Штормовое предупреждение - Джек Хиггинс 3 стр.


***

Пилот Юнкерса, капитан Хорст Неккер, записал в журнал точное время атаки: 09:35. Небольшая операция типа "удар и беги" была проведена только для того, чтобы оживить во всех других отношениях скучный рутинный патруль, особенно для пилота, который весной этого года, во время возобновления ночных налетов на Лондон, был задействован в элитной разведывательной эскадрильи "Кампфгруппа 1/KG66" с таким успехом, который принес ему Рыцарский Крест всего два месяца назад.

Определенным понижением был перевод в базирующуюся в Тронхейме подразделение KG40, специализирующееся в обнаружении судов и разведке погоды, хотя Ю-88С, который ему дали, был, без сомнения, прекрасный самолет, способный на максимальную скорость в четыреста миль в час.

В то утро у его миссии была другая цель: обнаружить следы конвоя, должного на этой неделе уйти из Ливерпуля в Россию, хотя точный день отплытия был неизвестен. Он пересек Шотландию на тридцати тысячах футов, чтобы потратить даром пару часов к западу от Внешних Гебрид.

Обнаружение канонерки было чистой случайностью, следствием импульсивного желания снизиться, чтобы увидеть, где нижняя граница облаков. А раз цель обнаружена, искушение слишком велико, чтобы ее упустить.

Когда после второй атаки он свечой поднимался в небо, штурман Руди Хюбнер возбужденно засмеялся:

- Кажется, мы достали ее, господин капитан. Масса дыма.

- Как думаешь, Кранц? - позвал Неккер хвостового стрелка.

- Да они чуть не подстрелили меня, господин капитан - ответил Кранц. - Внизу знают свое дело, и это вовсе не томми. Когда мы зашли вторично, я видел звезды и полосы. Наверное, мой братец Эрнст - добавил он мрачно. - Он в американских ВМС. Я вам уже говорил?

Радист Шмидт засмеялся:

- В первый раз над Лондоном, когда загорелся левый мотор, а потом ты говорил это по меньшей мере еще в пятидесяти семи случаях. Думаю, по крайней мере у одного члена вашей семьи есть мозги.

Хюбнер не обратил на это внимания:

- Похоже, господин капитан? - спросил он.

Неккер хотел сказать нет, потом увидел надежду в глазах юноши и изменил намерение:

- Да, похоже. Теперь убираемся отсюда.

***

Когда Джего поднялся на мостик, Янсена не было и следа. Он наклонился над Браунингом и посмотрел вниз. Дым почти рассеялся и Гулд ногами выбрасывал выгоревшие дымовушки за перила в море. Возле поручней правого борта за зениткой палуба превратилась в кошмар, однако остальное выглядело не слишком плохо.

Янсен позади поднялся по трапу. Он был высоким, тяжеловесным мужчиной и, несмотря на косматую черную бороду, вязаную шапочку и выцветшую штормовку без знаков различия, был главным старшиной. Перед войной преподаватель моральной философии в Гарварде, по выходным фанатичный яхтсмен, он решительно отбивал каждую попытку поднять его до офицерского звания.

- Одинокий волк, лейтенант.

- Вы правы - сказал Джего. - Ю-88 на Гебридах.

- Судя по скорости, одна из последних моделей райхсмаршала.

- Какого черта он здесь делает?

- Понимаю, лейтенант - сказал успокаивающе Янсен. - Похоже, в наши дни ни на кого нельзя положиться. Кстати, я уже проверил внизу. Поверхностные повреждения. Пострадавших нет.

- Спасибо - сказал Джего. - А с дымовушками было быстро придумано.

Он обнаружил, что его правая рука слегка дрожит, и вытянул ее:

- Посмотрите-ка. Разве я не жаловался вчера, что единственное, с чем мы здесь воюем, это погода?

- Ну, знаете, лейтенант, что по этому поводу говорил Хайдеггер?

- Нет, Янсен, не знаю, надеюсь, вы расскажите.

- Он доказывал, что для подлинной жизни необходимо непрестанное противостояние смерти.

Джего терпеливо сказал:

- Именно этим я занимаюсь уже два года, и вы тоже, обычно в ярде позади меня. При таких обстоятельствах я скажу, что вам надо сделать с Хайдеггером, Янсен. Положите его туда, где у бабушки болит. И попробуйте наскрести немного кофе, пока я проверю курс.

- Как соблаговолит лейтенант.

Джего вошел в рубку и свалился в кресло перед картой. За штурвалом стоял Петерсен, моряк с десятилетним довоенным опытом торгового плавания, включая два похода в Антарктику на китобоях.

- Вы в порядке? - обратился Джего.

- Прекрасно, лейтенант.

Джего достал карту британского адмиралтейства 1796 года. Южный Юист, Барра и россыпь островов пониже, их цель - Фада - на южном конце цепи.

Дверь пинком открылась, вошел Янсен с кружкой кофе и поставил ее на стол.

- Какое гнусное место - сказал Джего, хлопнув карту. - Магнитные аномалии обозначены по всей области.

- Ну, это полезно - сказал Янсен. - Нужная штука, когда вы работаете над курсом в дрянную погоду.

- Острова к югу от Юиста - это кладбище - продолжал Джего. - Где ни посмотри - на проклятой карте написано "Тяжелые Рифы" или "Опасные Воды". Одно рисковое место за другим.

Янсен развязал желтый клеенчатый кисет, вытащил трубку и начал набивать ее, опершись на дверь.

- Я поговорил с рыбаками в Маллейге перед тем, как мы вышли. Они рассказали, что иногда погода здесь так плоха, что Фада отрезана неделями.

- Самая плохая погода в мире - там, где начинают движение атлантические штормы - сказал Джего. - Только бог знает, на что это похоже зимой.

- Тогда какого дьявола адмирал Рив ищет в таком месте?

- Спроси, что полегче. Я вообще не знал, что он здесь, пока в Маллейге не приказали захватить для него сообщение и вручить лично. Последний раз я слышал о нем в день-Д. Он был заместителем начальника военно-морской разведки и вышел в плавание на норвежском эсминце "Свеннер" который был потоплен тремя торпедными катерами типа "Меве". Потерял правый глаз, говорят, что его левая рука годится только для виду.

- Дьявольский человек - сказал Янсен. - Он покинул Коррехидор уже после того, как ушел Макартур. Шел под парусом на люгере около шестисот миль до Качаяна и улетел на одном из последних самолетов. Как я помню, он тонул на эсминце под Мидуэем, был поднят на борт "Йорктауна" - и снова оказался в воде.

- Пунктуально, Янсен. Ваш энтузиазм налицо, а я думал, это невозможно, когда дело касается медных касок.

- Но мы говорим не об обычном адмирале, лейтенант. Он редактировал превосходную историю флотского оружия и, наверное, лучшую из напечатанных биографий Джона Пола Джонса. Великий боже, сэр, этот человек действительно умеет читать и писать.

Янсен приложил спичку к чашечке трубки и добавил уголком рта:

- Совершенно невероятные знания для морского офицере, как лейтенант, наверное, согласится первым?

- Янсен - сказал Джего. - Вали к дьяволу отсюда.

Янсен удалился, а Джего повернулся и обнаружил широкую улыбку Петерсена.

- Ты тоже шагай! Я возьму управление!

- Конечно, лейтенант!

Петерсен вышел и Джего потянулся за другой сигаретой. Пальцы перестали дрожать. Когда корабль поднимался но очередной волне, дождь брызгал в окно, и с удивлением он осознал, что наслаждается, несмотря на ноющую спину и постоянную усталость, которая, должно быть, длиться уже годы.

Харри Джего было двадцать пять, но выглядел он на десять лет старше, даже в хороший день, чему бы вряд ли удивился тот, кто заглянул в его военный послужной список.

Он бросил Йейл в марте 1941 года, чтобы вступить во флот, и был направлен на торпедный катер, входивший во вторую эскадру во время компании на Соломоновых островах. Битва за Гуадалканал длилась шесть месяцев. Джего вошел в нее хрустящим, чистеньким девятнадцатилетним энсином, а вышел младшим лейтенантом с Военно-морским крестом, потеряв два судна.

Потом вторую эскадру переформировали и направили в Англию по настоятельному требованию Штаба Стратегических Сил для высадки американских агентов на французское побережье и вывоза их оттуда. Джего снова выжил, на этот раз в Английском Канале, в непрестанной битве лоб в лоб с немецкими катерами возле Шербура. Он выжил даже в день-Д в аду Омаха-Бич.

Наконец, его везение кончилось 28 июня, когда катера атаковали конвой американских десантных сил, ждавший в заливе Лайм приказа пересечь Английский Канал. Джего пришел из Портсмута с сообщениями и оказался лицом к лицу с шестью лучшими кораблями, которых смогло найти Кригсмарине. В незабываемой десятиминутной стычке он потопил одно, повредил другое вражеское судно, потерял пять человек команды и закончил бой в воде с шрапнелью в левом бедре и правой щекой, разъятой до кости.

Когда в августе он, наконец, вышел из госпиталя, ему дали всех, кто остался от старой команды - девять человек, и новую работу: отдых, в котором он сильно нуждался, исполняя роль почтальона на Гебридах между различными американскими и британскими станциями погоды и другими такими же организациями на островах, плавая на довоенном корабле, гордости королевских ВМС, который начинал рассыпаться на куски, когда пытался превысить скорость в двенадцать узлов. Кто-то из прежних владельцев под перилами мостика написал название: "Мертвая Точка", что можно было понимать по-разному.

- Всего на месяц-другой - сказал Джего командир эскадры. - Смотрите, как на отпуск. Я имею в виду, что там ничего не может случиться, Харри.

Джего вопреки себе улыбнулся и, когда шквал дождя ударил в окно, прибавил скорость. Штурвал дергался в руках. Море теперь было его жизнью, едой и питьем, важнее любой женщины. Все это подарили ему перипетии войны, но война не будет длиться вечно.

Он тихо произнес:

- Что, к черту, я стану делать, когда все кончится?

***

Были дни, когда контр-адмирал Кэри Рив определенно думал, что жизнь кончена. Дни, когда вакуум существования казался невыносимым, а остров, который он любил с глубокой и неколебимой страстью, - тюрьмой.

В такие моменты он обычно шел в любимое место, на холм, называющийся по-гэльски "Дан Бунде" - "Желтый Форт", стоящий над Телеграфной бухтой на юго-западной оконечности Фады, названной так в свою очередь после бесплодной попытки установить в начале века станцию Маркони. Бухта лежала на дне кольца скал в четыреста футов высотой; полоска белого песка уходила в серую воду; почти в трех тысячах миль к западу был Лабрадор и ничего посередине.

Тропинка вниз была не для слабонервных, проходя зигзагами по гранитным скалам, заляпанным птичьим пометом; морские птицы орали, кружась громадными облаками: бритвоклювы, шаги, чайки, водорезы повсюду. Некоторое время он угрюмо смотрел на все своим единственным глазом, потом повернулся взглянуть на остров.

Земля ступенями снижалась к юго-западу. По ту сторону Телеграфной бухты лежала Южная бухточка и стояла спасательная станция, лодочный сарай, причал, дом Мердока Маклеода и больше ничего. Слева от него - весь остальной остров. Россыпь формочек, в большинстве заброшенных, торфяное болото, овцы, пасущиеся на редком дерне, все пересечено двойной линией узкоколейки, идущей на северо-запад к Мэри-тауну.

Рив вынул из кармана старую медную подзорную трубу и навел на спасательную станцию. Никакого признака жизни. Мердок, наверное, трудится над своей проклятой лодкой, и чайник, должно быть, тихо парит на каминной конфорке над горящим торфом, а кружка горячего чая щедро сдобрена нелегальным виски собственной Мердока выгонки и в такое утро не будет надолго забыта.

Адмирал засунул трубу в карман и пошел вниз по склону. Дождь висел над островом, словно серый занавес.

***

Когда он вошел в лодочный ангар через маленькую заднюю дверь, Мердока не было и следа. Моторная спасательная лодка "Мораг Синклер" типа Уотсон в сорок один фут длиной стояла в своей тележке в начале слипа. Раскрашенная в бело-голубой цвет, она была аккуратна и красива, каждым квадратным дюймом доказывая заботу, которую расточал на нее Мердок. Рив с явным удовольствием провел рукой по борту.

Позади со шквалом дождя открылась дверь и голос с мягким шотландским выговором произнес:

- Я был в амбаре, собирал торф.

Рив повернулся, увидев в дверях Мердока, и в то же мгновение огромная ирландская овчарка протиснулась за ним и понеслась к адмиралу.

Его руки сомкнулись на имбирной морде зверя.

- Рори, старый дьявол. Следовало догадаться. - Он поднял глаза на Мердока. - Миссис Синклер искала его утром. Потерялся вчера ночью.

- Я хотел позже сам привести его - сказал Мердок. - Вы здоровы, адмирал?

Ему было семьдесят: необъятного размера, в высоких ботинках и гернсейском свитере, глаза - вода на сером камне, лицо изборождено морщинами и сформировано жизнью на море.

- Мердок - сказал адмирал Рив. - Вам никогда не приходило на ум, что жизнь - это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости и совсем ничего не значащая.

- Утро такое? - Мердок стряхнул с рук торф и достал кисет с табаком. - Хотите чаю, адмирал? - справился он с тяжеловесной горской вежливостью.

- И чуть-чуть добавки? - с надеждой предположил Рив.

- Уисгебеата? - спросил Мердок по-гэльски. - Вода жизни? Почему бы и нет, в самом деле, если, как мне кажется, жизнь сегодня утром требует этого. - Он степенно улыбнулся. - Я освобожусь через десять минут. Вам хватит времени прогуляться по берегу с собакой, чтобы сдуло паутину.

***

Вход в бухточку был мальстремом белой пены, волны бились о входные рифы с громовым ревом, вздымая брызги на сотню футов в воздух.

Рив с трудом шагал по следам овчарки по краю воды, раздумывая о Мердоке Маклеоде. Тридцать два года боцманом на спасателе с Фады, легенда своего времени, за что старым королем Георгом он был удостоен Ордена Британской Империи и получил пять серебряных и две золотые медали от Союза Спасателей за храбрость в морских спасательных операциях. Он ушел в отставку в 1938 году, когда его сын Дональд занял его место боцмана, и вернулся через год, когда Дональда призвали на срочную службу в Королевский Военно-Морской Резерв. Замечательный человек по любым стандартам.

Овчарка яростно залаяла. Рив посмотрел вдоль большой песчаной отмели, называемой "Траиг Моире" - "Отмель Мэри". В двадцати ярдах лицом вниз в желтом спасательном жилете на берегу лежал человек, волны одна за другой перекатывались через него.

Адмирал подбежал, припал на колено и перевернул человека с трудом, потому что его левая рука была теперь совершенно бесполезна. Он был совсем мертвым - мальчик лет восемнадцати-девятнадцати в грубом комбинезоне, глаза закрыты как во сне, светлые волосы слиплись, никаких знаков различия.

Рив начал обыскивать тело. Кожаный бумажник в левом нагрудном кармане. Когда он открыл его, подбежал Мердок и припал рядом на колено.

- Посмотрим, что вы нашли.

Он тронул бледное лицо тыльной частью ладони.

- Сколько? - спросил Рив.

- Десять-двенадцать часов, не больше. Кто он?

- Судя по комбинезону, с немецкой подлодки.

Рив открыл бумажник и исследовал содержимое. Там было фото молодой девушки, пара писем и паспорт, столь размокший в морской воде, что начал распадаться на части, когда он очень осторожно открыл его.

- Маленький мальчик, вот и все - сказал Мердок. - У них нет никого, кроме школьников?

- Наверное, в людях теперь нехватка, как и у нас - ответил Рив. - Его зовут Ханс Бляйхродт и он отпраздновал свой восемнадцатый день рождения в отпуске в Брунсвике три недели назад. Он был функгефрайтером, то есть телеграфистом, на U-743. - Он положил документы в бумажник. - Если она затонула ночью, до конца недели мы можем получить еще несколько таких посланий.

- Наверное, вы правы.

Мердок нагнулся и со спокойной силой, не перестававшей изумлять Рива, поднял тело на плечо.

- Теперь лучше отнести его в Мэри-таун, адмирал.

Рив кивнул:

- Да, мой дом подойдет. Миссис Синклер сможет осмотреть его и выписать свидетельство о смерти. Мы похороним его завтра.

- Мне кажется, кирха лучше.

- Не уверен, что это хорошая идея - сказал Рив. - В этой войне от врага в море погибло одиннадцать человек с острова. Мне кажется, их родственники не станут радоваться, увидев мертвого немца, лежащего в месте их богослужений.

Глаза старика сверкнули:

- И вы с ними согласны?

- Нет - торопливо сказал Рив. - Не втягивайте меня. Положите мальчика, где хотите. Вряд ли его это станет беспокоить.

- Это беспокоит бога - твердо сказал Мердок. В голосе не было порицания, несмотря на то, что, как проповедник-мирянин, утвержденный шотландской церковью, он был ближе всех на острове к обязанностям священника.

С этой оконечности Фады дороги не было, в ней не было необходимости, но в течении двух бесплодных лет, когда существовала станция Маркони, телеграфная компания проложила линию узкоколейки. Члены команда спасательного судна, в основном рыбаки из Мэри-тауна, ездили по ней в чрезвычайных ситуациях на дрезине, качая ее руками или прилаживая парус, когда ветер был попутным.

Сегодня он и был таким и Мердок с адмиралом двигались по берегу на добрых пяти узлах, треугольный кусок брезента вздувался пузырем с одной стороны. Мертвый мальчик лежал в центре дрезины, рядом сидел Рори.

Две мили, три, колея начала спускаться, ветер пробил дыру в завесе дождя, открыв Мэри-таун в паре миль на северо-западной оконечности острова: россыпь гранитных домов, несколько улиц, спускающихся к гавани. Полдюжины рыбачьих суденышек болтались на якорях с подветренной стороны волнолома.

Мердок стоял, держа руку на мачте и осматривая море:

- Хотите взглянуть, адмирал? Какое-то судно заходит в гавань и хотя не могу поклясться, но на нем звезды и полосы. Наверное, старею.

Рив из карманы достал трубу и мигом навел.

- Вы чертовски правы - сказал он, когда в окуляр впрыгнула "Мертвая Точка" с Харри Джего на мостике.

Когда он совал трубу в карман, его руки дрожали от возбуждения:

- Знаете, Мердок, возможно сегодня для меня все перевернется.

Назад Дальше