И тут же вместо строителей в арочном проеме появилась Маргарита - стройная, хотя лучше сказать худая, если не высохшая, в черных свободных одеждах, развевающихся на ходу. Она прошла к креслам, невозмутимая, даже надменная, оглянулась на остальных, усмехнулась.
- Не помешаю?
- Нисколько, - быстро ответил Пафнутьев. - Располагайтесь, где вам удобно. Будем только рады.
- Спасибо, - кивнула Маргарита со странной улыбкой, понимая двусмысленность положения - ей, хозяйке, позволяют присутствовать в комнате ее же дома. - Есть какие-нибудь новости? - спросила она, глядя в экран телевизора.
- О! - радостно воскликнул Пафнутьев. - Их так много, они столь разнообразны, что я даже не знаю, с чего начать.
- Начните с чего-нибудь, - сказала Маргарита с ноткой великодушия.
- Наши передовые части вступили в Косово! - радостно объявил Пафнутьев. - Местное население встречает их восторженно! Как в сорок пятом! Их забрасывают цветами, девушки виснут на ступеньках боевых машин, власти дают зеленую улицу! Захвачен аэродром стратегического назначения! Десантники заняли круговую оборону и не подпускают натовцев ближе, чем на ружейный выстрел!
- Надо же, - обронила Маргарита, дождавшись, наконец, паузы в воплях Пафнутьева. - Я слышала, в доме еще один труп?
- Это ложь! - твердо заявил Пафнутьев. - Вас ввели в заблуждение. Труп появился не в доме, а в сарае.
- Кому же помешал этот несчастный бомж?
- Кому-то помешал, - солидно заметил Шаланда, чтобы обратить на себя внимание. - Иначе не убили бы.
- А если убили, значит помешал, - подвела итог Маргарита.
- Есть подозрения, но органы пока не придают им должного значения, - проговорил Вохмянин, все еще сидя спиной ко всем.
- Кто же подозревается?
- Есть одна юная и прекрасная дева, вся из себя…
- Света? - удивилась Маргарита. - По-моему, она сильна в другом… Впрочем, как знать, как знать.
- Разберемся, - заверил общество Пафнутьев.
- Посмотрите на экран, - громко призвал Шаланда. - Речь о наших событиях.
- У вас тоже что-то случилось? - с улыбкой спросила Маргарита.
- Да! - рявкнул Шаланда, которого эта томно-печальная дама раздражала с самого начала. - У нас тоже кое-что случилось. Убит местный бизнесмен и крутой воротила, некий Объячев. И мы сейчас заняты расследованием этого преступления.
- Это вы правильно решили, - одобрила Маргарита, но к экрану все-таки повернулась.
А там за это время появилась странная женщина, несколько полноватая, а если уж откровенно, то излишне полная, с длинными темными волосами по плечам, в черной шали с красными розами и длинными кистями. Вид она имела величавый, значительный, и на человека, который разговаривал с ней, смотрела снисходительно, если не жалостливо. Пафнутьев знал этого человека, встречался с ним и даже водку приходилось пить вместе. Это был Фырнин, с которым судьба свела его несколько лет назад во время расследования какого-то заковыристого преступления.
- Гадалка, - оповестил Шаланда, чтобы всем сразу все стало ясно. - Та самая.
- Так ты нашел ее?! - восхитился Пафнутьев.
- Работаем, - ответил Шаланда.
- А мне говорили, что Фырнин ее разыскал в каком-то колдовском салоне.
- Фырнин?! - гневно развернулся Шаланда. - Да я твоему Фырнину эту красотку на блюдечке преподнес!
- Представляю себе это блюдечко, - пробормотал Худолей.
- Может быть, нам все-таки стоит ее послушать? - спросила Маргарита и этим добилась полной тишины.
Гадалка, между тем, вела себя совершенно спокойно и невозмутимо. Выслушав очередной вопрос журналиста, она откинула назад волосы, поправила шаль, усмехнулась потусторонним своим мыслям, задержалась взглядом на объективе камеры, и миллионы зрителей под ее взглядом содрогнулись в этот момент, ощутив, как высшие силы заглянули каждому в душу и такое там увидели, такое высмотрели, что просто ужас, просто кошмар какой-то.
- Вы что-то спросили? - наконец поворотилась она массивным своим округлым молодым телом к тщедушному Фырнину.
- Я хотел уточнить одну криминальную подробность… Уж если вам удалось так явственно предсказать смерть Объячева, не обращались ли к вам за помощью следственные органы?
- А разве у них возникли сложности?
- Убийца до сих нор не задержан. Следовательно, вполне разумно предположить, что они, я имею в виду правоохранительные органы, могли привлечь вас к расследованию.
- Привлечь меня? - усмехнулась гадалка. - За что? - Последним своим вопросом она показала, что, несмотря на монументальную внешность, юмор ей не чужд.
- Ха-ха-ха, - сказал Фырнин, не рассмеялся, а именно сказал. - У вас развито чрезвычайно тонкое чувство смешного! - Слова получились глупыми, если не сказать издевательскими, но, как ни странно, гадалка отнеслась к ним со всей серьезностью и даже покраснела от удовольствия. - Скажите, Элеонора, а если бы я вот прямо сейчас попросил вас связаться с потусторонними силами, вызвать в себе некие мистические вибрации, - он явно куражится, подумал Пафнутьев, - то, может быть, вы смогли бы надоумить наши следственные органы, направить их на путь истинный в поисках убийцы? Вы сможете это сделать?
- А почему бы и нет? - с некоторой вульгаринкой в голосе произнесла Элеонора и так непосредственно, даже с некоторой доступностью повела плечом, что Пафнутьев просто не мог не подумать, что жила Элеонора и другой жизнью, не столь степенной, была, была она заводилой, выпивохой и отчаянной бабой, пока судьба не повернулась к ней своей оккультной стороной.
- Попробуем? - подзадоривал простодушную Элеонору многоопытный Фырнин.
- Женщина. Надо искать женщину.
Пафнутьев был разочарован. На какой-то миг, под действием чар Элеоноры, под влиянием неподдельного азарта Фырнина, он допустил, поверил и понадеялся, что сейчас гадалка действительно скажет нечто важное, пронзит своим мистическим лучом темноту, в которой блуждал следователь. Но нет, она проявила себя просто как здравая, трезвая баба и сказала слова разумные, неуязвимые, но ничем, увы, ничем не помогшие бедному Пафнутьеву. И тут же, словно почувствовав его разочарование, она пристально и как-то протяжно посмотрела с экрана прямо в усталые пафнутьевские глаза. И усмехнулась.
- Некоторым мои слова кажутся очевидными… Как бывает очевидным любое событие, самое невероятное после того, как оно случилось. Хочу сразу сказать - не торопитесь с выводами. Я сказала, что сказала. И не так уж мало.
- Да! Как говорят французы, шерше ля фам. Ищите женщину, - подхватил Фырнин.
- И не одну, - добавила Элеонора.
- Две? - ужаснулся Фырнин с профессиональной искренностью.
- Я вижу три, - сказала Элеонора со слегка затуманенным взглядом. Она вдруг как-то обмякла, словно устала за эти секунды.
- Вы хотите сказать, что эти три женщины, сговорившись…
- Нет, - она досадливо поморщилась. - Я говорю не об убийцах, я говорю о сути происшедших событий. А кто убил, как, когда… Это дело следствия. Кстати, оно скоро закончится.
- Скоро - это когда?
- Через день, два… Самое большее - через три дня.
- Знаете, Элеонора, я был потрясен точностью вашего попадания - незадолго до смерти вы сказали Объячеву, что он умрет в собственной постели… И все случилось именно так, именно так! Что вам в те секунды привиделось, какие видения пронеслись перед вашим внутренним взором?
Некоторое время Элеонора молчала, не задумываясь о стоимости экранного времени, потом, стряхнув с себя оцепенение, взглянула на Фырнина.
- А вы не допускаете, что это было обычное профессиональное лукавство? Заверив человека в том, что он умрет в собственной постели, я тем самым пообещала ему долгие годы жизни, спокойную старость, окружение многочисленных домочадцев… Этого вы не допускаете?
- Честно говоря, допускаю, - сказал Фырнин, твердо глядя Элеоноре в глаза.
- Несмотря на все ваши восторги, я это знала с самого начала. Мне, конечно, понравилось, что вы похвалили меня за чувство юмора, но смею заверить, я знаю цену этому комплименту.
- Я не хотел вас обидеть!
- Обидеть вы меня не хотели, но разоблачить или, скажем, развеять туман таинственности над моей головой… попытались.
- Простите! Вы меня не так поняли! - Фырнин сделал отчаянную попытку вернуть разговор в милое и слегка мистическое русло, однако Элеонора легко и небрежно пресекла его попытки.
- Не надо нас дурить, - сказала она, пренебрежительным движением руки как бы отбрасывая нечто несущественное. И опять в ее голосе прозвучала вульгаринка, которая так понравилась Пафнутьеву несколько минут назад. - Хотите, вам кое-что предскажу?
- Хочу, - сипловато произнес Фырнин и невольно сглотнул набежавшую слюну.
- Вы не сделаете карьеры. Не станете богатым и знаменитым. У вас нет той силы, которая позволяет человеку перешагивать через ближних. И они вам этого не простят. Самое большее, на что можете рассчитывать в жизни, - это признательность или, скажем, любовь друзей.
- И женщин? - попытался пошутить Фырнин, но Элеонора отсекла и эту его попытку.
- Друзей, - твердо повторила она.
- Не так уж мало, - уныло согласился Фырнин.
- Это очень много.
- Скажите… Долго ли мне осталось жить?
- В ближайшие лет двадцать можете об этом даже не думать.
- А потом?
- Потом можете задуматься.
- Скажите, Элеонора, если вернуться к теме нашего разговора, к первым моим вопросам…
- Я увидела Объячева в кровати с окровавленной грудью.
- Но ему стреляли в голову.
- Может быть, в голову, может быть, стреляли… Мне об этом ничего не известно.
- Вы сказали, что мы очень скоро узнаем имя убийцы…
- Я этого не говорила.
- Ну, как же, только что…
- Я сказала, что следствие закончится быстро. Про убийцу я не произнесла ни слова.
- А могли бы?
- Нет. Здесь не все просто и очевидно… Какие-то наслоения изображений, желаний, пространств, интересов. - Глаза Элеоноры сделались отрешенными. - Если не возражаете, на этом остановимся, - она улыбнулась беспомощной улыбкой. - Я устала. Мне нельзя уставать.
- Почему?
- Долго прихожу в себя. - Элеонора отбросила назад волосы, поправила шаль и поднялась из студийного кресла.
На этом передача закончилась, в кадре снова появилась смурная физиономия Фырнина, который ловкими обтекаемыми словами в несколько секунд подвел итог разговора с гадалкой и попрощался с телезрителями.
- Что скажете, молодые люди? - обернулась от экрана Маргарита. На губах ее блуждала ироническая улыбка, в пальцах раскачивался длинный мундштук с дымящейся сигареткой.
- Баба - не дура, - ответил Пафнутьев. - Она здесь бывала?
- И не один раз!
- Это кое-что объясняет.
- Что же именно? Наличие трех женщин?
Последнего вопроса Пафнутьев не услышал - он отошел к окну и набрал по сотовому номер Фырнина. Тот отозвался сразу, видимо, уже торчал в студийной курилке.
- Она больше ничего не добавила? - спросил Пафнутьев.
- Добавила. Говорит, ничего не вижу из-за потока несущихся денег. Прямо по воздуху, говорит, несутся и в какой-то черной дыре исчезают. Не то денежная метель, не то снегопад… И такая вот подробность, Павел Николаевич… Доллары. Это все доллары.
- И исчезают?
- Так она сказала.
- Я звоню из дома Объячева… Она бывала здесь.
- Павел Николаевич… Она бывала во многих местах. Элеонора вообще предпочитает работать на дому. Как я понял, женщина она наблюдательная, и многие подробности домашней жизни ей помогают. Кроме того, у себя дома люди более раскованны.
- И щедры, - добавил Пафнутьев.
- А что? - удивился новому повороту Фырнин. - Это не так уж плохо для ее профессии.
- Разберемся, - сказал Пафнутьев.
Обернувшись, он заметил, что в каминном зале стоит полная тишина, и все внимательно вслушиваются в его разговор с Фырниным. И хотя он говорил вполголоса, наверняка его слышали и Вохмянин, повернувшийся складчатым затылком ко всем остальным, и Маргарита, потягивающая сигарету из длиннющего мундштука, и молчаливый Вьюев, который за вечер, кажется, не проронил ни единого слова. Но к виски прикладывался, причем, охотно - и это заметил Пафнутьев.
Разошлись поздно, когда закончился показ очередных "Секретных материалов" - нечисть из потустороннего мира вмешивалась в жизнь людей, насылала на них порчу и смерть. Сами по себе вскрывались могилы, мертвецы шастали среди живых, а живые, оказывается, давно уже были мертвецами и тоже не упускали случая заявить о себе и свести какие-то давние счеты.
Полыхали трупы, носились по воздуху гробы, посланцы из преисподней пили кровь юных девушек, вампиры похищали младенцев для сатанинских своих ритуалов, и все это странным образом перекликалось с тем, что происходило в доме, становилось продолжением событий в громоздком объячевском сооружении.
Маргарита вышла молча, не попрощавшись.
Вьюев исчез вообще незаметно, как бы растворился в воздухе.
Вохмянин ушел, громыхая тяжелыми ботинками, лишь в арочном проеме оглянулся и, сделав всем общий прощальный жест рукой, показал пальцем наверх, дескать, если понадоблюсь, я у себя, всегда к вашим услугам.
Уехал в город Шаланда, оставив двух оперативников, увезли труп несчастного бомжа Михалыча, отправились в выделенные комнаты Пафнутьев с Андреем и Худолей. Входы и выходы из дома остались сторожить шаландинские оперативники. Погас экран телевизора, выключили свет в каминном зале, и только в прихожей осталась слабая лампочка в качестве ночника.
На втором этаже, пока Андрей с Худолеем разбирались в многочисленных комнатах - где кому ложиться, Пафнутьев, оглянувшись на еле слышный шорох, заметил щель приоткрытой двери. Дверь открылась больше, еще больше - и Пафнутьев увидел человеческую фигуру в длинном белом одеянии со струящимся расплывчатым контуром. Кто-то звал его в комнату, кто-то настойчиво приглашал, просто умолял войти.
- Я сейчас, ребята, - сказал Пафнутьев и шагнул в приоткрытую дверь. Замок за его спиной защелкнулся, и он в полной темноте почувствовал на своей шее крепкие объятия.
- Не уходите, прошу вас, не уходите! - он узнал голос Светы. - Они убьют меня, вот увидите, они меня убьют, я уже все поняла.
- Кто? За что?
- Они убили его и меня тоже убьют.
- Кого убили? - Несмотря на неожиданность происходящего, Пафнутьев мысленно похвалил себя за то, что вопросы задает не самые бестолковые. И даже последний его вопрос "Кого убили?" мог показаться пустым только на первый взгляд - важно было знать, кого имела в виду Света - магната или бомжа.
- Не бросайте меня, прошу вас! - продолжала лепетать девушка.
Пафнутьев понимал, что Света действительно в ужасе, она, может быть, не сознает, что говорит, что с ней происходит. Но в следующее же мгновение до него дошло - Света прекрасно все понимает: поднявшись на цыпочки, она не просто поцеловала Пафнутьева в губы, как это бывает на вокзальных встречах-проводах, нет, она сделала это со всей силой, на которую была способна.
- А ты не убийца, случайно? - на всякий случай спросил Пафнутьев, призвав остатки своего посрамленного разума.
- Я? - Света отшатнулась на мгновение и тут же, не раздумывая, через голову сорвала с себя полупрозрачную длинную сорочку, отбросила ее в сторону, в угол, в темноту, и предстала перед Пафнутьевым во всей своей потрясающей наготе.
- Ты когда-нибудь видел таких убийц? - звенящим голосом спросила Света. - Отвечай! Немедленно! Ты видел когда-нибудь таких убийц?!
- Честно говоря, никогда, - искренне сказал Пафнутьев. - Думаю, что больше и не увижу.
- Увидишь, если сам захочешь!
- Как не захотеть, - пробормотал Пафнутьев слова беспомощные, но правдивые.
- Ты не уйдешь, нет? Не уйдешь? - Теперь в вопросах Светы был уже не страх, в ее голосе были другие чувства, более естественные для таких положений, когда в темной комнате наедине остаются мужчина и женщина.
- Павел Николаевич! - вдруг раздался из-за двери обеспокоенный голос Худолея. - Ты живой, Паша?
- Местами, - ответил Пафнутьев негромко, но Худолей его услышал.
- Нужна помощь?
- Пока держусь.
Сознавал и понимал Пафнутьев, что с каждой минутой этой сумасшедшей ночи в комнате, залитой лунным светом, в доме, где совершено уже два убийства, и кто знает, не произойдет ли еще чего-нибудь кошмарного, от него, сурового и неподкупного, циничного и насмешливого, потребуется нечеловеческая выдержка, сила воли, а то и суровая самоотверженность.
- Хочешь выпить? - спросила Света шепотом.
- Хочу.
- Виски?
- Больше ничего нет?
- Шампанское.
- Годится.
Светясь в лунном сумеречном свете, Света пробежала в угол комнаты, через несколько секунд там раздался громкий хлопок, и вот она уже здесь, рядом, стоит перед Пафнутьевым, и в руках ее два больших - Господи - два больших бокала, доверху наполненных пенящимся шампанским.
Пафнутьев выпил до дна, взахлеб, не останавливаясь, последние капли уже стекали у него по подбородку.
- Хочешь, скажу одну вещь? - спросила Света.
- Хочу.
- Никому не скажешь?
- Никому.
- Клянись.
- Клянусь.
- Клянись всем, что видишь вокруг! - потребовала Света.
- А что я вижу вокруг?
- Меня видишь, луну, землю, небо. И себя тоже видишь.
- Клянусь собой, тобой, луной, землей и небом, что никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не скажу того, что сейчас услышу от тебя.
Напрасно, ох, напрасно куражился Пафнутьев, расцвечивая клятву и внося в нее слова, которых Света от него и не требовала, на которых не настаивала.
- Так годится, - сказала она.
И приблизившись к самому пафнутьевскому уху, чуть слышно, даже не шепотом, а шевелением губ произнесла три слова, три коротеньких, маленьких, почти несуществующих словечка.
И Пафнутьев с горечью вдруг осознал, что сиреневые заросли мгновенно отшатнулись от него, исчезли лунные зайчики в мятой траве, и сумасшедший сиреневый запах юности тоже испарился.
- Это точно? - спросил Пафнутьев, отстраняясь.
- Конечно… Об этом и спрашивать не надо.
- Как же все получилось?
- Случайно… Мы странно встретились и странно разошлись.
- Еще кто-нибудь в доме знает?
- Нет.
- А как ты объясняешь то, что произошло?
- Понятия не имею. Дичь какая-то. Просто не могу найти никаких объяснений.
- Вот почему ты бежала в комнатных шлепанцах по весенним лужам, - медленно проговорил Пафнутьев.
- А ты бы не побежал?
- Конечно, побежал бы…
Пафнутьев чуть шевельнулся, почти незаметно, почти неуловимо, но Света сразу все поняла.
- Уходишь?
- Надо.
- Ты не забудешь меня?
- Не понял?
- Не забывай меня, ладно? - в глазах Светы стояли слезы. - Просто помни и все. И больше ничего. Есть, дескать, такая.
- Светка, ты круглая дура! - невольно вырвалось у Пафнутьева. - Ты не представляешь, что говоришь! Забыть тебя - это все равно, что забыть собственное имя. Понимаешь?
- Точно, да? Я тебе понравилась?