Дельфина сияла от счастья: наконец-то она могла представить роман Пика на суд коллег. В тот день она надела туфли на высоких каблуках, так что ее было видно отовсюду, – казалось, будто она парит над залом. Дельфина говорила с мягкой, но непреклонной уверенностью человека, абсолютно убежденного в том, что открыл миру редкостного автора, который скрывался за личностью покойного владельца пиццерии. Собравшиеся, не колеблясь, решили поддержать продвижение книги; было решено организовать невиданную по размаху рекламную кампанию, какой не удостаивался еще ни один первый роман. "Мы все в нашем издательстве твердо верим в успех!" – объявил Оливье Нора. Один из распространителей сообщил, что знает о существовании этой библиотеки в Бретани: ему довелось прочесть о ней в какой-то статье, только это было очень давно. Сабина Рише, ведавшая распространением книг в районе Турени, страстная любительница американской литературы, напомнила присутствующим о романе Ричарда Бротигана, который натолкнул его на мысль о создании библиотеки. Она обожала эту книгу-эпопею, нечто вроде road book, повествующую о том, как попасть в Мексику; ее сюжет позволил автору иронически описать Калифорнию 1960-х годов. Жан-Поль Энтховен, писатель и сотрудник "Грассе", начал расточать похвалы эрудиции Сабины. Та залилась краской смущения.
Дельфине никогда еще не приходилось участвовать в такой презентации. Чаще всего, на этих собраниях царила скучная школьная атмосфера, где каждый прилежно записывал какие-нибудь сведения о планируемой книге. Но на сей раз все было совершенно иначе. Ее засыпали вопросами. Какой-то человек в узком, не по фигуре, костюме спросил:
– А как у вас обстоят дела с рекламой?
– Мы привлечем к этому жену автора, восьмидесятилетнюю бретонку, женщину с большим чувством юмора. Она ничего не знала о тайной деятельности своего мужа, и могу вас заверить, что ее стоит послушать, когда она об этом говорит.
– А есть у него другие книги? – спросил тот же человек.
– Как будто нет. Жена и дочь перерыли все коробки, где он хранил свои вещи, и никаких рукописей больше не обнаружили.
– Но зато, – вмешался Оливье Нора, – они сделали другое важное открытие, не правда ли, Дельфина?
– Да. Они нашли книгу Пушкина "Евгений Онегин".
– А какое это имеет значение? – спросил другой сотрудник.
– Да ведь именно Пушкин и есть главный герой романа! В книге, найденной его дочерью, Анри Пик подчеркнул некоторые фразы. Надо будет взять у нее эту книгу и просмотреть – может, он оставил в ней еще какие-нибудь пометки, а может, выделенные отрывки помогли ему что-то выразить в своем романе.
– У меня есть предчувствие, что нас ждут новые сюрпризы, – объявил Оливье Нора, стремясь подогреть всеобщий интерес.
– "Евгений Онегин" – это замечательный роман в стихах, – подхватил Жан-Поль Энтховен. – Мне его подарила, несколько лет назад, одна русская дама. Очаровательная женщина и, вдобавок, необыкновенно эрудированная. Она пыталась мне объяснить красоту пушкинского языка. Но ни один перевод не в силах ее отразить.
– А этот ваш Пик говорил по-русски? – спросил еще один распространитель.
– Мне это неизвестно, но он обожал Россию. Даже создал новую пиццу, которую назвал "Сталин", – добавила Дельфина.
– И вы хотите, чтобы мы использовали этот аргумент, предлагая книготорговцам его роман? – с усмешкой бросил тот же человек, вызвав громовой хохот в зале.
Собрание закончилось не скоро: обсуждение столь необычного романа заняло много времени. Остальным книгам, которые предстояло выпустить той же весной, присутствующие уделили гораздо меньше внимания. Такое часто бывает, когда издатель решает судьбу книг: далеко не каждая имеет шансы привлечь его внимание. Пристрастия издателя – вещь капризная, у него есть любимые и нелюбимые детища. Роман Пика обещал стать для "Грассе" сенсацией весеннего выпуска и внушал надежду, что его успех продлится и в летние месяцы. Оливье Нора не хотел ждать до сентября, то есть до начала нового литературного года, когда книгам присуждаются главные осенние премии. Обычно это слишком бурный, агрессивный период, и он опасался, что роман расценят не как прекрасное произведение, а как попытку создать литературную сенсацию а-ля Ромен Гари. Все начнут доискиваться, кто укрылся под этим именем – Анри Пик, тогда как искать-то нечего. Невероятной была лишь сама история обнаружения рукописи в таких условиях. Но иногда приходится верить и в такие невероятные истории.
2
Эрве Маруту воспользовался короткой паузой в обсуждении, чтобы затронуть вопрос, который считал очень важным. Вот уже много лет он колесил по восточным районам Франции, выезжая туда трижды в неделю, и за это время свел дружбу со многими владельцами книжных магазинов. Он знал вкусы каждого из них, что позволяло ему прицельно выбирать для показа книги в каталогах "Грассе". Продвижение книг – очень важное звено в издательском процессе, связь на личном уровне с реальностью, притом часто с реальностью трагической. "С каждым годом все больше владельцев закрывают свои магазины, – сказал он, – соответственно, и мои маршруты сокращаются, как шагреневая кожа. Что нас ждет в будущем?"
Люди, боровшиеся за распространение книг, восхищали Маруту. Вместе они противостояли новому, современному миру, который был не лучше и не хуже прежнего, но, похоже, больше не считал книгу главной ценностью современной культуры. Эрве нередко встречался со своими конкурентами и особенно тесно подружился с Бернаром Жаном, сотрудником издательской группы "Ашетт". Они часто останавливались в одних и тех же отелях, заказывали одинаковые комплексные обеды "специально для торговых агентов", предлагаемые в отелях сети "Ибис". И вот недавно, за десертом, пышно именуемым "Фарандола", Эрве упомянул Пика, на что Бернар Жан ответил: "Странно как-то – издавать отвергнутого писателя!" Об этом эпизоде, имевшем место именно в тот момент, когда один из них смаковал нормандский торт, а другой – шоколадный мусс, Эрве Маруту и рассказал на собрании в "Грассе". Он всегда успевал раньше других предвосхищать события.
Поэтому он и спросил у Дельфины:
– Может, и в самом деле рискованно издавать книгу, объявляя при этом, что ее нашли на полке с отвергнутыми текстами?
– Ничуть не рискованно, – ответила издательница. – Вспомните длинный список шедевров, не принятых в свое время издателями. Я подготовлю вариант такого перечня, и это будет наш ответ скептикам.
– Верно сказано! – со вздохом произнес кто-то в зале.
– И потом, у нас нет никаких сведений, что Пик куда-то отсылал свою рукопись. Лично я полагаю, что, написав роман, он отнес его прямиком в библиотеку.
Эта последняя фраза в корне изменила настрой зала. В самом деле, вполне вероятно, что рукопись вообще не предназначалась для печати и никакому здательству не пришлось отказывать автору. Хотя проверить это было трудно: издательства не хранят в своих архивах списки забракованных текстов. Дельфина была готова уверенно и решительно отвечать на любые вопросы, она не хотела, чтобы у слушателей осталась хоть капля сомнения в успехе проекта. И она заговорила о красоте этого поступка – отказа от публикации, от любого признания и славы. "Вы должны представлять его книготорговцам как гения, укрывшегося в тени! – заключила она. – В наше время, когда все стремятся получить признание любой ценой, не гнушаясь никакими средствами, вдруг появился человек, который долгими месяцами шлифовал свое произведение, заранее обреченное на безвестность".
3
После этого собрания Дельфина решила подготовить некоторые материалы, подтверждающие ее мысль о том, что отказ в издании никоим образом не может свидетельствовать о качестве книги. Так, одним из самых одиозных стал отказ напечатать "В сторону Сванна" Марселя Пруста. Журналисты и критики написали об этом позорном промахе столько аналитических статей, что из них можно было бы составить огромный том, куда большего объема, чем сам роман. В 1912 году Марсель Пруст был известен главным образом своим пристрастием к великосветскому обществу. Вероятно, поэтому его и не принимали всерьез. Люди относятся с бо́льшим почтением к творцам-отшельникам и охотнее хвалят молчунов и болящих. Но разве нельзя быть одновременно гениальным писателем и игривым селадоном? Достаточно прочитать любой абзац из первой главы романа "В поисках утраченного времени", чтобы оценить его литературные достоинства. В ту пору в литературный комитет издательства "Галлимар" входили такие знаменитые писатели, как Андре Жид. Есть сведения о том, что он только бегло просмотрел, а не прочитал книгу; что он a priori был настроен против автора, а тут еще наткнулся на выражения, которые счел неуклюжими, и на фразы, которые назвал "мучительно длинными, как бессонница". Не принятый всерьез и отвергнутый, Пруст был вынужден опубликовать роман за свой счет. Позже Андре Жид признал отказ напечатать роман самой страшной ошибкой NRF. А "Галлимар" поспешил исправить свой просчет и все-таки опубликовал Пруста. В 1919 году второй том цикла – "Под сенью девушек в цвету" – получил Гонкуровскую премию; с тех пор прошел почти целый век, а Пруст, отвергнутый поначалу издателями, по-прежнему считается одним из величайших писателей современности.
Можно было бы привести и другой показательный пример – "Сговор остолопов" Джона Кеннеди Тула. Автор, измученный постоянными отказами издать книгу, покончил с собой в 1969 году, в возрасте тридцати двух лет. В качестве эпиграфа к своему роману он выбрал известную, отмеченную провидческой иронией фразу Джонатана Свифта: "О появлении истинного гения в этом низменном мире можно узнать по тому, как дружно все дураки объединяются против него". Почему же столь яркая книга, с ее острым, своеобразным юмором, не нашла своего издателя?! Мать Тула после смерти сына долгие годы добивалась исполнения его мечты. И ее упорство было вознаграждено: в 1980 году книга стала достоянием общественности и получила громкое международное признание. Этот роман считается классикой американской литературы. История самоубийства автора, доведенного до отчаяния невозможностью пробиться к читателям, несомненно, способствовала его посмертной славе. Шедевры часто сопровождаются такими романтическими историями – романом о романе.
Дельфина старательно записала эту информацию, на случай если ей будут слишком настойчиво докучать разговорами об отказах, якобы полученных Пиком. Заодно она собрала дополнительные сведения о Ричарде Бротигане. Она часто слышала, как авторы – в частности, Филипп Женадá – ссылаются на этого писателя, но до сих пор не удосужилась его прочесть. Иногда люди составляют себе представление об авторе только по названию его книги. Вот и Дельфина, услышав о "Частносыскном романе 1942 года", стала воспринимать Бротигана как alter ego инспектора Марлоу, только в хипповом варианте. Эдакий коктейль из Богарта и Керуака. Однако, прочитав Бротигана, она обнаружила в его книге удивительную тонкость, юмор, иронию с легким налетом меланхолии. Теперь она нашла в нем сходство с другим американским писателем, которого недавно открыла для себя, – Стивом Тесичем, автором романа "Кару". Но при этом она понятия не имела о том, что Бротиган был увлечен Японией – страной, занимавшей важное место как в его жизни, так и в творчестве. В своем дневнике он написал 29 мая 1976 года фразу, особо отмеченную Дельфиной:
Все японские женщины настолько соблазнительны,
что остальных следовало бы топить при рождении.
Возвращаясь к истории отверженных рукописей, следует сказать, что Бротиган также хлебнул горя, получая в издательствах отказ за отказом. Прежде чем стать знаменем целого поколения, идолом всех хиппи, он прожил несколько лет почти в нищете. Ему нечем было заплатить даже за проезд в автобусе и приходилось три часа идти пешком, чтобы встретиться с очередным издателем; есть тоже было нечего, пока кто-нибудь из приятелей не покупал ему сэндвич. И все эти тощие годы были отмечены регулярными отказами издателей. Никто не верил в его талант. Тексты, которые впоследствии ждал такой громкий успех, удостаивались лишь беглого презрительного взгляда. Идея создания библиотеки отвергнутых рукописей несомненно родилась в этот период, когда его слова встречали всеобщее презрение. Уж он-то прекрасно знал, как живется непонятому художнику.