Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно - Сергей Пономаренко 6 стр.


Туча зазевалась и выпустила бледную луну, которая даровала свет уснувшей земле. Стало светлее и в овраге, по дну которого продвигалась Юлька. Она снова испугалась, поняв, что голоса доносятся словно из земли, из склона оврага! Вспомнились рассказы о мертвецах, восстающих из могил ночью и весело коротающих время, охотясь за живыми.

Однако вскоре ее страхи умерились – она поняла, что человеческая речь доносится из большой черной дыры в склоне оврага, внутри которой горел костер. "Ведьмина нора" – так назвал ее Вадим, а Игорь обозвал чудно – потерной. И в этой норе-потерне весело возились и шумели. Юлька набралась смелости и шагнула в туннель.

4

Страшная боль от хлестнувшей по глазам ветки заставила Вадима завопить нечеловеческим голосом и вырвать свою руку у Юльки. Ощупав лицо, он убедился, что глаза на месте. Прижав к ним руки, Вадим сел на корточки и прислонился спиной к невидимому дереву. Боль не утихала, а слепящая темнота пугала.

"Я не вижу из-за окружающего мрака или все-таки что-то с глазами?" – со страхом подумал он. Рядом заорала Юлька – видимо, что-то ее очень напугало. Ужас происходящего заставил его забыть о том, что глазам больно. Девушка бросилась бежать, но что-то повергло ее на землю и с шумом поволокло вниз. Затем наступила тишина. Была Юлька – и нет ее!

Вадим почувствовал, как кровь заледенела в жилах. О том, чтобы помочь Юльке, он даже не помышлял. Ведь наступившая тишина убедительно говорила о том, что ей уже ничем не поможешь, и любой шум мог привлечь внимание того ужасного и непонятного, что скрывалось во мраке, к нему самому! На память пришли триллеры "Чужие", "Бездна", "Живые мертвецы" и другие, названия которых не помнил. Зато хорошо помнил их содержание, еще больше леденящее кровь. Сдерживая дыхание, чтобы не выдать своего присутствия, Вадим оставался в том положении, в каком его застал крик Юльки. Ему хотелось помочиться, но громкий шум струи мог… Лучше об этом не думать!

Вадим явственно услышал правее себя шум и глухие удары, от которых еще больше съежился. Вновь выглянула луна, стало светлее, и Вадим обнаружил, что сидит в трех шагах от собственной машины, а почти голая Юлька чем-то колотит по боковому стеклу, сверкая ягодицами.

– Совсем сдурела! – зло подумал Вадим и, поднявшись, направился к ней.

Молча схватив ее за плечо, он предотвратил очередной удар. Теперь он понял, что это не Юлька, а весьма привлекательная ведьмочка, на которой был лишь плотно обтягивающий небольшие груди короткий джемперочек. И все! Ее тело оказалось холодным, неживым, как у мертвеца! Вадим почувствовал, что сейчас потеряет сознание от ужаса.

– Дай ключи от машины! – деловито, почему-то дрожащим голосом потребовала ведьма.

Вадим молча протянул ключи. Она завозилась с замком.

– Можно я… – попросил Вадим, не в силах до конца сформулировать свою просьбу, но чувствуя, что уже не в состоянии удерживать рвущуюся наружу мочу.

– Валяй! – милостиво согласилась ведьма, не дождавшись продолжения фразы. – Ты мне потребуешься, так что не уходи!

Вадим повернулся к ней спиной, расстегнул зиппер и прошил ближайший куст энергичной струей. Облегчение долго не наступало, но ощущения были близкими к экстазу. Оцепенение не проходило, мысли по-прежнему тормозились. Ведьма тем временем не только залезла в машину на водительское место, но и завела двигатель!

– Эй, послушай, как тебя там! Если ты уже закончил, то подскажи, как включается печка, я сама не разберусь! – крикнула она, перекрыв гул мотора.

Вадим нагнулся, просунул голову в открытую дверь и непослушным пальцем нажал на клавишу на приборной доске. Засветился красный огонек, и заработал вентилятор.

– Чего стоишь как столб? Садись! – приказала ему ведьма.

"На Хоме Бруте ведьма скакала по долинам и по взгорьям, – судорожно вспомнил он "Вий" Гоголя. – Может, теперь они предпочитают более современный транспорт, например автомобиль?"

– Есть, что выпить? Никак не согреюсь! – скрежеща зубами, сказала ведьма.

"И холод могил не согреть никаким огнем", – вспомнились чьи-то слова.

– Разве ведьмы употребляют? – брякнул он и с силой сжал веки, испугавшись собственной глупости. "Идиот, я назвал ее ведьмой и этим, может быть, обидел, как если бы афроамериканца назвал ниггером!" – пронеслось в голове.

– Ведьмы, хм, все употребляют! В такую погоду – что покрепче! – разъяснила ведьма.

Вадим взял ключ от багажника и принес припасенную там на всякий случай бутылку водки.

– Стаканов нет, – сообщил он.

– Ничего, и так пойдет. Поухаживайте за дамой… дамой-ведьмой, ведьмой-дамой, – сказала она, возвращая ему бутылку, чтобы он ее открыл, – от холода руки у нее ходили ходуном.

Сделала глоток, второй и закашлялась. Снова протянула ему бутылку:

– Теперь ты… Как тебя зовут? Вадим? Очень приятно. Ведьма. Вот и познакомились.

Бутылка несколько раз переходила из рук в руки, и обстановка достигла такой температуры, какую не смогла бы обеспечить автомобильная печка. Ведьма оказалась забавной и смешливой. Знала массу анекдотов, но, как и положено ведьме, очень сальных. Вадим расслабился и все чаще поглядывал на два соблазнительных бугорка с твердыми вершинами, скрытые под тонким темным джемпером. Ну а о том, что находилось у нее ниже руля и было скрыто только темнотой, Вадим старался не думать. В бутылке оставалось меньше половины, и ведьма предложила-приказала выпить на брудершафт. Вадим зажмурился, крепко сжал губы и внутренне содрогнулся от предстоящего мертвенно-холодного прикосновения.

Губы у ведьмы оказались большими, влажными и очень горячими. Она быстро сломила сопротивление губ Вадима и забросила его руки на свои плечи.

– Согреемся? – предложила она.

Почувствовав под своими руками горячую женскую плоть, Вадим ожил, и его рука совершила экскурсию по ее телу. Результат его восхитил – тело было упругим, горячим, с нежной, чуть влажной кожей, все такое зовущее. А эти два пружинящих молочных колобка с твердыми наконечниками, буквально выпрыгнувшие из-под джемпера, могли принадлежать не простой земной женщине, а только ведьме!

Ведьма необычайно быстро лишила его пиджака, рубашки, майки, расстегнула пояс и зиппер на брюках, остальное снял он сам. Вадим откинул оба сиденья, она тут же оказалась на нем… И в этот момент Вадим почувствовал, что не готов. Его самый главный орган был не готов ко встрече с лоном ведьмы. Предал его! Он испугался – вдруг ведьма обидится или, и того хуже, разозлится? Ведьма, ощутив тряпично-падающую безвольность, рассмеялась нежно и ободряюще и неожиданно нашла множество ласковых слов, при этом гладя, лаская-заглатывая и слегка покусывая зубками его орган. Эти заклинания ведьмы сотворили чудо – тот, налившись железом желания, воспрянул.

Машина жалобно стонала неисправными амортизаторами и проседала во время их любовно-акробатического этюда. Главную роль в дуэте играла ведьма, но действовала тактично, не ущемляя самолюбия мужчины. То, оседлав его, заставляла невольно вспомнить того же Хому Брута, то, оказавшись внизу, старалась слиться с ним в одно целое, то откидывалась на бок, прижимая его руки к своим грудям и склеив уста обоих поцелуем. Позы, движения сменяли друг друга, и постепенно ведьмочка довела Вадима до извержения-изнеможения, затем она вновь прибегла к колдовским манипуляциям, и он вновь был готов.

5

Игорь, сойдя с грунтовой дороги, попытался сократить путь и пошел напрямик. Под ногами оказались сплошные ямки и кочки, крайне затруднявшие движение. Но тут он вышел на тропинку, вроде как идущую в нужном ему направлении. Злость вывела его из сонного состояния.

"Вот тебе и Вадим! Можно сказать, близкий друг. И эта шпингалетка тоже хороша! У нее ветер в голове гуляет, вот и вертит хвостом перед взрослым мужчиной!" – возмущался он.

Тропинка резко повернула направо, устремилась вверх и закружила среди деревьев. Злость ушла, вернулось состояние сонливости. Оставшись в одиночестве, он ощутил некую раздвоенность. Как будто он шел по тропинке и в то же время наблюдал со стороны за тем, как идет по ней. Подобное состояние иногда у него случалось, и только тогда, когда он оставался один.

Он не любил солнце, как Юлька, загар вызывал у него отвращение. Однажды, когда ему было тринадцать лет, он со своим другом, соседом по школьной парте, Борей Лутошкиным, забрался вглубь Труханова острова, на Бабьи озера. Целью их экспедиции была проверка рассказа Сашки Острого, признанного в классе вруна и фантазера, о том, что в этих озерах женщины и девушки купаются голышом, поэтому такое название, а представителям мужской стати туда ходить запрещается. Но, как говорится, запретный плод сладок.

Была середина знойного лета, и Игорь нехотя тащился неизвестно куда, неизвестно зачем. Нельзя было отказать другу, к тому же это было бы равносильно признанию в трусости. Пока они добирались до озер, Игорь изнывал от слепящего жаркого солнца, обжигающего даже сквозь рубашку и штаны. Берег озера густо порос кустарником и редкими деревьями, но это не спасало от испепеляющего солнца. Рассказ Сашки, как и следовало ожидать, оказался враньем. По берегам огромного озера были небольшие песчаные пляжи-пятачки, переполненные людьми всех возрастов, обоих полов, но среди них не было ни одного голого!

Боря, как настоящий исследователь, предложил обойти озеро вокруг, чтобы не осталось никаких сомнений. Когда они проходили по противоположному, более заросшему и, казалось, безлюдному берегу озера, Боря вдруг замер, как гончая, увидевшая дичь, и знаками велел Игорю пригнуться. В воде плескались две голые девушки! В конце концов баловство им наскучило и они на берегу предстали во всей своей обнаженной красоте. Им навстречу нетвердой походкой вышла еще одна девушка, стащила с себя купальник и, небрежно бросив его на траву, плюхнулась в воду. Друзья наблюдали за ними, скрываясь за кустом.

– Эй, приятели! Зенки у вас не повылазят? – услышали они за спиной и, обернувшись, увидели хмурые пьяные лица двух здоровенных ребят. Парень, задавший вопрос, обдал их водочным перегаром и скривил ехидно губы, второй – повыше, потолще, с большими губами-лаптями на круглом лице – просто молча съездил по уху сначала одному "приятелю", потом второму.

Нанеся им по несколько ударов ногами, парни поволокли их через кусты на поляну, где что-то праздновала разношерстная веселая компания, которая с удовольствием принялась обсуждать различные меры наказания пойманных извращенцев. Взлохмаченная девчонка в платье, надетом прямо на голое мокрое тело, предложила, слегка заикаясь:

– Они подсматривали за на-ами, а те-еперь мы бу-удем глазеть на ни-их! Что они там прячут?

С них содрали одежду и голыми привязали к деревьям. Компания продолжала веселиться еще несколько часов, но это оказалось только прелюдией. На обратном пути их провели голышом через все песчаные пляжи, полные людей, громко комментируя их появление, – объявляли, что ведут извращенцев. Их подгоняли тумаками и пинками. Никто из отдыхающих даже не попытался за них заступиться! Мучения закончились, только когда вышли на главную аллею Труханова острова, – кто-то из компании сообразил, что встреча с милицией при подобных обстоятельствах нежелательна. Их отпустили, пообещав, что в следующий раз они так легко не отделаются!

Стыд от пережитых унижений, многочасовое пребывание под палящим солнцем и последствия жестоких побоев надломили психику обоих подростков. Они замкнулись в себе, общая тайна не сблизила их, а, наоборот, разобщила. Они стали избегать друг друга, и вскоре Боря перевелся в другую школу. Игорь стал сторониться приятелей, заменяя живое общение книгой, реальный мир – фантазией.

Он возненавидел солнце, яркий солнечный свет, по возможности отсиживаясь в солнечные дни в полутемной, душной комнате. У него нарушился сон, и он часами ворочался ночью не в силах заснуть, а в школу приходил с единственным желанием – поспать. Но даже когда он прогуливал уроки, чтобы выспаться, сон к нему не шел. Родители забеспокоились, в ход пошли всевозможные лекарства, снотворные, и тогда он впервые попробовал психотропные препараты. Вскоре он увлекся "колесами", сон вернулся к нему, но это были не прежние сны детства. Когда он впоследствии случайно увидел картины Сальвадора Дали, яркого представителя сюрреализма, он поразился тому, как они перекликаются с его снами. А еще во сне он много путешествовал по незнакомым местам, городам.

Родители спохватились, и после долгого дорогостоящего лечения у него прошла тяга к "колесам", но сны остались фантасмагорическими. Вскоре он стал замечать изменения в своем организме: быстро уставал, часто находился под воздействием тяжелейшей депрессии. Диагноз призывной комиссии – малокровие – оказался спасением от армии. Его пичкали всевозможными соками, витаминами, травами, но ничего не помогало, пока одна бабка, к которой обратились отчаявшиеся родители, не предложила попробовать ему свежую кровь.

Первый литр крови, купленный нелегально на бойне мясокомбината, он выпил, с трудом преодолев отвращение, специально перед этим перечитав рассказ Джека Лондона "Любовь к жизни", и, к своему удивлению, сразу почувствовал облегчение.

Вскоре Игорь поступил учиться на вечернее отделение Института пищевой промышленности и целенаправленно пошел работать на мясокомбинат. Окончив институт, он продолжил работать на мясокомбинате в плановом отделе, оставаясь частым гостем на бойне.

Сейчас, оказавшись среди ночи в одиночестве в пустынном месте, каким была Лысая гора, он вдруг понял, что совсем не испытывает страха. Окружавшая его холмистая местность, деревья с голыми черными ветвями в призрачном свете луны напоминали его сны. У него возникло ощущение, что он попал к себе в сон, а окружающая действительность – только сгусток воображения. Юлька и Вадим отошли на задний план, и он их уже не разыскивал, а упивался новыми ощущениями персонажа из собственного сна. Ночная прохлада, шелест сухой осенней травы, хруст упавших веток – это был только его сон.

Грязно-желтый диск луны, проглядывающей между темными тяжелыми тучами, привораживал взгляд. Ему хотелось, глядя на нее, излить в диком вое свои чувства. Луна, глядя вниз, смеялась над ним, но в то же время придавала ему сил и необычной остроты – ощущениям.

Он заметил, что воздух насыщен множеством запахов. Каждое дерево, куст, ветка имели свой, присущий только им запах, как каждый человек, при всей схожести с другими людьми, имеет свои отличия, то, что присуще только ему одному. Нахлынувшие ощущения не были сродни тем, которые бывают после употребления наркотиков, или чувствам ребенка, впервые открывающего мир. Они были новыми и в то же время жили в нем изначально, а сейчас чудом открылись, как забытая потайная дверца. Он не пытался анализировать свое состояние, а просто жил сейчас этим. И он не хотел, чтобы открывшаяся в новые ощущения дверь захлопнулась. Ему было хорошо, как никогда за всю прожитую жизнь.

Он насторожился, уловив враждебный запах Чужого. За ним наблюдали, его рассматривали, на него охотились. Невидимый враг не выдавал своего присутствия какими-либо звуками, ощущался только запах. Противный запах агрессии, маскирующей трусость. Он раскусил его. Враг напрасно надеялся, что темнота – союзник, неожиданность – победа, страх – оружие. Это был слабый враг, прячущий за своей страшной личиной трусость, бессилие, ущербность. Он мог быть сильным только перед слабыми, завороженными собственным страхом существами, до сих пор попадавшимися ему. Это был тот самый урод, но Игорь его теперь не боялся и жаждал встречи.

Запах шел импульсами, то усиливаясь, то слабея. Урод раздумывал, нападать или нет, что-то его настораживало. На самом деле он только пугал, отыгрываясь за обиды и унижения дня, как безобидная букашка, имеющая ядовито-угрожающую окраску. Урод, вызывая ужас у жалких людишек, пленников дневного света, получал удовольствие сродни оргазму. Но он совершил ошибку, пытаясь напугать Сына ночи.

Тот решил подыграть уроду и сделать вид, что испугался. Урод клюнул на приманку, выполз из-за куста, за которым прятался, торжествующе вопя и строя страшные гримасы. Ближе, ближе – есть! Резкий прыжок в сторону – и паникующая жертва меняется местами с хищником. Кто дичь, а кто охотник?

Подмятый урод завопил от ужаса, вопли перешли в сдавленные хрипы и… тишина!

Луна на беззвездном небосклоне ободряюще улыбнулась и скрылась за набежавшую темную тучку, чтобы не мешать его торжеству.

6

Юлька, подойдя ближе к костру, стала видимой и своим появлением посеяла панику среди подростков – двух девочек и двух пацанов четырнадцати-пятнадцати лет. Они расположились на чем-то темном возле большого костра, в котором горели толстые поленья. Стуча зубами от холода, Юлька непринужденно спросила:

– Можно я погреюсь возле костра? – и этим разрядила обстановку.

Напряженность исчезла, вновь началось веселое перешептывание и уверенный мальчишеский говор с уже пробивающимися басами. Ребята начали крутиться возле нежданной гостьи.

– Да ты совсем замерзла, пацанка! – прохрипел курносый веснушчатый предводитель.

Юлька жалобно кивнула и сунула заледеневшие руки чуть ли не в огонь.

– Бухло вышло, долбанешь косячок? Быстрей согреешься! – подытожил предводитель и протянул Юльке самокрутку.

Она передернула плечами. Девчонка с очень коротким ежиком на голове крикнула предводителю:

– Ты не кумекаешь, что телка не тянет? Задуй ей паровоз!

Кучерявый предводитель улыбнулся детской улыбочкой, раскурил самокрутку, потом повернул горящим концом к себе и начал раздувать огонек.

– Давай, тяни пас – вдыхай дым. Для тебя старается! – разъяснила коротко стриженая девчонка.

Юлька послушно приблизила лицо к самокрутке и задохнулась от вначале сладковато-травянистого, затем дерущего гортань вкуса конопляного дыма, потом дело пошло веселей, стало и в самом деле теплее. Закружилась голова. Она присела на что-то темное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся двумя расстеленными грубыми одеялами, потом, отяжелев, откинулась на спину. Вначале почувствовала биение собственного сердца. Оно вдруг разрослось в груди до невиданных размеров и с каждым ударом грозило вырваться наружу. Упругие ребра еле его удерживали. Происходило удивительное: достаточно было подумать о любом внутреннем органе, как она сразу начинала его явственно чувствовать, словно держала в руках. Стало страшно от ощущения полного контроля над ними, казалось, что, если возникнет дикая мысль прекратить работу какого-нибудь органа, так и произойдет, и неминуемо наступит смерть. Чувствовала себя полным властелином своего тела и в то же время его палачом.

Неожиданно оглушила симфония запахов. Открыла глаза. Перед ней, как в тумане, плыла металлическая кружка – источник аромата. Скорее догадалась, чем услышала, – это чай. Чужие губы обожгло кипятком, но почему больно ей? Удивительно сложный вкус соответствовал ошеломляющему запаху. Вкус имел множество оттенков, составляющих единое целое. Сквозь это чудо подкатывала тошнота, и дикая боль вонзалась в виски. Бесконечное падение вверх. Неужели мир перевернулся?

Назад Дальше