* * *
Константин приехал после полуночи. Угрюмо сообщил, что дело сделано, все прошло без эксцессов, но в проклятую цыганскую деревушку он больше ни ногой. Когда Дарья садилась в машину, спросил:
- Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Дарья дернула плечами.
- О чем?
- О том, как ты сознание потеряла, разбила телефон охранника и запретила вызывать "Скорую".
- Вот стукач! - фыркнула Дарья, бросив презрительный взгляд в сторону будки охранника. - Мало я ему рожу расцарапала.
- Ты за языком-то следи, - осек ее Константин. - Он мой человек и выполняет мои указания. И поверь, его меньше всего волнует, что думают о нем всякие разные истеричные дамочки. Не срывай злость на тех, кто тебе добра желает.
Дарья благоразумно отвечать на выпад не стала, хотя на языке уже крутились язвительные фразы. Она молча уселась на переднее сиденье, не проронила ни слова, когда Константин вывел автомобиль с территории особняка и через минуту-другую выехал на шоссе.
Ночь была ветреной, шумел густой лес по обе стороны дороги. На фоне бледного лика луны стремительно плыли тучи.
Дарья была настроена решительно. В ее воображении Пастух представал эдаким отвратительным чудовищным стариком с водянистыми глазами. В последнее время воображение было щедрым на яркие образы. Злость подавляла всяческие сомнения, внутренний голос даже не пытался что-нибудь вякнуть, упрекнуть - спрятался трусливо в глубинах сознания, ведь у него не было ни малейшего шанса против жестокой воли, царящей в голове Дарьи - Снежной королевы. Мысли походили на лозунги - четкие, нерушимые, единственно правильные. Черное и белое без малейших оттенков. С такими мыслями Дарья ощущала себя по-настоящему живой, целеустремленной. В душе была странная гармония - такая, возможно, бывает у палачей, для которых моральная дилемма не более чем пустые слова.
- Ты улыбаешься? - удивился Константин. - Я лично не вижу повода для радости.
- Тебе показалось, - бросила Дарья, отвернувшись.
Она не сомневалась, что ему действительно показалось - изгиб губ не всегда означает улыбку. Да и с чего бы ей улыбаться? Вон отражающаяся в боковом стекле женщина более чем сурова, такая просто не способна на улыбку. Переутомился самурай, потому ему и мерещится всякое.
Константин вывернул руль, автомобиль съехал с шоссе на лесную дорогу. Свет фар вырывал из ночной темени кочки, кустарник, деревья. Минут через пять Константин остановил машину, вынул из бардачка два ручных фонарика, один из которых вручил Дарье.
- Пойдем, тут рядом совсем.
Выбрались из автомобиля, зашли в лес, освещая фонариками путь. Как Константин и обещал, до места назначения дошли быстро.
Небольшая поляна. Возле прямоугольной ямы сидели на траве двое крепких парней - один курил, другой с улыбкой на губах рассматривал картинки в телефоне. На пригорке выбранной из ямы земли лежала лопата и стояли две мощные электрические лампы - в их свете лес вокруг выглядел как жутковатая декорация к мрачной сказке. Раскачивались ветви, в кронах шумел ветер, над поляной скользили тени.
Парни поднялись с земли, расступились, и Дарья увидела старика. Тот лежал на траве спокойно, сложив руки на груди. Его тонкие губы смыкались и размыкались, взгляд был устремлен в небо.
Дарья подошла ближе и поняла: воображение до этого рисовало ей ложную картину, Пастух вовсе не выглядел отвратительным, похожим на урода из фильма ужасов старикашкой. Напротив, в его облике была властная, в чем-то даже подкупающая суровость. "Старый филин", - подумала Дарья, не позволяя другим чувствам взять верх над злостью.
- Давай покончим с этим побыстрее, - заявил Константин.
Дарья кивнула, не отрывая внимательного взгляда от Пастуха.
- Вы ступайте к машине. Я все сделаю сама. Идите.
Константин подошел к ней вплотную, произнес тихо, с нажимом:
- Ты еще можешь передумать!
- Идите к машине, - спокойно повторила Дарья.
Несколько секунд Константин вглядывался в ее будто окаменевшее лицо, затем махнул рукой и сказал своим людям:
- Пойдемте.
Когда они покинули поляну, Дарья вынула из кармана телефон, включила видеокамеру и присела возле Пастуха на корточки.
- Ну привет.
Старик повернул голову, из-под кустистых седых бровей на Дарью уставились слезящиеся водянистые глаза. Пастух глядел оценивающе, как дантист на больной зуб пациента.
- Ты скоро умрешь, - процедила Дарья, снимая на телефон лицо старика. - Твоя вина в том, что ты вырастил из сыновей убийц. Они убили мою дочку.
Пастух моргнул, выражение его лица не изменилось. Дарья склонилась над ним и ощутила запахи лекарств и подгнивших яблок. Промолвила, не скрывая злорадства:
- Они страдают. Ох, старик, если бы ты только знал, как они страдают. Молят меня о смерти. Твои сыновья превратились в животных, совсем оскотинились, в них больше нет ничего человеческого. Недавно я скормила им их собственные уши, отрезала и скормила. Они жрали их с аппетитом, чавкая, как свиньи. Они еще долго будут страдать, я не дам им спокойно сдохнуть. Как тебе моя месть, а, старик?.. Пастух, Пастух… не уследил ты за своими хрюшками.
Пастух с заметным усилием сделал глубокий вдох, на выдохе попытался плюнуть Дарье в лицо, но не смог - слюна осталась на нижней губе.
- Знаю я таких, как ты, - усмехнулась Дарья, не забывая снимать старика на камеру. - Ты привык все контролировать, верно? На всех свысока смотрел… А тут вон как вышло… лежишь тут беспомощный и даже плюнуть не можешь. Нет ничего хуже, чем бессильная ярость. Уж я-то знаю, о чем говорю, поверь. Могу поклясться, ты, старик, жалеешь сейчас, что дожил до этого дня, не помер тихо-мирно в теплой постельке. Ну а теперь… - она поднесла телефон к лицу Пастуха, - не желаешь передать привет своим выродкам? Давай же, не стесняйся, прохрюкай что-нибудь…
Звук, который издал Пастух, действительно был похож на хрюканье, хотя он, задыхаясь от гнева, явно пытался произнести какие-то слова.
Ветер усилился, из-за туч выглянула луна, сделав пляску теней на поляне еще причудливей. Кроны деревьев раскачивались, шелестели листва и травы.
Дарья улыбнулась. Она чувствовала себя хозяйкой леса, властительницей ночи, способной разгонять тучи и управлять ветром. Удивительное ощущение. В нем было что-то колдовское, сатанинское, запретное. Даже аппетит неожиданно проснулся: очень хотелось чего-то сладкого, пирожных или шоколадных конфет.
Она похлопала Пастуха по морщинистой щеке.
- У тебя есть еще время помереть от инфаркта. Несколько минут.
Собрав остатки сил, старик прохрипел в ответ:
- П… проклинаю!
- Проклинаешь? - с наигранной укоризной промолвила Дарья. - Ну-ну… Вот только поздно меня проклинать, я уже проклята. Зря пыжишься, старик. Лучше помолись своей хозяйке Грозе. Она услышит тебя, я уверена.
Пастуха затрясло, его зубы клацнули, рука приподнялась - напряженные костлявые пальцы скрючились - и обессиленно опустилась на траву. Дарья узрела в этом жесте предел отчаяния, эмоциональный максимум, на который только способен человек. И это принесло ей удовлетворение. Она уже предвкушала тот момент, когда покажет видеозапись с последними минутами жизни Пастуха Виктору. Это окончательно сломает зверя. Это мощней и беспощадней голода и боли. Это идеальное орудие мести. Но пока съемку придется прервать. Временно. Нужны свободные руки для следующего шага.
Отключать камеру не стала - просто положила телефон на траву, после чего принялась толкать Пастуха к яме. Непростое оказалось дело, хотя старик даже не пытался сопротивляться. Он лишь хрипел, гневно вращал глазами да тщетно пытался вцепиться слабыми пальцами в траву.
- Тяжелый, сволочь, - сетовала Дарья, пододвигая Пастуха все ближе к яме. - Ну ничего, ничего… еще чуть-чуть…
Остановилась, отдышалась, подняла телефон и продолжила съемку. В свете ламп лицо старика напоминало морду древнего ящера - из широко открытого рта обильно текла пенистая слюна, глаза едва не вылезали из орбит. Дышал он порывисто, издавая звуки, схожие с шарканьем наждачной бумаги. "Хороший материал, - оценила Дарья. - Первое место за операторскую работу".
Телефон снова отложен. Еще усилие - и Пастух свалился в яму. И как же удачно упал, прямохонько на спину. Такую картину нужно запечатлеть как подобает, не упуская мелочей. Взяв телефон и нацелив объектив камеры на старика, Дарья медленно обошла могилу.
- Вот так. Отлично. То, что надо. Знаешь, Пастух, у меня это уже третьи похороны за сутки. Многовато, скажи? Того гляди, привыкну. Похороны после завтрака, похороны после обеда, похороны после ужина - вот и день удался. Я не против того, чтобы хоронить таких, как ты, трижды в день.
Пастух вытянул дрожащую руку. Дарья было решила, что это запоздалый жест мольбы о пощаде, но ошиблась: старик, оскалившись и натужно хрипя, вонзил ногти в стенку могилы и накарябал крест. Усилие, которое он приложил к этому действу, было неимоверным, будто от этого зависела его жизнь и жизнь его сыновей.
Крест. Дарья присела на корточки и сняла знак на камеру крупным планом. Отчего-то вспомнила про шрам на своем лбу. Крест и молния. Черные метки? Определенно. Символы ненависти.
Плюнув в старика, Дарья взяла лопату и принялась с ожесточением закапывать могилу. Землю бросала на ноги Пастуха, на живот. Она хотела до последнего момента видеть в его глазах животный страх. Старик ворочался, кряхтел, глядя, как растет слой земли над его дряхлым телом. Дарья закапывала могилу, умудряясь при этом снимать все на камеру - спина взмокла, ветер теребил копну рыжих волос.
Она теперь бросала землю на грудь и шею старика, наслаждаясь тем, в какой муке кривилось его лицо. Мимика человека, знающего, что жить осталось совсем немного, а смерть будет страшной, - превосходный видеоматериал, лучше не придумаешь! Виктор станет таким же ничтожеством, как Свин, когда это увидит. Его гордыня падет и растечется зловонной слизью. Восторг! Это будет ничем не замутненный восторг! И пускай Гроза бесится, глядя, как страдают ее слуги, эта сука не с той связалась, на каждую молнию найдется громоотвод!
Комья земли скатывались на лицо Пастуха, его глаза в сумраке могилы блестели, как серебряные монеты. Дарья не чувствовала усталости, по ее жилам текла холодная энергия, мощи которой хватило бы, чтобы закопать сотню, тысячу прислужников Грозы. Месть взрастила древо с пьянящими восхитительными плодами. Каждый ком земли, брошенный в могилу, был хлесткой пощечиной Грозе. Бить ее, бить суку безжалостно! Мгла расступится, и путь к солнечному острову будет свободен! Так будет, обязательно будет!
Увлеченная своими мыслями, Дарья не заметила, как подошел Константин. Он быстро вынул из наплечной кобуры пистолет, снял его с предохранителя и нажал на спусковой крючок. Звук выстрела был подобен грому. Дарья подскочила от неожиданности, выронила лопату и телефон.
Пуля попала Пастуху точно в лоб. Эхо от выстрела затерялось среди ночного леса. Несколько секунд Дарья стояла в оцепенении, уставившись на мертвого старика в могиле, а затем развернулась и, рыча сквозь зубы, попыталась влепить Константину пощечину. Тот с небрежной легкостью перехватил ее руку.
- Ты-ы! - рычала Дарья. - Да ты-ы!..
Он оттолкнул ее, засунул пистолет в кобуру.
- Не вздумай меня отчитывать! - строго, металлическим голосом сказал он. - Я не собираюсь оправдываться за то, что не дал тебе похоронить старика заживо. Он такой смерти не заслуживал.
Дарья тихо неразборчиво выругалась. Константин вздрогнул, будто от холода, и продолжил, сменив тон на более мягкий:
- Я готов Виктора и Свина на куски разорвать, но причинять вред еще кому-то я не стану. И тебе не позволю. Нужно видеть границы.
- Разорвать на куски? - процедила Дарья. - Ну что же, ловлю на слове.
Константин поднял руки в жесте "сдаюсь", попятился.
- Ну вот что, безумная ты моя, я даже знать не хочу, что ты опять задумала.
Дарья промолчала. Тяжело вздохнув, она положила телефон в карман, затем поддела ногой крупный ком земли, сбросив его в могилу прямо на лицо Пастуха.
Подошли парни, Константин сказал им "закапывайте" и зашагал прочь. Дарья пошла следом. Она больше не чувствовала себя хозяйкой ночи, и лес уже не казался ей таинственной декорацией. Странная эйфория прошла, накатила усталость.
Забрались в автомобиль. Какое-то время сидели молча, ждали, когда вернутся парни, вглядываясь в беспокойную ночь за лобовым стеклом. Наконец Дарья произнесла тихо:
- Раньше ты всегда мне напоминал гангстера из фильма про итальянскую мафию.
- А теперь?
- Теперь - нет.
Константин побарабанил пальцами по рулю.
- Возьми свою фотку, погляди на нее, а потом посмотри в зеркало. Не уверен, что узнаешь саму себя. Черт возьми, я теперь даже в глаза твои заглядывать боюсь, в них что-то… потустороннее. - Он помолчал, а когда заговорил, голос у него был тоскливым: - А что будет потом? Скажи мне, что будет потом, а?
- Не понимаю. - Дарья бросила на него усталый взгляд и тут же отвернулась.
- Что будет с тобой, когда все закончится?
- Буду жить дальше.
Константин коснулся ее руки.
- А есть ли жизнь после мести? После такой мести?
- Не нужно задавать мне такие вопросы, - рассердилась Дарья. - Я не хочу, не желаю об этом думать. Не сейчас. Лучше давай обсудим наш следующий шаг. Ты сказал, что готов Виктора и Свина на части разорвать…
- Быстро же ты припомнила. Ну ладно, я слушаю.
- Есть еще одно дело, с которым я сама могу не справиться. Потребуется помощь твоя и твоих людей. - С каждым словом Дарья чувствовала себя все уверенней, холодная энергия снова потекла по жилам. Злость возвращалась. - Это нужно сделать сегодня.
- Разорвать ублюдков на части? - с нервной иронией поинтересовался Константин.
- В какой-то мере, - был ответ. - Нужно лишить их еще кое-чего. Тебе и твоим людям придется запачкать руки в крови. Это будет твоя личная месть за Розу. И Киру.
Возникла пауза, которую Константин нарушил спустя минуту:
- Похоже, этой ночью мне поспать не суждено.
Глава двадцатая
Смотреть ли на то, что будет твориться в подвале? Этот вопрос оказался сложнее, чем Дарья предполагала. А ведь в своих мрачных, подогретых злостью фантазиях она сама заходила в камеру пыток с тесаком для рубки мяса. Все до последних мелочей делала сама. И это не казалось сложнее отрезания скальпелем ушей. Но сейчас, с долей страха, отвращения и досады, она начала сомневаться, что вообще сможет присутствовать на экзекуции. Устала? Неужели это и есть психологический предел? Неужели это сложнее, чем закопать живьем старика или убить мужа?
Вот так раз!
Когда Константин с ребятами спускались по лестнице в подвал, Дарья чувствовала приступ паники: идти следом или остаться?! Оба варианта казались плохими. С одной стороны, было опасение, что можно полностью тронуться умом, а с другой - страх того, что месть утратит нечто важное, то, чего потом уже не вернуть. Какой-то сумбурный и несправедливый выбор.
Хотя…
Есть компромисс. Видеокамера в подвале. На экзекуцию можно смотреть по монитору компьютера. Разум такое выдержит, это ведь совсем не то, что присутствовать самой. Будто кино глядишь, страшный кровавый триллер. Ох, если бы не проклятая усталость, если бы не недосып… Тогда и дилеммы никакой не стояло бы.
С этими мыслями Дарья поспешила в свою комнату. С мощным внутренним трепетом уселась за стол, уставилась в монитор. Волнение, неуверенность - как же хотелось, чтобы тот воинственный, с примесью горячей жестокости, настрой, который был в лесу, вернулся.
Она увидела, как Константин, пройдясь по камере пыток, бросил на стол стопку полотенец и что-то сказал своим подчиненным. Те медлить не стали - подошли к Свину и с суровым видом принялись за работу: укол обезболивающего в руку, жгут на предплечье. Свин не сопротивлялся. Он лежал спокойно и, судя по всему, вообще не соображал, что происходит.
Зато Виктор все прекрасно понял. Зверь вскочил и принялся метаться на цепи, что-то яростно выкрикивая.
Дарья потянулась к клавиатуре, чтобы включить звук, но передумала - отдернула руку от рядов кнопок, как от огня, проклиная себя за слабость. Где чертова всемогущая женщина из зазеркалья? Где триумф? Где ярость? Они так нужны сейчас, так нужны!
Чувствуя, как предательски к горлу подкатывает тошнота, Дарья наблюдала за действиями подчиненных Константина. Один из них прижал плечи Свина к подстилке, лишив его возможности вырваться; другой же подложил под руку узника разделочную доску. Все это они делали с напряженными лицами, нервно.
Губы Свина расплылись в улыбке, на изможденном, со следами подсохшей крови лице она выглядела настолько противоестественно, что Дарья содрогнулась. Улыбка была какой-то детской, безмятежной.
Виктор перестал метаться - застыл, уставившись на брата. Несколько секунд он стоял, расправив плечи, будто бросая палачам вызов, а потом вдруг обмяк, ссутулился, руки повисли вдоль тела как плети.
Дарья, позабыв про ангельскую улыбку Свина, подалась вперед. Ей хотелось во всех подробностях рассмотреть выражение лица Виктора. Она очень надеялась, что сейчас наблюдает гибель его гордыни. Впору ликовать, но чувство триумфа было слабым - так, какой-то всплеск, и не более того. Только и оставалось, что наблюдать и мысленно звать Снежную королеву.
В свете люминесцентных ламп камеры пыток блеснуло широкое лезвие тесака. Дарье почудилось, что время замедлилось. Будто в тягучем сне, она наблюдала, как тесак, которым не раз разрубала куриные тушки на кухне, опустился на руку Свина, с легкостью отделив кисть.
- Вот это я понимаю! - раздался за спиной восхищенный детский голосок. - Хрясь - и готово! Надо было тебе самой, мамочка, самой! Ну что же ты, а? Самой!
Дарья ощутила прохладное дыхание возле уха. Копия Киры зашептала - словно листва прошелестела:
- Самой… самой… самой…
В камере пыток дергался и орал Свин. Один из здоровяков навалился на него всем телом, другой прижимал к ране полотенце.
- …Самой, мамочка… самой…
- Убирайся!
Дарья вскочила со стула, повернулась лицом к девочке, но увидела лишь стремительно тающее посреди комнаты темное облачко. Тихонько, будто в насмешку, звякнул колокольчик: динь-динь…
Скривившись, Дарья повернулась к монитору. По экрану стекали капли крови. Они появлялись как конденсат на стекле - бледные, с розовым оттенком, капли становились все более насыщенными, буро-красными, маслянистыми. Сам по себе включился звук, из динамиков вырвался полный безумия вопль Свина.
Дарья отшатнулась, прижав ладонь к губам. В горле, обжигая кислотой, заклокотала рвотная масса. Виски сдавило.
Неожиданно кровавые потеки на экране исчезли, вопль прекратился. Дарья снова видела камеру пыток. Свин лежал без сознания. Оба здоровяка, без суеты, обрабатывали его рану. Виктор по-прежнему стоял, ссутулившись. Он был похож на потрепанную механическую куклу, у которой кончился завод.
Сил бороться с тошнотой больше не было. Дарья бросилась к окну, откинула занавески, перегнулась через подоконник, и ее вырвало желчью. Болезненные спазмы повторялись и повторялись. Зеленоватая вонючая масса раздирала глотку, обжигала гортань и язык и выплескивалась наружу.