Я согласилась выпить чаю, и, несмотря на адское слюнотечение, отказалась от печенья "Пик Фрин".
- Бедняжечка! - произнесла Синтия, и я позволила ей утешать меня. Она нуждается в этом больше меня. - Это было ужасно?
Я прикусила нижнюю губу и чинно кивнула.
- Понимаю, - сказала она. - Ты не хочешь об этом говорить. Я позвоню констеблю Линнету. Он знает, что делать.
"Да уж, - подумала я. - У него хватит мозгов, чтобы позвонить инспектору Хьюитту и его сотрудникам, детективам-сержантам Вулмеру и Грейвсу".
- Вот, высморкайся, - предложила Синтия, извлекая платок словно ниоткуда, и я послушалась.
4
- Флавия, Флавия, Флавия, - повторил инспектор Хьюитт.
Он отправил Грейвса и Вулмера осмотреть Торнфильд-Чейз, но решил сначала допросить меня лично, перед тем как отправиться следом за ними.
Разумный выбор, подумала я, и мне это льстит.
Под струями декабрьского дождя окутанный аурой старости и книг дом викария выглядел особенно мокрым и унылым - идеальный антураж для нашей встречи. Темно, и все углы просто источают запах тайн и историй, которые когда-то здесь рассказывались.
Синтия, как всегда деликатная, скрылась в самом дальнем углу дома, предоставив нам с инспектором возможность поговорить наедине.
- Ты прикасалась к чему-нибудь?
Его первый вопрос мне не понравился.
- Разумеется, нет, инспектор. Я же все понимаю.
- М-м-м, - протянул он, не подтверждая и не опровергая мои слова.
Поскольку Синтия уже объяснила, что это она отправила меня с поручением, нам оставалось только обсудить место преступления.
- Ты что-то видела, когда ехала в Торнфильд-Чейз или возвращалась оттуда?
Я рассказала о дернувшейся занавеске. Честность - лучшая стратегия, в том случае если любопытная Варвара, живущая по соседству, уже донесла обо всем инспектору.
- И все? - допытывался он, проверяя мою наблюдательность.
- Нет, никого, инспектор. Только когда я вернулась в Бишоп-Лейси. Мистер Стокер чинил подоконник в "Тринадцати селезнях".
- Гм-м, - промычал он, потирая подбородок. - Странно, в такое время суток? Проехать всю дорогу до Торнфильд-Чейза и обратно и не заметить ни единой живой души?
Я тоже могу играть в эту игру.
Я пожала плечами. Вряд ли я могу отвечать за географическое распределение всего населения Великобритании в определенное время суток в один дождливый день.
- Я просто думаю вслух, - сказал он после нервирующей паузы. - Как ты полагаешь, сколько времени он уже мертв?
- Недолго, - тут же ответила я.
- Как ты определила?
Слишком поздно. Я угодила в его ловушку.
- Изменения цвета кожного покрова. Кажется, это называется гипостаз посмертный.
На самом деле я прекрасно знала, как это называется, но не хотела слишком рано демонстрировать свое интеллектуальное превосходство.
- Отлично! - сказал инспектор Хьюитт, и я слегка раздулась от гордости. - В котором часу это было?
- Кухонные часы показывали три минуты одиннадцатого, - ответила я.
- Благодарю тебя, Флавия, - сказал он. - Это очень полезно. Я надеялся, что ты что-то заметишь.
В комнате стало теплее или это организм играет со мной шутки? Я стремительно краснела и ничего не могла с собой поделать.
Я сделала вид, что закашлялась, но, кажется, слишком поздно.
- Это потому что он висел вверх ногами, - добавила я, стремясь быть полезной. - Имею в виду гипостаз посмертный. Он был бы более выражен…
- Благодарю, - перебил меня инспектор. - Но, прошу тебя, больше ничего не говори. Я еще не был на месте преступления и хотел бы получить первые впечатления самостоятельно.
Я решила, что это ложь или, по меньшей мере, уклончивость. Труп либо висит вверх ногами, либо нет - без разницы, увидишь это собственными глазами или услышишь от кого-нибудь. Но если это ложь, она из тех, что я ценю: я бы сама использовала такой же предлог.
Инспектор захлопнул записную книжку и встал. Он записал только время, которое я назвала.
Должна признаться, мне не хотелось, чтобы он уходил. До этого момента я не осознавала, как мне недостает его безраздельного внимания. Временами это то, что мне нужно.
Это любовь? Не знаю, но ощущения неприятные. Я готова сделать что угодно, лишь бы задержать его еще на несколько минут.
- Как миссис Хьюитт? Антигона?
- Очень хорошо, спасибо. Я передам ей, что ты о ней справлялась.
Он повернулся, собираясь уходить.
- На самом деле, - сказал он, положив ладонь на дверную ручку, - она писала тебе в Канаду, но письмо вернулось нераспечатанным со штампом "Адрес неизвестен. Вернуть отправителю".
У меня перехватило дыхание.
- Это невозможно! Она отправляла его в женскую академию мисс Бодикот в Торонто?
- Полагаю, да, - ответил он. - Но теперь это не имеет значения, верно? Поскольку ты здесь.
Я смогла только молча кивнуть.
Что за кретин отослал письмо Антигоны обратно? Может быть, мне приходила и другая почта, которую тоже возвращали? Может, поэтому за все время моего заключения в Канаде я получила только одно письмо от Доггера?
Должно быть, мои мысли отразились на моем лице.
- Ну ладно, - сказал инспектор. - В любом случае, добро пожаловать домой.
Вот так чаще всего происходит наше общение с инспектором Хьюиттом. Оставляет ощущение легкой неудовлетворенности.
Секунду спустя он ушел, и я осталась наедине со своим мыслями.
Как обычно.
Я покричала Синтии, которая, судя по голосу, была где-то на чердаке.
- Синтия, спасибо! Я поеду домой!
- Я сейчас спущусь, - издалека донесся ее ответ.
- Не утруждайтесь! - ответила я. - Мне надо торопиться в больницу.
Не успела она сказать и слово, как я вышла из дома, вскочила на "Глэдис" и умчалась.
Даже вблизи, когда я повернула к воротам Малфорда и покатила по каштановой аллее, Букшоу казался удивительно тихим, словно покинутым.
Хотя это не самое людное место в Бишоп-Лейси, здесь все время кто-то мелькает, будь то миссис Мюллет, почтальон, фургон, доставляющий покупки, или такси.
Сейчас тут было на удивление спокойно и безлюдно. На гравиевой дорожке не было видно такси, хотя нам вот-вот надо уезжать в больницу Хинли.
Я припарковала "Глэдис" и открыла парадную дверь.
Тишина. Я склонила голову и воспользовалась своим сверхъестественно чутким слухом - эту способность, порой причиняющую мне беспокойство, я унаследовала от моей покойной матери Харриет.
Ни звука. Абсолютная тишина в доме.
Я вышла - на самом деле прокралась на цыпочках - в центр вестибюля и снова прислушалась.
- АААА-А-ААААА-А-ААААА-А-АААА-ААА!
Такое ощущение, что этот душераздирающий вопль доносится со всех направлений одновременно.
Мне на плечи рухнуло что-то тяжелое, и я грохнулась на пол.
- Поймала! - завопила Ундина. - Я Тарзан, повелитель обезьян, а ты - вторгшийся в мои владения бородавочник!
Я перекатилась на спину и уставилась на длинную тяжелую веревку, лениво качающуюся взад-вперед по вестибюлю. Кажется, она закреплена где-то высоко наверху, на лестнице.
- Что ты делаешь? - сердито спросила я. - Я могла серьезно пострадать. Ты могла сломать мне позвоночник! Зачем ты привязала эту веревку? Я все расскажу.
Слабая угроза, и я думаю, Ундина это поняла. Пока отец лежит в больнице, жаловаться на нее некому.
- Расскажу Доггеру, - добавила я.
- Ха! - был ее ответ. - Доггер все знает. Он помогал мне привязать ее.
Я дернулась, словно меня ударили в лицо.
Доггер? Привязал веревку, чтобы Ундина могла играть в свои дурацкие игры?
Мой мозг отказался размышлять над этим. Это такая же чушь, как если бы фермер пытался завести трактор, пихая сено в бак с бензином.
- Я тебе не верю, - заявила я.
- Это правда, - тихо сказал Доггер. По своему обыкновению, он возник словно из ниоткуда. - Мисс Ундина очень скучала по родине и по матери. Я подумал, если воссоздать что-то оттуда, пусть даже…
- Спасибо, Доггер, - перебила я. - Понятно.
Хотя мне вовсе не было понятно. Наверное, для его предательства имелись веские причины, но я не готова закопать топор войны.
Мать Ундины, Лена из корнуольских де Люсов, приехала с дочерью в Букшоу из Сингапура, перед тем как найти свой прискорбный конец в приходской церкви.
Что человек-обезьяна может иметь общего с Сингапуром - за пределами моего понимания; может быть, эта веревка должна напоминать девочке о фильмах с Джонни Вайсмюллером, которые она смотрела с матерью в более счастливые времена.
Тем временем веревка медленно и укоризненно покачивалась туда-сюда, словно нелепая декорация в одной из тех утомительных детективных пьес, которые ставят в Вест-Энде.
На секунду она напомнила мне о другой веревке, вернее, о веревках, на которых был повешен мистер Сэмбридж в своей спальне в Торнфильд-Чейзе, но не успела я детально обдумать этот вопрос, как мысль ускользнула.
- Мисс Ундина долго ждала подходящего момента, чтобы удивить вас, - добавил Доггер.
- И у меня получилось, не так ли? - закаркала Ундина. - Ну давай же, Флавия, признай это. Я тебя до смерти напугала, верно?
- Да, - согласилась я, - определенно.
Внезапно меня охватило необъяснимое желание схватить эту одинокую маленькую девочку и крепко обнять, но, к счастью, я умею подавлять неадекватные порывы. Кровь де Люсов сильнее, чем сантименты.
"Что со мной происходит, - подумала я. - Размягчение мозгов?"
Может, я скоро превращусь в слюнявую идиотку и меня запрут в высокой башне, как часто случается в английских титулованных семьях?
Хотя тоска по дому принимает разные формы, иногда возвращение страшит куда сильнее, чем жизнь вдалеке. Может, об этой болезни мне рассказывал Доггер? О болезни, лекарство от которой куда хуже, чем сама болезнь?
Я думала не столько об Ундине, сколько о себе самой.
- Пожалуй, я попудрю носик и буду собираться ехать в больницу, - сказала я, отчаянно пытаясь выйти из этой неловкой ситуации.
- Боюсь, сегодня мы туда не поедем, - тихо сказал Доггер. - Главная медсестра считает, что полковнику нужен покой, и доктор Дарби согласен с ней.
Я почувствовала привкус разочарования во рту, более горький, чем желчь и даже чем бруцин или стрихнин, а это две самые отвратительные субстанции, которые известны человечеству.
Меня охватила ярость. Мне показалось, что я вот-вот вспыхну и сгорю дотла. Я едва осмеливалась вздохнуть, чтобы не раздуть огонь.
Где же я взяла силу, позволившую мне с мудрым видом кивнуть, как будто я целиком и полностью согласна? Силу, заставившую меня грациозно подняться по лестнице, словно я Вивьен Ли в напудренном парике, шелках и парче?
Не говорите мне, что чудес не бывает.
Они есть.
Я лежала на кровати, сцепив руки за головой. Когда вы расстроены, иногда в голове вертится дурацкий стишок, и я все время вспоминала глупые строчки.
О Тимбалло! Плывем мы к мечте -
Кто в глиняной плошке, а кто в решете!
Это написал Эдвард Лир, и он был мудрым человеком. Жить в решете - это идеальное описание моей теперешней ситуации. Сам Шекспир не выразился бы лучше.
Вчера на берегу морском
Весь день возился я с песком,
Лопаткой рыл и рыл…
А это Роберт Льюис Стивенсон.
В детстве я думала, что этот детский стишок рассказывает о похоронах на пляже, а потом была глубоко разочарована, узнав, что это просто описание глупой игры в песке.
Криспиан Крампет тоже строил замки из песка, не так ли? В книгах Оливера Инчболда? Как заправский гробокопатель, Криспиан все время орудовал лопаткой.
Например:
Криспиан яму копает в саду,
Усердия - хоть отбавляй!
"Куда ты собрался, дружок?" - я спросил. -
"В Бенгалию… или Китай". -"А что ты оттуда с собой привезешь?" -
Фантазии хоть отбавляй! -
"Ковер для гостиной работы ручной,
Парочку тигров и чай".
Зачем мистер Сэмбридж хранил первые издания этой чепухи в безупречном состоянии на прикроватном столике? И почему в одном из них было имя Карлы Шеррингфорд-Кэмерон?
Это Карла убила старого резчика по дереву? Маловероятно, но случались и более странные вещи, я прекрасно это знаю - не только по радиопередачам о приключениях детектива Филипа Оделла, но и по собственному опыту.
Что, если между этой девушкой и владельцем Торнфильд-Чейза есть скрытая связь? Может, он ее дедушка?
Мои мысли прервал грохот дверной ручки. Поскольку Доггер никогда не стучал ручкой в дверь, я сразу поняла, кто это.
- Убирайся! - сказала я.
- Открой дверь! - донесся голос Ундины.
Я угадала!
- Уходи, я сплю.
- Впусти меня, Флавия. Это жизненно важно.
Я не смогла сдержать улыбку.
- Минуту, - ответила я и выдержала паузу, перед тем как открыть дверь.
- Прости, что причинила тебе неудобства, - сказала она. - Абу, бывало, говорила, что "причинить неудобства" означает сдернуть кого-то с горшка. Она была очень остроумна, знаешь ли.
Абу - так она называла мать, когда они жили в Сингапуре.
- Возможно, - сказала я. - Что тебе надо?
- Фели обещала сводить меня на рождественский концерт в Святом Танкреде, но отговорилась головной болью. Ей надо уже наконец выйти замуж за Дитера и прекратить дурить.
- Гм-м, - протянула я. Не хочу связываться с любовной стратегией Фели - во всяком случае, с участием Ундины.
- Концерт начинается в половине второго, - продолжила Ундина. - Детей будут угощать имбирным печеньем, а взрослых - улуном. Я обожаю улун. Ты можешь украсть его для меня.
Хотя мне польстило, что меня считают взрослой, я вовсе не была поклонницей чая улун, который, на мой вкус, отдавал рыбой и рисом.
- Нет, спасибо, - отказалась я, - у меня другие дела.
- Например?
- Отстань. Иди покачайся на своей веревке и съешь банан. А кстати, передавай привет Джейн.
Ундина печально взглянула на меня.
- Ты меня не любишь, да?
- Конечно, я тебя люблю! Так люблю, что готова обмазать тебя кетчупом и съесть. Ням! Ням! Ням!
- Фу! - сказала Ундина. - Ты отвратительна. Ну давай, Флавия. Будет петь Карла Шеррингфорд-Кэмерон, ты же не захочешь это пропустить?
Она открыла рот и сделала вид, что засовывает пальцы внутрь, чтобы вызвать рвоту.
Десять минут спустя мы неслись по мокрому полю под свинцовым небом по направлению к деревне.
5
Карла Шеррингфорд-Кэмерон, сложив ладони на талии, словно крабьи клешни, пела "Нежную девушку", и я поймала себя на мысли, что мне срочно нужно ружье - хотя я не решила, для чего: избавить Карлу от мук или покончить с собой.
С ее огромными глазами, прилизанными рыжими волосами и бледной, как творог, кожей она напоминала морское создание кисти Боттичелли: лупоглазую русалку, попавшую в рыбацкие сети и оказавшуюся между двумя мирами.
Это сама судьба в буквальном смысле слова толкнула Карлу мне навстречу в тот миг, когда она потребовалась, и избавила меня от крайне утомительного путешествия в Хинли. И хотя я могла бы найти адрес в телефонном справочнике, мысль о том, что судьба схватила Карлу за шиворот и бросила к моим ногам, как собака приносит кость, грела мне душу.
Карла была ученицей мисс Лавинии и Аурелии Паддок - претендующих на обладание музыкальными талантами старых дев, которые своей унылой игрой на пианино губят на корню все публичные мероприятия в Бишоп-Лейси.
Хотя она жила в нескольких милях отсюда, в Хинли, Карла часто приезжала на автобусе петь у нас, руководствуясь правилом, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе.
Она и легка и стройна,
И шепчут мужчины: "Легка и стройна!"
Она вопила, словно подстреленная куропатка.
Ничего не имею против пения, если оно хорошее. Я и сама временами пою. Но иногда это уж чересчур, и сейчас был тот самый случай.
Видимо, бессознательно имитируя позу Карлы, я стиснула ладони на талии.
И шепчут мужчины…
После ее длинного пронзительного и-и-и (это называется "фермата", как мне говорила сестра моя Фели, и ее можно держать так долго, как пожелает исполнитель) воцарилось драматическое молчание. Мои суставы хрустнули - все десять пальцев.
Одновременно.
Все в церкви оглянулись в поисках неприятного звука, включая Карлу и меня.
Ундина, ухмыльнувшись, жутковато хихикнула и показала мне большие пальцы.
Надо отдать Карле должное, она быстро совладала с собой и допела песню.
"Легка и стройна!"
И убежала.
Я нашла ее на кладбище, она рыдала.
Я вспомнила слова поэта Уолтера де ла Мара:
Феномен, признаюсь, престранный,
Не знаю я факта странней:
Всё то, что мисс Т. было съедено,
В итоге сливается с ней.
Если мистер де ла Мар не ошибся, Карла, должно быть, питается светлячками. Ее красное лицо практически светилось изнутри, и лоб блестел от жира.
- Ненавижу тебя, Флавия де Люс! - выплюнула она. - Ты все испортила. Ненавижу тебя! Презираю тебя! Презираю!
- Извини, - ответила я. - Это получилось непроизвольно.
"Непроизвольно" - слишком сильное слово, слишком претенциозное, но оно вырвалось у меня раньше, чем я смогла совладать с собой.
В ответ Карла вспыхнула, как огонь.
- Вы, де Люсы, такие… такие… вы думаете, вы лучше всех! - в ее голосе слышалось шипение тысячи змей.
- Послушай, Карла, - я попыталась успокоить ее. - Это вопрос механики, а не злого умысла. Если приложить значительную силу к проксимальным фалангам и пястным костям…
- Ой, к черту твои проксимальные фаланги! - прорычала Карла, и я втянула воздух и широко распахнула глаза с таким видом, как будто ужасно шокирована.
- Карла!
Первый шаг к успеху - обрести моральное превосходство над противником, и если ты можешь сделать это одним словом или жестом - ты гений.
Еще я изумленно приоткрыла рот - это, конечно, перебор, но ведь избыток золота в Сикстинской капелле не погубил репутацию Микеланджело? С чего бы легкому преувеличению погубить мою?
Мысль о золоте напомнила мне, что это золотая возможность.
- Я понимаю, что ты чувствуешь, - сказала я, положив руку ей на плечо. - Мы с тобой очень похожи, ты и я.
Вот уж что нет, то нет, но второй шаг к успеху - установить связь с жертвой.
Карла бросила на меня взгляд, в котором читалась странная надежда. Мне чуть было не стало ее жаль.
- Мы с тобой? - переспросила она, и я поняла, что она моя.
- Разумеется! - рассмеялась я. - Все знают, как ужасно обращаются с тобой твои родные.
Это был выстрел наугад, но я сразу поняла, что попала точно в цель.
- Да? - произнесла она, и ее лицо омрачилось.