Он больше не видел причин откладывать. Гилберт бросил на меня взгляд, по которому было заметно, что к нему быстро возвращалась его природная надменность, снял трубку с одного из телефонов, взглянул на табличку рядом с ним и набрал номер.
Номер, естественно, не ответил. Он набрал его снова. И еще раз. Он уже начал терять терпение. Потом, что-то бурча себе под нос, попробовал позвонить с другого телефона - все с тем же результатом.
- В чем дело? - спросил я.
- Не отвечает.
- Вы, должно быть, не тот номер набираете, - сказал я. - Вот он у меня тут есть.
Я полез в карман за своим ежедневником, нарочито долго листал страницы, нашел номер и зачитал его вслух.
- Я его и набираю! - сказал Гилберт.
- Не может быть! Попробуйте еще раз.
Никогда не замечал за собой особых актерских способностей, но для первого раза у меня выходило совсем неплохо. Гилберт снова набрал номер, нахмурился. Я решил, что мне пора взволноваться и обеспокоиться.
- Вы должны дозвониться! - сказал я. - Я весь день носился туда сюда, добывал эти кассеты. Теперь вы должны дозвониться Анджело! Он должен освободить мою жену!
Конечно, командного опыта у него было куда больше, чем у меня, но я тоже привык к необходимости ставить на место зарвавшихся наглецов, а когда я шагнул в его сторону, обоим нам стало очевидно, что физически я выше, крепче и куда сильнее его.
- Попробую позвонить на телефонную станцию, - поспешно ответил он.
Я стоял у него над душой, переминался с ноги на ногу и бурлил от притворного беспокойства, пока телефонистка безуспешно пыталась дозвониться по номеру и наконец ответила, что на линии авария.
- Но это невозможно! - возопил я. - Вы должны позвонить Анджело!!!
Гарри Гилберт только тупо смотрел на меня, понимая, что это невозможно. Я немного убавил звук, но постарался выглядеть настолько разгневанным, насколько мог.
- Нам придется поехать туда вместе.
- Но Анджело сказал…
- К черту вашего Анджело и то, что он сказал! - энергично отрезал я. - Он не уйдет из того дома, пока не узнает, что кассеты у вас, а теперь вы, похоже, не можете сообщить ему об этом. Так что нам придется поехать туда и сказать ему это лично, черт подери! И я сыт по горло всем этим бардаком!
- Хотите - поезжайте сами, - сказал Гилберт. - Я не поеду.
- Нет, поедете! Я не собираюсь являться в этот дом в одиночку, когда там сидит Анджело со своим пистолетом. Он мне сказал, чтобы я отдал кассеты вам, и я их вам отдал. Так что теперь поезжайте и скажите ему об этом сами. И обещаю вам, - угрожающе сказал я, постепенно входя в роль, - что я возьму вас с собой так или иначе! Если не поедете добром, мне придется сбить вас с ног и связать. Потому, что, кроме вас, Анджело никого слушать не станет.
Я схватил кассеты, лежащие возле компьютера.
- Если хотите получить их обратно, поезжайте со мной!
Он согласился. У него просто не было выбора. Я вытащил из кармана коробки от кассет и показал ему вкладыши: "Оклахома", "Мы с королем", "Вестсайдская история". Потом достал кассету, которая оставалась в магнитофоне, и тоже убрал ее в коробку.
- Их мы возьмем с собой, чтобы доказать Анджело, что они действительно у вас, - сказал я.
Он согласился и на это. Мы вместе подошли к моей машине, он уселся на переднее пассажирское место и захлопнул за собой дверь.
- Давайте кассеты, - сказал он. Однако я положил их на полочку, так, чтобы ему со своего места было не дотянуться, и сказал, что отдам их, когда приедем в Норидж. Странная была поездка.
Гилберт был довольно силен, и в обычных обстоятельствах я бы с ним связываться не решился. Но я обнаружил, что сам я куда сильнее, чем привык себя считать. Я всю свою жизнь побаивался начальства: в школе, в университете и потом, когда стал учителем. Даже когда мне случалось спорить с вышестоящими, презирать их или бунтовать против них, я никогда не осмеливался бороться до победного конца. Иначе меня могли запросто выкинуть из школы, из колледжа или с работы.
А Гарри Гилберт меня ниоткуда выкинуть не мог, и, возможно, в этом было все дело. Несмотря на его уверенность в собственном превосходстве, я мог его не бояться. Я мог пользоваться своим умом и силой, чтобы заставить его сделать то, что мне надо. Это было новое, пьянящее чувство. "Осторожнее, - одернул я себя, - не то сам сделаешь таким же надменным глупцом, как этот".
Мне внезапно подумалось, что Анджело должен испытывать то же, что и я. Впервые развернул крылья своей внутренней силы и теперь наслаждается этим. Наслаждается тем, что способен на большее, чем думал раньше. Перед ним, как и передо мной, развернулись новые горизонты. Только вот внутренних тормозов у него нет.
- Анджело там не один, - сказал я. - Моя жена сказала "они".
Я говорил ровным, неагрессивным тоном.
- И ко мне Анджело приходил не один, - продолжал я. - С ним был еще один человек. Очень похожий на него с виду. И во всем слушался Анджело.
Гилберт помолчал, потом пожал плечами.
- Эдди. Двоюродный брат Анджело. Их матери были близнецами.
- Итальянки? - спросил я.
Он снова помолчал.
- Мы все итальянцы по происхождению.
- Но родились в Англии?
- Да. А почему вы спрашиваете?
Я вздохнул.
- Просто так.
Он что-то проворчал в ответ, но постепенно его гнев, вызванный моим поведением, поулегся. Я не знаю, считал ли он мой поступок оправданным.
На самом деле беспокойство и тревогу мне разыгрывать не требовалось.
Я непроизвольно барабанил пальцами по баранке, когда нам приходилось останавливаться у светофоров, и вслух проклинал длинные фургоны, загораживавшие дорогу. К тому времени, как мы добрались до Нориджа, четыре часа отсрочки уже миновали, и я меньше всего хотел, чтобы Анджело внезапно взорвался гневом.
- Вы что-нибудь заплатите миссис О'Рорке за эти программы? - спросил я.
- Нет, - ответил он, помолчав.
- Даже если Анджело об этом не узнает?
Он яростно скосил на меня глаза.
- Анджело во всем слушается меня! Его не касается, заплачу я этой старухе или нет!
"Ну, - подумал я, - если он действительно в это верит, он сам себя обманывает". А быть может, ему просто хочется верить в то, что до сих пор было правдой. Быть может, он и в самом деле не видит, что дням его власти над Анджело приходит конец.
"Ладно, - подумал я, - лишь бы этой власти хватило еще на два часа!"
Глава 10
Весенние вечера долги, но к тому времени, как мы въехали в Норидж, свет уже угасал, хотя полностью стемнеть должно было не раньше чем через час. Я въехал на улицу, где находился дом Кейтли, так, чтобы, когда я остановлюсь у тротуара, Гилберт оказался между мною и домом. Анджело видел мою машину у дома своего отца, и ее появление могло его вспугнуть.
- Пожалуйста, выйдите из машины, как только я остановлюсь, - сказал я. - Так, чтобы Анджело вас видел.
Он снова заворчал, но когда я остановился, он послушно открыл дверцу и предоставил всем, кто мог видеть нас из-за занавесок, наблюдать за тем, как он неуклюже выбирается из машины.
- Погодите, - сказал я, выходя из своей дверцы и обращаясь к нему через крышу машины. - Возьмите кассеты.
Я протянул руку через крышу и отдал их ему.
- Несите их в руке, - сказал я, - так, чтобы Анджело видел.
- Что-то вы слишком много командуете!
- Я доверяю вашему сыну не больше, чем он мне.
Он по-бычьи глянул на меня - к нему полностью возвратилась его самоуверенность, но все же повернулся и поднял кассеты, показывая их тем, кто был в доме.
А я, прячась за его спиной, наклонился и достал винтовку, завернутую в полотенце, прижал ее к себе и прикрыл полой пиджака.
Анджело открыл дверь и выглянул, прячась за нею.
- Войдите в дом, - сказал я Гилберту. - На нас могут глазеть из окон.
Услышав, что за ним могут подглядывать, Гилберт испуганно огляделся и поспешно пошел к своему сыну. Я проворно обогнул машину и пошел следом за ним, едва не наступая ему на пятки.
- Объясните! - настойчиво сказал я.
Он угрожающе вскинул голову, но тем не менее громко сказал Анджело:
- Телефон испорчен!
- Че-го? - удивился Анджело и приоткрыл дверь чуть пошире. - Не может быть!
- Телефон испорчен! - нетерпеливо повторил Гилберт. - Не валяй дурака! С чего бы я иначе поперся сюда, в Норидж?
Анджело отошел от двери и вернулся в гостиную, где стоял телефон. Я слышал, как он снял трубку, несколько раз нажал на рычаг, потом бросил ее.
- Но кассеты он привез, - сказал Гилберт, подходя к двери гостиной и показывая яркие коробки. - Я проверял их, все три. На этот раз они настоящие.
- Входи, ты, недоносок! - окликнул меня Анджело. Я поставил завернутую в полотенце винтовку на пол, дулом в ковер, прислонив ее к небольшому комоду, который находился на расстоянии вытянутой руки от двери в гостиную, и сам шагнул на порог.
Вся мебель в гостиной была передвинута. Сара и Донна сидели спина к спине в центре комнаты, связанные по рукам и ногам и прикрученные к стульям из столовой. По одну сторону от них стоял Анджело с "Вальтером" в руке, по другую, за спиной женщин, Эдди, двойник Анджело. Повсюду были расставлены стаканы и тарелки, и в комнате было сильно накурено. Сара сидела прямо напротив меня. Мы посмотрели друг другу в глаза со странным равнодушием. Я почти отстраненно отметил темные мешки у нее под глазами, обвисшее от усталости тело и глубокие борозды, которые проложили у ее губ боль и напряжение.
Она не сказала ничего. Несомненно, она решила, что я, как всегда, холоден и бессердечен: на лице ее отразились не любовь и облегчение, а облегчение и отвращение.
- Ступайте домой, - сказал я Анджело. - Вы добились, чего хотели.
Я молился, чтобы он ушел. Чтобы он удовлетворился, чтобы вел себя разумно, чтобы послушался отца, чтобы он оказался более или менее нормальным человеком.
Гарри Гилберт начал не спеша разворачиваться лицом ко мне.
- Ну вот, Анджело. Нам лучше уйти.
- Нет, - ответил Анджело, Гилберт остановился.
- Что ты сказал?!
- Я сказал "нет", - ответил Анджело. - Этот лох заплатит мне за все неприятности, в которые он меня втравил. Иди сюда, ты, ублюдок!
- Анджело, нет! - воскликнул Гилберт. Он сделал успокаивающий жест женщинам. - Довольно.
Анджело приставил свой пистолет с круглым глушителем на дуле к виску Донны.
- Вот эта бестолковая сучонка, - злобно сказал он, - несколько часов орала, что они сдадут меня в полицию!
- Они будут молчать! - поспешно сказал я.
- Ну еще бы! Я об этом позабочусь.
Смысл его слов был ясен даже Гилберту. Он в ужасе и отвращении замахал руками.
- Положи пистолет, Анджело! Положи немедленно!
Его голос гремел суровым родительским приказом, и давняя привычка пересилила: Анджело почти повиновался. Но тут же преодолел свой рефлекс. Я понял: теперь или никогда!
Я протянул правую руку, стряхнул полотенце и схватил винтовку - все это одним плавным движением. Мгновение спустя я уже стоял в дверях, целясь из винтовки в Анджело. Щелкнул предохранитель.
- Брось оружие! - приказал я. Все были ошеломлены, но Анджело, похоже, больше всех, потому что мне дважды удалось сыграть с ним одну и ту же шутку. Трое мужчин словно застыли на месте. На Сару я не смотрел.
- Брось пистолет! - повторил я. Анджело все еще целился в Донну.
Он не мог заставить себя бросить оружие. Настолько потерять лицо?
- Я тебя пристрелю! - сказал я. Он все еще колебался. Я поднял дуло к потолку и спустил курок. Грохот в маленькой комнате был оглушительный. С потолка посыпались куски штукатурки. Резкий запах бездымного пороха заглушил застоялую вонь сигаретного дыма, и все разинули рты, точно рыбы. Не успел Анджело шевельнуться, как я перезарядил винтовку и направил ее ему в сердце. Он смотрел в дуло ошарашенно и недоверчиво.
- Брось пистолет, - сказал я. - Брось, говорю!
Но он все еще колебался. "Мне придется стрелять в него! - подумал я. - Не хочу! Ну почему бы ему не бросить этот треклятый пистолет! Все равно же он ничего не выиграет!"
В комнате, казалось, все еще звенели отголоски выстрела, как вдруг в тишине раздался голос Сары. С мрачной агрессивностью, которая была направлена не меньше на меня, чем на Анджело, она сказала вслух:
- Он победитель Олимпийских игр.
В глазах Анджело появилось сомнение.
- Брось пистолет, - сказал я ровным голосом, - а не то я прострелю тебе руку.
Анджело бросил пистолет.
Лицо его полыхало яростью и ненавистью, и я подумал, что сейчас он, пожалуй, способен броситься на меня, не задумываясь о последствиях. Но я спокойно смотрел ему в лицо, не проявляя ни гнева, ни торжества - ничего, что способно было бы разъярить его.
- Кассеты у тебя, - сказал я. - Садитесь в машину, все трое, и убирайтесь из моей жизни. Я вами сыт по горло.
Я шагнул назад, в прихожую, и кивнул им на входную дверь.
- Выходите, - сказал я. - По одному. Анджело первым.
Он направился ко мне. Темные глаза зияли, как дыры, на оливковом лице. В комнате было слишком темно, и свет не мог наделить их злобной живостью. Я отошел еще на несколько шагов назад и проводил его до двери черным стволом винтовки, как тогда, у меня дома.
- Я до тебя доберусь! - пообещал он. Я не ответил.
Он рывком отворил дверь, вложив в это движение всю свою ярость, и вышел на улицу.
- Теперь вы, - сказал я Гарри Гилберту. Он был почти так же зол, как его сын, но я приметил в его глазах легкую признательность за то, что я сумел остановить Анджело, когда он, отец, оказался бессилен, - хотя, возможно, мне это только показалось.
Он вышел вслед за Анджело на дорожку, и я увидел, как они открывают дверцы машины Анджело.
- Теперь ты, - сказал я Эдди. - Возьми пистолет. За глушитель. Умеешь его разряжать?
Второй экземпляр кивнул с несчастным видом.
- Ну так разряди, - сказал я. - Только осторожненько.
Эдди взглянул на винтовку, на Анджело, который садился в машину, достал из обоймы патроны и вытряхнул их на ковер.
- Хорошо, - сказал я. - Пистолет можешь взять с собой.
Я указал дулом и дернул головой в сторону двери. Эдди из всех троих удалился наиболее охотно и наиболее поспешно.
Я смотрел из прихожей, как Анджело завел мотор и задом вылетел на мостовую. Оказавшись на улице, он нарочно долбанул мою машину, повредив заодно себе заднее крыло, и рванул по улице, словно утверждая свое посрамленное мужское достоинство.
С чувством ужасного напряжения я закрыл входную дверь и вернулся в гостиную. Подошел к Саре, оглядел резиновые ремни, которыми были связаны ее запястья, и расстегнул их.
Потом расстегнул ремни на ногах. Потом отвязал Донну.
Донна расплакалась. Сара неуклюже поднялась со стула и рухнула на более мягкий диван.
- Ты понимаешь, сколько времени мы тут просидели? - с горечью осведомилась она. - Насчет туалета можешь не спрашивать: да, они время от времени отвязывали нас, чтобы мы могли сходить в туалет.
- А поесть?
- Я тебя ненавижу! - сказала она.
- Я же серьезно спрашиваю.
- Да, и поесть тоже. Два раза. Он меня готовить заставлял.
- Это было ужасно! - воскликнула Донна, не переставая всхлипывать.
- Ужасно! Ты себе просто представить не можешь!
- Они не… - встревоженно начал я.
- Нет, - отрезала Сара. - Только издевались.
- Мерзавцы! - воскликнула Донна. - Они называли нас коровами! - Она проковыляла по ковру и плюхнулась в кресло. - У меня все тело болит!
По ее щекам струились слезы. Я вспомнил, как Анджело обозвал ее "мокрой курицей", но поспешно задавил это воспоминание.
- Послушайте, - сказал я, - я понимаю, что вам сейчас не до этого, но мне хотелось бы, чтобы вы собрали самые необходимые вещи и мы немедленно уехали отсюда.
Донна беспомощно затрясла головой.
- Зачем? - вызывающе воскликнула Сара.
- Анджело уезжал очень неохотно. Вы же сами видели. А вдруг он захочет вернуться? Когда решит, что мы утратили бдительность. А он может.
Эта мысль встревожила их не меньше, чем меня, а Сару еще и рассердила.
- Зачем ты отдал им пистолет? - гневно спросила она. - Идиотский поступок! Ты так глуп!
- Вы едете?
- Но ты же не можешь ожидать, чтобы мы… - заскулила Донна.
- Мне надо позвонить, - сказал я Саре. - Отсюда я позвонить не могу. Телефон не работает. Я уеду на машине. Вы со мной или нет?
Сара быстро сообразила, что к чему, сказала, что они со мной, и, невзирая на протесты Донны, потащила ее наверх. Через несколько минут они появились снова, обе с саквояжами. Я приметил, что Сара успела накрасить губы. Я улыбнулся ей, на миг испытав почти забытую радость, какую некогда доставляло мне ее появление. Она удивилась и смутилась.
- Ну, пошли! - сказал я и взял у них саквояжи, чтобы положить в багажник. - Нам лучше убраться отсюда.
Я взял винтовку, снова замотанную в полотенце, чтобы соседи не увидели, и убрал ее в чемодан. Посмотрел, захватила ли Донна ключи от дома, захлопнул входную дверь; и мы поехали.
- Куда мы едем? - спросила Сара.
- А куда тебе хочется?
- А деньги?
- Кредитные карточки, - сказал я. Мы некоторое время ехали в молчании, прерываемом лишь всхлипами и сморканием Донны. На улицах и в домах уже повсюду зажглись огни, долгий тихий вечер сменился ночью.
Я остановился у телефонной будки, и позвонил по бесплатному номеру в полицию Суффолка.
- Старший офицер Айрстон на месте?
Вопрос был безнадежный, но задать его все же было необходимо.
- Ваше имя, сэр?
- Джонатан Дерри.
- Минуточку!
Я некоторое время слушал обычное бормотание и щелчки, потом голос, принадлежавший не Айрстону, сказал:
- Мистер Дерри, старший офицер Айрстон приказал, чтобы, если вы позвоните снова, ваше сообщение записали дословно и немедленно передали ему.
Он просил меня передать, что из-за… м…э-э… помех в связи ему стало известно о ваших звонках только сегодня вечером. С вами говорит детектив Робсон. Я был у вас вместе с Айрстоном, если вы помните.
- Помню, - сказал я. - Мужчина лет под сорок, светловолосый, краснолицый.
- Не сообщите ли вы, почему звоните, сэр?
- Вы это запишете?
- Да, сэр. Письменно и на магнитофон.
- Хорошо. Так вот. Человека, который приходил ко мне в дом с пистолетом, зовут Анджело Гилберт. Он сын Гарри Гилберта, который владеет залами для игры в лото по всему Эссексу и в северо-восточной части Лондона. Человек, который приходил ко мне вместе с Анджело, - это его кузен Эдди. Фамилии не знаю. Он во всем подчиняется Анджело.
Я сделал паузу. Инспектор Робсон спросил:
- Это все, сэр?