Дарья тоже слышала - звук, словно где-то рядом завывал и стихал ветер. Она подумала о ночах в интернате: рыжеволосая девочка лежит в кровати, натянув одеяло до подбородка. Не может уснуть, смотрит в окно, на стекле которого тени образовали дрожащие корявые узоры. А за окном промозглая осень. И ветер завывает. Девочке мерещится, что там, среди мокрых деревьев с пожухлой листвой бродит чудовище. Она даже придумала ему имя… теперь уже и не вспомнить какое, что-то на "Г"… А может, чудовище действительно существовало? Может, Гроза всегда была рядом - бродила, скрываясь в ночи, присматривалась? И выбрала рыжеволосую девочку, чтобы много лет спустя сделать ее игрушкой в своих руках.
Ветер. Как дыхание. Она здесь. Это ощущалось кожей, кровью, каждой клеткой тела. Дарья чувствовала, как пространство вокруг тяжелеет, наполняется напряжением. Глаза щипало, в кишках разрастался холод, волосы потрескивали.
Свин тонко заскулил и принялся хлопать себя ладонью по виску, будто пытаясь выбить из головы собственное безумие. Виктор же обреченно смотрел в пол перед собой. Веко в его заплывшем глазу подрагивало, с губ срывался шепот:
- Я слышу ее. Слышу…
Во мгле возник бледный овал лица. Волосы - как продолжение дымной хмари. Гроза с неспешным изяществом ступила на бетонный пол комнаты и застыла. Несколько мгновений Дарья видела ее вполне отчетливо: красивая обнаженная женщина, по телу которой струились лоснящиеся, будто живые, иссиня-черные ленты. А потом фигура начала двоиться, троиться, растекаться, словно Гроза не могла удержать физическую форму здесь, на чужой территории. Она казалась реальной и нереальной одновременно.
Мозг Дарьи бунтовал. Он возмущенно пытался обработать изображение, полученное с сетчатки глаз, но воспринимал все как нелогичный зрительный обман. Мозг знал лишь то, что положено знать, а это… это было знание иного измерения.
Взгляд Дарьи сам по себе уползал в сторону, отвергая фиксацию. В глазах лопались сосуды, зрительные нервы ныли, но она с нарастающей злостью упорно пыталась вглядеться в лик Грозы. Это было важно. Дарья внушила себе, что нет ничего важнее. Она должна смотреть в лицо врагу. Как еще человек, чье оружие лишь гнев и презрение, может противостоять могущественной стихии? Пускай видит, тварь, что кто-то ее не боится! Пускай видит!
Гроза приблизилась к Свину. Струи ее волос плавно, с волнообразной грацией будто бы стекали с головы лоснящимся потоком, устремляясь в объятия мглы. Теперь ее дыхание не было ветром, оно походило на шелест сухой листвы.
Свин всхлипнул и как-то осторожно, снизу вверх, поглядел на Грозу. Он напоминал обиженного ребенка - нижняя выпяченная губа чуть дрожала, в чертах лица отпечаталась наивность, какая бывает только у детей и умалишенных.
- Все черепашки ушли, - пожаловался он. - Почему они ушли?.. Верни их…
Гроза протянула руку, коснулась тонкими пальцами его плеча. Свин вздрогнул, сделал резкий вдох, а с выдохом его тело стало бесплотным, темным. Раздался тонкий вибрирующий звук, от которого у Дарьи зубы заломило, и Свина разорвало на сотню дымных клочьев. Мгла протянула к ним туманные щупальца, затянула их и поглотила равнодушно. Рядом с подстилкой остались лежать обглоданные косточки кисти руки - единственное доказательство, что некогда существовал человек, похожий на пухлого херувима.
Развернувшись, Гроза поплыла к Виктору. Он даже не пытался от нее отшатнуться. Стоял смирно, расслабленно. У него был вид человека, который смирился со своей участью, с покорностью ожидающего, когда все закончится.
Но вдруг его дыхание участилось, дернулась щека. Он наклонил голову, и внутри него словно бы распрямился стальной стержень. Виктор расправил плечи, сплюнул себе под ноги. Обреченность из его глаз исчезла, сменившись бунтарской суровостью. Зверь восстал из пепла. Дарья снова видела несломленного волка - гордого, сильного.
И с неожиданной горечью, уверенно она подумала, что он заслуживает ее прощения. И простила, ощутив, как внутри, в области сердца, что-то трепетно освобождается. Оковы пали, клетка распахнута и… Дарья осознала свою свободу. Словно не узников, а себя все это время держала в камере пыток. Не для этого ли она вернулась? Не для этого ли шла сквозь застывшее безмолвие?
- Я хочу, чтобы ты знала… - услышала она напряженный голос Виктора. - Я - раскаиваюсь!
Гроза протянула к нему руку, и Дарья сомкнула веки. От пронзительного дребезжащего звука снова заломило зубы. Звякнула цепь. Тихо пророкотал гром.
"Теперь мой черед", - сказала себе Дарья. Она открыла глаза. Гроза стояла в нескольких метрах от нее - обнаженная фигура все так же двоилась, троилась, вибрировала, расплывалась.
Дарью начала бить дрожь - не от страха, а от мощнейшего напряжения. Сам воздух словно бы давил со всех сторон, пытаясь заставить поникнуть, обмякнуть, почувствовать себя ничтожной. Внутренний голос выполз из небытия и пропищал жалобно: "Сдайся, упади на колени…"
- Смотри! Ей! В лицо! - вслух, сквозь зубы приказала себе Дарья.
Звук собственного голоса придал ей силы. Она решила, как Виктор в последние секунды жизни, держаться с достоинством. Марионетка? О нет, нет и нет! Марионетки не бросают вызов кукловодам. Стоять, расправив плечи, смотреть с презрением, без страха - в этом и есть вызов. А еще можно произнести слова, которые Грозе никто и никогда не говорил:
- Я не боюсь тебя, сука!
А еще можно сделать самый безумный поступок. И Дарья его сделала с какой-то свирепой радостью, поддавшись внутреннему порыву: метнулась к столу, схватила сковородку и, оскалившись, запустила ей в Грозу.
Сковородка, словно пойманная невидимой рукой, зависла в воздухе, а потом с грохотом упала на пол. Но Дарья все равно испытала удовлетворение. Она заставила себя верить, что этот поступок привел тварь в смятение.
Гроза медленно приближалась. Дарья сжала кулаки.
- Я смотрю на тебя, гадина! Я не сдалась! Заберешь меня в свой вонючий ад - я и там не сдамся! Ты еще пожалеешь, что выбрала меня! Ну давай же, иди…
И тут она поймала взгляд Грозы. Увидела ее глаза. Все вокруг смазалось, застыло и стало неважным. Существовали только эти глаза. Это были тоннели в эпицентр урагана. Они затягивали, делая Дарью безвольной. Как противостоять такой силе? Там, за границей реальности, гуляли дикие ветра. Там штормили океаны иного мира. Там тучное пространство терзали молнии. Как противостоять такой мощи? Глаза манили, предлагали древние тайны. Нужно только стать частью стихии, раствориться в ней…
- Нет! Хватит! - раздался гневный детский голос. - Прекрати, сейчас же!
Задыхаясь, жадно хватая ртом воздух, Дарья освободилась от чар. Она с трудом держалась на ногах, голова кружилась, перед глазами все расплывалось, сердце колотилось так сильно, словно пыталось как можно скорее выработать весь свой ресурс. Дарья зажмурилась, мысленно досчитала до трех, стараясь прийти в себя. Когда открыла глаза, увидела копию Киры. Девочка, вытянув руки в стороны, стояла между ней и Грозой. Преграждала путь, защищала.
- Отпусти ее! Отпусти их обеих! Она это заслужила! - Девочка топнула ножкой. - Сделай это, и я перестану тебя ненавидеть! Мы, твои дети, никогда и ни о чем тебя не просили, но сейчас я прошу… отпусти их. Ты выпила ее досуха, она больше не нужна тебе. Хотя бы раз нарушь свои же правила. Сделай это!
После ее слов наступила тишина - долгая, тягучая, напряженная. Дарья рассудила, что сейчас станет свидетельницей настоящей неумолимой ярости стихии. Как это будет? Ураган из тоннелей-глаз вырвется и поглотит остатки камеры пыток, особняк, километры пространства? Молнии испепелят леса, землю, окрестные деревни? Такая тишина просто обречена закончиться яростью.
Но она закончилась хохотом.
В звуках, которые издавала Гроза, слышались металлический скрежет, треск электрических разрядов, посвист ветра. Но все же это был хохот. Эмоциональный взрыв могущественного существа.
- Освободи их, - опустив руки, печально попросила девочка.
Хохот стал громче, к нему присоединилось многоголосое детское хихиканье. Среди мглы загорались и гасли сотни синих искрящихся глаз. Дарья стояла, пошатываясь. Она зажала уши ладонями и принялась мысленно твердить себе: "Я выдержу, выдержу…"
- Освободи, освободи, освободи… - повторяла копия Киры.
Неожиданно хохот прекратился, но его отголоски еще звучали какое-то время в мглистом пространстве. Гроза отступала, напряжение в воздухе спадало. Дарья с недоумением отняла ладони от ушей: "Что происходит?! Почему она уходит?!"
Гроза исчезла так же, как появилась, - погрузилась медленно во мглу. Ее бледное лицо словно бы растворилось. Дыхание-ветер звучало все тише, тише…
Девочка повернулась к Дарье:
- Сковородка? Это даже глупее, чем резиновыми пульками в небо.
- Почему? - сдавленным голосом произнесла Дарья. - Почему она ушла?
- Не спрашивай. Просто прими это.
Мгла вокруг словно бы выцветала, превращаясь в спокойный белесый туман. Запахло свежестью, какая бывает после дождя. И в воздухе больше не было напряжения.
- Все закончилось, - прошептала Дарья. - Занавес упал. Занавес упал?
- Для тебя - нет.
- Что это значит?
- Увидишь. - Девочка грустно улыбнулась. - Нас с тобой больше ничего не связывает. Я оборвала нить. Ты свободна. Боюсь, что за это мне придется заплатить большую цену, но… впервые я тоже чувствую себя по-настоящему свободной… Даже странно… мне хочется танцевать. Помнишь, как я танцевала? А ты играла на той штуке… баяне. - Она улыбнулась. - Я все помню. Все. Но скоро забуду. Мать сделает так, чтобы я забыла. А теперь иди. Твоя дорога лежит сквозь туман. Не задавай вопросы, просто иди.
Дарья поглядела на стол, на телевизор, на сковородку. Все это были частички привычного мира. Мира, где идут войны, где времена года сменяют друг друга, где в лесной могиле лежит старик, где в канализационном колодце гниет труп Артура. Ей в этом мире больше не осталось места, и сожалений по этому поводу она не испытывала. Хотелось покоя. Абсолютного, ничем не замутненного покоя.
- Просто - иди, - мягко повторила девочка. - Иди.
И Дарья пошла. Прежде чем войти в белесую дымку, оглянулась. Копия Киры улыбнулась ей, подняла над головой колокольчик и тренькнула: динь-динь, динь-динь, динь-динь… прощай… прощай… прощай…
Дарья улыбнулась в ответ и сделала шаг в неизвестность. Туман принял ее в свои объятия. Он клубился вокруг сонно, в его толще возникали и медленно таяли мутные силуэты.
Она не думала о том, куда идет, зачем… Просто шла. В голове, тихо и совершенно не навязчиво, зазвучала та самая мелодия, которую играла на пианино учительница в интернате. Мелодия то умолкала, словно улетая вдаль, то снова возникала. Из памяти мягко и незаметно стирались воспоминания о камере пыток. Воспоминания о Викторе, Свине, Артуре, Розе, Пастухе… и смерти Киры. Они исчезали, и так легко становилось на душе, и эта легкость казалась естественной, привычной. От страданий и злости не осталось даже отголосков. И Дарья вдруг с какой-то детской радостью вспомнила, что сегодня Полянкин день! Ну конечно же, и как она могла забыть? А где Росинка?
Туман расступился, и Дарья увидела солнечный островок. Поляна с ветвистым кленом, кустами ежевики и искрящейся от росы травой. Кошка, помахивая черным хвостом, наблюдала за порхающими бабочками-лимонницами.
А на покрывале, возле корзинки со снедью и книжкой сказок дядюшки Римуса, сидела Кира.
- Ма, ну где ты ходишь? - с легкой обидой воскликнула она. - Полянкин день ведь уже начался! Ты что, забыла?
Дарья засмеялась, а потом подошла и тоже села на покрывало.
- Я кажется… где-то плутала. Уже и не помню где. Да и не важно.
Кира улыбнулась:
- Это будет самый лучший наш Полянкин день, правда, мам?
- Правда, Росинка. Самый лучший.
Они разговаривали о всяких пустяках, ели жареную курочку в кляре, пили клубничный морс и просто лежали, слушая, как жужжат шмели и тихо шелестит листва. И туман вокруг поляны не казался им чем-то необычным. Он как будто всегда был, есть и будет.
- Мам, а почитай книжку, а? - попросила Кира.
- Помнишь, на какой сказке мы остановились?
- А давай начнем сначала?
Дарья открыла книжку.
- Хорошо, начнем сначала. Итак, сказка называется…
* * *
Пожарные машины и карета "Скорой помощи" уехали. Над гребнем леса разгорался розовый рассвет. Воздух пах гарью, легкий ветерок гонял по земле чешуйки пепла.
Константин окинул взглядом особняк. Что, черт возьми, тут произошло? Дом выглядел так, словно пережил землетрясение. А еще этот пожар… помимо вишневой рощи, выгорели две комнаты и часть коридора на втором этаже здания. Охранник, прежде чем его увезла "Скорая", нес какую-то дичь. Бредил. И как он вообще умудрился так покалечиться? Пожарные в доме никого не обнаружили. Вообще никого! Где Дарья? Где Виктор и Свин?
Он растерянно посмотрел на Глафиру. Женщина явилась буквально пять минут назад и почему-то выглядела спокойной. Константина это даже слегка раздражало. Глафира нянчилась с Кирой, дружила с Дарьей, и вот теперь… А может, она что-то знала? Он уже собирался задать ей пару вопросов, но вдруг заметил, что ее некрасивое лицо озарил добрый внутренний свет. Она взяла Константина за руку, улыбнулась.
- Дашенька теперь свободна.
Свободна? Ее слова прозвучали как непреложная истина. Верить этой красивой женщине хотелось невыносимо. Константин долго вглядывался в ее светлое лицо… и поверил.
- Она свободна.