– Теперь понятно, почему мамочки ничего не знали, – саркастически хмыкнул уже основательно замёрзший анестезиолог. – Вы показывали уже зашитый трупик, как после вскрытия, видимо, набив тельце опилками, таксидермисты хреновы. – Роман широко осклабился и хотел отпустить ещё какую-то шутку, но в этот момент дверь открылась, и в коридор вышел Остап.
– Что вы тут трёте за нашими спинами? Ну-ка, марш к маме, ей нужно помочиться, – строгим голосом сказал Шпакович.
– Да, господин мэр! – в один голос ответили мужчина и женщина в халатах и прошли в тёплую комнату.
Глава 17
Опустевшая Сашина квартира казалась Агате огромной ловушкой, в которую она попала добровольно. Конечно, здесь было всё красиво обставлено – на полу "мраморный" ковролин, изящная мебель, и в любой другой ситуации это место представлялось бы невероятно уютным, но не сейчас. Хозяева квартиры уехали на поиски её ненаглядного, Виктор ещё не приехал, а Максим не брал трубку. Так ужасно она ещё себя не чувствовала никогда – полная безысходность. Даже, когда в сентябре она сама находилась в опасности, ей не было так страшно как сейчас – ведь без Павла ей жизнь не мила. Бездействие убивало время, пока Агата не вспомнила, что в прошлый раз ей помогло голосовое сообщение. Может, и в этот раз выстрелит?
Она снова набрала номер молодого режиссёра, телефон которого, к счастью, всё ещё был не выключен и надиктовала послание: "Привет, Максим. Я всё знаю про ваш побег с отцом. Девушка, которую заказал убить твой отец, жива, и она ничего не помнит, поэтому можете возвращаться".
Прозвучал прерывающий сигнал, Агата снова набрала номер, и её голос стал твёрже и яростнее: "Вы должны вернуться. С минуты на минуту может погибнуть родной для меня человек. И без вашей помощи мне не справиться".
Снова прозвучал писклявый гудок, девушка разревелась, третий раз не имело смысла звонить, если уж они не ответят, то и ста раз будет недостаточно, чтобы пробудить в беглецах какие-либо эмоции кроме страха наказания.
Теперь уж точно оставалось только ждать хоть какого-то развития событий, и эта необходимость давила на Агату тяжким грузом – казалось, что время остановилось, замёрзло, и вообще никуда не движется.
Но, наконец, раздался звонок в прихожей. Блондинка, уже успевшая переодеться в спортивное бельё, купленное для Тагара – по размеру они были похожи – двумя прыжками долетела до дверей. В глазке виднелся тот самый мужчина в капюшоне, лёгкий холодок уже по привычке пробежал по коже, но Агата знала, что это свой человек и впустила Виктора.
– Добрый вечер, миссис. – Голос этого великана был таким мягким, а он сам таким интеллигентным, что, несмотря на отчаяние, девушка рассмеялась.
– Какая ж я миссис, я ещё не замужем. К тому же, мы в России, зачем эта "миссис"?! – сдерживая улыбку, произнесла Агата.
– Для меня вы замужем, Агата – иначе я бы запал на вас, – сообщил Виктор.
Агата слегка покраснела, а мужчина откинул капюшон, отчего на его подбородке стал виден шрам от ожога, возможно, придававший лицу некоторую зловещесть, если бы не невероятно добрые глаза, компенсировавшие этот изъян.
– А насчёт России, – продолжал Виктор, – к сожалению, в нашей стране не придумано такого вежливого обращения к девушке, чтобы при этом она не имела повода оскорбиться.
Агата рассмеялась:
– Ну, могли бы просто по имени назвать! Вы же знаете, как меня зовут.
Она проводила Виктора в гостиную, они присели в кресла и принялись живо обсуждать произошедшее и возможный план действий.
– Без Подольских нам трудно будет найти Шпаковича, – грустно заметила Агата.
– Я с вами согласен – между тем мясником на Розенштейна и мэром Петрозаводска существует прямая связь, но с чего вы взяли, что Подольский сдаст нам его?
– Потому, что я знаю Максима. – Агата сделала паузу, и посмотрела в глаза собеседнику. – Он, конечно, папенькин сынок, но в нём есть кое-что человеческое, мне кажется, что он ещё не стал законченным мерзавцем.
– Вы невероятная оптимистка! – добродушно улыбнулся громила. – Я наблюдаю за вами уже примерно неделю, и удивляюсь тому, сколько в вас жизни, отваги и просто веры в хорошее.
– О, приятно, слышать такое о себе… – Агата немного смутилась и, приподняв бровь, взглянула на Виктора: – Так вы видели, как я стояла возле этой ёлки в фойе и подслушивала?
– Ну да.
– И то, как я играла на съёмках?
– И это тоже.
– А комната? Неужели Павел разрешил вам следить за мной даже в комнате, когда я одна? – воображение Агаты довело её до крайнего раздражения.
– Конечно, нет! – Теперь уже смутился великан, и кресло, которое было узковато для него, слегка скрипнуло. – Можете быть уверены, Агата, что я не следил за вами в какие-либо непозволительные моменты.
– Это хорошо, – усмехнувшись кивнула блондинка, расслабляясь, и в этот момент заверещал телефон.
Агата вздрогнула, и даже Виктор обернулся на звук. Девушка бросилась и схватила трубку – звонил Подольский младший.
– Привет, это Макс. Ты звонила… – Голос в трубке был потухшим и безжизненным.
– Ты прослушал сообщение? – Агата старалась говорить как можно мягче, чтобы не спугнуть последнюю надежду.
– Да.
– Максим, я знаю, ты же хороший человек. И ты не виноват в действиях твоего отца. – Теперь Агата говорила уже настойчивее. – Мне очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, скажи, кого нанял твой отец? Только имя! Я обещаю, что не упомяну ни тебя, ни твоего отца, когда буду давать показания полиции!..
В трубке послышались короткие гудки, и Агата поняла, что поторопилась и перегнула палку. Она тут же набрала Максима, но на этот раз телефон оказался уже выключен.
– Блин! – Голос блондинки звучал так надрывно, что ещё немного, и её сдержанность испарится, и на освободившееся место придёт настоящая истерика. – Блин, блин, блин, блин…
– Нужно было ещё сказать, что, например, в Белоруссии за подобные вещи полагается смертная казнь, тогда он точно бы согласился помочь, – невозмутимо произнёс Виктор.
– Ох, не подливайте масла в огонь, пожалуйста, а то я сейчас сорвусь! – кипела Агата. – Неужели я не смогу спасти Павла?..
Она не выдержала, и горячие слёзы непроизвольно потекли по щёкам. Виктор мягко погладил её по плечу:
– Успокойтесь, прошу вас! Слезами сейчас ничему не поможешь, нам надо думать, что можно сделать.
Агата закрыла лицо руками, вытирая слёзы, и покивала – она и сама всё прекрасно понимала.
– Какие у нас ещё есть варианты? – с трудом сдерживая всхлипывания, спросила девушка.
– Что-нибудь придумаем. – Виктор снова погладил Агату по плечу и повторил: – Слезами горю не поможешь, вам нужно собраться – и мыслями, и духом. Вы сможете! Давайте ещё раз прокрутим все варианты. Кроме того, когда вернутся Саша и Катя, то они наверняка доставят какую-то новую информацию к размышлениям и, значит, к действиям.
Глава 18
Второго января ночной город кишел пьяной молодёжью, мечущейся между клубами, и ехать на большой скорости Саше не удавалось – как только он жал педаль акселератора, приходилось тут же тормозить, чтобы не придавить очередного упыря.
– Какой наш первый адрес?
– Квартира Ксении – дочери нашего доктора, – брезгливо сообщил водитель, но увидев недоумевающий взгляд Кати, пояснил: – Я звонил старому другу – агенту, с которым мы когда-то были напарниками, он мне кое-что задолжал: однажды в Москве я спас ему жизнь. В общем, он пробил мне адрес, но, засранец, посоветовал больше к нему не обращаться.
– Это почему? – удивилась Катя.
– Да потому, Венера моя, что это правительственная организация. А каким образом наш Остапчик стал мэром, мы до конца не знаем. К тому же, газеты всегда пишут, что в России нет незаконной торговли органами, ты же понимаешь, что дело очень щекотливое.
Машина повернула за угол к роскошному двухэтажному таунхаусу, сросшемуся с ещё девятью такими же. На деревьях улицы, усеянной фонарями, висели рождественские гирлянды, но праздником в эту ночь как-то совсем не пахло.
* * *
В помещении, где находился Павел, было совсем холодно. Печь, которая до сих пор целые сутки топилась, сейчас уже не давала тепла, огонь в ней угасал, а тело мужчины прикрывали только шортики и носки. К тому же, руки быстро затекли, после того, как их привязали к столбам прошлой ночью, поэтому сейчас он их даже не чувствовал. Идеальное время для пыток с иглами под ногти – полная анестезия…
От этих мыслей Павла передёрнуло, не потому, что страшно умирать, а потому что Агата его ждёт живого и невредимого. А она и так слишком много натерпелась – не для того, он разрывал с ней отношения, чтобы вот так глупо всё закончилось.
Тут в его голове снова всплыла несчастная заколка, серебряная пыль, сверкающая в полоске света тысячами крохотных огоньков, и приступ тошноты подкатил к горлу. "Нет, с ней ничего не случится! Этот ублюдок просто дразнит меня, но у него ничего не выйдет. Я не подпишу ему ни одну бумажку, и ни один ребёнок из "Центра" не попадёт в лапы этого дьявол".
В этот момент, шаркая тапочками по ступенькам, в сырое и тёмное помещение спустился Остап Сергеевич.
– Почему здесь так холодно? – прорезал воздух его противный высокий голос, слишком высокий для дородного мужчины. Кавказский альбинос тут же сорвался со стула, в котором просидел, почти не шелохнувшись целых два часа, карауля привязанного Павла, и через пару минут в печи уже разгорался огонь.
– Ну что, стойкий оловянный солдатик, может мне сжечь тебя, как описал старина Андерсен? – Толстые щёки почти заслонили глаза, оставив лишь узкие щёлки на лице ухмыляющегося мэра. – Вот только придётся разделить тебя на части, а то твоё мощное мускулистое тело целиком не поместится в печь.
– Я всё равно ничего не подпишу, можешь запугивать меня сколько угодно, – твёрдо заявил Павел, несмотря на своё близкое к обморочному состояние.
– Идиот! – заорал Шпакович. – Тебе всего-то нужно поставить закорючку в чёртовом документе, и ты тут же будешь свободен. – Выждав несколько секунд, тучный мужчина добавил, уже намного тише: – Конечно, это не значит, что ты не будешь у меня под прицелом весь остаток жизни – ведь нам обоим хочется жить счастливо.
– Тебе неизвестно, что такое счастье, раз тебе нужны дети для своих мерзких делишек. – Павел сплюнул на пол с таким пренебрежением, что если бы эта слюна попала на Шпаковича, то наверняка разъела бы ему кожу, как кислота.
Остап Сергеевич непроизвольно отступил с сторону и хотел что-то ещё сказать, но его отвлёк телефонный звонок. Шпакович молча выслушал звонившего и только сказал: "Давайте его сюда!"
– Ты наивный глупец, – повесив трубку, почти добродушно сказал толстяк в халате. – Неужели ты думаешь своим надутым упорством остановить меня? Если я не смогу тебя раздавить, то просто возьму своё.
Павел не сразу понял, о чём говорит этот изверг, но через пять минут картина прояснилась. Сердце перестало биться – двое мужчин в камуфляже ввели мальчика лет тринадцати с кудрявыми чёрными волосами и смуглой кожей. В огромных чёрных глазах стоял ужас. Даже за тряпкой, закрывающей рот, можно было отчётливо разглядеть лицо Тагара.
Откуда-то в одеревеневших руках Павла взялась сила, он стал пытаться разорвать путы, руки и ноги задёргались, крик о помощи вырвался глухим мычанием – мгновением назад ему снова запихнули в рот белую ткань.
– Теперь-то я повеселюсь, – потирая толстые ладошки, распевал Шпакович. – Мне больше не нужна твоя подпись, я справлюсь и без этой идиотской официальности.
Павел снова мычал, мышцы всего тела содрогались от ненависти к говорившему, крепкие верёвки жёсткими ворсинами впивались в кожу запястий и голеностопов.
На лестнице снова послышались шаги. По– видимому, это не сарай, заключил Павел, на миг задумавшись, куда им бежать, если вдруг удастся вырваться. Шума машин он не слышал целые сутки, но ближе к вечеру кое-что стало появляться. Если учитывать, что на дворе первые дни января, то люди просто сидели весь день по своим домам. Значит, они где-то рядом с дорогой. Его размышления прервались разговором спустившегося крупного бородатого мужчины в медицинском халате и Шпаковича.
– Остап Сергеевич. Резус и группа крови полностью совпадают с… – бородач замолк и покосился на Павла, потом продолжил. – В принципе всё готово, можно приступать.
– Приступайте, друзья мои, ни к чему тянуть, – как режиссёр в захолустном театре толстяк вскинул руки, командуя своей труппой и чинно уселся в кресло напротив Павла.
Дальше происходило то, что просто разорвало сердце Павла на мелкие кусочки и раскидало по всему миру, целый фильм ужасов в замедленном действии, драма, которая застыла в сознании, как картинка, от которой невозможно избавиться, даже закрыв глаза.
Вырывающийся из лап двух громил, худенький цыган мычал, пинался, на миг его глаза, полные немого зова о помощи, остановились на Павле. От невозможности вмешаться, Вербицкому казалось, что он сойдёт с ума, разум разрывали безысходность, отчаяние и боль. Сейчас Павел готов был убить всех здесь присутствующих, сжечь заживо, вырвать сердца и скормить псам – только бы защитить его маленького друга.
Шпакович лениво подошёл к Павлу и посмотрел в его глаза.
– Даже если бы ты сейчас предложил мне то, чего я от тебя требовал, я бы уже отказался, – медленно сказал злобный мучитель, чеканя каждое слово. – Теперь у меня есть то, что нужно. Так что смотри, как мучается твой подопечный, это твоё наказание! А потом я убью вас обоих.
Толстяк в махровом халате снова развалился в кресле, наблюдая за разворачивающимся действом. Мужчина с бородой надел на худое лицо цыганёнка прозрачную маску, которая трубками соединялась с мешком какого-то газа. Постепенно движения Тагара замедлились, а потом и вовсе прекратились, он затих и безвольно обмяк. Здоровяк в белом халате взял его на руки и унёс вверх по лестнице.
Глава 19
Номер на третьем этаже в гостинице с неприметным названием "Ромашка" на окраине Москвы подходил в самый раз для двух беглецов. Юрий Самсонович выключил основной свет, оставив только ночник возле кровати, и задёрнул шторы. Мечась по комнате из угла в угол, он то и дело курил сигарету за сигаретой, что-то бормоча себе под нос.
– Отец! – окрикнул его Максим, сидя на кровати; терпение парня было на исходе. – Может, ты, наконец, расскажешь, в чём дело? От кого мы скрываемся? Или ты думаешь, что байка про новогоднее путешествие, ради которого ты привёз меня в эту дыру, прокатит?
Но эти вопросы остались без ответа, мужчина в костюме продолжал метаться по комнате, полностью погружённый в свои мысли.
– Отец! – уже в полный голос закричал Максим.
– Что ты орёшь, нас же могут услышать! – нервозно зашикал Подольский. – Что ты хочешь знать? В какие неприятности вляпался твой ненавистный отец? – Он остановился напротив сына и хищно посмотрел в его каре-зелёные глаза. – Думаешь, я не знаю, что ты сдашь меня при первой же возможности? Нет, я тебе ничего не расскажу!
Он отвёл взгляд и снова заходил по номеру. Максим не выдержал:
– Господи, пап, о чём мы говоришь?! У тебя уже совсем крыша поехала! – молодой человек встал с кровати и попытался остановить отца, схватив его за плечо, но резкий удар кулаком в лицо, оглушил и ослепил юношу. Максим упал навзничь.
Ошеломлённый тем, что сделал, Юрий Самсонович бросился к сыну. Он с грохотом упал на колени и прижал голову Максима к груди. Комната напоминала неудачные декорации из дешёвого кино про зомби – мрачно, серо и почти пусто, кроме огромной кровати посередине. Он немного отпустил побритую почти наголо голову юноши, из правой ноздри текла струйка густой крови.
– Прости меня, сынок, – срывающимся голосом пролепетал Юрий Самоснович, а глаза наполнились слезами. – Прости меня, мальчик мой.
– Расскажи мне, что случилось, – тихо и почти безвольно прошептал Максим, с болью, физической и душевной, вглядываясь в заплаканное лицо мужчины, на чьих руках он лежал.
Делая долгие паузы, Подольский рассказал всю свою жизнь, начиная с рождения Максима. Периодически он плакал и признавался в любви к сыну, потом снова рассказывал. Он рассказал обо всех своих изменах матери, о том, как после работы в сауне с коллегами нюхал кокаин и спал с огромным количеством проституток, о том, как они с дружками пускали одну девушку по кругу, пока она не начинала кричать от боли. Максим слушал отца и чувствовал, как по телу бегают мурашки. Конечно, избалованный мажор и сам пробовал травку, он даже знал, что у отца есть любовницы, но такого услышать не ожидал.
Провалявшись на полу полчаса, Максим, наконец, с трудом встал и молча пошёл в ванную смывать кровь – после услышанного ему нечего было ответить отцу, требовалось время всё переварить и обдумать.
Левый глаз отёк, под ним расплывался порядочный фингал, а нос распух и всё ещё кровоточил. Затолкав фитиль из туалетной бумаги в ноздрю, юноша достал телефон из кармана и включил его.
Голосовые сообщения от Агаты оказались последними каплями в море разочарования в собственном отце, которое и до того уже достигло предела. Раньше, сколько бы Подольские ни ругались между собой, Максим всё равно уважал любимого папу, но сейчас его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны ему хотелось порвать с отцом, и вообще с ним не знаться. Но в то же время было видно, что Подольский старший раскаивается – он плакал, как ребёнок, а разве не прощению учат все религии, как основному средству борьбы со злом?
В любом случае, позвонить девушке, в которую влюблён, стоило, чтобы хотя бы узнать, как у неё дела.