше не слушались, тело налилось ватной сонной тяжестью. Думать ни о чем не хотелось, сознание меркло, перед глазами покачивалась мутная пелена. Зато прошел страх, проблемы отступили, отодвинулись на задний план.
Вера засыпала и уже ничего не могла с этим поделать.
Глава 20
Доехав до города без приключений, почти возле самой библиотеки Павел наглухо застрял в огромной пробке. По слухам, где-то впереди произошла крупная авария, вроде бы с человеческими жертвами, и надежды, что пробка скоро рассосется, было мало.
Паша плавился от жары и вполголоса матерился. Вера уже почти час одна в Корчах. Он звонил, хотел узнать, как она там. Однако механический голос уведомил, что абонент временно недоступен. Что случилось - кончилась зарядка или в Корчах плохая связь? Помнится, Вера жаловалась, что сотовый плохо ловит. Чем больше он размышлял о происходящем, тем отчетливее понимал: события стремительно движутся к развязке. Что-то должно случиться совсем скоро. Он злился на себя: о чем думал, когда оставлял Веру одну? Пусть бы выехали позднее на пару часов! Теперь сиди тут сиднем, сходи с ума от беспокойства.
Пашина "девятка" была в крайнем правом ряду. Поток машин медленно продвигался, и впереди замаячил крупный супермаркет. Павел решил оставить машину на стоянке и отправиться пешком - здесь уже недалеко. В любом случае это будет быстрее.
Вскоре он уже влетел в прохладный гулкий холл. Отдел редких книг и рукописей располагался в отдельно стоящем здании. Паша всегда любил бывать тут, даже студентом никогда не отлынивал от посещения библиотеки. Ему нравилась торжественная тишина читальных залов, длинные ряды каталогов, особый библиотечный запах и сама строгая, сосредоточенная атмосфера познания. Он любил вчитываться в рукописи, выискивать в книгах крупицы полезной информации, выписывать заинтересовавшие его мысли и факты. Пашу восхищала мощь накопленных человечеством за долгие века знаний, и он втайне надеялся когда-нибудь внести свой скромный вклад в эту копилку.
Уладив формальности на входе, Паша поспешно поднялся по лестнице и оказался в небольшой комнатке, где выдавали литературу.
- Добрый день, Марина Геннадьевна! - поздоровался он.
- Добрый, Пашенька, добрый! - радушно заулыбалась невысокая, совершенно седая дама в старомодном платье с кружевным белым воротничком. Ее тонкие пальцы были обильно украшены массивными серебряными кольцами с разноцветными камнями.
Выдавая Паше книгу, Марина Геннадьевна в который раз думала, какой перед ней положительный молодой человек, как он увлечен своей работой. Умный, перспективный, вежливый. И очень симпатичный. Она постоянно рассказывала о нем внучке Леночке, прочно застрявшей в старых девах.
"Вот бы познакомить их, - мечтательно вздохнула библиотекарша. - Какой был бы замечательный муж!"
Марина Геннадьевна представила молодого красавца историка рядом с обожаемой, но такой невзрачной плоскогрудой очкастенькой Леночкой и снова тихонько вздохнула.
Но Паше не было дела ни до горестей заневестившейся Леночки, ни до тайных матримониальных планов ее бабки. Он уселся у занавешенного плотными шторами окна, включил настольную лампу и углубился в изучение трактата. В книге было около двухсот страниц, но объемы произведений никогда не пугали Пашу. Он умел просматривать текст быстро, охватывая взглядом весь разворот целиком и безошибочно вычленяя суть.
Первые несколько глав неизвестный автор посвятил философским размышлениям о том, какую роль играет Сатана в человеческой жизни, как искушает людей и как опасно для наших душ предаваться страстям и забывать Господа. Трактат изобиловал многочисленными примерами жутких мучений, которым подвергались жертвы одержимости и их близкие. Павел перевернул несколько страниц. Пока ничего нового он для себя не открыл.
Наконец в одной из глав автор подробно описывал признаки, по которым можно опознать одержимого, рассказывал, как именно лукавый исподволь овладевает душой человека, незаметно пробираясь потайными тропами. Автор утверждал, что легче всего бесу одолеть человека, когда тот пьян, предается блуду или попросту спит. В такие моменты он слаб, открыт и безволен. А ведь Вера жаловалась, что ее в последнее время постоянно клонит в сон и этому невозможно сопротивляться! Выходит, неспроста.
Спустя примерно час трактат был практически прочитан, а Паше так и не удалось понять, что же настолько заинтересовало в этом сочинении корчинского священника. Зря время потратил, сетовал Паша, но многолетняя привычка всегда дочитывать книги до конца взяла верх.
Стоп! Кажется, вот оно, кольнуло Павла. В предпоследней главе автор текста перечислял, кто из людей подвергается наибольшей опасности стать одержимым. Так называемая группа риска. Утверждалось, что одержимость - это не болезнь, заразиться ею от одного лишь совместного времяпрепровождения или нахождения поблизости невозможно. А вот по наследству получить - запросто.
Павел вчитывался в каждое слово. По мнению автора, в редких случаях, когда человек сам призывает беса, вступает с ним в сговор и умирает прежде, чем произошло изгнание, инфернальная сущность переселяется в кого-то из его близких. Это может произойти сразу же или через многие годы: по-видимому, понятие времени для людей и демонических сущностей различается. Все же прочие представители "проклятого" рода "мучимы бывают скорбями и болезнями душевными и телесными" и "находят смерть тяжкую, необъяснимую", словом, неестественную.
Паша на мгновение прикрыл глаза. Он был уверен, что нашел строки, которые так сильно потрясли священника. Тот, видимо, усмотрел в них судьбу семейства Толмачевых, предполагая, что со смертью Елизаветы ничего не закончится. И был абсолютно прав: ее несчастные потомки жили, претерпевая всевозможные страдания, лишаясь рассудка, и умирали при необъяснимых и жутких обстоятельствах. Платя непомерную цену за несчастную любовь Лизы и ее безумную жажду мести.
Если верить трактату, изгнать терзающего целый род беса возможно одним-единственным способом: обратившись к священнику-экзорцисту. Иного способа не существует, а самостоятельные попытки избавления могут привести к еще более тяжким последствиям.
Павел утвердился в мысли, что помочь Вере сможет только специалист. Дилетантские обряды и вмешательство обычных священнослужителей могут только усугубить ситуацию. Действовать надо быстро, возможно, счет идет на минуты, рассиживаться некогда. Веру как можно скорее следует отвезти в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру!
Паша поспешно вскочил из-за стола. Стул отозвался неприятным громким скрежетом. Сидевшие рядом книгочеи недоуменно подняли головы от лежащих перед ними рукописей и тут же уткнули носы обратно. Павел подлетел к Марине Геннадьевне, сунул ей в руки трактат, наспех попрощался и умчался прочь.
Отыскав свою "девятку" на стоянке возле супермаркета, он открыл дверцу и забрался внутрь. В салоне было так жарко, что захотелось сразу же вылезти обратно на улицу, Паша поспешно открыл настежь все окна, чтобы не задохнуться. Двигатель завелся без капризов, и автомобиль на предельно допустимой скорости понесся назад, в Корчи.
"При хорошем раскладе, - рассуждал Паша, - минут через сорок буду на месте. Конечно, Вера там уже больше трех часов, но будем надеяться, с ней ничего не случилось. Дай бог, чтобы пожарные, врачи, полиция оставались в деревне как можно дольше".
Даже если допрос - или как это называется - закончился, Вера не останется одна. Сядет где-нибудь в сторонке и спокойно дождется его приезда, как договаривались, убеждал себя Паша, стараясь не давать воли гнетущему беспокойству. Нужно сосредоточиться на дороге, не хватало попасть в аварию. Он включил магнитолу и сделал звук громче.
До поворота на Корчи оставалось не больше сотни метров, когда "девятка" неожиданно заглохла, хотя бензина было достаточно. Чего-то в этом роде Павел в глубине души и ожидал, поэтому не стал терять время на попытки разобраться, что случилось. Был уверен: с машиной все в порядке, это оно не пускает, а не поломка карбюратора или другой таинственной детали в железных кишках автомобиля.
Раз так - придется бросить машину у обочины и идти пешком. Ничего, здесь близко - Вера чуть ли не каждый день туда и обратно ходила. Паша выбрался из машины, запер ее, сунул ключи в карман и поспешно зашагал в Корчи. Главное - вытащить оттуда Веру, а с машиной после разберется. Того, что кто-то захочет угнать ее, не боялся - невелика ценность. Старушка еле ездит.
Паша прибавил ходу, побежал, и "девятка" вскоре исчезла из виду. Несмотря на то что день клонился к вечеру, жара не спадала. Рубашка прилипла к спине, заныла правая лодыжка - он недавно потянул ее. Хорошо хоть сандалии надел, туфлями бы точно натер ноги до костей.
Пока бежал - об опасности не думалось. И о том, что делать, если Веры, да и вообще никого, в Корчах не окажется, размышлять было некогда. Проскочив очередной поворот, Павел оказался на месте. Дорога вышла короче, чем он ожидал. Вид на деревню еще не открылся, но Паша уже знал, кожей чувствовал, что в Корчах пусто. Было тихо - и тишина пугала. Он инстинктивно замедлил шаг, чуть не на цыпочках подбираясь к выгоревшей деревне. Ни пожарных, ни "Скорой помощи", ни полиции. Безлюдно, безмолвно, устрашающе.
Павел остановился. Предзакатное солнце с бесстыдным равнодушием освещало обгоревшие остовы домов, почерневшие заборы, изъезженную, израненную колесами многочисленных автомобилей дорогу. Посреди всей этой разрухи, словно единственный уцелевший зуб во рту, торчал толмачевский дом. Белый, пугающе аккуратный, издевательски целехонький.
Павла пробрала дрожь, он почувствовал, как по влажной от пота спине ползут мурашки. Он был один - наедине непонятно с чем.
"А ведь я боюсь до чертиков".
Совсем как в детстве, когда снился кошмар. Проснешься - и страшишься повернуться на другой бок, боязно неловким движением разбудить дремлющих под кроватью монстров.
Душный страх скручивал узлом внутренности, не давал оглянуться, мешал дышать, парализовывал волю. Развернуться и уйти - мелькнула предательская мысль. Прислушаться к внутреннему голосу, который вопит: беги отсюда куда подальше!
Его ли это дело? Если разобраться, кто такая Вера? Чужая, незнакомая девушка. Он видел ее всего три раза в жизни! Она, бесспорно, красивая, интересная, обаятельная. Честно говоря, Вера ему нравилась, но до любви или хотя бы влюбленности еще далеко - никакого пресловутого притяжения, электричества, химии. Вероятно, у них мог бы завязаться роман, однако сейчас, на этом этапе, их ничего не связывает. Стоит ли рисковать ради нее?
Но дело было не в возможном романе и даже не в этой девушке. Пашу съедал научный интерес к происходящему. Но главное - толкала вперед обычная человеческая порядочность. Его, слава богу, хорошо воспитали. Научили не бросать в беде, не предавать, не обманывать доверившихся. А Вера ему доверилась.
Павел стоял и мучился. Порядочность выступала против мощного инстинкта самосохранения.
А может быть, Веры здесь нет? Что в этом странного? Зачем ей оставаться одной в Корчах? Скорее всего, уехала вместе с полицией. Наверное, им понадобилось опросить ее в отделении или опознать кого-то. Мало ли, какая причина! Здесь ее нет, это очевидно. Надо уходить отсюда, найти Веру в Больших Ковшах.
Несколько шагов назад, и все закончится. Уволиться из школы, как давно собирался. Переехать окончательно в город. Забрать отсюда мать: хватит ей, пенсионерке, работать. Матери давно предлагали продать дом, сулили неплохие деньги, уж на приличную однушку в городе точно хватит. Может, пришла пора согласиться?
А если Вера все же здесь и ей нужна помощь?
Паша перевел дыхание, сделал шаг вперед.
- Вера! - громко позвал он. - Вера!
И медленно двинулся в глубь разоренной деревни.
Глава 21
Паша еще сидел в библиотеке, когда Вера открыла глаза в толмачевском доме. Сон слетел сразу, как панама на ветру, словно она и не спала вовсе. Это была уже несколько подзабытая за последние недели бодрость. Девушка успела привыкнуть к усталости и полудреме, которые с некоторых пор владели ею. А теперь все - выспалась. Может, чудодейственный укол подействовал?
Интересно, сколько же она проспала? Видимо, долго. Сейчас уже ночь: за окном непроглядная темень. Именно непроглядная, а к тому же еще и беззвучная. Глухая.
"Ну, конечно, - мелькнула тоскливая мысль, - откуда взяться звуку и изображению, если во всей деревне только я одна и подаю признаки жизни?"