- Гилберт, - начала она, - я поступила дурно с тобой, и вдвойне дурно то, что я не могла найти в себе мужества рассказать тебе обо всем раньше…
От этих слов у Гилберта сжалось сердце.
- Я никогда не любила тебя, - продолжала Эдит. - Ты всегда был для меня только милым другом. Но…
Она внезапно замолчала, так как поняла, что сейчас чуть было не предала родную мать, собираясь обвинить ее. А не лежит ли большая доля вины на ней самой? Ведь могла же она, в конце концов, воспротивиться этому пошлому браку! И Эдит решила всю вину взять на себя.
- Я вышла за тебя замуж… - медленно произнесла она, - потому что… ты… богат… потому что ты… будешь богат…
Последние слова она прошептала чуть слышно. В ней происходила тяжелая борьба: ей не хотелось, чтобы он слишком дурно думал о ней, и в то же время она хотела сказать ему всю правду.
- Значит, все это… из-за моих денег? - изумился Гилберт.
- Да, я… я хотела выйти замуж за богатого человека. Наши обстоятельства… наше материальное положение… сильно пошатнулось…
Она сжала виски ладонями.
- Не упрекай, пожалуйста, ни в чем мою мать. Это я виновата во всем…
- Понимаю, - медленно произнес Гилберт.
Удивительно, какие порой бывают запасы сил в человеке, когда ему приходится предстать перед тяжелым испытанием!
В эту ужасную минуту, когда все мечты его разлетелись в прах, когда рушилось, словно карточный домик, его счастье, Гилберт сумел овладеть собой.
Он увидел, как Эдит внезапно покачнулась; подскочив к ней, он подхватил ее под руки.
- Присядь, - произнес он ровным голосом.
Она была смертельно бледна. Он усадил ее поудобнее на диван, заботливо подложил ей под спину подушку и вернулся на свое место у камина.
- Итак… Ты, значит, вышла за меня замуж ради моих денег, - сказал он и неожиданно расхохотался. - Бедное дитя! - добавил он, и в его голосе зазвучала несвойственная ему ирония. - Мне, право, жаль тебя, но ты, увы, ошиблась: денег у меня нет и не предвидится!
Эдит быстро взглянула на него.
- Не предвидится? - переспросила она. Но в ее голосе не было разочарования, только искреннее любопытство. Гилберт понял, что девушка не виновата: это мать заставила ее сделать "хорошую партию".
- Ты не получила ни мужа, ни денег, - резко бросил он, хотя его сердце было полно сострадания и подсказывало ему, что следовало бы пощадить ее…
- Но не это самое ужасное, - продолжал он, наклонившись к ней и понизив голос. - Ужаснее всего то, что…
Эдит так и не узнала, что же ужаснее всего: он внезапно замер, словно пораженный молнией.
Девушка увидела, как его лицо исказилось и стало землистого цвета. Взгляд устремился куда-то вдаль, а полураскрытый рот застыл в жуткой гримасе. Она быстро вскочила на ноги.
- Что с тобой? - растерянно прошептала она.
- Боже…
В его голосе отразился смертельный страх. Она прислушалась. Откуда-то, казалось, из-за окна, доносились печальные звуки скрипки. Это была полная страсти и тоски мелодия. Эдит подошла к окну и выглянула на улицу. Внизу стояла юная девушка, одетая в убогое платьице, и играла на скрипке. Несмотря на свой скромный наряд, она была прекрасна.
Уличный фонарь озарял желтым светом бледное лицо скрипачки. Взгляд ее был устремлен на окно, в котором стоял Гилберт.
Эдит взглянула на своего мужа. Что-то в его облике заставило ее содрогнуться.
- "Мелодия в фа-миноре" - прошептал он. - Боже! "Мелодия в фа-миноре"… и в день моей свадьбы…
Глава 5.
ЧЕЛОВЕК, ЖЕЛАВШИЙ РАЗБОГАТЕТЬ
Группа, состоящая из трех человек, одним из которых был Лесли Франкфорт, в этот час находилась в конторе фирмы "Уоррел энд Берд" и внимательно разглядывала несгораемый шкаф.
Да и было на что посмотреть: на полу перед шкафом лежали всевозможные инструменты, а сам он носил на себе следы взлома.
Вокруг замка расположились полукругом отверстия, выжженные газовой трубкой.
Один из мужчин указал рукой на некоторые из лежавших перед ним инструментов и сказал:
- Они основательно поработали. Хотел бы я знать, что помешало им довести свое дело до конца.
Самый старший из находившихся перед шкафом мужчин покачал головой.
- Я предполагаю, что им помешал ночной сторож, - сказал он. - А каково ваше мнение, мистер Франкфорт?
- Я никак не могу успокоиться. Ведь до чего они ловки в своей работе! - сказал Лесли. - Одни их инструменты, по-моему, должны стоить не меньше чем двести фунтов!
И он указал на целый арсенал, разложенный на полу. Сыщик также взглянул на пол.
- Да, эти люди знают толк в своем деле, - сказал он, ухмыльнувшись. - Но у вас ничего не пропало, не так ли?
- И да, и нет, - осторожно ответил Лесли. - Здесь находилось бриллиантовое колье, сданное на хранение одним из наших клиентов. И оно исчезло. Но я бы не желал, чтобы эта пропажа стала достоянием гласности…
Сыщик удивленно взглянул на него.
- Ваше желание несколько странно, - сказал он. - И если мне позволено будет сделать замечание, то я скажу, что обычно не принято хранить бриллиантовое колье в конторах биржевых маклеров.
- Хоть это и не принято… - сказал Уоррел, - но вышло так, что один из наших клиентов, уезжая на прошлой неделе за границу, за двадцать минут до отхода поезда явился к нам и попросил принять на хранение это колье…
Мистер Уоррел не счел нужным сообщить детективу всю правду: колье это было оставлено в залог, в обеспечение чрезмерно возросшего долга. Оно должно было храниться в конторе до того времени, пока у клиента поправится положение, и он сможет выкупить свою драгоценность обратно.
- Помимо вас и ваших компаньонов кто-нибудь знал о том, что это колье находится здесь, в несгораемом шкафу?
Уоррел покачал головой.
- Не думаю. Я никогда никому не говорил об этом. А вы, Лесли?
Лесли заколебался.
- Я не могу утверждать, что последовал вашему примеру, - сказал он. - Но тот, кому я рассказал об этом, конечно, не станет об этом распространяться.
- И кому вы рассказали о колье?
- Я рассказал о нем Гилберту Стендертону. Я упомянул о колье как-то в разговоре, когда мы коснулись краж со взломом.
Старший компаньон покачал головой.
- Я не думаю, что его можно отнести к разряду людей, способных на взлом несгораемого шкафа, - сказал он.
- Странное совпадение, - продолжал задумчиво Лесли. - Всего лишь за два дня до его свадьбы мы говорили с ним об этой знаменитой шайке взломщиков. Я подозреваю, - обратился он к детективу, - что это работа вашего знаменитого приятеля. А вы как считаете?
Старший инспектор Голдберг утвердительно кивнул головой.
- В этом нет никакого сомнения, сэр, - сказал он. - В Лондоне существует только одна банда, способная выполнить такую работу. Я мог бы их арестовать сегодня же, но готов побиться об заклад, что едва ли смог бы добыть веские улики против них.
Лесли оживленно поддакнул.
- Вот и я сказал Гилберту то же самое! Разве не удивительно, что в двадцатом веке возможно такое? Существуют три или четыре человека - имена их известны полиции, вы ведь назвали мне их после последней их проделки, и в то же время полиция бессильна предпринять что-нибудь против них, не имея возможности доказать их причастность ко взлому!
Инспектор Голдберг почувствовал себя в некоторой степени задетым, но все же заставил себя любезно улыбнуться.
- Но, с другой стороны, вы не должны забывать о трудностях, стоящих перед нами, когда приходится добывать улики против людей, работающих с таким мастерством и с такой ловкостью… Тут имеется еще одно странное обстоятельство, - сказал он. - Почему ваш шкаф обладает для них такой притягательной силой? Это уже вторая попытка взломать его.
- Да, на сей раз, - заявил глава фирмы, - они действовали основательно.
- Я полагаю, что вы хотите, чтобы в газету попало обо всей этой истории только самое необходимое? - осведомился инспектор.
Уоррел отрицательно покачал головой.
- Нет. Я бы предпочел, чтобы эта история вообще не получила огласки, - сказал он. - Впрочем, решать все равно вам…
- Прекрасно, - заметил детектив. - Я полагаю, что пока нет надобности в том, чтобы о происшествии узнали все. Если репортеры все же пронюхают кое-что, я предоставлю вам возможность рассказать им ровно столько, сколько вы сочтете нужным. Но я надеюсь, что никто ничего не узнает об этом. Вы очень благоразумно поступили, обратившись непосредственно в полицейское управление.
В течение ближайшего получаса полицейский инспектор занимался изучением места преступления в надежде напасть на какой-нибудь след, поминутно делая в своей записной книжке какие-то пометки. Затем он вызвал из полицейского управления двух сыщиков, которые забрали из помещения фирмы инструменты взломщиков.
По-видимому, взломщики забрались в контору накануне, после окончания рабочего дня, и проработали весь вечер, а, может, и до поздней ночи. Они успешно потрудились над удалением замка несгораемого шкафа, но что-то помешало им закончить работу, потому что они исчезли, даже не захватив с собой инструменты. То был не первый их взлом в Сити. В течение последних шести месяцев Сити так и лихорадило от дерзких ограблений, из которых большинство были удачными.
Так как взломщики были хорошо осведомлены о том, что хранилось в этом несгораемом шкафу, то полиция сконцентрировала свое внимание на трех совершенно безобидных совладельцах небольшой маклерской конторы. Но, несмотря на все усилия, попытки установить связь между этими людьми и теми, кто взломал несгораемый шкаф, оказались безрезультатными.
Лесли вспомнил, как он шутя предложил Гилберту Стендертону попытаться заработать вознаграждение, объявленное двумя фирмами на случай обнаружения преступников и возвращения похищенных ценностей.
- В конце концов, - сказал он ему, - вы с вашей проницательностью и фантазией были бы идеальным сыщиком.
- Или вором, - проворчал тогда Гилберт.
Он был в скверном настроении, так как его по-видимому тяготили изменившиеся к худшему материальные обстоятельства.
…Закончив осмотр шкафа и распрощавшись со своим компаньоном и полицейским инспектором, Лесли направился в свой "Просцениум-клуб". Там его ожидала телеграмма. Он распечатал ее и, ознакомившись с содержанием, удивленно поднял брови. Телеграмма гласила:
"Должен сегодня после обеда переговорить с вами. Встретимся в четыре часа - станция Чаринг-Кросс. Гилберт".
Ровно в назначенный час Лесли был на вокзале. Гилберт ожидал его под большими часами.
- Боже мой, что с вами? - спросил Лесли, взглянув на его лицо.
- Что со мной?.. - переспросил резко Гилберт. - Ничего…
- Быть может, с вами случилось что-нибудь неприятное? - озабоченно осведомился Лесли. Он искренне был привязан к своему другу и был полон желания помочь.
- Неприятное? - Гилберт горько усмехнулся. - Дорогой друг, все, что совершается сейчас вокруг меня - неприятно. Я не вылезаю из неприятностей… У меня будет к вам просьба, - быстро продолжал он, - вы как-то говорили со мной о деньгах… Так вот, я уяснил всю тяжесть моего положения, и теперь я должен добыть любым путем денег. Причем, как можно скорее…
Гилберт говорил быстро, деловым тоном, и в его голосе звучала решимость.
- Я хотел бы от вас получить информацию об акциях, облигациях и прочих бумагах, - продолжал Гилберт. - Прошу вас, просветите меня на этот счет, расскажите все, что знаете.
- Мой дорогой! - ответил Лесли. - Черт вас побери, - чего ради ломаете себе голову над всем этим? Сейчас же ваш медовый месяц! Кстати, где ваша супруга?
- Она осталась дома, - быстро ответил Гилберт. Он не испытывал ни малейшего желания говорить о ней, и у Лесли оказалось достаточно такта для того, чтобы не задавать ему больше никаких вопросов.
- Я могу вам сообщить все, что мне известно, но мне не ясно, что же именно интересует вас.
- Меня интересует вопрос о помещении капитала. Я хотел бы получить сведения, на основании которых мог бы иметь двадцать тысяч годового дохода.
Лесли застыл на месте и изумленно посмотрел на своего друга.
- Вы в своем… - начал он.
Гилберт несколько принужденно улыбнулся.
- В своем ли я уме, хотели вы спросить? - закончил он вопрос за своего друга. - О да!
- Но разве вам неизвестно, что для того, чтобы получить на такую сумму столько процентов, вам надо располагать капиталом в четверть миллиона фунтов?
Гилберт кивнул.
- Да. Я знаю, что примерно такая сумма понадобится мне для того, чтобы иметь доход в этих размерах. Я бы хотел, чтобы вы в течение сегодняшнего вечера составили для меня список надежных бумаг, которые мне необходимо приобрести, чтобы мои наследники имели гарантированный доход в вышеупомянутой сумме.
- Послушайте, Гилберт, неужели действительно было необходимо вызывать меня в жаркий летний день на этот отвратительный вокзал для того, чтобы обсудить фантастический план размещения каких-то вкладов?
Однако что-то неуловимое в облике Гилберта подсказывало ему, что все это отнюдь не шутка.
- Значит, все это серьезно? - переспросил он.
- Разумеется, серьезно.
- В таком случае я составлю для вас полный список. А что, собственно говоря, произошло? Дядюшка изменил свое решение?
Гилберт покачал головой.
- Не думаю, чтобы он уже когда-либо изменит свое решение, - сказал он. - Сегодня я получил извещение от его секретаря, в котором до моего сведения доводится, что здоровье дяди сильно пошатнулось. Право, мне его очень жаль…
И в его голосе прозвучало искреннее сожаление.
- Он очень порядочный человек, - добавил Гилберт.
- Но это еще не основание для того, чтобы завещать все свое состояние какому-то заведению для собак, - заметил Лесли. - Однако, чего ради заставили вы меня явиться на этот вокзал, когда ваш клуб находится здесь же, за углом?
- Да, это так, - ответил Гилберт, - но… Я скажу вам всю правду, я… собираюсь выйти из клуба.
- Что такое? Выйти из клуба? Теперь-то, надеюсь, вы мне скажете, что все это означает? Быть может, вы собираетесь также отказаться от вашей должности в министерстве иностранных дел, господин Крез?
Гилберт улыбнулся.
- Я уже отказался от своей должности, - спокойно заметил он. - Я должен располагать временем для своих личных дел, - продолжал он. Вам трудно свыкнуться с мыслью, что у меня завелись дела, мой дорогой, - он мягко положил свою руку на плечо Лесли, - но это так. И поэтому я действительно нуждаюсь в вашем совете. Но только в совете…
- Это, видимо, означает, что мне не следует совать свой нос в ваши дела, пока меня специально не попросят об этом… Прекрасно, - сказал Лесли. - А теперь идемте-ка в мой клуб. Надеюсь вы не все клубы возненавидели?
Гилберт уклонился от ответа, и возобновили свою беседу они лишь тогда, когда очутились в просторной курительной клуба Лесли.
Два часа подряд Гилберт дотошно расспрашивал Лесли и тщательно заносил на бумагу полученные от него ответы. Лесли добросовестно пытался удовлетворить жажду, внезапно обуявшую его друга, никогда не проявлявшего интереса к биржевым делам.
- Я и не предполагал, что так мало знаю, - сказал молодой человек после того, как Гилберт занес на бумагу последний его ответ. - Сколько вопросов вы мне задали! Вы врожденный экзаменатор, Гилберт!
Тот слабо улыбнулся и спрятал листок с записями в карман.
- Надо вам сказать, - произнес он, - что я сегодня утром составил свое завещание, и буду просить вас быть моим душеприказчиком.
Лесли изумленно воззрился на него.
- Вы самый большой чудак из всех, которых мне приходилось встречать в своей жизни, - сказал он смущенно. - Вы лишь вчера женились, а сегодня уже бродите с печальным лицом, словно факельщик из похоронного бюро… Поспешили зачем-то составить завещание… Теперь целых два часа вы расспрашивали меня о ценных бумагах, толковали о биржевых тонкостях… Очень оригинально!
Гилберт снова улыбнулся, затем пожал Лесли руку и направился к выходу.
- Я еду в Сент-Джонс-Вуд, - сказал он на прощанье приятелю. - Полагаю, что вам со мной не по пути…
- Мне очень приятно слышать, что вы едете именно в Сент-Джонс-Вуд, - заметил Лесли, насмешливо улыбаясь. - А я было опасался, что вы поедете в какой-нибудь крематорий или похоронное бюро!
Вернувшись домой, Гилберт застал свою жену в кабинете. Эдит сидела в глубоком кресле. От волнений вчерашнего вечера не осталось и следа. Она приветливо улыбнулась ему. Эдит почувствовала, что начинает уважать его, оценив самообладание, не покинувшее его даже в ту ужасную минуту объяснения…
…За завтраком он приветливо поздоровался с ней, но она не сомневалась в том, что ему пришлось пережить тяжелую, бессонную ночь - это было видно по его усталым глазам и напряженному голосу…
…Войдя в комнату, Гилберт направился к столу.
- Ты хочешь остаться один? - спросила Эдит.
Он вздрогнул и повернулся к ней.
- Нет, нет, - возразил он. - У меня нет необходимости оставаться наедине с собой. Я хочу поработать, но ты мне не мешаешь. Кстати, должен тебе сообщить, - добавил он равнодушно, - что я отказался от своей должности.
- От должности? - изумилась она.
- Да. Дело в том, что у меня сейчас слишком много других дел, исключающих мою дальнейшую службу в министерстве иностранных дел. Мне пришлось сделать выбор и пожертвовать службой во имя другого…
Эдит пребывала в полной неизвестности, не имея представления о том, чем, собственно, могло быть это занятие, ради которого Гилберт пожертвовал службой. Ее муж становился для нее загадкой. Но по мере того, как его начала окружать какая-то загадочность, он начинал интересовать ее. В том, что его жизнь была связана с какой-то трагедией, она не сомневалась. Он спокойно сообщил ей о том, что дядя лишил его наследства; по ее настоянию он изложил эту историю в письме, адресованном ее матери. В ожидании предстоящего бурного объяснения со своей матерью она не испытывала ни боязни, ни угрызений совести.
В глубине души она надеялась, что письмо немедленно возымеет свое действие, и что объяснение с матерью закончится прежде, чем ее супруг вернется домой. Но Гилберт вернулся ранее, чем его ожидали, а через полчаса после его возвращения разразилась гроза…
Внизу зазвонил звонок. Эдит вздрогнула. Затем она сбежала по лестнице и открыла дверь…
- Где твой милейший муженек? - хриплым голосом спросила мать.
- Мой муж у себя в кабинете, - ответила Эдит, не теряя спокойствия. - Ты желаешь его видеть? Тебе что-нибудь нужно от него?
- Нужно ли мне что-нибудь от него?! - переспросила миссис Каткарт, теряя самообладание.
Глаза ее гневно сверкали и, глядя на ее впалые щеки, Эдит на мгновение почувствовала к ней жалость: этой женщине пришлось в одно мгновение расстаться со всеми своими воздушными замками, и случилось это с ней именно тогда, когда она, казалось, была ближе всего к цели…
- Он знал, что я приду? - спросила мать.
- Я полагаю, что ему не только известно о твоем приходе, но и что он ожидает тебя, - сухо заметила молодая женщина.
- Я хочу переговорить с ним наедине, - заявила миссис Каткарт.
- Нет, ты будешь говорить с ним в моем присутствии, иначе тебе вообще не удастся переговорить с ним.