На этот раз они, похоже, говорили правду. Не было никаких причин отнести меня в разряд особо опасных, а глядя на откровенно скучающие физиономии этих двоих, я понял, что они далеки от подобных намерений. Но зачем тогда забирать меня с собой? Возможно, просто из принципа, чтобы жизнь мне медом не казалась. В любом случае мне ничего не оставалось, как подчиниться и испытать на собственной шкуре, что будет дальше.
- Мне нужно обуться, - сказал я. - Ботинки наверху.
- Какой разговор? Конечно!
Наверх никто за мной не последовал - еще один признак того, что в данную минуту надо мной пока не дуло и не капало. Я пробыл у себя недолго - чтобы не тянуть резину и побыстрей со всем разделаться, поэтому наспех надел приличную рубашку и натянул ботинки.
Они поджидали уже у дверей. Я сказал Кейт, что если не вернусь через час, то позвоню, и мы вышли из дому.
У входа стояла их машина - зеленый "Меркурий".
- Куда садиться? - спросил я.
- Пожалуй, лучше на заднее сиденье, - ответил один.
Они вдвоем уселись спереди, и мы тронулись с места. Тот, что не вел машину, повернулся и, улыбнувшись мне через плечо, сказал:
- Не стоило оговаривать время с женой. Мы и в самом деле привезем вас домой.
- Как знать, - пожал я плечами.
- А что она будет делать, если вы через час не явитесь?
- Сядет на телефон.
Он кивнул:
- Я так и думал. Верно, что вы раньше служили в полиции?
- Верно.
Он продолжал глядеть на меня, улыбаясь ожидал, что я что-нибудь добавлю, - значит, ему еще была неизвестна вся моя подноготная. Но уж я-то точно не собирался ничего ему выкладывать; когда молчание сделалось тягостным, я отвернулся и начал разглядывать проплывавшие сбоку здания, после чего разговор в машине закончился.
Участок, в который мы прибыли, размещался в старом кирпичном здании с выложенными плиткой ступенями; с одной стороны к нему примыкало пошивочное ателье, а с другой стороны - мрачноватая на вид общеобразовательная школа. Мы припарковались возле самого гидранта, и они препроводили меня вовнутрь; теперь как тот, так и другой изменили отношение ко мне - держались гораздо более холодно. Мы поднялись на второй этаж, здесь мне велели сесть в коридоре на скамейку и подождать, и оба моих сопровождающих вошли в дверь с надписью "Отряд детективов" на матовом стекле.
Я давно уже не бывал в подобных местах, и нахлынувшее на меня чувство причастности ко всему этому, казалось бы, давно забытое, всколыхнуло меня гораздо сильнее, чем я предполагал. Мне было не по себе - от покоробленного дерева старой скамьи, от стен, выкрашенных в два слоя зеленой краской, от покрытого потемневшим лаком дощатого пола и от потолка, покрашенного успевшими потемнеть белилами и облупившегося в одном углу. Пока я сидел там в полном одиночестве, мое беспокойство и возбуждение все нарастали, пока наконец я не выдержал, встал и начал расхаживать взад-вперед по коридору, чтобы снять напряжение. Все попытки умерить свою прыть ни к чему не приводили: я постоянно сбивался на все более быстрый шаг, затем, опомнившись, пытался перейти на размеренную походку, но снова сбивался на рысь, и боюсь, что со стороны здорово смахивал на новобранца, который учится ходить в строю.
Я ждал всего несколько минут, но они показались мне вечностью. В коридор вышли те же самые, что меня привезли, двое детективов, и тот, который прежде пытался завязать со мной беседу, произнес:
- Вас хочет видеть капитан Линтер.
Он продолжал держаться холодно из-за моего нежелания разговаривать с ним в машине.
Я пошел за ним, и меня провели сквозь "загон" - длинную унылую комнату, вдоль которой тянулись в ряд небольшие квадратные деревянные столы с телефонами, почти все пустые - явление, впрочем, обычное. Какой-то парень в одной рубашке без пиджака тыкал пальцами в клавиши стоявшей в углу дряхлой пишущей машинки, другой, сидя за одним из столов, негромко бубнил по телефону.
Табличка на двери в противоположном конце комнаты гласила: "Капитан". Они остановились, отступили по сторонам, дали мне пройти и закрыли за мной дверь.
Теперь я оказался в маленьком квадратном офисе, отделанном той же цветовой гаммой, что и коридор. В глаза сразу бросался большой деревянный письменный стол, аккуратно прибранный, но донельзя обветшалый. Прочая мебель - диван, деревянные стулья, еще стол - была столь же преклонного возраста, за исключением стоящего в углу новенького, поблескивающего серым металлом несгораемого шкафа для хранения документов. На стенах висели в рамках портреты президента, нынешнего мэра и других менее известных личностей.
В комнате находились двое мужчин, оба лет пятидесяти с небольшим, одетые в штатское. Тот, что сидел на диване, был худой и долговязый, с густыми седеющими волосами и изрезанным морщинами бледным лицом. Другой, за письменным столом - очевидно, капитан Линтер, - лысеющий грузный мужчина, судя по всему, был в курсе того, что меня вышвырнули из полиции: он глянул на меня с нескрываемым отвращением и произнес:
- Значит, вы - Тобин.
Я ничего не ответил по той причине, что говорить было нечего.
Он повернул голову со словами:
- Это капитан Дрисколл, двадцать седьмой отряд.
- Рад познакомиться, - произнес я, и капитан Дрисколл ответил кивком.
- Капитан Дрисколл желает поговорить с вами по делу об убийстве, свидетелем которого вы оказались, происшедшем на его участке, - объявил он и, снова повернув голову, добавил: - Что ж, он в вашем полном распоряжении, - и поднялся на ноги. - Я буду в коридоре.
Капитан Дрисколл поблагодарил его, подождал, пока капитан Линтер выйдет из кабинета, затем поглядел на меня и сказал:
- Присаживайтесь, Тобин.
- Спасибо. - Я уселся на деревянный стул недалеко от него.
Он достал трубку и темный кожаный кисет и, не отрывая глаз от трубки, которую набивал табаком, произнес:
- Вы проходите свидетелем по делу об этом двойном убийстве на моем участке.
- Да, я был там.
Он поглядел на меня, затем снова на кисет и трубку.
- Почему вы там оказались?
- Меня попросила прийти Робин Кеннеди. Она - моя родственница, троюродная сестра.
- Почему она вас об этом попросила? - Он отложил кисет и посмотрел мне прямо в глаза. Я объяснил:
- Ее друзьям из этого кафетерия не давал покоя какой-то полицейский в штатском. Они не знали, чего он хочет - может, денег, и она попросила меня с ним поговорить.
Он медленно кивнул, засунул трубку в рот и начал охлопывать себя по карманам в поисках спичек.
- У меня к вам есть еще один вопрос, - сказал он.
Я вынул из кармана спички и протянул ему. Видя, что он выжидательно смотрит на меня, я спросил:
- Какой?
- Спасибо, - поблагодарил он и, взяв спички, закурив трубку и выпустив дымок, продолжал: - Мне кажется, вы обвиняете одного из моих людей в вымогательстве. - Он задул все еще горевшую спичку, наклонился, чтобы бросить ее в пепельницу на столе капитана Линтера, отклонился на спинку дивана и снова поглядел на меня. - Вы располагаете какими-нибудь свидетельствами в пользу этого обвинения?
- Мне следовало догадаться, - ответил я.
На его лице обозначилось недоумение.
- О чем вам следовало догадаться?
- Я слишком давно не имел дела с полицией, - объяснил я. - Иначе бы я догадался, зачем ко мне приехали. Мне следовало сообразить, что капитан полиции не явится сюда ради того, чтобы допрашивать меня по делу об убийстве.
- Боюсь, что я не улавливаю хода ваших мыслей, - признался он.
Вынув трубку изо рта, он держал ее в руке, с риском дать ей погаснуть. В другой его руке все еще были мои спички.
- Давайте снова пройдемся по моему заявлению, - попросил я.
- Не вижу в этом необходимости.
- Это не займет много времени.
Он пожал плечами, спохватился, что держит в руке мои спички и потянулся, чтобы вернуть их мне.
- Благодарю, - сказал я. - Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский в штатском обратил их внимание на некоторые нарушения, касающиеся кафетерия. Они не совсем хорошо поняли, что от них требуется, поэтому она попросила меня поговорить с этим человеком и выяснить, что им нужно делать.
Он нахмурился:
- Вы меняете свои показания?
- Нет, просто формулировку, - ответил я. - Продиктовать?
Я слишком поторопился, не дав ему времени подготовиться к такому обороту событий. Он сказал:
- В своем первоначальном заявлении вы обвинили инспектора Донлона в попытке вымогательства. Теперь вы хотите изменить заявление. Значит, в прошлый раз вы солгали?
- Ничуть, - возразил я. - Я готов подтвердить каждое слово. Но теперь мне ясно, что мои слова можно не правильно истолковать, поэтому я хочу сделать поправки к первоначальному заявлению и заменить его новым.
- Если у вас есть доказательства не правомочных действий одного из моих подчиненных, - сказал он, - вы можете представить их. Я никого не покрываю.
- У меня нет доказательств.
- Все равно мне кажется, - решил он, - что ваше первоначальное заявление может служить основанием для разбирательства.
- Нет. Я только передал те подозрения, которыми со мной поделилась Робин Кеннеди. Я не сообщал, верю я ей или нет.
- Вы ей верите?
- У меня нет на этот счет своего мнения.
К этому моменту наша взаимная неприязнь резко возросла, и мы не находили нужным ее скрывать. Его трубка в правой руке погасла. Он спросил:
- Вы всегда были таким циником, Тобин? Или в вас говорит ожесточение против полиции?
- Я знаю, как устроен этот мир, - ответил я. - Вы вряд ли захотите заставить меня придерживаться первоначального заявления.
Я видел его колебания и знал, чем они вызваны. Он пришел сюда с определенной целью и добился ее слишком легко. Капитан приготовился к тому, что из меня придется в поте лица вышибать новое заявление о Донлоне, а вместо этого я сам предложил изменить свои показания, не дав ему даже опомниться. Ему предстояла неприглядная работенка, мы оба это знали, а я пошел ему навстречу с такой готовностью, что он поневоле оказался в одной упряжке со мной, стал мне обязанным, а ему претила даже мысль сотрудничать со мной.
И все же деваться ему было некуда. Он медленно покачал головой, поглядел на свою погасшую трубку, затем снова на меня и проговорил:
- Вы хотите сделать новое заявление?
- Естественно.
- Ладно, займусь-ка я поисками стенографиста, - пробурчал он и с неохотой поднялся на ноги.
- Спасибо, - многозначительно произнес я, явно дав ему понять, что это он должен меня благодарить.
Он вышел, не сказав ни слова.
У меня не было сомнений в личной честности капитана Дрисколла. Если бы я и в самом деле представил ему неоспоримые доказательства, что инспектор Эдвард Донлон вымогал взятку, капитан Дрисколл, безусловно, выполнил бы по отношению к тому свой служебный долг. С другой стороны, я не сомневался, что капитан Дрисколл и без того знал всех своих людей как облупленных и был в курсе, кто в его отряде нечист на руку, но предпочитал не выносить сор из избы и помалкивал до поры до времени, пока никто не засветился.
В данном случае преступление в "Частице Востока" представляло неоспоримое и явное убийство при наличии подозреваемого, взятого под стражу, и мое заявление совсем некстати припутывало к нему щекотливую тему коррупции среди полицейских. И добившись, чтобы оно не бросало никакой тени на его сотрудника, он значительно упростил ситуацию.
Разумеется, он предпочел бы немного дипломатии - и то, что я сразу взял быка за рога, поставило его в неловкое положение. Но меня вывел из себя этот неприглядный способ спасения чести мундира, и вообще все в этом здании действовало мне на нервы. Я не желал играть в их игры, мне хотелось только побыстрей сделать то, что от меня требовалось, и уехать домой.
Через несколько минут явился стенографист, тощий патрульный в форме и толстых очках. Он сел за стол и, сосредоточенно выводя свои каракули, записал мое заявление. Когда я закончил, он сказал:
- Я скоро, - и вышел.
Стуча каблуками, вернулся капитан Линтер. Не скрывая презрения, он обратился ко мне:
- Капитан Дрисколл закончил с вами разбираться. Можете подождать снаружи.
Выйдя в "загон", я сел за ближайший пустой стол; парень, что тюкал на пишущей машинке, все еще находился в комнате, но того, который разговаривал по телефону, уже не было. Зато теперь еще два стола оказались занятыми; за одним полицейский заполнял какие-то бланки, за другим его коллега жевал бутерброд, запивал кофе и читал "Дейли ньюс".
Ощущение, что все это мне до боли знакомо, усилилось, хотя чисто внешне это помещение мало чем напоминало дежурку в участке, в котором я раньше работал. И все же атмосфера была настолько похожей, что, когда раздался звонок, я огляделся, чтобы проверить, не моя ли очередь отвечать на вызов. Смущенный, я опустил глаза на лежавшие на коленях руки, надеясь, что никто не заметил моего движения и не понял его. Я сидел в таком положении, пока не вернулся стенографист с отпечатанными экземплярами моего нового заявления. Я подписал их один за другим, и он отправился с ними обратно в кабинет к капитану. Мне ничего не оставалось, как ждать.
Капитан Линтер вышел из кабинета и, подойдя ко мне, остановился. Стоя, он казался приземистее, чем когда сидел за столом. Он сказал:
- Прежде чем вы уберетесь отсюда, Тобин, я вам кое-что должен высказать.
Я ждал.
- Для меня новость, что вы живете на моем участке, - заявил он. - Не знал об этом до сегодняшнего дня. И, поверьте, далеко не в восторге. Если у вас есть голова на плечах, сидите смирно и не высовывайтесь.
- Не буду, - пообещал я.
- Тогда все, - буркнул он. - Можете идти.
- Меня обещали отвезти домой.
- У меня нет лишних людей, - отрезал он и, повернувшись, направился в свой кабинет.
Домой я поехал на такси.
Глава 9
В дверях меня встретила Кейт со словами:
- Митч, тебя кое-кто желает повидать.
По выражению ее лица я понял, что мне этот визит не доставит удовольствия и что она не собирается уговаривать меня делать то, чего я не хочу. Не проходя в дом, чтобы держаться подальше от двери в гостиную, я спросил:
- Кто?
- Юноша по имени Халмер Фасс. Он тоже совладелец кафетерия.
- Я не хочу его видеть, Кейт. С меня хватит…
- Митч…
- Нет, - отрезал я. Затем прошел мимо нее, миновал дверь в гостиную и начал подниматься по лестнице.
Она произнесла мне вдогонку:
- Митч, Джордж Пэдберри мертв.
Я остановился. Поглядел на нее сверху вниз со ступенек:
- Как?
- Его сбила машина. Через полчаса после его вчерашнего звонка. Он умер сегодня утром в больнице, не приходя в сознание.
Я нахмурился и до боли вцепился в перила. Только бы ото всего этого держаться подальше!
- Одно с другим никак не связано.
- Митч! - воскликнула она.
- Что говорит полиция?
- То же, что и ты. Не имеет никакого отношения к убийству.
- Им виднее, чем нам, - пожал я плечами.
- Нет, не виднее, - раздался голос, и в дверях гостиной появился высокий худой, похожий на подростка негр со светлым оттенком кожи, лет около двадцати, одетый в опрятный костюм, сшитый по последней моде. - Они наблюдают со стороны, - сказал он. - А мы замешаны вплотную.
- Кроме меня, - возразил я. - Я не имею к вам никакого отношения. Моя хата с краю.
- Митч!
Я обернулся к Кейт.
- Капитан полиции, - объяснил я, - только что посоветовал мне сидеть и не высовываться, что я и собираюсь делать.
Мальчишка - Халмер Фасс, как его назвала Кейт, - возразил:
- Я здесь по той причине, мистер Тобин, что полагаю, что вы с нами заодно, повязаны одной веревочкой.
- Вот уж в чем не уверен.
- Мы еще не знаем, почему он сбил Джорджа, - продолжал юноша. - Если это звенья одной цепи, тогда следующий - я, а затем - вы.
Вмешалась Кейт:
- Митч, тебе нельзя держаться в стороне. Что, если на тебя тоже начнут охоту?
- Тогда я и стану беспокоиться.
- А как же Джордж Пэдберри? - спросила Кейт.
- Никак. Он же умер.
- Через полчаса после того, как ты отказался с ним разговаривать.
Я махнул рукой:
- Нет, даже ты не сможешь меня убедить, что его убили.
Халмер Фасс покачал головой.
- Вот так и бывает, когда не желаешь ни во что вмешиваться, мистер Тобин, - сказал он. - Сегодня вам это до лампочки, а завтра уже слишком поздно.
- Я за смерть Джорджа Пэдберри не в ответе, - сказал я.
Он наградил меня понимающей, полной презрения улыбкой.
- Прощай, детка, - с издевкой пропел он и повернулся к двери.
- Подожди, - остановила его Кейт. - Не уходи пока. А ты ступай наверх, Митч, - продолжала она, - и подумай хорошенько. Подумай о Робин, которую из Белльвью собираются перевести в тюрьму. Подумай о Джордже Пэдберри, и об этом парне, и о своей собственной семье. Когда все обдумаешь, найдешь нас на кухне. - Она повернулась к негру: - Пошли, Халмер. Хочешь холодного кофе?
Он улыбнулся:
- Не отказался бы, - и они вместе отправились на кухню.
На второй этаж я так и не поднялся. Вместо этого присел на ступеньку и почувствовал, как сердце сжимает ледяная рука. Но все, чего мне хотелось, - забиться поглубже в нору и даже носа не высовывать наружу.
Пока я так сидел, в дом с шумом ворвался Билл. Ему было четырнадцать лет, и он как раз находился в стадии перехода от подросткового возраста к таинственному возмужанию, как и владельцы "Частицы Востока". Я не знал, насколько много ему известно о моем постыдном прошлом, и не пытался узнать. Пропасть отчуждения между мной и моим сыном расширялась. Я понимал, что в основном это моя вина, но нельзя было добиться сближения, не раскрыв душу, а идти на такой шаг мне ни в коем случае не хотелось.
Теперь он топал вверх по ступенькам, держа в руке коричневую холщовую сумку, и, остановившись рядом со мной, спросил:
- Ты что тут делаешь, па?
- Думаю, - ответил я. - Что у тебя там?
- Радиолампы. Ну ладно, пока.
- Пока.
Он снова затопал наверх, оставив меня в одиночестве. Я помотал головой, поднялся на ноги и спустился на кухню, где за столом сидел Халмер Фасс.
- Ты можешь связаться с братом Джорджа Пэдберри? Тем самым без пяти минут адвокатом?
- Ральфом? Конечно.
- Он нам понадобится. Позвони ему.
Халмер вскочил на ноги:
- Чтобы он сюда приехал?
- Да.
Он улыбнулся:
- Есть, сэр.
- Кто еще связан с "Частицей Востока"? У вас есть другие партнеры?
- Двое, - ответил он. - Они вам нужны?
- Да. Телефон в прихожей.
- Когда они вам потребуются?
- Как можно скорее.
- Будет сделано! - отчеканил он и побежал в прихожую.
Я поглядел на Кейт и сказал:
- Не ухмыляйся, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты знала, что мне все это ненавистно, поэтому я собираюсь как можно быстрее покончить с этим делом и потом опять забиться в свою нору.
- Все правильно, Митч, - кивнула она. - Ты прав, как всегда.
Это означало лишь то, что она не поверила ни единому моему слову.