- Света. - Пафнутьев помолчал, подбирая слова. - Жизнь без тебя будет… Это будет просто стон. Незатихающий, никому не слышимый, никем не замечаемый горестный стон.
Света припала к Пафнутьеву и некоторое время стояла без движения. Ее глаза сияли от счастья, и, казалось, она сейчас такое скажет, такое выдаст, что…
- Представляешь… Иду по улице, ничего себе такого не думаю, и вдруг ты навстречу! Здорово, правда!
- Хорошо бы, - мечтательно произнес Пафнутьев, а сам тем временем прислушивался к звукам за дверью - они явно предназначались для него. Худолей шумно хлопал дверью, зачем-то топал. - Пора, - сказал Пафнутьев. - Меня зовут.
Странное существо все-таки была Света - едва услышав последние слова Пафнутьева, она снова бросилась со слезами ему на грудь, будто все происходило на вокзале, в аэропорту, будто он уезжал или улетал если не навсегда, то надолго, и путь его ждал опасный, и неизвестно, выживет ли, вернется ли…
- Господи, Света, - растерялся Пафнутьев, - я еще не умираю, еще поживу немного…
- Будешь меня помнить, да?
- Я тебя никогда не забуду. Клянусь.
- Ну, что тут у вас? - распахивая дверь, произнес Пафнутьев нарочито громко и властно.
- Труп, - ответил Худолей, скорбно потупив глаза.
Произошло следующее. Неугомонный Худолей, измаявшись от бессонницы, отправился к строителям побеседовать, языки почесать и, между прочим, попытаться вызнать что-нибудь такое, чего никогда человек не скажет большому начальнику, который записывает в протокол каждое слово.
Спустившись в подвал, Худолей постучал в дверь. Ему никто не ответил. Он постучал сильнее. Ответом опять была тишина. И тишина эта не понравилась многоопытному эксперту, что-то в ней было неживое, тянуло от этой тишины чем-то нехорошим. Подобные вещи Худолей всегда ощущал остро и безошибочно.
Толкнув дверь, он убедился, что она не заперта. Пошарил рукой по стенам, нащупал выключатель, включил свет. Он вспыхнул непривычно ярко после полной темноты - комната была пуста. Обе кровати оказались застеленными, было такое впечатление, что на них в эту ночь никто не ложился.
- Ни фига себе! - присвистнул Худолей, чтобы хоть что-то произнести, чтобы звуками голоса нарушить эту мертвенную тишину.
Комната была достаточно просторной, метров двадцать пять. Кроме кроватей здесь были свалены всевозможные дрели, электрические рубанки, на отдельном столике закреплены мощные тиски, в углу стояли лопаты, ломы, трубы.
Мягкими, крадущимися шагами Худолей обошел комнату, все осмотрел, кое-что даже ощупал, постоял перед маленьким окном, врезанным в стену у самого потолка. Приподнявшись на цыпочки, потянул на себя раму. Окно оказалось незапертым. В общем-то, в этом не было ничего необычного - вполне возможно, строители оставляли окно на ночь открытым. Было уже тепло, и весенний воздух способствует сну здоровому и целебному.
Постояв некоторое время в полной растерянности, Худолей снова обошел всю комнату. Странным было то, что строителям некуда было деться - выходы из дома блокировали ребята Шаланды, затевать работы в столь ранний час и будить обитателей дома… Нет, это было совершенно невероятным.
И Худолей решился на шаг простой, естественный и, в данном случае, необходимый. Он решил тщательно осмотреть всю комнату на уровне обыска. Собственно, это и был обыск. Заглядывая под подушки, за деревянные щиты, пробуя рукоятку тисков, Худолей тем временем постоянно прислушивался - не загромыхают ли шаги возвращающихся откуда-то строителей. Но нет, в доме стояла глубокая сонная тишина.
Худолей заглянул под кровать, надеясь увидеть там чемоданчик, рюкзак или еще что-нибудь, принадлежащее строителям. Под одной кроватью было совершенно пусто. Это его удивило, озадачило настолько, что он даже вслух произнес обычное свое:
- Ни фига себе…
Но без выражения произнес, как бы утверждаясь в какой-то мысли, в каком-то решении.
Заглянув под вторую кровать, Худолей обнаружил, что все пространство под ней занято бесформенным тюком. Ожидая, что это нечто из одежды, обуви, мелкого инструмента, он тронул его. Тюк был единой массой, и сдвинуть его с места оказалось непросто. И тут Худолей увидел то, что уже ожидал, чему не удивился - из-под тюка вытекала тоненькая струйка крови. Впрочем, грамотнее будет сказать, что Худолей увидел струйку жидкости, внешне напоминающую кровь.
- Ну, вот, - удовлетворенно произнес он. - Наконец кое-что стало понятным, кое-что стало на свои места.
Тюк он трогать не стал, просто взял кровать за спинку и передвинул ее к середине комнаты.
В результате сочащийся кровью тюк оказался открытым. Поколебавшись, Худолей откинул уголок одеяла и увидел мертвое лицо Степана Петришко, с которым совсем недавно, вечером, слушал откровения толстой гадалки и чокался, попивая хозяйское виски.
- Ну, что, Степа, приехали? - спросил Худолей и, конечно, ни единого звука в ответ не услышал. - Приехали.
Спустившись в подвал и увидев худолеевскую находку, Пафнутьев придвинул стул, сел на него и некоторое время молча смотрел в мертвое степаново лицо. И непонятно было - прикидывает ли он поправки в свою версию происходящего, сожалеет ли о безвременно отлетевшей душе или просто вспоминает подробности всего случившегося в этом доме.
- Второй где? - спросил он наконец.
- Я весь дом обошел - нету.
- А охрана?
- Шаландинские ребята говорят, что ничего не видели, не слышали и знать ничего не желают. Мимо нас, говорят, мышь не проскочит. Мимо нас, говорят, птица не пролетит.
- Птица, может, и не пролетит, - проворчал Пафнутьев. - Что с ним? - Он кивнул на труп.
- Похоже, по затылку врезали.
- И как это понимать?
- То, что его порешил напарник из своей же деревни… мне не верится. Не говорю, что не верю, я выражаюсь осторожнее - мне не верится. Скорее всего, другое.
- Ну? - нетерпеливо поторопил Пафнутьев.
- Одного порешили, а второго не успели. Слинял второй.
- Так слинял, что оперативники не услышали? Ведь, если одного убивают, второй такой крик поднимает… Никто в кровати не останется. А говоришь, мышь не проскочит.
- Это они говорят, шаландинские… А ты, Паша, за последний час, два… Ничего такого не слышал? - спросил Худолей без всякой задней мысли и, только проговорив вопрос, спохватился, зажал свой рот полупрозрачной ладошкой и с ужасом уставился на Пафнутьева, ожидая кары и гнева.
Пафнутьев лишь укоризненно посмотрел на Худолея и отвернулся.
- Слышал, - сказал он.
- Да? Что, Паша?
- Женский шепот.
- И что же она тебе нашептала?
- Нашептала.
- Что, Паша?! Что?!
- Не знаешь, что шепчут в таких случаях?
- Не знаю, Паша. Мне ничего не шепчут… Сопят в ухо, и все.
- Надо бы его обыскать, - кивнул Пафнутьев в сторону трупа, безмолвно лежащего на полу, усеянном песком, цементом, известью, щебнем и всеми теми материалами, из которых состоит дом. - Стой! - вдруг воскликнул Пафнутьев. - Посмотри! - и он указал на несколько двойных линий, пересекавших комнату в разных направлениях. Две линии тянулись от двери к окну, потом, изогнувшись под острым углом, направились к тискам, потом, тоже под острым углом, к кровати. - Что это может означать?
- Все очень просто, Паша, - не задумываясь, ответил Худолей. - Труп таскали по комнате. Паника здесь была, как я понимаю. Убийца подхватил его под мышки и поволок к окну, а убедившись, что не сможет вытолкнуть в эту маленькую дыру под потолком, потащил к двери, но спохватился - там у входа оперативники. И он, завернув его в одеяло, затолкал под кровать. Эти две полосы - следы от каблуков, когда его волокли, на песке оставались борозды.
- Ты такой умный, - озадаченно проговорил Пафнутьев.
- Я правильно тебя понял, Паша? - тут же откликнулся Худолей и весь как-то остановился в движении, замер, боясь услышать нечто огорчительное.
- Да, с меня причитается, - кивнул Пафнутьев.
- Паша! - Худолей прижал ладошки к груди. - У меня нет слов!
- Тогда действуй. Может, в карманах у него что-нибудь осталось.
- А знаешь, Паша… Карманы карманами, а ведь у него в кулачке что-то зажато, что-то он перед смертью боялся потерять. - Худолей присел перед трупом и попытался разжать крепко сжатый кулак Степана. Через какое-то время ему это удалось, и он осторожно вытащил из скрюченных смертью пальцев клочок бумажки, совсем небольшой, в половину спичечной коробки. - Ни фига себе! - воскликнул Худолей, всмотревшись в бумажку. - Сто долларов держал покойник в руке перед смертью, - и протянул Пафнутьеву свою находку.
Пафнутьев взял треугольный клочок доллара, смятый, остывший в мертвой руке, забрызганный кровью, и, нащупав за собой спинку кровати, тяжело опустился.
- То-то гадалке виделись доллары, летящие по ветру, то-то она все не могла понять в чем дело… Ты понимаешь, что происходит в этом доме?
- Крутые разборки, Паша, очень крутые разборки. И выход здесь один, другого не вижу… Если не возражаешь, могу поделиться скудными своими соображениями.
- Делись.
- Брать всех, без исключения, от объячевской бабы Маргариты до шалопутного гостя Вьюева, каждого заводить в отдельную звукоизолированную комнату…
- Дальше.
- Пальцы в дверь, и жать, пока все не скажет.
- Неплохо, - вздохнул Пафнутьев. - Понимаешь, они ведь не знают того, что знаем мы с тобой. Они не знают, что Объячев убит трижды… Про спицу знает только тот, кто ее воткнул в непутевое объячевское сердце… О клофелине в виски знает только тот, кто его влил… Вот только про выстрел в голову знают все. Сколько у нас осталось живых на сегодняшнее утро?
- Света, - неосторожно подсказал Худолей.
- Про Свету я помню, - кивнул Пафнутьев. - Маргарита, супруги Вохмянины и Вьюев. Всего пять человек. Не исключено, что каждый из них убийца. И ничего… Весело смеются, пряники жуют.
- А может, все это проделал кто-то один? - предположил Худолей.
- Влил клофелин в объячевский стакан, проткнул его сердце спицей, потом продырявил голову, повесил бомжа, пришиб строителя… Так, да?
- Паша, ты меня не понял. Иногда просто необходимо произнести очевидную чушь, чтобы убедить кого-то в его же правоте. Я выдал чушь, взял на себя эту неблагодарную роль. Ты ведь не станешь произносить всякие глупости. Я притворился дураком, а ты тут же убедился в собственной правоте и проницательности.
- Спасибо. Что будем делать?
- Искать второго умельца. Как его… Васыль Вулых.
- Где?
- Вокзалы, автостанции, аэропорт, электрички… Вулых - чужой человек в городе. Он не осмелится здесь оставаться, не сунется в гостиницу… Ты слышал - они сами говорили, что больше года живут в этом доме, не смея высунуться наружу, - у них не было даже милицейской регистрации! Из чужой страны ведь приехали на заработки!
- Из другой страны, - поправил Пафнутьев.
- Как сказать, Паша, как сказать… В НАТО они уже запросились. Вот когда в нашу сторону направят ракеты из-под Киева, когда появится натовская база под Харьковом… мы продолжим этот разговор. Не возражаешь?
- А, может быть, и второго хлопнули? Может, и Вулых лежит где-нибудь под кроватью?
- Все свободные комнаты в доме я уже обшарил. Не был только в комнате Светы…
- Остановись! - Пафнутьев в упор посмотрел на Худолея.
- Виноват. - Худолей прижал к груди обе ладошки, накрыв одну другой, и склонил повинную голову.
- Проехали, - сказал Пафнутьев. - Если Вулых ушел, то только через окно. Он не мог пройти мимо шаландинских оперов. Ты видел, как они расположились? Приставили диван к двери, подперли ее так, что там и в самом деле мышь не просочится.
- Ох, Паша… Здесь столько дверей, столько дверей… Но я с тобой согласен, если он ушел, то разумнее всего это сделать через окно.
Не говоря ни слова, Пафнутьев встал, поднялся на первый этаж, прошел мимо охранников и оказался во дворе. Он обогнул дом и приблизился к подвальному окну, через которое мог уйти Вулых. От окна по лужам, по тонкому весеннему ледку, взламывая его и проваливаясь в жидкую глину, кто-то прошел совсем недавно, но не к калитке, а к сараю в глубине двора. Ушел Вулых, ушел легко и просто. Огородами, участками, лесными тропинками вышел на трассу, проголосовал и был таков.
Пафнутьев прошел до конца участка, пока видны были следы сбежавшего строителя, пока не уперся во временный деревянный забор с вырванной доской - в эту дыру и протиснулся строитель, сразу выйдя на соседний участок.
Почему он бежал? Спасал жизнь, убегал от преследования? Кому могли помешать строители, живущие в подвале? Чему были свидетелями? Уж если они прожили здесь больше года, то наверняка многое знали о нравах и обычаях этого дома, о том, кто мог убить Объячева, а кто убить не мог ни при каких обстоятельствах.
Вернувшись в подвал, Пафнутьев убедился, что Худолей времени зря не терял - он обшарил карманы на трупе и сложил на столе горкой все, что удалось найти - паспорт, несколько затертых писем, водительские нрава, разболтанный перочинный ножик, мятую пачку дешевых сигарет.
- Ушел через соседние участки и лесок… Думаю, он уже далеко. - Пафнутьев снова сел на кровать.
- Шаланду подключать надо, - сказал Худолей.
- Что в карманах?
- Знаешь, Паша, так людей не убивают. - Худолей горестно покачал головой. - Если уж взялся убивать, то надо это с головой делать.
- По-моему, он головой и повредился, - заметил Пафнутьев.
- Смешно, - кивнул Худолей. - Остроумно. Но не по делу. Смотри, Паша, что происходит… Паспорт, в нем, естественно, прописка, письма с обратным адресом. Из дома письма. Время, всегда работает время. Или на тебя или против. Время никогда не бывает нейтральным, оно всегда на чьей-то стороне. Если так сложилась жизнь, что пришлось убить человека, то позаботься, дурак бестолковый, чтобы не сразу, не сразу бы узнали, кто убит, как, зачем. Разве можно в кармане жертвы оставлять такие вещи, как паспорт, письма? Ни в коем случае. И время, как активный участник всех наших дел, всех наших побед и поражений, таких оплошностей не прощает. И ты, Паша, как работник правоохранительных органов, тоже подобной небрежности в работе прощать не должен. Ни при каких обстоятельствах.
Пафнутьев выслушал Худолея с напряженным вниманием, словно ожидал, что тот вот-вот скажет нечто важное, существенное, но, не дождавшись, лишь молча кивнул. Вынув из кармана коробочку сотового телефона, повертел ее в руке, колеблясь.
- Звоню Шаланде. Он, конечно, спит, но… Как думаешь, не обидится?
- Конечно, обидится.
- Звоню, - решился Пафнутьев и набрал номер. - Шаланда? - громко прокричал он, едва услышал хриплый со сна голос. - Доброе утро, Шаланда! Пафнутьев тревожит.
- Кошмары меня тревожат, а не Пафнутьев.
- Что снилось? Какие видения посетили тебя весенней лунной ночью?
- Трупы.
- Сон в руку.
- Что ты хочешь сказать? На что намекаешь?
- Ни на что, Жора, - устало проговорил Пафнутьев. - Ни на что намекать просто нет сил… Говорю открытым текстом - труп.
- Третий?!
- Я не считал, Жора… Может быть, и третий… Не помню.
- Ну, как же, - Шаланда всерьез принял ерничество Пафнутьева, - сам хозяин, Объячев, бомж… А теперь кто?
- Строителей в доме помнишь?
- Что, оба?!
- Нет, один. Второй исчез.
- А мои ребята…
- Очень хорошие ребята. Они всем понравились. Спокойные, рассудительные, по ночам не шумят, отдыхают.
- Упустили?!
- Не то чтобы злонамеренно, но если взглянуть на суть происшедшего… То да, я с тобой согласен. Упустили.
- А ты уж и рад? - обиделся Шаланда.
- Мы тут просто все падаем от веселья… Сильный удар сзади по голове. Потом убийца завернул труп в одеяло и засунул под кровать. Там его Худолей и нашел.
- Что-то подозрительно часто твой Худолей возникает во всех дырах, - проворчал Шаланда, чтобы хоть как-то скрасить досаду.
- Бессонница у него, - еще раз куснул Пафнутьев. - Сказать ему, чтоб не возникал?
- Да ладно тебе. - Шаланда, наконец, проснулся. - Что требуется?
- Облава.
- Кого ищем?
- Вулых Васыль Мирославович. Тридцать пять лет. Прописан… Записывай. - И Пафнутьев тут же, не поднимаясь с кровати убитого, продиктовал Шаланде все, что успел к этому времени узнать об исчезнувшем строителе. - Худощав, небрит, светлая щетина, рост около ста семидесяти, не больше, невысокий такой паренек. Одет, как может быть одет житель Западной Украины на заработках в средней полосе России. Нечто мятое, заношенное, может быть, спортивное.
- Кроссовки, - подсказал Худолей.
- Вот Худолей подсказывает, что на нем должны быть кроссовки.
- Светлые с голубой полоской поперек.
- Светлые с голубой полоской поперек, от шнурков вниз, - послушно повторил Пафнутьев, прекрасно понимая, как корежится Шаланда от одного только упоминания имени эксперта. - Худолей вот добавляет… Не исключено, что кроссовки надеты на босу ногу.
- Убегая, надел, наверное, носки, - проговорил Худолей. - Холодно, все-таки. Это он в доме расслабился. И это… Вещи, при нем должны быть вещи, - напомнил он Пафнутьеву.
- Худолей говорит, что при Вулыхе должны быть вещи - рюкзак, спортивная сумка… Маловероятно, но не исключен чемоданчик.
- Вряд ли, - протянул Худолей. - Чемоданчиками нынче уже не пользуются. Страна проехала чемоданчики.
- О, Боже, за что?! - простонал в трубку Шаланда.
- Худолей говорит, что надо бы взять под контроль вокзалы, аэропорт, автостанции, - продолжал куражиться Пафнутьев.
- Скажи своему Худолею… Скажи Худолею, - закипел Шаланда. - Знаешь, что скажи…
- Может, я ему трубку передам?
- Скажи, чтоб не учил ученого, а съел… Он знает, что нужно съесть, - сдержался в последний момент Шаланда и положил трубку.
Солнце поднялось над кромкой леса и сквозь продолговатое окно у самого потолка проникло в подвальную комнату. Не такая уж она оказалась и подвальная - окно есть, воздух свежий, тепло и тихо. Неплохо устроились строители, если уж хватило у них терпения, не получая денег, продержаться здесь больше года. Солнечный квадрат мерцал на противоположной от окна стене, создавая в комнате красноватые сумерки. Висящая на шнуре лампочка оказалась как раз в солнечном луче, и тоненький раскаленный волосок можно было различить на фоне темной стены.
- Что же здесь произошло этой ночью? - бормотал Пафнутьев, в который раз оглядывая пустоватую комнату. - Что же здесь все-таки произошло?