Но сейчас, схлестнувшись с Мустаевой, Ковешников завонял попавшей под дождь бродячей псиной. Запах был таким конкретным, таким острым и так быстро забился в ноздри, что Бахметьев несколько раз чихнул. И немедленно представил себе этого шелудивого кобеля - озлобленного, с желтыми шатающимися клыками и проплешинами на спине.
Такие всегда точно знают, где расположена сонная артерия. Женщины и дети перед ними бессильны. И он, Бахметьев, молодой сильный мужчина, должен вступиться за красавицу Анну. Он и вступится, как только закончит чихать.
Это что-то аллергическое. И не в запахе мокрой псины здесь дело, хотя он никуда не делся.
Есть еще и встречная волна.
Чем пахнет Анна Мустаева? Лимонной свежестью. Пряным цветочным ароматом, который приносит ветер с побережья теплых морей. Анна Мустаева безупречна - так кажется в первую минуту, и во вторую тоже, и во все последующие. Ровно до того момента, когда ей волею судеб не приходится столкнуться с мокрой псиной. И вот, пожалуйста, - цветы с побережья начинают увядать. Плоть их распадается, хоть и неявно, незаметно глазу. Но тонкий привкус тления уже пропитал воздух вокруг и захватывает все новые и новые пространства.
Они друг друга стоят, эти двое.
Говорят на понятном друг другу языке.
С самого начала они вступили в войну, на которой все средства хороши, включая применение химоружия, а страдать почему-то должен Женя Бахметьев!.. Можно, конечно, протянуть руку и открыть окно, чтобы свернутые в тугие клубки запахи хоть немного выветрились, но дела это не исправит.
- Я тут сопоставил некоторые факты, - сказал Бахметьев. - И обнаружил кое-что любопытное. По поводу жертв.
- Да ну! - синхронно удивились Ковешников и Мустаева подобной бахметьевской прыти. А следователь еще и добавил от себя: - Валяй. Порази в самое сердце.
- Они могли быть знакомы.
- Давай-ка поподробнее, - недоверчиво прищурился Ковешников, раз за разом отказывавший Бахметьеву в малейшем подобии умственной деятельности.
И под насмешливым взглядом сукина сына следователя Бахметьев съежился и увял. Хуже, чем от цветочно-шерстяной вони, которую распространяли вокруг себя два бойцовых пса.
- Ну, мою теорию еще надо довертеть. Додумать до конца. Найти пару недостающих звеньев. А может быть, одно. Звено, в смысле. Тогда и изложу.
- Лады, - почти пропел Ковешников. - Будем ждать с нетерпением. Не так ли, Анн Дмитьнааа?
Анн Дмитьнааа надменно кивнула головой. Очевидно, ее взгляд на Бахметьевские аналитические потуги полностью совпадал со взглядом Ковешникова.
Хоть в чем-то они пришли к согласию, слава тебе, Господи!
Вывод, который хотел озвучить, но не озвучил Бахметьев, никак не следовал из изучения личностей погибших Ромашкиной и Капущак и их ближайшего окружения. Общего в их судьбах было немного: обе они не являлись уроженками Питера. Ольга Ромашкина переехала в Санкт-Петербург из Минеральных Вод, а Тереза Капущак - из Хабаровска. Обе снимали квартиры-однушки. Ромашкина - во вполне респектабельном доме бизнес-класса на Большом Сампсониевском, у метро "Выборгская". Бахметьев помнил этот дом, поскольку жил там же, на Сампсониевском, только на пару остановок ближе к Финляндскому вокзалу. Всякий раз они с Колей Равлюком проезжали мимо него, когда по воскресеньям мотались на Удельную, на блошиный рынок. Там Коля перерывал залежи барахла в поисках старых золингеновских бритв, ножниц и прочей ржавой дребедени - коллекционер хренов! Золингеновские вылазки случались нечасто, но дом всегда оказывался на месте, что ему сделается? Теперь же он оказался связан с грустной историей. Как и другой дом - на улице Дыбенко, упирающейся в одноименное метро. Место обитания Терезы Капущак - та еще тьмутаракань, пролетарская окраина.
Обе девушки были одиноки; во всяком случае, того, что изобличает наличие бойфрендов (комнатные тапки подходящего размера, носильные вещи, строгие бритвенные станки с пятью лезвиями, непарные носки под кроватью) в их квартирах не нашлось. Собственники квартир характеризовали жиличек тоже примерно одинаково, едва ли не под копирку: за аренду платит исправно, задолженности по коммуналке нет, от соседей жалоб не поступало, все остальное - не нашего ума дело. Хотя…
Что теперь делать с их вещами?
Вещи должны были забрать родственники. И так выходило, что не самые близкие, - двоюродная сестра Ромашкиной по отцу и ее же тетя по матери; родителей девушка потеряла еще в отрочестве. Обе женщины никак не могли согласовать ни дату приезда, ни вопрос, что делать с телом: везти в Минводы или хоронить по месту последней постоянной прописки - в городе Гатчина Ленинградской области (где Ромашкина не прожила ни дня). И что-то подсказывало Бахметьеву, что любящие родные выберут именно Гатчину.
Не лучше обстояли дела у Терезы Капущак. Несмотря на то что в Хабаровске обнаружился ее отец, выяснить, что же произошло с дочерью, он не спешил. Два коротких разговора с ним произвели на Бахметьева тягостное впечатление. Оба раза старший Капущак был сильно навеселе, требовал от дочери денег и грозился подать на алименты. Бахметьева он принял за любовника Терезы и, решив использовать его как передаточное звено, заявил: "А сучке моей так и скажи: деньги на бочку, иначе по судам затаскаю. Не отвертится, тварюга".
Впоследствии Бахметьев не мог вспомнить, кого еще в своей жизни посылал с таким удовольствием. С таким оттягом.
В отличие от мизантропа и человеконенавистника Ковешникова, он испытывал к обеим жертвам что-то похожее на симпатию, произошедшее с ними ранило опера. Это была не глубокая рана, скорее - царапина, которую вовремя не смазали йодом.
Вот она и стала саднить.
И саднила все настойчивее, хотя ей давно пора было покрыться спасительной коркой. Бахметьев слишком проникся судьбой Ромашкиной и Капущак. А главное, их одиночеством. Оно никак не вязалось с чрезмерной активностью Ольги в соцсетях. И с работой Терезы на бойком месте: последние полтора года Капущак подвизалась барменом в ночном клубе "Киото и Армавир". Довольно специфическом, на взгляд Бахметьева: там так ощутимо попахивало секс-меньшинствами, что впору было переименовывать заведение в "Верхом на радуге". Или "Лицом к радуге", или чем-то еще.
Что касается сексуальных предпочтений самой Терезы - они так и остались для Бахметьева непроявленными. Ни администратор клуба, ни ее сменщики и коллеги по стойке не могли с уверенностью сказать, встречалась ли покойная с кем-нибудь. Пару-тройку раз за ней вроде бы заходил парень - или девушка, похожая на парня. Не исключено, что это были разные люди. Как не исключено и обратное. Нет, Тека (так называли Терезу в клубе) ни с кем особенно не сближалась. Привет-привет, пока-пока. Не исключено, что персонал "Киото и Армавира" что-то недоговаривал. Как не исключено и обратное. Этот пугливый дуализм страшно раздражал Бахметьева, но ничего поделать он не мог. Ковешников - тот смог бы. Прикинувшись скунсом и выпустив вонючую струю из-под плаща (дурной запах действует на геев, как нервно-паралитический газ, - эту бесполезную информацию Бахметьев подцепил от всезнайки Коли Равлюка). Или изобразив из себя бдительного и скорого на расправу вахмистра казачьей сотни. Да мало ли что еще! У Ковешникова в засаленных рукавах плаща вечно валяются тузы и джокеры. Бери - не хочу! А у Бахметьева…
Ничего похожего у Бахметьева не было. Хотя и ему неожиданно улыбнулась удача. Так, во всяком случае, оперу показалось поначалу, когда к нему в руки попала эта книга.
Э.Т.А. К.Н.И.Г.А.
Ее выудил из-под стойки второй бармен "Киото и Армавира" - дядя Федор, мутный молодой человек лет двадцати пяти. Как ни странно, это хрестоматийное мультяшное имя очень подходило его физиономии, такой же мультяшной. Не доливает, подумал Бахметьев о дяде Федоре, разбавляет почем зря. Тырит по мелочи, но за руку никто не хватал. Тот еще прощелыга.
- Болтается тут уже второй месяц, - заявил прощелыга Бахметьеву, указав на книгу. - Глаза мозолит, достала. Собирался на помойку снести, да черт отводил все время. Не зря, наверное. Книга Текина вроде бы. Если вам нужно - возьмите.
Угу.
Имя автора ничего не говорило Бахметьеву, а вот название… Не то чтобы оно так уж потрясло воображение опера, но в контексте всего произошедшего с Терезой Капущак выглядело горькой насмешкой:
ОДУРАЧЕННЫЕ СЛУЧАЙНОСТЬЮ
О скрытой роли шанса
в бизнесе и в жизни
На болотного цвета обложке был четко прорисован силуэт кошачьей головы (интересно, почему ни Ромашкина, ни Капущак так и не завели кошек? - одиночество всегда к этому располагает); писателя звали Нассим Талеб (араб, что ли?). Хитрый араб, стопудово. Еще один из когорты ловчил, пытающихся втюхать чучело акулы за двенадцать миллионов долларов. И ведь все у них получается, что удивительно!..
Поразмышлять на эту животрепещущую тему Бахметьев не успел, наткнувшись под обложкой на что-то гораздо более интересное, чем даже название и кошачья голова. Кажется, эта штука называется экслибрис. Тонкий, по форме напоминающий печать какого-нибудь ООО или ИП оттиск. Все пространство внутри печати занимают маленькая девочка и кошка (опять кошка!). Сладкая парочка читала фолиант ростом с кошку, а по внешнему круглому канту шло интригующее:
ИЗ КНИГ ЯНЫ ВАЙНРУХ
Девушка, похожая на парня?.. В затылке у Бахметьева заломило, и он немедленно перестал чувствовать кончики пальцев: так бывало всегда, когда ему неожиданно везло. Вернее, только собиралось повезти, но он уже знал об этом. Онемение в пальцах не продлилось и пяти секунд, после чего Бахметьев спросил у дяди Федора, небрежно щелкнув по книге:
- Яна Вайнрух?
- Э?
- Не знаете, кто такая?
- Понятия не имею.
- Ну, раз эта книга у вас второй месяц болтается, как вы говорите… Неужели не открывали?
- Книга не моя, чего в нее лезть?
- Значит, читать вы не любите?
- Не люблю, - честно признался дядя Федор. - Толку? Денег от этого не прибавится.
…А вот у Яны Вайнрух денег было вполне достаточно. Судя по решительно не выходящей из моды профессии психоаналитика; офису или, точнее, кабинету, расположенному на Петроградке, у Австрийской площади, в квартале от исторического здания киностудии "Ленфильм". И помощнице, которая строгим голосом сообщила Бахметьеву, что запись на прием осуществляется в конце месяца, а сейчас - начало. Так что придется немного подождать, чтобы согласовать дату (вдруг появится окно в плотном графике специалиста).
- Я по личному делу, - брякнул Бахметьев. И, не дав женщине на том конце провода опомниться, добавил: - Подъеду через полчаса.
TELL ME. 5:22
2017 г. Сентябрь
Яна Вайнрух
Он приехал на Австрийскую площадь даже раньше и без всякого труда нашел нужную ее сторону, а затем - и парадную с рядом блестящих разнокалиберных клавиш звонков в торце. На них были указаны юридические лица и организации. Судя по табличке, кабинет Яны Вайнрух располагался в квартире номер 4. Туда-то Бахметьев и позвонил и, рявкнув в домофон "Назначено!", просочился внутрь.
Чертоги психоаналитика Я. В. Вайнрух мало чем отличались от частных кабинетов подобного типа: предбанник, он же - зальчик ожидания, он же - мини-регистратура. Вполне цивильные диванчики из кожзама, икеевский журнальный столик с кипой глянца. И икеевские же постеры на стенах, - черно-красные отсылки к Лондону-casual.
За регистрационной стойкой обнаружилась женщина со стертым, маловразумительным лицом. Очевидно, именно с ней Бахметьев разговаривал по телефону. Но сейчас он решил не тратить время на разговоры и просто сунул свое удостоверение под нос психоаналитическому церберу.
- И? - Особого впечатления на цербера бахметьевские корочки не произвели.
- Собственно, это и есть. Мне нужно переговорить с Яной Вячеславовной относительно одной… м-м… возможной ее пациентки.
- Так вам назначено?
- Нет, но… - замялся Бахметьев. - Я звонил.
- Появилось окно. Могу записать вас на будущую среду.
- Вы не поняли.
- Поняла. Будущая среда. Восемнадцать ноль-ноль.
- Вы не поняли.
- Есть вариант пятницы. В час пополудни. Удобно?
- Удобно сегодня. Сейчас.
Абсурд ситуации нарастал, но ни одна из сторон не хотела сбавить обороты. Бахметьев был полон решимости достать психоаналитика, а его визави - во что бы то ни стало помешать этому. Неизвестно, сколько бы длилась словесная перепалка, если бы дверь кабинета не распахнулась и на пороге не показалась бы молодая женщина.
Совсем не похожая на парня, скорее - на голливудский персонаж. Из тех, кто по ходу фильма переквалифицируется из скромных секретарш и учительниц младших классов в спецагентов с лицензией на убийство.
Мужчины в таких постановках играют второстепенную роль.
- Лиля, - обратилась секретарша-спецагент к женщине за стойкой. - Картавенко на сегодня отменился, так что подыщи ему что-нибудь на следующей неделе. Вторая половина дня.
- Среда подойдет? Восемнадцать ноль-ноль, - немедленно встрял в разговор Бахметьев.
Лилия бросила на опера испепеляющий взгляд.
- У нас появились добровольные помощники? - поинтересовалась Яна Вячеславовна (это была именно она).
- Человек из органов. - В устах Лили это прозвучало примерно как "сбежавший из лепрозория заглянул на огонек и просит у нас соль и спички".
- Правоохранительных, - тут же добавил Бахметьев, чтобы исключить разночтения.
- Зачем же я понадобилась правоохранительным органам?
Бахметьев вынул из сумки "Одураченных случайностью":
- Ваша книга?
Окончательно перевоплотившись в спецагента с лицензией, Яна Вайнрух бросила на книгу равнодушный взгляд. Даже слишком равнодушный, ни капли заинтересованности в кошачьей голове.
- А я думала, она пропала навсегда.
Так бы все и произошло, если бы не патологическая неприязнь дяди Федора к печатному слову.
- Почему?
- Ну, знаете, как это обычно бывает? Книгу могут заиграть, и никакими силами ее потом не отобьешь.
- Заиграть? - озадачился Бахметьев.
- Тупо не вернуть.
"Тупо не вернуть". Так мог выразиться Коля Равлюк, так он обычно и выражался. Но Коля Равлюк развозил корма для животных и вовсе не старался казаться умнее, чем есть на самом деле. А молодая женщина, стоящая сейчас перед Бахметьевым, явно тянула на интеллектуалку. И на ее высоком просторном лбу, в живых карих глазах, в губах, готовых вот-вот сложиться в ироническую усмешку, - во всем ее облике читался не только природный ум. Но и хорошее образование, способное этот ум подчеркнуть и отшлифовать. Неугомонный Ковешников наверняка пристал бы к ней с вопросом на своем отвратительно-птичьем языке: а скажите, кто круче - Сьюзен Зонтаг или Людвиг Витгенштейн? И, что самое удивительное, получил бы обстоятельный и аргументированный ответ в пользу одной или другого. Или ему прочли бы целую лекцию: негоже сравнивать философов-харизматиков, особенно если они играют на разных полях. Дальнейший ход событий знаком Бахметьеву до самой распоследней мелочи: Ковешников запрезирал бы Яну Вайнрух примерно так, как презирает красотку Мустаеву. До скрежета зубовного и выделения вонючего секрета из подмышек. Или… откуда еще он там выделяется? Оттуда, где в насыщенной запахами перегноя темноте живут-поживают детские страхи и жалкие комплексы Ковешникова, лучшего человека в своем деле.
Худшего человека для других людей.
Яна Вайнрух тоже красотка, приходится признать. Она ничуть не уступает Сей-Сёнагон Мустаевой. Что делает сейчас опер Женя Бахметьев? Любуется красоткой.
Тупо любуется.
- …Проходите.
Яна распахнула дверь, приглашая Бахметьева в кабинет. Светлые стены приятного тона, беленые широкие доски на полу. Рабочий стол у окна; пара кожаных кресел. Пара картин, - самых настоящих, написанных вроде бы (и даже - скорее всего) маслом. На картинах, висящих в небольших нишах по обе стороны стола, были изображены мужчина и женщина.
Сьюзен Зонтаг и Людвиг Витгенштейн - так подумал Бахметьев. И ошибся.
- Я могу взглянуть на ваше удостоверение?
- Да, конечно.
Пока Яна Вайнрух едва ли не под лупой изучала бахметьевские корочки, тот переключился на чистое созерцание. Ему нравились картины на стене.
- Ваши родители?
- В определенном смысле - да. - Психоаналитик скупо улыбнулась.
- Ага.
Это было все, чем ограничился Бахметьев, хотя ему очень хотелось узнать, что за люди затаились в нишах. И почему они оказались здесь. Дело в том, что… опер уже видел их. Но в совершенно другом месте. Вспомнить бы в каком - и все встанет на свои места.
- Итак, я вас слушаю.
- Хотелось бы послушать вас.
Провоцировать и манипулировать, не забывая при этом обливать всех помоями, - творческий метод Ковешникова. Творческий же метод Бахметьева - корректность и вежливость. А также кротость, граничащая с идиотизмом. Иногда это срабатывает.
Но творческий метод Ковешникова срабатывает чаще. Всегда.
- Задавайте вопросы, и вы получите ответы. Может быть.
- Тереза Капущак, - произнес Бахметьев.
- Это вопрос?
- И ответ тоже. По поводу вашей книги. Она обнаружилась… э-э… у этой самой Терезы Капущак.
- Теперь книга - вещдок?
- Почему вы так решили?
- Бросьте. Если бы с Терезой Капущак все было хорошо, вы бы сюда не пришли. Все плохо настолько, насколько я думаю?
- Что бы вы ни подумали, дела обстоят еще хуже, - честно признался Бахметьев.
- Черт, - Яна Вайнрух постучала указательным пальцем по запястью. - Черт. Черт.
Она не была расстроена, нет. Скорее - раздосадована. Как будто у нее в трамвае вытащили кошелек. Денег там не было, так - пара сотен рублей плюс карточка "Подорожник" - это еще сто. С тех пор как он временно оказался разлучен со своим "Хендаем-Соларис", у Бахметьева была именно такая карточка, позволявшая экономить на проезде в метро и общественном транспорте космические суммы - до девяти рублей за поездку; не забыть сунуть в пасть "Подорожнику" пятихатку, а лучше - тысячу. Сегодня же.
Так подумал Бахметьев.
А потом он подумал, что Яна Вайнрух не ездит в трамваях и "Подорожника" скорее всего у нее нет. Зато есть платиновые банковские карты и масса скидочных - в самых разных сегментах индустрии "лакшери": нишевые духи, студия ногтей, VIP-фитнес и дружественные ему йога и пилатес, ага. Яна Вайнрух не расстроена. Скорее - раздосадована. Как будто у нее сломался ноготь. Кошелек у нее хрен отберешь. А ноготь - самое то.
- Она была вашим другом?
- Она была моей клиенткой. Недолго. Я думала, нам удалось решить проблему.
- Что за проблема?
- Видите ли… Я бы не хотела это обсуждать. - Над левой бровью Яны прорезалась тонкая морщинка.
- Придется, - вздохнул Бахметьев.
- Она… покончила с собой?
- Ее убили.
Ему показалось, что Яна выдохнула с явным облегчением. И Бахметьев сразу же понял природу этого выдоха: что бы ни случилось со штатным барменом "Киото и Армавира", профессиональная честь психоаналитика Я. В. Вайнрух не пострадала. Проблема Терезы Капущак на каком-то этапе действительно была решена. А убийство… Убийство - такая вещь, которая иногда настигает даже психически устойчивых людей.
- Как это произошло?