Но если говорить о производственных процессах, неясно, было ли его влияние на них столь же революционным. Бесспорно, для некоторых людей Интернет глубоко изменил характер их работы. Знаю это по собственному опыту. Благодаря Интернету я смог написать целую книгу совместно со своим другом, а иногда и соавтором профессором Илен Грейбл, которая преподает в Денвере (штат Колорадо), причем нам хватило всего одной личной встречи и пары телефонных звонков. Но на эффективность труда многих других Интернет не оказал заметного воздействия. Ряд исследователей предпринимали попытки обнаружить положительное влияние Интернета на общую производительность - как выразился лауреат Нобелевской премии экономист Роберт Солоу, "свидетельства тому есть везде, только не в цифрах".
Можете сказать, что мое сравнение несправедливо. У названных мною бытовых приборов имелось в распоряжении, по меньшей мере, несколько десятилетий существования, иногда целый век, чтобы начать творить свои чудеса, тогда как Интернет едва насчитывает два десятилетия. Отчасти это так. Как сказал в своей увлекательной книге "Потрясение для старых времен - техника и всемирная история с 1900 г." выдающийся историк науки Дэвид Эджертон, максимально широкое использование техники, а следовательно, и наибольший эффект от нее часто наступает спустя несколько десятилетий после ее изобретения. Но даже если говорить о сегодняшнем дне, сомневаюсь, что Интернет - настолько уж революционная технология, как многие из нас полагают.
ПОБЕДА ТЕЛЕГРАФА НАД ИНТЕРНЕТОМ
До начала работы трансатлантического проводного телеграфа в 1866 году, для того чтобы доставить сообщение на другую сторону Атлантики, требовалось около трех недель - за такое время пересекали Атлантический океан парусные суда. Даже отправляя "срочное" сообщение на паровом судне - которые вошли в обиход только в 1890-х годах, - приходилось отводить на это две недели (рекордный срок перехода через Атлантику составлял в то время 8–9 дней).
С появлением телеграфа время передачи сообщения слов на триста сократилось до семи-восьми минут. Могло быть и быстрее. "Нью-Йорк тайме" сообщала 4 декабря 1861 года, что доклад Авраама Линкольна конгрессу, состоявший из 7578 слов, был передан из Вашингтона всей стране за 92 минуты или, в среднем, по 82 слова в минуту, что позволяет отправить то самое сообщение в триста слов за менее чем за четыре минуты. Но то был рекорд - средний показатель достигал примерно сорока слов в минуту, что дает нам семь с половиной минут для передачи 300 слов. Сокращение срока с двух недель до семи с половиной минут - это более чем в 2500 раз.
Время передачи сообщения в 300 слов Интернет снизил с десяти секунд при передаче по факсу до, скажем, двух секунд, но это всего лишь пятикратное сокращение времени. Использование Интернета позволяет еще больше уменьшить время передачи, когда речь заходит о более длинных сообщениях - скажем, документ на 30 000 слов можно отослать за десять секунд (с учетом того, что документ надо загрузить в компьютер), что при передаче по факсу заняло бы свыше 16 минут, или 1000 секунд, и скорость передачи, таким образом, увеличивается в 100 раз. Но сравните это с сокращением в 2500 раз, достигнутым телеграфом.
Интернет, несомненно, обладает другими революционными чертами. Он позволяет нам с большой скоростью отправлять изображения (этого не могли обеспечить даже телеграф и факс, почему приходилось полагаться только на физическую пересылку). Доступ к Интернету возможен из множества мест, не только в почтовых отделениях. Что самое важное, используя Интернет, мы можем искать нужную нам информацию в огромном массиве источников. Но в плане простого увеличения скорости он далеко не так революционен, как скромный проволочный телеграф (не говоря уже о беспроволочном).
Мы непомерно преувеличиваем роль Интернета только потому, что сегодня он для нас важен. Вообще люди, как правило, попадают под обаяние новейших и наиболее заметных технических средств. Еще в 1944 году Джордж Оруэлл критиковал тех, кто приходит в неуемный восторг из-за "отмены расстояния" и "исчезновения границ", произошедших благодаря аэроплану и радио.
ПРАВДА ОБ УВЛЕЧЕНИИ НОВИЗНОЙ
Какая разница, заблуждаются люди или нет, полагая, будто Интернет оказал на нашу жизнь более существенное влияние, чем телеграфия или стиральная машина? Почему важно то, что на людей большее впечатление производят самые последние новшества?
Это не было бы важно, будь подобное искажение перспектив лишь чьим-то частным мнением. Но эти искаженные перспективы оказывают реальное влияние на людей, поскольку ведут к неправильному использованию и без того ограниченных ресурсов.
Преклонение перед революцией ИКТ (информационно-коммуникационных технологий), которую олицетворяет Интернет, заставило некоторые богатые страны - особенно США и Великобританию - прийти к неверным выводам о том, что производство вещей настолько "вчерашний" процесс, что надо стараться жить за счет эксплуатации идей. И, как будет рассказано в Тайне 9, вера в "постиндустриальное общество" вынудила эти страны с излишним пренебрежением отнестись к производственному сектору, что имело неблагоприятные последствия для национальных экономик.
Еще тревожнее, что увлечение людей в богатых странах Интернетом стало вызывать обеспокоенность международного сообщества существованием "цифровой пропасти" между богатыми и бедными странами. В результате компании, благотворительные фонды и отдельные люди начали делать денежные пожертвования развивающимся странам на покупку компьютерного оборудования и средств доступа в Интернет. Вопрос, однако, в другом: в этом ли больше всего нуждаются развивающиеся страны? Возможно, пожертвования на нечто менее модное, например, на то, чтобы выкопать колодец, расширить сеть электроснабжения и выпустить более доступные стиральные машины, улучшили бы жизнь людей больше, чем если бы мы раздали каждому ребенку по ноутбуку или устроили в деревнях интернет-кафе. Я не утверждаю, что все эти дела однозначно важнее, но многие благотворители бросились участвовать в модных программах, не просчитав со всей тщательностью сравнительные долгосрочные расходы и преимущества иного приложения своих денег.
Вот еще пример. Увлечение всем новым заставило людей поверить, что недавние технологические изменения в сфере коммуникации и транспорта настолько революционны, что сейчас мы живем в "мире без границ", как озаглавлена известная книга японского бизнес-гуру Кеничи Омаэ. В итоге за последние примерно двадцать лет многие начали считать, что любые происходящие сегодня изменения - результат глобального технологического прогресса, идти против которого - все равно что пытаться запустить часы в обратную сторону. Веря в такой мир, многие правительства сняли ряд очень нужных ограничений на приток капитала, труда и товаров из-за границы, что привело к печальным результатам (см., например, Тайны 7 и 8). Но, как я уже продемонстрировал, последние изменения в этих отраслях техники далеко не столь революционны, как аналогичные изменения вековой давности. В сущности, столетие назад мир, при намного менее развитых технологиях коммуникации и транспорта, был намного более глобализованным, чем в I960–1980-е годы, поскольку в указанный период правительства, особенно сильные, были убеждены в необходимости жесткого регулирования трансграничных потоков. Степень глобализации (иначе говоря, национальной открытости) определяет политика, а не техника. Но если мы допустим, чтобы любовь к новейшим революционным достижениям техники искажала наше восприятие действительности, то мы не осознаем этого факта и в результате начинаем проводить неверную политику.
Понимание технических тенденций очень важно для того, чтобы верно спланировать экономическую политику, как на национальном, так и на международном уровне (и в личном плане - чтобы сделать правильный выбор карьеры). Но наше чрезмерное восхищение новым и недооценка уже привычного способны завести и уже завели нас во многие дебри. Я специально сформулировал это утверждение достаточно провокационно, противопоставив скромную стиральную машину и Интернет, но мои примеры призваны показать, что технический фактор формирует экономическое и социальное развитие при капитализме намного более сложным образом, чем принято считать.
ТАЙНА ПЯТАЯ.
ПРЕДПОЛОЖИТЕ О ЛЮДЯХ ХУДШЕЕ, И ВЫ ПОЛУЧИТЕ ХУДШЕЕ
ЧТО ВАМ РАССКАЗЫВАЮТ
Известно изречение Адама Смита: "Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов". Рынок прекрасно умеет обуздывать энергию эгоистичных индивидуумов, заботящихся только о себе (самое большее - о своих семьях), и обратить ее на создание общественной гармонии. Коммунизм потерпел поражение потому, что отрицал этот человеческий инстинкт и управлял экономикой, исходя из предположения, что каждый - бескорыстен или хотя бы исполнен альтруизма. Если мы хотим выстроить прочную экономическую модель, то должны предполагать о людях худшее - что думают они исключительно о себе.
ЧТО ОТ ВАС СКРЫВАЮТ
Стремление к личной выгоде - у большинства людей самая сильная черта. Но это не единственная сила, движущая нами. Очень часто она даже не является нашим основным мотивом. Если бы мир был заполнен корыстолюбцами из учебников по экономике, он бы забуксовал, поскольку мы бы только и делали, что обманывали, пытались поймать обманщиков и наказывали пойманных. Мир более или менее функционирует лишь потому, что люди не совсем такие эгоисты, как считает рыночная экономика. Надо разработать такую экономическую систему, которая, признавая, что люди часто бывают эгоистичны, в полной мере использует другие человеческие мотивы и добивается от людей максимальной отдачи. Получается, если мы предполагаем о людях худшее, то худшее от них мы и получим.
КАК НАДО И КАК НЕ НАДО УПРАВЛЯТЬ КОМПАНИЕЙ
В середине 1990-х годов я приехал в Японию на конференцию по "восточноазиатскому чуду", организованную Всемирным банком. С одной стороны дискуссию представляли люди, которые, подобно мне, утверждали, что вмешательство правительства сыграло позитивную роль в истории экономического роста Восточной Азии, поскольку шло против рыночной конъюнктуры и защищало и субсидировало такие отрасли, как автомобилестроение и электроника. Другую сторону представляли экономисты, поддерживающие позицию Всемирного банка, который утверждал, что участие правительства не сыграло никакой важной роли, а то и принесло Восточной Азии больше вреда, чем пользы. Более того, добавляли они, даже если бы восточноазиатское чудо действительно было чем-то обязано правительственному вмешательству, это не означает, что практические шаги, предпринятые восточноазиатскими странами, могут быть рекомендованы и другим странам. Правительственные чиновники, которые определяют политику, - как и все мы, люди, ищущие своей выгоды, отмечалось на конференции, и они больше заинтересованы в укреплении собственной власти и престижа, чем в поддержании национальных интересов. Эти участники конференции заявляли, что вмешательство правительства оправдало себя в Восточной Азии лишь потому, что, в силу исторических причин (о которых мы не будем здесь распространяться), чиновники в этих странах исключительно бескорыстны и профессиональны. С этим моментом соглашались даже некоторые из тех экономистов, которые одобряли активную роль правительства.
Слушая эту полемику, некий благородного вида японский господин из публики поднял руку. Представившись одним из топ-менеджеров "Кобе стил", на тот момент четвертого по величине производителя стали в Японии, он упрекнул экономистов в непонимании характера современной бюрократии, как в правительстве, так и в частном секторе.
Менеджер "Кобе стил" сказал (перефразирую): "Мне неприятно об этом говорить, но вы, экономисты, не отдаете себе отчет, как работает реальный мир. У меня степень по металлургии, и я уже почти тридцать лет работаю в "Кобе стил", так что имею некоторое представление о том, как выплавляется сталь. Но моя компания сейчас столь велика и сложно устроена, что даже я не понимаю половины того, что в ней происходит. Что до остальных менеджеров - с образованием в области бухгалтерии и маркетинга, - они вообще мало что представляют. Несмотря на это, наш совет директоров регулярно одобряет большинство проектов, предлагаемых нашими сотрудниками для блага компании. Если бы мы все время исходили из того, что каждый действует, лишь преследуя собственные интересы, и подвергали сомнению мотивы, которые движут нашими работниками, то компания бы встала, поскольку мы бы тратили все время на разбор предложений, в которых ничего не понимаем. Вы просто не сможете управлять большой бюрократической организацией, будь то "Кобе стил" или правительство, если будете исходить из того, что каждый печется лишь о собственном благе".
Это всего лишь частный случай из жизни, но он представляет собой мощное подтверждение недостатков общепринятой экономической теории, которая предполагает, что личный интерес - единственная движущая человеком сила, которую стоит принимать во внимание. Поясню.
КОРЫСТНЫЕ МЯСНИКИ И БУЛОЧНИКИ
Рыночные экономисты исходят из предположения, будто все субъекты рынка - своекорыстны, что резюмируется в изречении Адама Смита о мяснике, пивоваре и булочнике. Красота рыночной системы, заявляют они, в том, что рынок перенаправляет худшие проявления человеческой природы - эгоизм, или, если хотите, жадность, - в более продуктивные и социально полезные.
Следуя своей корыстной природе, владельцы магазинов постараются взять с вас побольше, рабочие будут всеми силами отлынивать от работы, а профессиональные управляющие будут стремиться максимально поднять свои зарплаты и авторитет, а не прибыли компании, которые пойдут не им самим, а держателям акций. Но сила рынка жестко ограничивает, а то и полностью искореняет подобную практику: владельцы магазинов не станут обманывать вас, если у них за углом будет располагаться конкурент; рабочие не посмеют лодырничать, если будут знать, что им легко найдется замена; наемные директора не смогут обирать акционеров, если станут работать в условиях динамичного фондового рынка, законы которого таковы, что директора, дающие самую низкую прибыль, а значит, понижающие цену акций, рискуют потерять работу в результате поглощения своей компании.
Для рыночных экономистов государственные служащие - политики и правительственные чиновники - представляют собой уникальный вызов. Поскольку на них рыночная дисциплина не распространяется, то рыночные факторы слабо сдерживают преследование ими собственных интересов. Да, политикам угрожает определенная конкуренция со стороны коллег, но выборы происходят так нечасто, что их дисциплинирующее воздействие ограничено. Следовательно, государственные служащие имеют широкое поле деятельности, где они могут проводить политику, направленную на росту их власти и богатства, ценой национального благосостояния. У профессиональных бюрократов пространства для удовлетворения личных интересов еще больше. Даже если политики, их политические хозяева, попытаются заставить их претворять в жизнь планы, идущие на пользу интересам электората, бюрократы всегда найдут способы запутать политиков и манипулировать ими, как это блестяще показано в комедийном сериале Би-би-си "Да, господин министр" и его продолжении "Да, господин премьер-министр". Более того, в отличие от политиков, профессиональным бюрократам гарантировано рабочее место, если не пожизненные полномочия, так что они способны "пересидеть" своих политических хозяев, попросту затягивая решение вопросов. Вот суть проблем, которые экономисты Всемирного банка изложили на мероприятии в Японии, которое я упомянул в начале этой Тайны.
Следовательно, доля экономики, контролируемой политиками и бюрократами, должна быть сведена к минимуму, рекомендуют рыночные экономисты. Сокращение государственного регулирования и приватизация в этой связи не только экономически эффективны, но и политически разумны, поскольку минимизируют саму возможность того, что государственные чиновники станут использовать государство как средство продвижения собственных интересов в ущерб общественной пользе. Некоторые из экономистов - сторонники так называемой "новой модели государственного управления" - заходят еще дальше и рекомендуют сделать так, чтобы и работа правительства подчинялась действию рыночных сил: решительнее вводить оплату по результатам работы и краткосрочные контракты для чиновников; чаще передавать государственные контракты для выполнения в частный сектор; проводить более активную ротацию кадров между государственным и частным секторами.
ВОЗМОЖНО, МЫ НЕ АНГЕЛЫ НО…
Постулат об эгоистическом индивидуализме, который лежит в основе рыночной экономики, во многом перекликается с нашим личным опытом. Нас всех обманывали нечистоплотные торговцы, будь то продавец фруктов, который положил несколько гнилых слив на дно бумажного пакета, или выпускающая йогурты компания, чересчур восхваляющая пользу своей продукции для здоровья. Нам известно слишком много продажных политиков и ленивых бюрократов, чтобы мы поверили, будто все слуги народа служат исключительно народу. Большинству из нас, и я не исключение, случалось и самим отлынивать от работы, а некоторых из нас приводили в отчаяние младшие коллеги и помощники, которые находили любые отговорки, лишь бы не браться за серьезную работу. Более того, в новостях нам сообщают о том, что профессиональные управляющие, даже такие, казалось бы, ревностные защитники интересов акционеров, как Джек Уэлч из "Дженерал электрик" и Рик Вагонер из "Дженерал моторе", на самом деле не вполне служат этим интересам (см. Тайну 2).
Все это так. Но у нас есть и большое число фактов (не просто историй, а систематических свидетельств), показывающих, что эгоизм - не единственный для человека стимул, имеющий значение в нашей экономической жизни. Эгоизм, бесспорно, один из важнейших мотивов, но у нас есть и множество других: честность, самоуважение, альтруизм, любовь, сочувствие, вера, чувство долга, товарищество, лояльность, гражданственность, патриотизм и так далее, - которые иногда важнее в качестве движущей силы наших поступков, чем эгоизм.
Приведенный ранее пример "Кобе стил" демонстрирует, что преуспевающими компаниями руководят на основе доверия и лояльности, а не подозрительности и корыстолюбия. Если вы считаете, что это - специфичный пример из страны "рабочих муравьев", которая подавляет индивидуальность человеческой натуры, возьмите любую книгу по лидерству в бизнесе или любую автобиографию добившегося успеха бизнесмена, опубликованную на Западе, и посмотрите, что они говорят. Разве они говорят, что надо подозревать людей и все время следить за ними, чтобы они не работали спустя рукава и не обманывали? Нет, вероятно, они большей частью говорят о том, как "устанавливать связь" с работниками, изменять их видение, вдохновлять их и внедрять среди них командный метод работы. Хорошие управляющие знают, что люди - не узкомыслящие роботы, заботящиеся лишь о себе. Они знают, что у людей бывают "хорошие" и "плохие" стороны и что секрет хорошего руководства - в усилении первых и ослаблении вторых.