Имелось у Шумилова опасение, что артельный старшина, пожелав заработать на дармовщинку пятьдесят рублей, направит к нему совсем не того человека, который в действительности возил неизвестную дамочку по Невскому.
Однако, когда вечером на пороге его квартиры появились рослые лопатобородые мужики, Шумилов только крякнул: визитеров оказалось трое. Впереди троицы стоял колоритный типаж сусанинского типа. Открытое широкое лицо, осанистая фигура, достоинство и многозначительность во взгляде… Выпустить бы такого на сцену Мариинки, и он сорвал бы аплодисменты одним своим появлением. Несомненно, это и был Сил Никифырыч, вполне соответствовавший обликом своему сермяжному имени-отчеству. Стоявшие позади него двое мужчин были, как говорится, "породой помельче", с мелкими чертами лица, светло-русыми волосами, давно не знавшими расчески. Один из них, немного старше другого, лет под тридцать пять-сорок, имел лицо, как будто поврежденное оспой. Шумилов затруднился бы сказать, действительно ли это следы страшной болезни или просто следствие какого-то кожного заболевания.
Вся троица стояла на лестничной площадке и не переступала порог квартиры. Госпожа Раухфельд, предупрежденная Шумиловым о возможном появлении важных "деловых гостей", была явно озадачена приходом простолюдинов. Открыв визитерам входную дверь, она даже не пригласила их войти, что свидетельствовало о крайней степени растерянности.
- Господин Шумилов? - осторожно начал стоявший впереди.
- Силантий Никифорович, насколько понимаю? - в свою очередь поинтересовался Шумилов. - Прошу вас, заходите.
Явившиеся были явно смущены обстановкой богатого жилища, в котором неожиданно для себя оказались, но отступать им было некуда. Разоблачившись до поддевок и косовороток, они прошли в кабинет Шумилова, где все четверо расселись вокруг стола.
- Господа, сразу к делу, - начал Алексей Иванович, не желая терять времени на лишнюю в данный момент преамбулу. - Меня интересует человек, который управлял экипажем, у которого сиденье возницы оббито серебряным позументом с кистями. У вас два таких экипажа, что ли?
- Никак нет, Алексей Иванович, - степенно объяснил Силантий. - Экипаж один, возницы два. Один уезжал в деревню, а вместо него ездил другой. Поскольку я не знал, какое число вас интересует, я привёл обоих.
- Так, - Шумилов запнулся. - Тогда зайдем с другой стороны: у вас под одним жетоном два человека ездят?
- Никак нет-с, - вежливо отозвался староста. - В этом смысле у нас все чисто. Просто людей пересаживал по своим… так сказать, причинам. Мы закон не нарушаем-с, господин Шумилов.
- Хорошо. А с паспортами все у ваших людей в порядке? У обоих выправлены?
- У обоих паспорта зарегистрированы. Я же говорю, у нас все чисто, не извольте беспокоиться.
- Ну ладно, тогда скажите мне, кто из вас работал вечером двадцать седьмого августа на этом экипаже?
Силантий Никифорович внимательно посмотрел на своих людей. Те, в свою очередь, переглянулись, рябой негромко пробормотал: "Не-е, не я…". Второй
поднял руку, точно гимназист за партой:
- Я работал. Как раз накануне вернулся из деревни.
- Как тебя зовут? - поинтересовался Шумилов.
- Андрей Копытин.
- Вот что, Андрей, скажи, пожалуйста, ты можешь вспомнить, кого и куда вез, скажем, в шесть часов вечера?
- Да, - уверенно ответил извозчик. - С нижегородского поезда клиент был. Отвез его в меблирашку на Лиговке, дом 82.
- Хорошо… - Шумилов задумался на секунду. Было очевидно, что извозчики, работавшие у главного вокзала столицы, отмеряли время прибытиями и отходами поездов. В принципе, это могло бы здорово помочь в уточнении некоторых деталей и повышало доверие к словам извозчика. - А кого ты повез через два часа?
- Через два часа - это в восемь, что ли? Без четверти восемь "Екатеринбургский скорый" подходит. С него я взял господина офицера, казачьего есаула.
- А почему ты уверен, что это было именно в тот день? Может, есаул сел к тебе двадцать восьмого августа? - полюбопытствовал Шумилов.
- Никак нет, - подал голос Силантий Никифорович. - Екатеринбургские скорые по нечетным.
- И потом, - дополнил ответ старосты извозчик. - Это мой первый рабочий день после возвращения в Питер. Я ж говорю, из деревни вернулся - ездил родителей проведать. Я этот день хорошо запомнил.
- Ладно, дальше пойдем, Андрей. Какой поезд был следующим и кого ты с него взял?
- Следующий - без четверти девять. Но там я никого не взял.
- А кого же и куда ты вез сразу после девяти часов?
- Барыньку дурную. Но она была не с поезда. Не знаю, откуда она вышла, но не с вокзала точно. Сама ко мне запрыгнула. Хорошо ее помню, как на грех, в историю из-за нее вляпался.
- Как это? - насторожился Шумилов.
- Ну, я когда её посадил, подбегает ко мне один из новгородцев - тоже, значит, извозчик, но они по Лиговке возят, Знаменка - не их место. Так вот, подбегает, кнут в руке и глаза такие… бешеные. Зачем, говорит, клиентку мою перебиваешь. Я ему: эка, хватил, охолодись-ка, милой! У ней на лбу, чай, не написано, что она - твой клиент! И вообще, с какой это стати она твоя, коли здесь наше место! Поцапались, одним словом, - Андрей Копытин очень выразительно воспроизвел интонацию, с какой отвечал конкуренту, и это получилось у него неожиданно комично.
Шумилов не сдержал улыбки:
- Да ты просто артист! Ну, а барынька что?
- А она меня зонтиком в спину тычет - дескать, поехали. Слов же нету, чтобы по-человечески сказать! Ну, я ее и повез. Да только с новгородцем тем история не кончилась. Через два дня зашел я в чайную позади вокзала, а он там с дружками. В общем, вспомнил он меня и давай по ушам ездить, учить политесу! Слово за слово, он мне в ухо, а я-то терпеть не стану и - ему в сопатку. У меня это запросто. А там этих братишек новгородских с дюжину, честное слово, еле ноги унес, - рассказчик повернулся в старосте. - Сил Никифырыч, вы помните, я ж рассказывал!
- Да, было такое дело, - кратко отозвался староста, - ходил я к их "старшому" по этому делу.
- А как этого героя звали, не припомнишь?
- Да вроде его дружки Дементием кликали, - не очень уверенно ответил Степан. - Здоровенный такой мужик, рябой, харя круглая, красная, хоть прикуривай!
- Ну-с, вернемся к нашей барыньке, - решил Шумилов. - А куда ж ты её вез?
- Она села здеся, ну, то есть на Знаменской площади, а повёз я ее по Невскому, она хотела добраться до театра на Итальянской.
- В дороге что-нибудь было интересное: может, где-то останавливались, о чем-то говорили?
- Да ну, куда там говорили! - Андрей махнул пренебрежительно рукой. - Зонтом меня в спину тыкала, давай, дескать, погоняй! Где-то на полпути между Надеждинской улицей и Литейным попросила остановиться. К девчонке обратилась, которая по тротуару шла. Потом вышла на минутку, о чем-то с ней поговорила, мне сказала стоять, ждать. Опять села и потом уже я её высадил на Итальянской, напротив театра.
- О чем же она спросила девочку?
- Девочка-девочка, щеночка маленького не хочешь взять? Та ей, дескать, а что за щеночек? Но мамзель выскочила из коляски, и что там дальше говорила, не знаю.
- Понятно. А когда она на Итальянской вышла, куда направилась?
Андрей Копытин пожал плечами:
- Не-а, не знаю. Неохота мне было на неё смотреть. Противная мамзелька, глупая. Ко мне сразу же парочка подскочила, там ведь место бойкое, людное.
- Значит, ни лица ее не запомнил, ни имени не знаешь?
- А на что мне ее имя? Я имени её вообще не слышал. Чай, она мне не кума, не невеста. Лица не помню, это точно, да и не видно его было - шляпка на голове такая черная, с вуалеткой. А вот юбка в клетку - это хорошо запомнил, сумка такая черная, с костяными ручками. И зонтик желтый такой, длинный. Ух, и больно же она им меня в спину тыкала, почитай, как штыком. Окаянная! - извозчик досадливо покачал головой.
- Что ж, Андрей Копытин, хорошая у тебя память, за то тебе и награда хорошая, - Шумилов поднялся с места и, подойдя к письменному столу, отсчитал пять красненьких ассигнаций. - Как и обещал, пятьдесят целковых.
Извозчик аж даже отшатнулся от протянутых денег:
- Это не мне, это Силу Нифырычу.
Шумилов отдал деньги старосте:
- Строго в вашем департаменте, Силантий Никифорович!
- Ничего, мы поделимся, - без тени иронии отозвался староста.
9
Шумилов испытывал определенное удовлетворение результатами первого дня розысков. Теперь он твердо знал, что женщина в пролетке действительно существовала, и она разговаривала с Саррой Беккер буквально за два часа до гибели последней. Сама тема начатого разговора представлялась Алексею Ивановичу весьма подозрительной: с чего это вдруг проезжавшая мимо в пролетке женщина решила поинтересоваться у незнакомой девочки, не желает ли она взять щенка?
Дама вроде бы торопилась, толкала возницу зонтом в спину. И тут такая потеря времени. Что это, просто взбалмошность или нечто другое?
На следующее утро Алексей Иванович направил свои стопы в чайную у Николаевского вокзала. Когда Копытин упомянул о ней, Шумилов сразу понял, о какой именно чайной идет речь. Место это было довольно известное, но репутация его была самая скверная. Железнодорожные рабочие, извозчики, разного рода рабочий люд и только что приехавшая в столицу голь - все собирались в просторном подвале попить чаю с баранками и водки с сухарями.
Это был мир грязных работяг, дешевых проституток, уголовного сброда разного пошиба и, соответственно, полицейских в штатском. Куда ж тут без шпиков!
Поэтому, когда Алексей Иванович оставил гостеприимную квартиру госпожи Раухвельд, в правом кармане его плаща-пыльника лежал короткоствольный револьвер, а под пиджаком на поясе висел мощный кастет, тянувший почти на четыре фунта, - страшное, надежное оружие беспощадного ближнего боя. Кастет этот, изготовленный по всем правилам русского искусства рукопашного боя, имел тонкую пластину-"занозу", позволявшую привешивать его к различным деталям одежды для скрытого ношения.
Кастет никогда не выпадал сам собою при ходьбе, но в случае надобности моментально выхватывался из-под одежды. Надо сказать, что помимо таких, одеваемых на открытую руку, кастетов, в России того времени у публики известного сорта чрезвычайно популярны были кастеты, вкладываемые в зимние рукавицы. Это были свинцовые пластины толщиной до полудюйма, с помощью которых даже сравнительно слабосильные люди ударом кулака "выносили" запертые двери.
В чайной у Николаевского вокзала, как без труда выяснил Шумилов, Дементия хорошо знали, но пояснили, что здесь его искать нечего, поскольку "теперича он работает ниже по Лиговке". Видимо, после драки с Андреем Копытиным "старшой" нижегородской артели передвинул буяна подальше от вокзала. Шумилов отправился по указанному адресу, но и там Дементия отыскать не удалось. Ему назвали адрес третьей забегаловки - на углу Лиговского проспекта и Безымянного переулка, и сказали, что там-то "Дементий с братьями завсегда отирается".
Так Шумилов узнал, что у Дементия есть братья. Весьма неказистое заведение под названием "Блины у Маланьи" принадлежало, насколько было известно Шумилову, татарину, долгое время работавшему официантом при дворце князей Юсуповых. Здесь и впрямь кормили блинами, и торговали ими навынос. В обоих случаях качество блюд оставалось из рук вон. Главным достоинством блинной были вовсе не блины, а дешевая водка, явно набодяженная где-то не далее Обводного канала.
Протиснувшись к прилавку, Шумилов дал прыщавому приказчику десять копеек и поинтересовался, где он может "отыскать Дементия из новгородских извозчиков, рябого, с красной рожей"? Алексею показалось, что прыщавый молодчик ждал его появления. Во всяком случае, он не стал ничего уточнять и переспрашивать, а, не задумываясь, ответил:
- Сделайте заказ и подождите чуток, я дам знать, как он появится.
Шумилов расстался еще с пятнадцатью копейками и сделался обладателем бутылки весьма подозрительного шнапса, с которой и примостился за столиком в уголке напротив двери. Правда, к чести сего заведения стоило добавить, что стакан, врученный приказчиком, был свежевымыт.
Ни к бутылке, ни к стакану Алексей не притронулся. Не прошло и пяти минут, как на стул перед Шумиловым грузно опустился крупный мужик с испитой красной рожей:
- Вы, барин, искали, что ли, Дементия? Я Дементий.
Гаденький прыщавый продавец, разумеется, о появлении мужика Шумилова не предупредил. Кроме того, Алексей был абсолютно уверен, что назвавшийся Дементием человек не входил в заведение после того, как Шумилов уселся напротив двери. Это значило, что он был здесь ещё до его появления. Из этого простого умозаключения Шумилов моментально вывел два вполне два логичных следствия: во-первых, за ним скрытно подглядывают, а во-вторых, явившийся - вовсе никакой не Дементий. Невозможно было сказать, что именно служило причиной этой дурацкой мистификации, но в любом случае она ничего хорошего не означала.
- Слышь, красивый, я знаю, как выглядит Дементий, - ответил Шумилов. - Иди к нему и скажи, что с ним желает говорить помощник присяжного поверенного Карабчевского. У меня к Дементию есть коммерческое предложение, которое я открою только ему. Если же он полный дурак и очень меня боится, то пусть продолжает прятаться. Я жду еще десять минут, после чего ухожу. Все понял, красивый?
Краснорожий озадаченно кивнул.
- Ну, дуй тогда, - отправил его Алексей.
Незнакомец без лишних слов стремглав выскочил на улицу.
В голове Шумилова лихорадочно мельтешили разные мыслишки, а если точнее - их разрозненные обрывки. Скорее всего, Дементий имел весомое основание скрываться от неизвестного ему человека. Опасался ли он преследования полиции или тому были иные причины?
Весь этот мысленный водопад в голове Шумилова не успел еще оформиться в какое-то окончательное решение, как к его столу подсел здоровенный, как медведь, краснолицый мужчина в драной цигейке. Весом он был далеко за центнер, а ростом, пожалуй, на голову выше Алексея. Круглое лицо его, на котором терялись маленькие глазенки и непропорциональный мелкий нос пуговкой, было изрыто следами давних фурункулов и производило на редкость отталкивающее впечатление.
- Дементий, ты чего тут комедию ломаешь? - раздосадованно проговорил Алексей Иванович. - Я вопросы серьезные решаю, а ты меня заставляешь время терять.
- Я вас, ваше благородие, время терять не заставляю. Вы по своему почину меня искали, уж извиняйте, коли мои планы с вашими не совпадали… - Дементий ухмыльнулся, чрезвычайно довольный своим ответом. - Я вижу, вы шнапсиком брезговаете. Дык, может, я выпью, вы не станете возражать? Здесь шнапсик не самый худший, бывает и хужее…
- Ну, пей.
Мужик налил стакан, опрокинул его в пасть, полную гнилых зубов, сразу же налил второй.
- Уж извиняйте, ваше благородие, трубы горят… хех! - Дементий снова хохотнул. - Дык что там за коммерческие вопросы у вас к Дементию?
- Хочу, чтоб ты мне назвал, кого и куда ты подвозил в день, который я тебе назову. За это я дам тебе денег - красненькую, и обещаю, что никому не расскажу о том, от кого узнал то, что ты мне скажешь.
- Так вот, да? - Дементий оглянулся вокруг себя. - А что за день?
- Двадцать седьмое августа.
- Хех, вашбродь, ну вы даете! Откель я вспомню! Я не помню, что вчерась делал!
- Вот такой, значит, у тебя разговор… Десятка, значит, для такого богатыря - не деньги.
- Дык десятка! Што такое десятка? Кабы четвертной отвалился, я бы подумал.
- Ах ты… - Шумилову потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не назвать собеседника так, как назвать следовало, - умница какой. Скажу тебе, Дементий, для справки, речь идет о деле с убийством. И там ты можешь засветиться как свидетель, со всеми вытекающими последствиями: приглашениями в полицию, к помощнику прокурора, потом в суд. А можешь не засветиться. И зависит это от меня. Поэтому мы либо полюбовно с тобой решаем этот вопрос, либо мы его решаем по-плохому, то бишь в полиции. Вопросы по тексту имеются?
- Да ладно, ладно, - Дементий оглянулся по сторонам. - Давайте сие заведение оставим, мне не резон тут долго сидеть. Человечек может объявиться, с которым мне сталкиваться неохота.
- И куда пойдем? - с усмешкой поинтересовался Шумилов. Он понял всю игру краснорожего Дементия, благо она была на редкость топорна, и решил подыграть. Другого пути добиться от этого человека сотрудничества Шумилов сейчас не видел.
- Да тута во дворе по Безымянному есть тихий такой закуток: чайная Прокофьича зовется. Пойдемте туда, - предложил Дементий.
- Ну, пойдем, - согласился Шумилов, - веди.
Все эти незатейливые бандитские приемы с отходом за угол были известны со времен сотворения мира. Можно было бы дунуть в полицейский свисток, и через пару минут тут бы оказался квартальный надзиратель, но тогда Шумилов никогда бы не достиг цели, ради которой оказался в этой клоаке.
Поэтому он решил сыграть в предложенную игру, благо знал ее правила, о чем красномордый Дементий, конечно же, не догадывался. Шумилову не нравилось драться или бить людей, но в случае настоящей опасности он впадал прямо-таки в неконтролируемую ярость. Сказывалась, видимо, горячая казачья кровь. Шумилов как никто другой знал, что человек может спать в шелку и читать французские журналы, играть в бильярд и курить кальян, но в известные моменты жизни, связанные с риском, вся эта воспитанная утонченность может слетать даже с самого благородного дворянина, и тогда в полной мере проявляет себя дремлющий темперамент. Если, конечно, есть чему проявляться.
Шумилов с Дементием двинулись по Безымянному переулку прочь от Лиговского проспекта, миновали пару домов, прошли под арку и очутились в убогом дворе с полуразвалившимся нежилым флигелем, отгороженным забором и канавой поперек. Дементий шел впереди и дружелюбно о чем-то бубнил, Шумилов тащился сзади, не забывая оглядываться и озираться по сторонам.
Продвигаясь вдоль забора, Дементий оглянулся пару раз на Алексея и вдруг, подняв перед собой согнутую руку, сноровисто крутанулся вокруг своей оси. Локтем он явно метил в голову Шумилову, и этот удар, сокрушительный сам по себе, непременно отбросил бы Алексея на забор, да только тот оказался готов к подобным телодвижениям.
Он нырнул под руку и упал на колено. Левая рука рванула с пояса кастет и взлетела вверх, подобно поршню паровой машины. Кулак с зажатым кастетом воткнулся в самые мудя Дементия, и даже будь на том штаны из кровельного железа, они бы не спасли от этого безжалостного удара. Здоровенный мужик взвыл нечеловеческим голосом и повалился на Шумилова, точно подрубленное дерево. Все описанное заняло меньше секунды. Алексей, придавленный неожиданно свалившейся сверху массой, не удержал равновесия и упал на четвереньки, уронив шляпу и угодив руками и полами плаща в грязь. Через секунду, однако, он уже вскочил на ноги и озирался по сторонам. Дементий, вытянувшийся в полный рост, хватал ртом воздух и был не в силах произнести даже слово. В это мгновение он был похож на рыбу, выброшенную из воды.