– Хуже! – отмахнулся Турецкий. – Там-то хоть какие-то оправдания возможны, опять же и друг не продаст... Нет, тут, понимаешь, такое дело... В общем, похоже, что теперь пропала и Элина.
– А ты почем знаешь? Откуда такие сведения?
– От ее сестрицы! – уже раздраженно ответил Турецкий.
– От Татьяны?! А почему я ничего не знаю?
– Да она только что звонила мне... Говорит, разговаривала с Элкой по телефону. Где-то около восьми. Утром. А потом, ну ты знаешь, вроде как обрыв связи. Я спрашиваю: на чем оборвался ваш разговор? А она отвечает: Элка сказала, чтоб я подождала минутку, кто-то звонит. Ну и все. Еще донеслись какие-то слова, вроде бы мужской голос, а потом – короткие гудки. Она снова набрала номер – длинные гудки. Или нарочно не берут трубку, или обрыв. Ну а дальше все как в детективе. Она, оказывается, у себя в сейфе хранила запасные ключи от той квартиры. По Элкиной просьбе. Знаешь, на случай потери, мало ли чего в жизни бывает! Словом, ключи – в сумку, сама – за руль и – на Комсомольский. Вдруг беда?
– Бред какой-то, – нахмурился Грязнов. – Постой, а отчего ж она мне не позвонила? Знает ведь номер "мобильника".
– Откуда я-то знаю? Может, решила, что с тебя пока вполне достаточно ее супруга? Ну ладно, вы потом сами разберетесь. Короче, приезжает она туда, бегом наверх, открывает дверь, а в доме никого. Телефонный провод, кстати, оборван. Шуба ее – манто это роскошное – на вешалке. На кровати один чулок, второго нет. Джип Элкин, между прочим, тоже на месте, во дворе, у пожарной лестницы, как обычно. Что ж получается? Девка исчезла в чем была? А в чем она может быть около восьми утра, если никуда не торопится, поскольку нигде не работает? Сечешь?
– Пока не совсем, – сознался Грязнов. – Особенно по поводу одежды...
– Да чего ж тут непонятного! – Турецкий готов был изумиться необычной тупости классного сыщика. – Ну поворочай, пожалуйста, мозгами. Повторяю, раннее утро, еще темно на улице. Идет пустая бабья болтовня по телефону. Судя по голосу Элки, Татьяна предположила, что та находилась в постели. Когда человек тянет эти "бэ-э" и "мэ-э", значит, он еще не в себе. Не проснулся полностью. И тут – бац! В дверь звонят, мужской голос и – тишина. И телефонный провод оборван. И все вещи на месте. А в квартире никого. И наружная дверь заперта на ключ. Дошло?
– Чего ты пристал?! – возмутился Грязнов. – Чего ты мне, как маленькому! А дальше что?
– Ничего. Татьяна аккуратно покинула квартиру, заперла, разумеется, вернулась на работу и позвонила сюда. Тебя же не было на месте. Короче, Славка, все сходится к тому, что девку элементарно похитили. Причем кто-то из знакомых. Иначе чего б она дверь так запросто открыла? Плюнь мне в глаза, если я не прав.
Никуда, разумеется, Грязнов плевать не стал, поскольку и сам наконец оценил суть происшедшего. А на фоне ночных событий сей факт выглядел в высшей степени скверно. Получалось так, что, не добившись желаемого в одном месте, бандиты подошли с другого конца. За что же Бог не жалует эту семью?
– Я не понимаю, – продолжал между тем Турецкий, – ну если исчезновение Силина, в смысле его похищение и убийство, в общем, объяснимо, то здесь я просто теряюсь. То, что ее не убили, это факт. Таких женщин без чрезвычайных причин не убивают. А причин нет. Значит, похищение не с целью убийства. А с какой?
– Не ломай голову, Саня, – "успокоил" его Грязнов. – Ты разве не знаешь, зачем воруют красивых баб? Причем в исподнем, как ты утверждаешь.
– Исподнее – это у нас с тобой, генерал, – не удержался от укола Турецкий, – а у женщин, к твоему сведению, дезабилье.
– Это все тонкости, не имеющие отношения к делу, – возразил Грязнов. – Вопрос в другом. Девка она, помню, здоровая, крепкая. Другие детали мне неизвестны. Но полагаю, что просто так ее унести не могли. И вообще вынести из дома и положить в машину. Утром народ на работу ходит, следовательно, должны быть свидетели чего-то неординарного, каких-то непонятных действий. Мешок там, сверток, не знаю, но такие вещи бесследно не проходят. Сама она тоже, надо понимать, без ничего на улицу не выскочит.
– То-то и оно, – вздохнул Турецкий. – Придется, видно, навестить полковника Зотова. Вот видишь, не хотела Элина писать ему заявление, теперь придется Татьяне...
– Ладно, я у тебя засиделся, – Грязнов поморщился и поднялся. – Пойду к Косте. Ты со мной?
– Нет, я жду Платонова. Зайдем позже. Так что имей в виду, Славка, такие вот дела! И Косте, надо понимать, дополнительная информация к делу Силина никакого удовольствия не доставит. Давай, мы через пяток минут догоним...
– Садись, – сказал Меркулов и продолжал читать какой-то документ, лежащий в синей бумажной папочке. Пока не прочитал, не поднял головы. Затем закрыл папочку и стал глядеть в окно. Казалось, он тянул время, как мог.
А Грязнов молчал, рассматривал свои пальцы.
– Ну? – сказал Костя наконец, будто очнувшись.
– Сейчас дело принесут, посмотришь... А я готов ответить на любые твои вопросы. Могу, если желаешь, немного предварить.
– Желаю, – кивнул Меркулов.
Грязнов натужно и продолжительно вздохнул, чтобы показать, как ему все это дело давно уже осточертело, и начал свой рассказ. О сестрах, об их мужьях, о бизнесе, которым занимался каждый из них. Рассказ много времени не занял. И когда в кабинет вошли Турецкий с Платоновым, Костя имел уже общее представление о деле, в котором имелись убийство Силина, похищение Силиной и покушение на Шацкого. А еще Грязнов успел между делом высказать Косте собственную просьбу принять этого Шацкого, который хочет сделать важное заявление. Принять в порядке исключения, поскольку никакой другой уровень Шацкого просто не устроит. Он пока скрывает что-то очень важное, и даже покушение не заставило его открыть рот перед начальником МУРа.
Костя размышлял, хмуря лоб и без нужды протирая замшей очки, но тем не менее кивнул утвердительно и добавил:
– Хорошо, приму... после ознакомления с делом. Пусть уложится в пятнадцать минут, больше у меня просто нет времени. К трем часам.
Воспользовавшись паузой, вызванной приходом следователей, Грязнов вышел в приемную заместителя генпрокурора и взял трубку городского телефона. Шацкий поднял трубку после нескольких продолжительных гудков. Грязнов уж успел подумать: не сбежал ли?
– Я договорился, Иван Игнатьевич, – не называясь, сказал Вячеслав. – Вас примут в три часа. Адрес знаете?
– Это на Большой?..
– Вот именно. Пропуск будет заказан. Свояченице не звонили?
– Вы уже знаете?!
– Ладно, оставим этот разговор. Ждем.
Черт возьми, Танька – ненормальная, уже повсюду раззвонила! Что за язык?! Но ведь и ее понять можно: сестра, не чужой человек. Действительно, прямо рок какой-то... Да, на этот раз не удастся отвертеться Зотычу от поисков пропавшей в его районе! Хотя не исключено, что и это дело придется соединять с силинским. Особенно если они завязаны на одних и тех же фигурантах.
Грязнов удивился. Меркулов внимательно и быстро, что называется по диагонали, просматривал материалы дела, а "важняки" курили, стоя под открытой форточкой. Чудеса! В последнее время Костя даже своим не рекомендовал курить у него в кабинете. Сердце смягчилось или проникся ответственностью момента? Оказалось, ни то, ни другое: просто он по ходу чтения задавал короткие вопросы, а Платонов отвечал. Иногда добавлял и Турецкий пару фраз.
Наконец Меркулов перевернул последнюю страничку дела, закрыл папку и отложил в сторону очки. Следователи вернулись к столу.
– Тут какая-то чертовщина, Платон Петрович, – обратился Меркулов к Платонову. – Из документов явствует, что акции Силина были приобретены сотрудниками фирмы, то есть действующими работниками, каковыми они являлись на тот момент. Но, уйдя затем из фирмы, они должны были продать свои акции остающимся? Так какой смысл? Не совсем понимаю. В чем суть аферы?
– Вот как раз для выяснения этого вопроса мы сейчас и занимаемся розыском вышеуказанных лиц. У меня имеется версия на этот счет, правда пока ничем не подтвержденная. Можно?
– Отчего же? – даже улыбнулся Меркулов. – Нам не привыкать! – и мельком взглянул на Турецкого.
– Розыск бывших держателей акций, к сожалению, пока ничего не дал. Зато появилось подозрение, что данные лица вообще являются подставными. Есть приказы о приеме их на работу, есть приказ и об увольнениях. Сроки между первыми и вторыми – два-три дня. Как вы наверняка заметили, все они жители Подольского района Подмосковья. Однако по указанным адресам ни один из пятерых не проживает. Вернее, если быть справедливым, одного мы все-таки нашли, но он, этот Саврасов Геннадий Николаевич, находится в настоящее время в больнице, а точнее, в реанимации, в коматозном состоянии. Многочисленные ушибы, переломы. Был найден возле железнодорожных путей, и у Подольской прокуратуры есть основания считать, что он выпал из проходящего поезда. Или был выброшен из него. Или зверски избит и специально подброшен на междупутье. Пока не придет в себя, остаются одни вопросы. Прежде работал на железной дороге, поэтому и был опознан бывшими коллегами. Но фокус в том, что в последние два года фактически бомжевал, точнее, содержал в собственной однокомнатной квартире притон для бомжей.
– Как же вышли-то на него? – с интересом спросил Меркулов.
– Да тут целая эпопея... У местных правоохранителей он был на крючке. А в отделе кадров фирмы имелись все его паспортные данные. Стали проверять и тут же убедились, что все это фикция. Так вот, я и говорю, что с ним нам определенно повезло, а с остальными "держателями акций" – полный нуль. Никого нет, адреса пустые. Либо их убрали сразу же, за ненадобностью, либо просто отняли паспорта и отправили куда-нибудь подальше, чтоб тут не светились.
– Ну вот, а говорите: нет подтверждения!
– Один случай – не факт, – возразил Платонов.
– Факт, успокойтесь, Платон Петрович, – снова улыбнулся Меркулов. – А задержанный охранник продолжает отрицать свое участие?
– Категорически. Хотя его опознали оба сторожа. Но мы с ним работаем. Среди щербинской братвы он известен под кличкой Сенька Хмырь. Считается беспредельщиком. Похоже, выполнял наиболее ответственные поручения своего бригадира, некоего Алексея Евгеньевича Грызлова, кличка Синий. Но последнего найти пока не можем.
– А другие охранники? Тут же один из них дал показания?
– Дать-то он дал. На своего начальника. А тот категорически все отрицает. Не давал, говорит, никаких указаний на слежку за женой Силина. Врет, мол, этот Свешников, наверняка проявил собственную инициативу. Баба, мол, понравилась. Ну а нам им и предъявить-то нечего. Срок, отпущенный на предъявление обвинения, кончается, придется отпускать. И извиняться. Ничего не поделаешь. У подольских к "вихрям" этим тоже претензий нет: охраняют, пока в криминале не замечены.
– А между прочим, сегодня, насколько мне известно, – Меркулов кивнул на Грязнова, – была похищена мадам Силина. Надо так понимать, что она еще кому-то понравилась?
– Я этого не знал, – протянул Платонов и с укоризной посмотрел на Турецкого с Грязновым.
– И немудрено, – сказал Александр, – мы сами практически только что узнали. Но этим вопросом, я думаю, пока должно заняться первое РУВД, по месту жительства, а там посмотрим. Похоже, все-таки дым – из одной трубы.
Меркулов оглядел присутствующих, резко подвинул папку в сторону Платонова и твердо сказал:
– Продолжайте расследование. Корнильцеву, – он имел в виду областного прокурора, – я позвоню и сообщу о своей полной поддержке.
– Вот это ты – молодец, – негромко, словно про себя, заметил Турецкий.
– Что? – резко спросил Меркулов.
– Ничего, это я так, мысли вслух. Нет, Константин Дмитрич, мы вас полностью поддерживаем тоже. Но кто же у нас такой нетерпеливый, если не секрет?
– Секрет, – бросил Меркулов. – И заседает этот "секрет", скорее всего, в коммерческом банке "Деловой партнер". Но я этого вам пока не говорил. Следователи свободны, ты, Вячеслав, останься. Где твой Шацкий?
Выходя, и Турецкий, и Платонов как-то дружно обернулись, услышав эту фамилию. Александр удивленно уставился на Грязнова. Но Вячеслав лишь кивнул ему с улыбкой и ласково помахал согнутой ладонью.
– Сейчас он будет здесь, – сказал Косте, когда дверь закрылась. – Между прочим, у меня очень сильное подозрение, что речь у вас может пойти именно об этом фигуранте, только что упомянутом тобой. Не уверен, что мне нужно присутствовать при вашем разговоре. Ты, Костя, умеешь располагать людей, а я этим качеством далеко не всегда обладаю. К тому же я не испытываю к нему ни малейшей приязни.
– Да? Ну смотри, как знаешь. Только далеко не уходи... А знаешь что? Я предложу ему записать всю нашу беседу на магнитофон. Как считаешь, откажется?
– А ты сразу предупреди его, что второй беседы уже не будет.
– Ты думаешь, даже так?
– Так он же под топором ходит! И понимает это.
– Ладно, скажи Клавдии, чтоб принесла мой магнитофон и проводила сюда этого Шацкого. А ты посиди у приятеля, я потом позвоню.
В кабинете Турецкого Грязнов застал и Платонова. Александр листал дело, Платонов курил. Они явно дожидались его.
– Ну что вы, ей-богу, как дети! – пожал плечами Грязнов. – Я его поставил перед альтернативой: или – или. Или мы будем его защищать, или пусть его стреляют к такой-то матери. Он выбрал первое. Но с моим условием, что ему придется хорошенько покаяться. Иначе номер не пройдет. Вот и вся игра. А теперь мне надо сделать несколько важных звонков.
И уже не обращая на них никакого внимания, Грязнов вынул трубку "мобильника" и стал набирать первый номер.
– Татьяна Кирилловна? Я уже в курсе происшествия. Мне Александр Борисович доложил. Значит, так, слушайте меня. Пишите заявление на имя Николая Ивановича Зотова, начальника первого РУВД. Коротко, на одну страничку. Затем вы отправитесь на Комсомольский, найдете в квартире сестры ее фотографию, приложите и отнесете в управление.
– Но, Вячеслав Иванович, – попробовала было возразить Татьяна, – я хотела...
– Это все потом. Сейчас к вам зайдет Саватеев, с ним и поедете. Позже созвонимся... Так, – Грязнов отключился и снова стал набирать цифры. – Николай? Как там у вас дела? Я имею в виду Иосифа Ильича...
Николай стал рассказывать, а Грязнов молча слушал, рассеянно поглядывая на притихших следователей.
– Идентифицировали?.. Как? Молодцы, мужики!.. Слушай команду. Забирай его опять – и катите на Комсомольский, Татьяна Кирилловна покажет. Пусть старик глянет своим опытным глазом на предмет возможного похищения. А ты поспрашай в подъезде и рядом, может, кто что видел. Татьяна расскажет. Давайте, мужики, с Богом!.. – И, снова отключившись, развел руками: – Ну молодцы! На "тэтэшнике" пальцы знаете чьи? Ну того, которого Шацкий с перепугу завалил? Васьки Карася! Василий Егорович Карасев, семьдесят второго года, две судимости, первая по малолетке, вторая по триста тридцать восьмой – дезертирство с оружием. Состоял в щербинской бригаде. Я смотрю, все концы ведут к Синему. Это уже не случайность, господа.
– Но ведь трупа, как я понимаю, никто, кроме господина Шацкого, так и не видел? – спросил Платонов.
– А проверить его уже в наших силах, – возразил Грязнов. – Сделаю-ка я еще один звоночек... – И снова манипуляции с трубкой, ожидание ответа. – Здравствуй, Владимир Александрович! Мое почтение, товарищ полковник. Не успел поблагодарить за одну помощь, Володя, как вынужден снова склонять седую голову в поклоне...
– Да ладно тебе! – весело ответил полковник Кондратьев, начальник оперативного отдела РУБОПа Московской области. – Сам знаешь, стараться для своих – одно сплошное удовольствие. В чем проблема, Вячеслав?
– Ты будешь сильно смеяться, Володя, но у нас тут пропал, понимаешь, труп.
– Ты серьезно?!
– Еще как! Он бы и не нужен, но сидит в нем пуля, которую хотелось бы идентифицировать, чувствуешь? А почему именно к тебе звоню? Так вот, понимаешь, все указывает, включая "пальчики" на его оружии, что был то Карасев Василий Егорович, семьдесят второго года и дважды судимый. А последнее место службы – щербинская бригада господина Грызлова, то бишь Синего. Вот я теперь и остерегаюсь, как бы парня не зарыли без нас. Вся надежда на тебя.
– Записал, Иваныч. Еще что?
– А еще? Интересует меня подольское охранное предприятие "Вихрь". У тебя там, случаем, никого нет?
– Дай подумать.
– И долго?
– Постараюсь быстро. Всех благ.
– Вот за это я был бы вам очень благодарен, Вячеслав Иванович, – сказал Платонов.
– Не стоит благодарности, одно дело делаем. Костя Шацкому пятнадцать минут всего отпустил, а я смотрю, уже за полчаса перевалило.
– Ну ладно, я тогда поеду? – спросил Платонов у Турецкого.
– Давайте, Платон Петрович, я буду держать вас в курсе. И вы не забывайте.
А когда Платонов, забрав папку со следственным делом, ушел, Турецкий сказал, глядя на закрывшуюся дверь:
– Толковый мужик. Нравится он мне. Надо будет попросить Костю забрать его к нам.
– Испортите человека.
– Это почему? – фыркнул Турецкий.
– Потому что редкая птица...
– Ага, долетит до середины Днепра?
– Нет, дружище! Сохранит в этой конторе чистоту своих перьев!
– Вообще, но не в частности...
– Разве тебе от этого легче?
– Не легче, конечно. Закон курятника! Куда против него? Верхний завсегда гадит на нижнего... – вздохнул Турецкий. – Но бывают же исключения.
Зазвонил телефон.
– Вы там вдвоем? – спросил Костя.
– Да, Платонов уехал, – ответил Турецкий.
– Зайдите, ребята, – как-то печально предложил Меркулов...
...– Он уже ушел? – спросил Грязнов у Клавдии, входя в приемную.
Та молча кивнула и пальцем показала на дверь Меркулова.
– Ну что теперь скажешь? – жизнерадостно поинтересовался Грязнов, на этот раз уже у Кости.
– Какая же он сволочь, ребята, – тем же печальным голосом ответил Меркулов, поднимаясь из-за стола, на котором стоял магнитофон. Судя по шуму, шла перемотка пленки. – Потом послушаете, если захотите... Я даже не знаю, что вам, ребята, сказать. Такое гнусное ощущение, будто дерьма наелся. Что за держава! Вор на воре сидит и, действительно ведь, вором погоняет! Ничего святого! Знаете, в чем смысл всех этих разборок?
– Мы тебя внимательно слушаем, Костя, – покорно заметил Турецкий, присаживаясь к столу.
– В том, друзья мои, что один вор замыслил наколоть другого вора, а тот, не будь дурак, видимо, успел предпринять упреждающие шаги, и пока один думал как, другой его уже успел облапошить и подставить перед третьим, который в свою очередь... и так далее. Вам что-нибудь понятно?
– Лично мне все понятно, – заявил Грязнов.
И словно в подтверждение его слов за окном рвануло с такой силой, что зазвенели стекла. Нет, они не просто зазвенели, они где-то и посыпались! И здание прокуратуры содрогнулось так, будто под него бомбу подложили.
Тотчас же заорали автомобильные гудки, сработали от взрыва системы сигнализации. А за окном уже поднимались клубы ядовито-черного дыма.