Мы смотрели друг на друга, он собирался что-то сказать, как вдруг сзади раздался какой-то звук. Он резко повернул голову, и на мгновение его пальцы крепче сжали мои плечи. Потом он отпустил меня и сказал холодно:
- А, Элоиза. Я искал тебя, думал, что ты хочешь меня видеть.
Я дернулась и развернулась, жар прилил к щекам и отхлынул, оставляя меня холодной и бледной. Нас было очень хорошо видно из гостиной. Элоиза де Валми и Альбертина стояли прямо около двери. Кто-то был еще и в коридоре, наверно один из гостей. Альбертина точно видела, как он меня обнимал, у нее было такое выражение лица… Я сказала:
- Мадам, я смотрела в ваше зеркало, вы разрешили…
Она смотрела спокойно, без улыбки, но и без неудовольствия.
- Конечно. Вот это платье вы сшили? Оно очень хорошенькое. Вы, должно быть, опытная портниха. Может, когда-нибудь, вы поработаете и для меня.
Значит видела. Я опять покраснела.
- С удовольствием, мадам. Спокойной ночи, мадам. Спокойной ночи, месье.
На следующий день я все время была с Филиппом. Во всем доме только его не коснулось общее возбуждение, он наоборот грустил, в ожидании пасхального одиночества. Мадам я не видела. Альбертина принесла мне от нее записку с просьбой направить нашу дневную прогулку в деревню и сделать некоторые покупки, так как никто из слуг (интересно, ей хотелось написать "других слуг"?) не мог быть оторван от дел. Я вежливо согласилась и по дороге упрекала себя. Вряд ли меня хотели таким способом поставить на место. Но, может быть, я была и права. Когда мы стояли у аптеки, мимо прошла якобы очень занятая Альбертина, и с гнусным злобным выражением, ничего не объясняя, отправилась дальше по своим делам.
Мне показалось, что и аптекарь смотрит неприязненно. Домоправительница кюре поздоровалась очень холодно, если бы успела, явно бы перешла на другую сторону улицы. Филиппа она приветствовала с ярко выраженной жалостью. Официантка в кафе была напряженной и, поглядывая на Филиппа, спросила:
- А когда вы уезжаете, мадмуазель?
Я мрачно ответила:
- Мы не уедем в Тонон еще месяца три, дядя Филиппа не вернется до того времени, знаете ли.
Все ясно. Новости и слухи распространились по всей деревне. До того времени я не понимала, как трудно быть Золушкой.
После чая я пошла искать миссис Седдон, чтобы поговорить о слухах. Но мне сказали, что она ужасно устала, легла в кровать и ни с кем не может общаться. Поэтому я пребывала с ребенком и думала о неминуемом увольнении. Когда Берта пришла кормить Филиппа ужином, мои нервы были уже на пределе и я не знала, как спущусь вниз. Мальчик вдруг с ревом отказался ложиться в кровать, если только я не соглашусь подняться к нему "в середине ночи" и отвести посмотреть на танцы с галереи. Я пообещала, и он довольно тихо удалился с Бертой.
Собираясь на первый бал, положено быть счастливой… Я отправилась мыться, трясущимися пальцами разворачивала мыло. Никакого экстаза. Когда я сидела у зеркала и расчесывала волосы, еще не одетая, раздался стук в дверь. Берта. Она вручила мне коробочку, не глядя в глаза, сказала немного формальным тоном, как и все в тот вечер:
- Это вам.
Легкая, плоская коробочка, сверху целлофан. Молочно-белые фиалки в темно-зеленых листьях. Внутри визитная карточка, сразу видно букву R. Я закончила одеваться в полной тишине, приколола фиалки, сказала:
- Спасибо, Берта, - и пошла навстречу музыке и смеху.
11
Бал был в полном разгаре и, к счастью, хозяева уже перестали встречать гостей. Подножие уставленной цветами огромной лестницы опустело. Холл заполняла сверкающая шуршащая масса людей. Я постояла на галерее, не имея ни малейшего желания появляться на впечатляюще пустых ступенях. Мимо прошли три щебечущие молодые женщины из какой-то комнаты в конце коридора, я укрылась за их спинами и незаметно спустилась. Проскользнула в бальный зал, нашла угол, укрытый кустом азалий и тихо спряталась, чтобы наблюдать за танцующими.
Я не видела кресла Леона де Валми, но прекрасная Элоиза танцевала с пожилым бородатым мужчиной. Флоримон беседовал у окна со страшной голубоволосой старухой, выражая лицом и телом, что она самая интересная и интеллигентная женщина в этом обществе. А может, она такой и была, но уверена, он выглядел бы точно также, будь она наимрачнейшей в мире ведьмой. Рауль танцевал с нежной блондинкой в черном, она к нему прижималась, строила глазки через длинные ресницы, а он улыбался. Прекрасная пара. А если бы он танцевал со мной, какие начались бы разговоры…
Музыка затихла, люди разбрелись в стороны. Меня спрятала толпа. Рядом журчала вода, в аквариуме плавали золотые и серебряные рыбы. Снова музыка. На этот раз он с пожилой дамой в голубом платье и роскошных бриллиантах. Потом с черной хищной женщиной с умным голодным лицом и жадными руками. Опять красивая блондинка. Затянутая в корсет дамочка в черном с изумрудами. Седая женщина с добрым лицом. Опять блондинка. Рыбы ритмично махали плавниками. Лепесток азалии упал на воду, Я вспомнила про Филиппа, встала, подобрала юбку.
Рядом раздалось:
- Мадмуазель.
Я вздрогнула и уронила сумку почти в аквариум, Флоримон подал ее мне.
- Извините, что напугал. Не убегайте, мадмуазель. Я не танцую, уболтался до столбняка. Раз я сумел вас поймать, может, возобновим флирт? Этим я могу заниматься в любое время без усилий.
- И одновременно тихонечко курить? Договорились, я буду вашим местом для курения.
- Симпатичная женщина, - сказал он, нисколько не смущенный, - дороже рубинов. Очень красивое платье.
- Спасибо, маэстро.
- Я серьезно. Но вы спрятались, я высматривал вас, но не видел, как вы танцуете.
- Никого не знаю.
- И Элоиза не представила молодых людей?
- Я ее не видела, поздно спустилась.
- А где Рауль? Он знает всех. Может, он…
- Нет, пожалуйста! Я ухожу. Обещала Филиппу подняться и, пожалуйста, не беспокойте месье Рауля!
- И не спуститесь опять? Поэтому вы так поздно спустились и спрятались среди цветов?
- Что вы имеете в виду? - Он смотрел на фиалки и молчал. Моя рука нелепо дернулась, чтобы спрятать цветы. - Как вы догадались? - Я потрогала пальцем лепесток. - Поэтому?
- Дорогая, неужели вы еще не поняли, что каждое дыхание Валми - важная новость в долине?
- Постепенно узнаю.
- Вы очень молоды.
- Двадцать три.
- Если соберетесь покинуть Валми, куда вы пойдете?
Я смотрела на него. И этот тоже. Драконьи зубы скандала выглядывают отовсюду. Всем есть дело до моих отношений с Раулем. Сама я о них не думала. Я его любила, он меня поцеловал, я ужасно хотела его видеть. Вот и все. Флоримон продолжал:
- У вас есть друзья во Франции или вы тут совсем одна?
- Никого не знаю во Франции, но я не одна. Вы очень добры, я это ценю. Но будем откровенными, раз уж зашли так далеко. Вы обеспокоены по моему поводу, потому что известно, что я целовалась с Раулем, и меня уволят. Так?
- Не совсем. Потому что ты в него влюбилась. А ты слишком молодая, и тебе некуда убежать. Ты одна.
- Нет, не одна. А что если я убегу к Раулю? Мы же откровенны. Что это совсем невозможно, чтобы он был ко мне неравнодушен?
- Дорогая… Ты и Рауль? Нет, нет и нет.
Я помолчала и спросила:
- А насколько хорошо вы его знаете?
- Достаточно. Не интимно, возможно, но… - Он не смотрел мне в глаза, вдруг схватился большой рукой за воротник, неожиданно выругался и начал закапывать сигарету под азалию.
Я слишком разозлилась, чтобы дать ему уйти от ответа.
- А раз вы не знаете его уж совсем хорошо, возможно объясните, что имели в виду?
- Дорогая, не могу. Не должен был этого говорить. Я уже совершил непростительное. Не должен продолжать.
- Потому что вы здесь в гостях?
- Да, и по другим причинам.
Наши глаза встретились, но я еще не успокоилась.
- Раз мы решили говорить загадками, почему вы решили, что от тигра тигр и рождается?
- Мадмуазель…
- Хорошо. Оставим эту тему. Вы меня предупредили, облегчили сознание и очень добры, что доставили себе такое беспокойство. Может, теперь просто подождем и посмотрим, что из этого получится?
Он глубоко вздохнул.
- Я не прав. Не такая уж вы и молодая. - Он дружески улыбнулся, доставая новую сигарету. - Я свое сказал, и вы очень мило это восприняли. По крайней мере знайте, что когда соберетесь убегать, один человек во Франции у вас для этого есть. А теперь оставим это. Может, возобновим флирт. Не помните, на чем мы остановились? Или лучше быстренько сыграем в шахматы?
- Это будет очень быстренько. По сравнению со мной, Филипп - мастер. Победите за три минуты.
- Очень жаль. Нет ничего лучше хорошей смеси табака и шахмат, чтобы выкинуть из головы советы трясущегося старого дурака, которому пора бы и поумнеть. Прости, ребенок. Не мог удержаться, хотя и опоздал с советом.
Я улыбнулась.
- Хоть сейчас и не подходящая стадия нашего флирта, чтобы это говорить, но вы очень хороший. Но да. Слишком поздно.
Раздался голос Рауля:
- Вот ты где! Карло, какого дьявола ты решил прятать ее в этом углу? Черт побери, я тем временем все двери просмотрел. Не думал, что она считает вас и золотых рыбок такой приятной компанией. Что вы, кстати, обсуждали? Что поздно?
- Ну, во-первых, ты появился. А теперь веди ее танцевать и вымаливай прощение.
- Так и сделаю. Линда, пошли.
Озабоченный взгляд Флоримона провожал меня, а потом нас охватила музыка.
Рауль сказал мне на ухо:
- Век прошел. Ты там долго была?
- Не очень.
- Что так поздно?
- Боялась.
- Почему? А, Элоиза…
- Она нас видела, ты знаешь.
- Да. Тебе это важно?
- Конечно.
- Учись не обращать внимания.
Сердце билось у меня в горле.
- Как?
Но он засмеялся, не ответил, закружил меня под музыку, замелькали колонны, группа людей, кресло на колесах… Леон де Валми смотрел на нас, тень в центре калейдоскопа, паук в яркой паутине… Я тряхнула глупой головой. Ну его, не боюсь, или боюсь? Когда танец развернул меня к нему лицом, я безмятежно улыбнулась, он растерялся, а потом улыбнулся в ответ. Похоже, его безумно развеселила какая-то неизвестная мне шутка, крайне неприятная. Я сказала:
- Рауль!
- Да?
- Нет, ничего.
- Просто Рауль?
- Да.
Он мягко улыбнулся, и мне показалось, что понял.
Танец закончился у одного из окон. Рауль не выразил ни малейшего желания от меня уйти, стоял рядом и ждал. Он не обращал внимания на толпу, хотя на нас активно смотрели. Я пыталась найти мадам де Валми, но ее не было видно. Музыка заиграла, Рауль повернулся ко мне. Я сказала:
- Слушай, совсем не обязательно мной заниматься, я…
- Ну ты и кретинка.
Я забыла Элоизу, Леона, засмеялась, сказала:
- Я больше не буду, месье, - и полетела танцевать.
- Я сегодня выполнил все обязанности, танцевал со всеми вдовами… Хорошо, что не нашел тебя раньше, а то не был бы таким старательным.
В открытые окна заглядывала нежная ночь.
Мы танцевали около окна, вдруг мы оказались не в бальном зале, а на балконе. Музыка, пасхальная луна, танцующие тени в темном саду… Мы молча продолжали танцевать, остановились, обнялись… Когда я смогла говорить, я сказала:
- Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.
И после этого очень долго беседовать не было никакой возможности.
А потом заговорил он:
- Ну а ты собираешься это спросить?
- Что?
- Что всегда спрашивают женщины. Люблю ли я тебя.
- Меня устроит все, что ты можешь дать.
- Не надо скромничать и унижаться.
- Ничего не могу поделать. Я так себя с тобой чувствую.
- Бог мой! Линда! Слушай!
- Слушаю.
- Эта любовь. Я не знаю. Это честно.
Что-то шевельнулось во мне, абсурдно похожее на жалость.
- Не надо, это не важно.
- Важно. Ты должна знать. Были другие женщины. Много. Но это другое. - Он засмеялся. - Я сказал бы это в любом случае, да? Но я не вру. Линда! Чертовски странное имя для француженки. Я хочу тебя. Ты мне нужна. Если это называется любовь…
- Все в порядке. Правда.
Тишина. Он отпустил меня и вдруг спросил обычным голосом:
- О чем вы говорили с Карло?
- Почти не помню. О платье. О моем платье.
- Давай, признавайся. Обо мне?
- Откуда ты знаешь?
- Ясновидение.
- Убийство! Не говори, что это у тебя тоже есть. Твой папа - колдун, знаешь?
- Тогда назовем это хорошим слухом. Карло предупреждал, что мои намерения наверняка бесчестны?
- Конечно.
- Правда?
- Более-менее. Он это делал намеками и из наилучших побуждений.
- Это уж наверняка. А что он говорил?
Я процитировала:
- Ты и Рауль - нет, нет и нет. Не сердись на него, я его обожаю.
- Не сержусь. Не про намерения… Я говорил, как я к тебе отношусь, а ты любишь меня?
- Да, да и да.
- Три раза? Ты великодушна.
- Чтобы уравновесить слова Карло. А потом в Англии есть примета: что сказано три раза - правда.
- Значит рискнешь выйти за меня замуж?
Я задрожала, сказала хрипло:
- Но твой отец…
Его руки так резко двинулись, что мне стало больно.
- Отец? Он-то тут при чем?
- Он рассердится. Выгонит тебя из Бельвинь. Или…
- Ну и что? Я ни к чему не прикован. Боишься повредить моему положению и перспективам? Господи, вот это неплохо!
- Но ты любишь то поместье, ты говорил, и миссис Седдон…
- Она тоже обо мне не молчала, да?
- Как все.
- Тогда они тебе говорили, что я там буду только до тех пор, пока Филипп не получит Валми?
- Да.
- Ну и как, на твою трижды правдивую любовь не влияет такое беспросветное будущее?
- Я же сказала, что на все согласна.
- Значит, выйдешь за меня замуж?
- Да.
- Несмотря на предупреждения и отсутствие перспектив?
- Да.
Он засмеялся.
- Можешь об этом не беспокоиться. Честными или нечестными способами, но перспективы у меня будут.
- Искатель приключений, вот ты кто.
- А ты?
- Наверное, тоже.
- Знаю. Встретились алмаз с бриллиантом. Поцелуемся и перестанем торговаться.
Когда он меня отпустил, я спросила:
- Мы должны им сказать?
- Конечно. Почему нет? Я бы с удовольствием прокричал об этом с крыши. Но если хочешь, подождем до завтра.
- Да, пожалуйста.
- Так боишься моего отца?
- Да.
- Не стоит. Я сам могу им сказать, а ты спрячешься, пока все не закончится.
- Они так разозлятся.
- Разозлятся? Ты себя недооцениваешь, дорогая.
- Ты не понимаешь. Меня должны были уволить, сказали бы про это завтра. Поэтому я и не шла танцевать.
- Но почему. В чем преступление?
- В тебе.
- В смысле потому, что Элоиза увидела, что я тебя целую? Тебя должны были уволить за это? Чушь!
- Правда. То есть я так думаю. Она так со мной разговаривала, и все на меня смотрели…
- Это не важно. Теперь не нужно беспокоиться. И ты наверняка не права. Она бы даже не разрешила тебе уйти.
- Я тоже так думала. Мне казалось, что это странно, из-за Филиппа.
- Филиппа?
- Да. Не то, чтобы я для него сделала что-то необыкновенное, просто не потеряла головы, но все-таки я спасла его, когда он упал с балкона, а твой отец сказал…
- О чем ты говоришь?
- А ты не знал? - Я удивилась и рассказала ему про наши приключения. - И твой отец тогда понял, что ты меня поцеловал, а никаких разговоров про мое увольнение не было. А теперь есть.
Он опять засмеялся.
- Ну теперь мы им дали для этого еще более основательные причины, не находишь? Успокойся. Сейчас, скорее всего, все на балу знают, что ты ушла со мной, и бурно обсуждают, зачем и почему.
- Ничего они не обсуждают, им все ясно. А мне завтра смотреть им в глаза.
- Вместе со мной. А пока давай забудем о завтрашних проблемах и отметим это событие. Выпьем шампанского.
- И поедим, - сказала я.
- Бедное дитя! Ты не ела?
- Ни кусочка. Сидела в углу, а ты танцевал, пил и наслаждался собой.
- И очень глупо. Стоило тебе вылезти, тебя бы окружила масса партнеров, только и мечтающих потанцевать с тобой, напоить и понаслаждаться. Пошли к пище.
Огромный зал был заполнен питающимися и пьющими людьми. Мы не останавливаясь прошли через толпу, приблизились к огромному столу и тут я вспомнила и потрогала его за рукав.
- Рауль. Я обещала подняться к Филиппу в середине бала. Я должна идти.
- К Филиппу? Ради бога, зачем?
- Думаю, он чувствовал себя брошенным. В любом случае я обещала и не могу его разочаровать.
- Ты ухаживаешь за ним лучше, чем тебе по штату положено, да?
- Я так не думаю. Надо уходить, вдруг он не спит и думает, что я забыла.
- Мне показалось, что ты голодная.
- Это чистая правда. - Я посмотрела на стол. Розовые крабы выглядывают из-под зеленой петрушки… - В жизни не была на балу и не видела такого стола. Но слово есть слово.
- Всегда сдерживаешь обещания?
- Всегда.
- Я это запомню.
- Они имеют силу, только если я выполню свое обещание Филиппу. Оно было дано раньше.
- Но я тоже пойду и не собираюсь дать тебе упасть в голодный обморок там наверху. Давай нарушим еще несколько правил и возьмем с собой еду. Тогда Филипп получит удовольствие, а мы отметим, как хотели.
- Ой, Рауль, здорово! Давай!
- Прекрасно. Что тебе нравится?
- Все.
- Иди к Филиппу, а я все соберу и поднимусь за тобой.
- Договорились.
Я двигалась сквозь толпу и больше всего боялась встретить Леона де Валми. Я выскочила из зала и побежала по черной лестнице, которой мы обычно с Филиппом пользовались. Но беспокоиться не стоило. Лестница выходит в коридор почти напротив комнаты мадам де Валми. Когда я была на верхней ступеньке, у меня расстегнулась и соскочила туфля. Я остановилась, чтобы ее поднять, а когда выпрямилась, две женщины выходили из этой комнаты. Мое сердце чуть не остановилось, но ни одна из них не был Элоизой - две пожилые нетанцующие дамы, которые весь бал следили за Раулем и поднимали брови, сначала на блондинку, а потом на меня. Я представила, какие бы у них стали лица, узнай они, что у меня с Раулем свидание наверху, правда, под близким наблюдением Филиппа, и развеселилась. Туфля была моим алиби. Я вежливо их пропустила и проследовала в свои апартаменты переобуваться.
Где-то начали бить часы. Полночь. Я надеялась, что Филипп еще не спит и тихо шла по коридору. И тут я вдруг осознала, глядя на туфельку в своей руке. Полночь. Потерянный башмачок. Бал. Я даже нахмурилась. Чушь такая, даже можно разволноваться. Потом мне стало смешно.
- Где тут мои тыквы? - прошептала я жизнерадостно и положила руку на дверь Филиппа.