Глава 8
Экрам лежал лицом вниз, а в спине у него торчал номе, воткнутый по самую рукоятку Рядом с ним стояла позеленевшая Ленка и разглядывала поднятый с пола пистолет.
– Лен, ты его убила… Господи, какая же ты молодчина.
– Это не я молодчина, а ты. Здорово ты его сковородкой огрела. Если бы не ты, он бы нас точно застрелил.
– Да я-то тут при чем… Если бы ты не воткнула в него нож, он бы поднял пистолет и прикончил нас за милую душу…
– Если бы не твоя сковородка… Знаешь, а я и не думала, что ты такая….
– Какая?
– Просто сейчас я посмотрела на тебя совсем Другими глазами. Мне казалось, что ты эдакая домашняя курица, у которой от семейных забот уже давно атрофировались мозги. А ты… Ты сейчас так действовала…
Знаешь, я бы и то так не смогла…
– Не говори ерунды. Ты бы, и не смогла…
– Не смогла бы. Так броситься на пистолет! Со сковородкой! Господи, какая же ты смелая и отчаянная.
Какая ты молодчина, что приглядела себе именно чугунную сковородку.
– Какая ты молодец, что приглядела себе именно кухонный нож…
Мы смотрели друг на друга, смахивали слезы и улыбались. Вдруг Ленка приставила пистолет прямо к затылку Экрама и нажала на курок. Прогремел выстрел.
От неожиданности я попятилась к стене и, уткнувшись в нее спиной, медленно по ней съехала и села на корточки.
– Лен, ты что?
– Ничего. Я просто его добила. Контрольный выстрел, так сказать. Чтобы знать точно, что он уже не поднимется и не посадит нас в подвал на хлеб и воду, а уж тем более не забьет насмерть. Это ему за то, что я осталась без связи и даже не знала, что случилось с моей матерью, и за то, что твоего сына травят одноклассники Господи, Светка, я убила человека, а никаких угрызений совести не чувствую. Скорее наоборот, такое облегчение…
Ленкин голос дрожал, глаза бессмысленно бегали – она явно плохо соображала, что делает и что говорит.
Не вынимая пистолета из рук, она подошла к холодильнику и заглянула внутрь.
– Где здесь запасы спиртного? Помнится, в прошлый раз Экрам наливал мне водку из холодильника.
– Я бы тоже хотела чего-нибудь выпить, – я почувствовала, как от сильнейшего психологического стресса у меня все поплыло перед глазами.
Достав бутылку, Ленка тут же отыскала пару довольно объемистых рюмок и моментально их наполнила.
– Ты только не нюхай, а то если будешь нюхать, не сможешь выпить. Тебя просто вывернет наизнанку.
Сразу пей до дна, и все. Восток – дело тонкое.
Я взяла протянутую Ленкой рюмку и, не говоря ни слова, осушила ее до дна.
– Молодец. Сейчас нам станет немного полегче. Да и голова начнет работать яснее. Нужно сообразить, что же нам делать дальше. Если раньше мы могли заявиться в полицию, то теперь не можем. Я человека убила, а это дело нешуточное. Это сразу тюрьма, а то и похуже. Может, у них существует смертная казнь.
– Но ведь ты убила человека в целях самообороны.
Мы можем это доказать. Я свидетель. Я могу это подтвердить.
– Кому ты что собралась доказывать? Туркам?!
– А что ж тогда делать-то?
– Надо придумать. Главное, что начало уже положено. Нужно действовать дальше.
От выпитой рюмки мне стало немного легче, и я даже предприняла попытку подняться.
– Лен, а ты уверена, что в доме никого нет?
– Думаю, да. Если в доме был бы кто-то еще, то он бы уже прибежал на крики и выстрел.
Почувствовав сумасшедший прилив смелости, я переступила через лежащее на полу тело Экрама и вышла из кухни.
– Пошли, проверим на всякий случай.
– Пошли.
Оглянувшись, я увидела, что Ленка остановилась рядом с телом мертвого турка и слегка пнула его ногой.
– Лен, ты что делаешь?
– Тяжелый, гад. Знаешь, а ведь раньше мы никогда не видели его пьяным…
– Наверно, что-то отмечал.
– Надо было нам его раньше на тот свет отправить, а не ждать эту страшную неделю.
– Раньше он никогда не был в доме один. Наверно, сегодня был подходящий момент.
– Знаешь, Светка, я о чем подумала?
– О чем?
– Как это все-таки странно… Был человек – и нет человека. Был он законченным гадом, торговал живым товаром, избивал ни в чем не повинных девушек, а теперь все. Вместе с ним закончились и его подлости. Я это все понимаю, но я не понимаю одного: почему жизнь распоряжается так, что вот такие законченные гады живут и уходят из жизни только в том случае, если им поможешь, а вот такие хорошие люди, как моя мать, уходят из жизни сами?! Где же справедливость?!
– О какой справедливости ты говоришь?! Жизнь сама по себе штука несправедливая. Я слышала, что смерть забирает хороших людей потому, что на том свете хорошие люди тоже нужны, там ведь плохих и так предостаточно. На том свете все, как у нас. И хорошие и плохие.
Пройдя по коридору, мы стали ходить из комнаты в комнату и проверять, есть ли кто в доме или нет. Как мы и думали, в доме оказалось пусто. Дернув еще раз входную дверь, мы убедились, что она закрыта, и одновременно подумали о том, что ключи от входной двери нужно искать в комнате у Экрама. Как только мы открыли дверь в его комнату, то принялись переворачивать все кверху дном, с грохотом сваливая на пол вещи со стола.
– Ленка, ищи деньги и наши паспорта. Ключи от входной двери долго искать не надо. Я их уже нашла. Они висели на гвоздике на стене прямо над его кроватью.
– Ну хоть немного денег у него должно же быть…
Он же нас не за бесплатно продавал. Морда турецкая!
Ленка открыла письменный стол и стала высыпать из него все содержимое. Достав небольшую коробочку с лежащими в ней бланками, она смахнула пот со лба и стала непонимающе рассматривать бланки.
– Слушай, здесь картотека какая-то. Прямо как в библиотеке.
– Какая еще картотека? – я подошла к Ленке и взяла из деревянной коробочки один бланк.
– Болотова Екатерина. Двадцать два года. Город Тверь, – начала читать я. – Пестова Жанна. Девятнадцать лет. Город Ярославль. Что это значит?
– Это картотека всех, кто до нас работал в этом доме. Там, наверно, и мы есть. У Экрама все, как в аптеке.
Кто бы мог подумать, что он даже учет ведет.
– Ты думаешь, это он писал?
– Конечно, а кто же еще. Видишь, почерк – как курица лапой. Да и написано с ошибками. Некоторые русские буквы заменены латинскими. Он, видимо, иногда просто забывался. А вообще для турка он знал русский очень даже хорошо.
– Давыдько Анна. Украина, город Луганск. Двадцать три года. Продана за пятнадцать тысяч долларов. Ленка, послушай, да здесь настоящая торговля! – я едва не выронила листок. – Ты только посмотри, какую-то девушку с Украины просто продали, и все. Теперь уже точно концов никто не найдет. Страшно-то как. Вот эти листки бы да в руки наших правоохранительных органов…
– На черта они им нужны. Мы уже, по-моему, с тобой позвонили в правоохранительные органы – и каков результат?
Бросив картотеку на пол, мы принялись искать дальше. Но, увы, ни паспортов, ни "золотого запаса" нигде не было. Правда, в тумбочке мы обнаружили ровно пятьсот долларов, но это была капля в море по сравнению с тем, что мы рассчитывали найти.
– Какие-то сраные пятьсот долларов, – со слезами" на глазах опустила я руки.
– Ну, не такие уж они и сраные Такое добро на дороге тоже не валяется.
– Да ты знаешь, что такое для Турции пятьсот долларов?! Ничего. Ты здесь не отдыхала, а я отдыхала.
Я все знаю.
– Да когда ты здесь отдыхала в последний раз? С тех пор уже тысячу раз все изменилось.
– А вот и ничего не изменилось. Здесь только в туалет сходить доллар стоит.
– Ну вот и сходим пятьсот раз в туалет. Это ж можно из туалета не вылезать, – истерично засмеялась Ленка.
– Ничего смешного не вижу. Непонятно, куда он деньги дел.
– Наверно, выручку он кому-нибудь сдает. Может, у него уже сегодня вечером кассу сняли.
– Какую кассу?
– Обыкновенную. Он же постоянно был не один.
Приехал какой-нибудь турок, взял у него все деньги, заработанные нами за неделю, и уехал. Ты же видишь, что здесь нет "золотого запаса". Да и наши паспорта, наверно, там же, где и выручка. Видимо, в доме ценные вещи не хранятся. Тем более что загранпаспорта тоже неплохой товар. Говорят, что за них можно приличные бабки выручить.
Перерыв всю комнату и не найдя ничего, кроме пятисот долларов, мы вновь вернулись в коридор и встали напротив друг друга.
– Может, у Экрана по карманам пошарить? – неожиданно предложила Ленка.
– Ты что? Как можно рыться в карманах у покойника? – с нескрываемым отвращением восприняла я эту идею.
– Да какая разница, у покойника в карманах рыться или у живого, если разговор идет о деньгах… Если у Экрама и есть в кармане деньги, то они ему совершенно без надобности, а нам они очень даже пригодятся.
Вернувшись на кухню, мы вновь приняли по рюмке турецкой водки и, подойдя к бездыханному телу Экрама, перевернули его лицом вверх. В кармане его давно не стиранных брюк оказалось ровно двести долларов.
– Ну вот видишь. С миру по нитке, – обрадовалась Ленка и сунула деньги в карман моего халата. – Пятьсот плюс двести получается семьсот. Худо-бедно жить можно. По крайней мере ровно семьсот раз сходить в туалет нам обеспечено.
Я постаралась не смотреть на окровавленного Экрама и поправила свой халат.
– Послушай, Ленка, надо срочно переодеться. Мы же не можем убежать отсюда в халатах.
– Верно, – поддержала меня подруга. – На улице с минуту на минуту начнет светать. Вдруг кто-то приедет в дом. Тогда нам точно никуда не удастся убежать.
Не раздумывая, мы бросились по своим комнатам и принялись переодеваться.
– Только надевай не юбку, а какие-нибудь брюки! – крикнула мне из другой комнаты Ленка. – Чтобы ног не было видно. Мы как-никак среди чужого народа, и нам надо быть как можно неприметнее. Кофта должна быть тоже без выреза!
– Само собой!
Натянув водолазку под самое горло, я быстро застегнула молнию на джинсах и подошла к расколотому телефону в надежде на то, что он все же работает. Но, к моему огорчению, телефон молчал, как партизан на допросе.
– Дура ты, Ленка! – в сердцах произнесла я и бросила телефонную трубку обратно на пол. – Дура. Так хоть у нас связь была, а теперь ни хрена не осталось… Какая-никакая, а связь… Даже если мы не нужны ни милиции, ни консульству, ни еще каким компетентным органам, мы могли просто слушать голоса своих близких… Нам бы от этого хоть немного легче было… Хоть самую малость…
Одевшись, я зашла в Ленкину комнату и увидела, что она упаковалась в спортивную форму.
– Ты прямо спортсменка-комсомолка.
– Правильно. Так меньше подозрений. Кроссовки, футболка, бесформенные штаны… С турками только так и одеваться надо, чтобы они меньше глазели. Вон как их женщины. Так запакуются, что хрен разберешь, что же на них надето. При всем желании не подкопаешься.
Ленка осмотрела меня придирчивым взглядом и недовольно покачала головой.
– У тебя грудь видна.
– Где?
– Ну где может быть видна грудь? Понятное дело, что спереди, а не сзади.
– Как она у меня может быть видна, если у меня водолазка под горло?!
– У тебя прямо соски видно. Дураку понятно, что ты без лифчика.
– Ты же знаешь, что я лифчики на дух не переношу.
– Знаю, да только сейчас совсем не та ситуация.
Сейчас мы не разбираемся, кто что любит носить, а кто нет. Для нас самое главное быть незаметными, эдакими серыми мышками, чтобы не вызывать у турок хоть какое-никакое желание. Джинсы у тебя в обтяжку. Ну ладно, это еще полбеды. А вот то, что твои стоячие соски видно, это непорядок.
– Ты уже сочиняешь. Не говори ерунды. Ничего у меня не видно.
– Возьми мой лифчик и надень, – по-прежнему упрямилась Ленка.
– Не хочу. Я свои никогда не ношу, а чужие тем более.
– Ну как знаешь. Если что, турки на тебя накинутся, а не на меня.
– Лен, хватит. Ты лучше скажи, мы сумки здесь оставляем? – постаралась я перевести разговор на другую тему.
– Понятное дело, что мы не побежим с сумками.
Жалко, конечно. Я дура, и в самом деле поверила, что мы гидами будем, столько нарядов взяла, вечерних платьев.
Думала, будем вечерами на дискотеку ходить… Может, с какими-нибудь приличными холостыми отдыхающими познакомимся, и у нас дело пойдет дальше банального курортного романа. Думала, может, наряжусь и наконец эту гребаную личную жизнь устрою. А то эта личная жизнь-подлянка никак не хочет устраиваться. Знаешь, у меня в последнее время прямо полоса невезения какая-то. Мне просто катастрофически не везло. Я вот совсем недавно встретила своего бывшего любовника, с которым уже давно рассталась, с его новой пассией. Я была поражена тем, как он на нее смотрел. Он смотрел на нее во все глаза и с жадностью ловил каждое ее слово. Он смотрел на нее так, как смотрит наркоман на наркотик. Он никогда на меня не смотрел таким взглядом. Я вдруг так отчетливо поняла, что этот человек без меня очень счастлив.
А ведь еще недавно я думала, что он не проживет без меня и дня. Мне казалось, что он просто-напросто загнется Я прочитала в этом взгляде многое. Я хочу, чтобы какой-нибудь мужчина смотрел на меня точно так же, как он на нее. Знаешь, а ведь та, на которую он так смотрел, намного хуже меня Она не так красива, не очень хорошо одета и не пользуется таким вниманием мужчин, как я. Просто она обладает какими-то любовными чарами. Она словно загипнотизировала моего бывшего возлюбленного. Короче, я думала, что смогу встретить кого-то здесь… Встретить и полюбить, и этот кто-то будет смотреть на меня так, словно он в любую минуту готов броситься к моим ногам и исполнить любое мое желание. – Ленка говорила и буквально обливалась слезами. – Конечно, в глубине души я во все эти сказки не верила. Даже не верила, что можно встретить холостого мужчину. Куда ни кинь, одни женатики. Их же всех в молодости девчонки хватают и женят на себе. А если баба в свое время слишком разборчивой была, значит, опоздала. Я вот довыбиралась так, что вокруг меня уже все окольцованные и все, что мне светит, это роль любовницы в лучшем случае. Я тогда еще подумала, что ладно, мол, если уж холостых днем с огнем не сыщешь, отхвачу себе окольцованного голубя, который свою голубку дома оставил. Думаю, мол, если он один отдыхать поехал, значит, в семье не все так гладко.
Может, отношения заладятся, и я его с женой разведу.
Хоть и говорят, что верный способ остаться женщине одной, это попробовать увести из семьи чужого мужа, но ведь из правил тоже бывают исключения. Например, твоего Костика же увели. Жена красавица, дом полная чаша, двое детей, но все равно увели Ладно, что-то я не туда повернула… Просто я все это к тому говорю, что наряды оставлять жалко. Они ж денег стоят. Некоторые я у мамы позаимствовала. Правда, и ей они теперь тоже не нужны.
Ладно, хрен с ними, с этими нарядами. Собственная жизнь намного дороже.
Ленка всхлипнула и заревела. Я подошла к ней поближе, тихонько прижала к себе и почувствовала, как бедром наткнулась на что-то твердое.
– Лен, что там у тебя?
– Что?
– Я говорю, что у тебя в штанах?
– Пистолет.
– Ты что, собралась бежать с пистолетом?
– Конечно, как же без него. Мало ли что с нами в дороге может случиться… Это хорошо если мы сейчас из дома выйдем, а там какая-нибудь машина стоит. Может, на связке ключей, которую мы нашли, помимо ключа от входной двери, ключ от машины есть и нам посчастливится отсюда уехать. А если там ни одной машины нет…
Если на этих машинах друзья Экрама уехали… Что тогда? Тогда нам придется выбираться отсюда своим ходом.
Не забывай, что кругом горы и лес. Мало ли что по дороге может с нами случиться. Мы сейчас без пистолета как без рук. Ты глубже смотри, а не поверхностно.
– Тоже верно.
Направившись к входной двери, мы остановились и почти одновременно перекрестились.
– Господи, а я-то зачем крещусь, я же такая грешница… – немного испуганно произнесла Ленка.
– Бог простит твои грехи. Когда домой вернемся, в церковь пойдешь, будешь их замаливать. Ты человека убила во имя нашего спасения. В конце концов если бы не мы его, то он бы нас… Это была просто самооборона.
– Да разве для Бога в убийстве бывает оправдание?
Разве убийцы в церковь ходят?
– Ходят. Сама говорила, что из любого правила бывают исключения. Если хочешь знать, то даже профессиональные киллеры носят на шее цепь с крестом и после каждого убийства ставят свечки за упокой. Это у них как ритуал.
Открыв входную дверь, мы выбежали на улицу и вдохнули свежего воздуха.
– Боже мой, хорошо-то как!
– Хорошо!
Обойдя весь дом, мы не нашли ни одной приличной машины, на которой бы можно было уехать Только старый микроавтобус со спущенными колесами и разбитыми окнами.
– Вот это да, – от пережитого я буквально прокусила нижнюю губу и взглядом, полным ужаса, посмотрела на темные горы. – Что ж теперь делать-то? Пешком в горы… Далеко не уйдем. Я боюсь Там даже нет никаких поселений. Надо с собой взять еды и воды. Да и то, надолго ли нам этого хватит?.. Может, дождемся пока кто-нибудь приедет в дом? В конце концов у нас есть пистолет. При желании вырубим и завладеем машиной.
– Можно и так. А вдруг приедет не один, а несколько турок и у нас ничего не получится? Теперь у нас хоть есть шанс убежать, если что, так мы и этого лишимся.
В этот момент я слегка дернулась и повернула голову в сторону пристройки к дому.
– Лен, ты слышишь?
– Слышу, – почти задыхаясь от страха, сказала Ленка.
– Что это?
– Кто-то стонет или плачет.
– Может, пойдем посмотрим?
– А может, не надо? У нас у самих беда, зачем мы будем касаться другой?!
– Лен, но ведь это не мужской голос, а женский.
Мы должны посмотреть.
– Ты и вправду так считаешь?
– Да. Вдруг там нужна помощь точно такой же девушке, как мы. Ты только представь, чтобы кто-то из наших соотечественниц прошел мимо нас…
– Как скажешь.
Ленка достала из кармана спортивных брюк пистолет и взяла меня за руку. Мы стали медленно двигаться в сторону пристройки к дому. Дверь, ведущая в пристройку, оказалась закрыта на большую щеколду, которую мы совершенно безболезненно открыли. В лицо нам резко пахнуло сыростью и тухлятиной. Впереди царила кромешная темнота. Я сделала шаг вперед и ощутила ступеньку.
– Лен, здесь лестница, ведущая вниз.
– Светка, может, не надо испытывать судьбу…
Сколько можно. У нас сейчас появился прекрасный шанс сбежать, а ты предлагаешь опять вляпаться в какую-нибудь малоприятную историю. Мы же не служба спасения, нам бы свою жизнь спасти.
– Лен, но там девушка стонет, – мне казалось, что от таких жалобных звуков мое сердце буквально разрывается на части.
– Тогда я достану пистолет. Чем черт не шутит.
– Доставай.
Я сделала шаг вперед и почувствовала, как наступила на что-то твердое.
– Ой, что это?
– Что там у тебя?
– Я, кажется, на что-то наступила.
– На что?
Я наклонилась и подняла с пола фонарик. К моему удивлению, он работал. Теперь, когда темноту прорезал пусть даже слабенький луч, нам было намного легче ориентироваться.