Отмеченная судьбой - Альбина Нури 4 стр.


- Да ничего, конечно! - засуетилась тетя Соня, не поднимая глаз, и зачем-то принялась перекладывать продукты на прилавке.

- А, - осенило Веру, - вы знаете, о каком доме речь? И там кто-то живет, да? Претендует на наследство? В этом все дело?

- Я знаю, что это за дом, - подтвердила продавщица. Губы ее поджались, меж бровей пролегла глубокая складка. - Но вы ошибаетесь, там никто не живет. Пойдемте, покажу, куда идти.

- Вы меня проводите? - удивилась Вера.

- Нет, у меня же магазин, надолго не бросишь, - покачала головой тетя Соня, вышла из-за прилавка и пояснила на ходу: - Просто покажу дорогу.

Она повесила картонную табличку "Перерыв" и заперла дверь. Женщины вышли на улицу и направились мимо автобусной остановки к окраине поселка. Здесь, недалеко от въезда в Большие Ковши, влево уходил проселок.

- Вот, вам сюда.

- Нормальная дорога, идти можно, - бодро отозвалась Вера. - Вон там, на холме, дома стоят - это и есть Корчи?

Тетя Соня утвердительно кивнула:

- Теперь доберетесь. Пойду, а то вдруг кто зайдет.

- Спасибо вам огромное, - сказала Вера, - проводили, показали… Не знаю, как вас благодарить!

- Ой, да ладно, что вы! - Женщина повернулась и заспешила прочь.

- До свидания, - крикнула вдогонку Вера.

- Всего хорошего. - Тетя Соня улыбнулась через плечо.

Вера поудобнее перехватила сумки и двинулась по дороге.

Глава 5

Лето в этом году началось в среду. И впервые Вера встречала его в самой настоящей деревне. Раньше она никогда не задумывалась о том, что всего в полутора часах езды от города встречаются такие места, как Корчи. Не то чтобы сюда не дошли блага цивилизации: свет и вода в доме были. Даже старенький телевизор имелся.

Иной, словно вырванной из времени, была сама атмосфера. Ощущение затерянности, невозможность выбраться из деревни иначе как пешком, удобства на улице, отсутствие привычного слуху многоголосья большого города: автомобильных гудков, шороха шин, громких разговоров, музыки, обрывков рекламных слоганов, телефонных мелодий. Кстати, телефон ловил не везде, только в определенных точках.

Вера жила в Корчах уже четыре дня. Здесь оказалось всего шесть домов, включая полученный ею в наследство. Раньше это была большая деревня, но сейчас вся жизнь протекала возле основной трассы, в Больших Ковшах. А здесь, в этом "аппендиксе", доживали свой век деды да бабки, которым никуда не хотелось ехать. Или некуда было.

Этакое стариковское царство.

Раз в неделю, по понедельникам, в Корчи приезжал продуктовый автобус, который привозил чай, сахар, соль, макароны и еще что-то. Можно под заказ. Плюс каждый месяц доставляли пенсию. Овощи, фрукты, ягоды росли в саду-огороде, грибы - в лесу. В одном доме держали коз, в другом - корову, во всех без исключения - кур. За хозяйственными надобностями, а также в аптеку или больницу старики шли пешком до Больших Ковшей, поскольку автомобиля ни у кого не имелось.

На одинокую девушку, которая забрела в Корчи под вечер субботы, вышли поглазеть все местные жители. Событие нерядовое, но, как позже поняла Вера, дело было не только в том, что гости редко сюда захаживали.

Имена соседей она скоро узнала. А в тот момент тетка Татьяна (как она сама представилась) с мужем Федором Степановичем, Маруся, дед Николай Семенович Емельянов (можно просто Семеныч) с женой Марией Сергеевной, бывшая учительница Ирина Матвеевна и братья Михаил и Кирилл Козловы - итого восемь человек - виделись ей просто пестрой кучкой стариков.

- Эт-та кто ж к нам пожаловал? - без обиняков поинтересовался Семеныч. - Заблудилась, что ли?

- Здравствуйте, - со всеми разом поздоровалась Вера. - Наверное, не заблудилась. Это ведь Корчи?

- Они самые, - подтвердил все тот же Семеныч. Остальные молчали.

- А где здесь дом номер четыре по улице Залесной, не подскажете?

Кто-то из стариков тихо ахнул, Михаил, старший из братьев Козловых, высокий и бровастый, отвернулся и сплюнул. Маруся перекрестилась и уставилась на Веру. Пауза затянулась.

- Я не понимаю… - заговорила было Вера.

Но тут вмешалась Ирина Матвеевна, интеллигентного вида пожилая дама в очках с золотистыми дужками. На ней единственной были не калоши или войлочные тапочки, а туфли без каблуков из мягкой коричневой кожи.

- Улица здесь теперь всего одна, а четвертый дом - вон он, - негромко ответила она.

Из толпы высунулась тетка Татьяна, женщина лет шестидесяти. У нее была своеобразная внешность: коротенькое и толстенькое, почти квадратное, тело и маленькая головка с узким личиком. Будто взяли две детальки из детского конструктора да и соединили вместе, не заботясь о пропорциях. Быстрые глазки, сильно выдающиеся вперед нос и рот придавали ей сходство с любопытной крольчихой.

- И надолго сюда? С вещичками-то?

- Пока не знаю.

- Вы кто Толмачевым будете? - продолжала допрос тетка Татьяна.

- Кому? - не поняла Вера. И тут же сообразила, что Толмачев - это фамилия отца. - Я дочь Владимира Толмачева, а мой дед - Игорь Толмачев. Папа давно уже умер, а дед - примерно четыре года назад. Ни его, ни бабушку я никогда не видела. Мне письмо пришло, что я единственная наследница этого дома, вот и приехала взглянуть, - принялась объяснять Вера.

Все настороженно слушали. Напряжение передалось и Вере, хотя она не могла уловить его природу. Снова эта необычная реакция на слова о наследстве!

- Может, поживу пока здесь, - неуверенно закончила она.

- Ну-ну. Вот, значит, оно как, - кивнула тетка Татьяна.

- Беда таперича будет, беда, - вдруг громко заголосила сухонькая старушка в клетчатом платке, низко надвинутом на лоб, смешно выговаривая "бяда" и "таперича".

"Сумасшедшая!" - решила поначалу Вера, но наткнулась на взгляд старухи и поняла, что поторопилась с выводом. Изо рта кликуши размеренно неслись горестные рулады, при этом выцветшие глаза, в которых светился ясный ум, цепко, с инквизиторской холодностью всматривались в лицо Веры.

- Возвернулася - теперь уж никуда не денисси, никому не жить тута! Окаянная ты, окаянная. Были нам знаки! Все видали - не все верили-и-и!

- Машка, что ты как на похоронах! - цыкнул на жену Семеныч. - Но вообще, да. Не к добру.

Все заговорили разом. Вера не могла ничего разобрать и растерянно вертела головой, пытаясь понять смысл происходящего.

- Хватит вам! Совсем запугали девушку! Пусть осмотрится, поживет. Может, и уедет, что ей с нами, стариками, делать? - зычным учительским голосом возвестила Ирина Матвеевна. - А вы, милая… Как вас, кстати, зовут?

Вера назвалась.

- Вы, Верочка, не обращайте внимания. Мы живем обособленно, своим мирком. Люди здесь не злые, сами увидите. Не сердитесь, пойдемте, я провожу.

Они с Ириной Матвеевной пошли, наконец, к дому. Пожилая учительница сразу понравилась Вере. Бывает иногда, что человек, которого видишь впервые в жизни, кажется близким и давно знакомым.

Дом, полученный в наследство, оказался совсем не таким, как боялась Вера. Она ожидала увидеть почерневшую от времени ветхую, полуразвалившуюся деревянную лачугу, покосившийся забор, заросший сад - брошенный, неухоженный клочок земли. Дед умер несколько лет назад, бабушка, по всей видимости, и того раньше, так что за домом некому было присматривать. А может, они тут вообще не жили. Вера ведь ничего о них не знала.

Ирина Матвеевна оставила Веру любоваться своим имуществом, а сама отправилась домой. "Ваш дед оставил мне ключи, когда уезжал", - пояснила она. Дом стоял особняком. Единственный на четной стороне улицы. Все остальные вытянулись немногочисленным строем напротив. Одноэтажный, с прочной на вид дверью и тремя глядевшими на улицу окнами, он был выстроен вопреки Вериным ожиданиям из белого кирпича.

За домом виднелась баня, небольшая и тоже кирпичная. Деревянный забор, который опоясывал участок, почти везде был целый, ровный, с аккуратной калиткой. Пройдя по периметру участка, Вера лишь в одном месте, возле яблони, увидела разрыв: в открывшемся провале на земле валялись гнилые черные доски. К крыльцу от калитки вела дорожка, выложенная плоскими каменными плитками, сквозь которые упорно пробивалась трава. Все выглядело добротным и обжитым. Обитаемым. И только большой сад был запущенным, заросшим травой и кустами.

Подошла Ирина Матвеевна с ключами на железном колечке.

- Заходите, Верочка, не стесняйтесь. Калитка не заперта, - улыбнулась она, - толкайте сильнее.

Они прошли по короткой дорожке к дому. Ключ повернулся в двери легко и без усилий, словно замок недавно смазали. Женщины попали в пустые сени - ни мусора, ни пыли, ни старой обуви. Деревянные крашеные полы и стены, лестница на чердак, небольшое окошко во двор. Идеальная чистота и пустота.

Дверь в жилую часть дома открывалась другим ключом из связки. Вера вошла в темное помещение. Ирина Матвеевна протянула руку из сеней, нашарила слева выключатель. Свет вспыхнул, осветив коридорчик с пятью дверями: одна напротив, две с правой стороны, две - с левой.

За крайней левой дверью оказалась кухня, за остальными - комнаты. Рядом с кухней - просторная гостиная, "зала", пояснила Ирина Матвеевна. Остальные комнаты оказались практически одинаковыми по размеру, небольшими, в каждой - по одному окошку. Мебели почти не было, только в комнате напротив - кровать, тумбочка и шифоньер, в "зале" - низкий столик с телевизором и диван, в кухне - обеденный стол и три стула, несколько шкафчиков, рабочий стол для готовки, плита, маленький допотопный холодильник да белая раковина.

В коридорчике висело большое овальное зеркало.

- Ирина Матвеевна, я смотрю, на кухне кран. В доме есть вода?

- Да, Верочка. На участке собственная скважина, ваш дед провел воду прямо в дом и баню. Очень удобно! Он был строителем. Вы, наверное, знаете.

Вера ничего про деда не знала. Равно как и про бабушку, и про отца. Она неопределенно промычала что-то в ответ и стала осматриваться дальше.

- Ирина Матвеевна, это вы приглядывали за домом?

- Простите? - не поняла та.

- Здесь очень ухоженно, - пояснила Вера. - В заброшенных домах всюду паутина, грязь, а здесь и окна чистые, и полы. Это вы прибрались?

- Нет, Верочка. Сюда никто не заходил последние семнадцать лет, почти с самой смерти Валентины Андреевны, вашей бабушки. Чудесная была женщина, мы с ней дружили.

Вера недоверчиво уставилась на Ирину Матвеевну.

- Вы серьезно? Семнадцать лет? Но это невозможно!

Пожилая женщина, не переступая порога, стояла в сенях и смотрела на Веру. Ей показалось, соседка хотела что-то сказать. Но передумала.

- Вы устраивайтесь, Верочка. У вас есть что покушать? Если нет, приходите ко мне на ужин. И вообще приходите. Я живу в коричневом доме с зеленой крышей. Не буду вам мешать. - И она быстро ретировалась, словно опасаясь расспросов.

Вера осталась одна. Остаток дня прошел в домашних хлопотах: она умылась, разобрала сумку и пакеты, повесила вещи в шкаф в комнате напротив, которую решила сделать спальней. Прошлась по всему дому, заглядывая в каждый угол.

Зашла в баню, решив спросить попозже у Ирины Матвеевны, как ее топить. Там тоже было свежо и чистенько, готово к помывке или стирке. Ковши, тазики, даже пара веников на веревке под потолком. Чудеса, да и только.

Вера на скорую руку приготовила себе ужин. Благо посуда нашлась, в том числе кастрюли, сковородки, чайник. Все, разумеется, кристальной чистоты. Вода из крана текла не ржавая, прозрачная, хотя и тонкой струйкой.

Завтра надо в магазин сходить, решила Вера. Помыла посуду и аккуратно придвинула стул к столу.

Ужасно хотелось спать: день выдался невероятно длинный, нервный, трудный. Она настолько устала, что даже о Марате не думалось. Застелив кровать постельным бельем в яркую разноцветную клетку, Вера с наслаждением потянулась всем телом и подумала: "На новом месте приснись жених невесте". Грустно усмехнулась и заснула, прежде чем усмешка сошла с губ.

Глава 6

Следующие дни пролетели незаметно. Самым ярким впечатлением воскресенья стала баня. По совету Ирины Матвеевны Вера купила дрова у братьев Козловых, которые обеспечивали ими всю деревню, и обратилась за помощью к Семенычу. Он охотно показал, как топить баню, где включить воду и прочие премудрости. Правда, Вера заметила, что соседу не терпится поскорее уйти с территории ее участка. Но, возможно, это ей только показалось.

Жена Семеныча Мария Сергеевна больше не вещала дурным голосом и без платка показалась Вере моложе, чем накануне вечером. У нее был высокий лоб и патрицианский нос, что придавало старухе смутное сходство с Анной Ахматовой. Мария Сергеевна пытливо ощупывала Веру внимательным взором, но, встречая ответный взгляд, всякий раз отворачивалась. А в целом Емельянова вела себя совершенно нормально. Даже поинтересовалась, как "соседушка" спала на новом месте.

Намылась Вера славно. Пошла, когда было не слишком жарко, и просидела в бане с перерывами часа два. Смывала с себя городскую и дорожную грязь, а вместе с ней выпаривала застарелые обиды, переживания, страхи, ревность. К тому же подкрасила корни волос и сделала маску из голубой глины. После бани она чувствовала себя новой, свободной и прекрасной женщиной, у которой все впереди. Это не душ за пятнадцать минут принять: так и чувствуешь, что каждая клеточка задышала.

В Ковши Вера в первые дни так и не выбралась, решила дождаться продуктового автобуса. Из еды оставался хлеб и пакетный суп, вдобавок она купила у Ирины Матвеевны яиц. К тому же вечером соседка пригласила Веру к себе на чай с пирогами.

Пироги были отменные, чай душистый, собеседница замечательная. За разговором Вера заочно познакомилась со всеми жителями Корчей. Узнала, что у тетки Татьяны и Федора Степановича, которые жили в первом доме на въезде в Корчи, детей не было. Федор Степанович был старше жены на десять лет, привез Татьяну откуда-то из-под Самары. Всю жизнь они проработали на молокозаводе в Больших Ковшах. Федор Степанович больше сорока лет трудился шофером и ушел на пенсию только из-за нарастающих проблем со зрением. До сих пор во дворе их дома стоит проржавленная "буханка", списанная с баланса и подаренная руководством.

- Когда крепко выпьет, - рассказывала Ирина Матвеевна, - Федор обычно садится за руль и плачет. Потом засыпает там же, в машине, и жена, кряхтя и чертыхаясь, тащит его домой, сонного и жалкого.

Колоритная чета Емельяновых жила в самом центре Корчей, между домами Маруси и Ирины Матвеевны. Дом у них самый большой и самый неопрятный, потому что Мария Сергеевна все делает исключительно в охотку, в том числе и занимается хозяйством. Она, как выразилась Ирина Матвеевна, женщина импульсивная. ("Оно и видно", - заметила про себя Вера.) А поскольку желание наводить чистоту возникает у Емельяновой от силы пару раз в год, то и вид у дома соответствующий. Во дворе вечно валяются дырявые ведра и тазы, громоздятся кучи мусора и ботвы, забор и сам дом не красили уже лет пятнадцать, одна ставня почти отвалилась и кособоко висит на ржавой петле.

Зато огород, вечная страсть Марии Сергеевны, в образцовом порядке, как ни у кого другого. Помидоры и огурцы всегда самые крупные и вкусные, редиска и морковка - одна к одной, на зависть, картошка, тыква и яблоки - круглобокие и ровные. Детей у Емельяновых родилось целых пятеро, но двое сыновей умерли молодыми, третий безвылазно сидит в тюрьме. Старшая дочь живет в Казани, младшая - в Москве. Детей ни у той, ни у другой нет, родителей дочери навещают редко. Так что, произведя на свет пятерых детей, ни одного внука старики так и не дождались. Да уже и не дождутся, и это было предметом постоянных сетований Семеныча.

Зато у Маруси обратная ситуация: единственная дочь, Анна, которая с мужем жила в Больших Ковшах, оказалась плодовита, как крольчиха. У Маруси шестеро внуков и один правнук. Дочь и внуки часто наведывались сюда, Анна постоянно звала мать переехать к ней в Ковши, но та, несмотря на мягкость характера, неизменно отказывалась.

Никто никогда не звал Марусю по имени-отчеству, хотя ей было уже далеко за семьдесят, как и Ирине Матвеевне. Всю жизнь Маруся проработала в районной поликлинике медсестрой, а ее муж, Петр Никитич, был врачом, которого до сих пор во всей округе вспоминали с любовью и уважением. Он умер давно и прямо как чеховский доктор Дымов: приехал по вызову в одну из дальних деревень, спас задыхающегося от скарлатины ребенка, заразился сам и вскоре скончался. Маруся, которая боготворила и обожала мужа, так до конца и не смирилась с его смертью. В ее доме рядом с иконами висела большая фотография супруга, на стуле - пиджак, в котором Петр Никитич ездил на работу, и говорила она о муже в настоящем времени.

Братья Козловы жили на окраине Корчей, в добротном большом доме. Были они похожи друг на друга, немногословны и основательны. Раньше Козловы жили с женами и детьми - у того и другого было по сыну. Но лет семь назад умерла от инфаркта жена младшего брата, Кирилла, а через год - жена Михаила. Сыновья уехали из деревни много лет назад, появившись только на похоронах матери и тетки.

Сын Кирилла, тоже Кирилл, был военным, он приехал с высокой сутулой женщиной - женой - и ее сыном от первого мужа. Своих детей у него быть не могло, потому что в подростковом возрасте он переболел свинкой. Два Кирилла встретились как чужие и расстались без сожаления. Кирилл-старший корнями врос в Корчинскую землю, а Кирилл-младший был отрезанный ломоть, что могло их связывать? Скорее всего, следующая встреча состоится снова на чьих-нибудь похоронах.

Неизвестно, кем был сын Михаила, но после его приезда разговоры о шикарной машине, роскошном пальто и "всей из себя" приехавшей с ним фифе не утихали неделю…

Жены остались на кладбище, сыновья приехали и уехали, и братья Козловы жили теперь вдвоем. Рубили лес на дрова, распахивали себе и другим за плату огороды, держали коз, ловили рыбу на Глубоком озере, которое находилось, оказывается, совсем рядом с деревней. Там было на самом деле очень глубоко, до сих пор водилась рыба, а вот купаться местные не рисковали: вода ледяная, а дно илистое и вязкое.

Про себя Ирина Матвеевна рассказывала мало и неохотно. Приехала в Корчи из города по распределению после пединститута, да так и осталась. Выйти замуж "не получилось", хотя в ее жизни, как поняла Вера, была печальная любовная история. Ирина Матвеевна больше тридцати лет работала школьной учительницей, преподавала русский язык и литературу. Теперь вот на пенсии - что тут рассказывать?

Вера не настаивала. Ей ведь тоже не слишком хотелось говорить о себе. Ирина Матвеевна это поняла и тактично не расспрашивала о причинах внезапного визита на родину предков.

Засиделись чуть не до ночи. Вера помогла хозяйке вымыть посуду и ушла домой, получив на прощание к завтраку большой кусок яблочного пирога.

Заснула она, едва опустив голову на подушку. Она вообще засыпала здесь моментально: бессонница, которая мучила ее в Казани, исчезла без следа. Теперь Вера спала крепко, без сновидений, не просыпаясь до утра.

Почти вся следующая неделя пролетела в хлопотах. В понедельник приехал продуктовый автобус, и Вера до отказа забила холодильник. Вдобавок купила у Марии Сергеевны овощей, в том числе и законсервированных, а у Ирины Матвеевны - еще десяток яиц. Договорилась с Татьяной, которая держала корову, о покупке молока раз в два дня. Корову почему-то звали Галкой.

Назад Дальше