Собственно, северо-восток России представляет собой обширные, покрытые крупными, с полметра высотой, кочками, заболоченные пространства, перемежаемые довольно пологими горными хребтами. Путешествие по заболоченным долинам этого края можно приравнять к самому каторжному виду путешествий, какое только может выдумать напряжённая фантазия любителя преодолевать трудности. Качающиеся под ногами кочки, бурая хлюпающая жижа, жара (да-да, жара, ибо в этом климате, наполненном влажными испарениями с поверхности тундры, даже обычные семнадцать градусов выше нуля кажутся тропической температурой). Но самой большой проблемой были мириады комаров и мошек, облеплявших любую оголённую часть тела, норовивших залезть под одежду и высосать всю кровь у любого теплокровного существа. Собственно, весь этот замечательный букет трудностей и был одной из причин того, что огромное количество концентрационных лагерей раннесоветского времени располагалось именно здесь - шансов убежать у людей здесь практически не было.
В любом случае, нам нужно было: а) избегнуть козней, которые, судя по всему, будут нам строить неизвестные недоброжелатели; и б) выйти хоть к какому-нибудь населённому пункту на побережье или к стойбищу оленеводов.
Но сейчас нужно было как можно дальше оторваться от места авиакатастрофы.
Среди многочисленного эквипмента, обнаруженного у псевдомехаников, я нашёл и спутниковый телефон, такую же современную модель, что и у меня. Я вначале взял его с собой, хотя немного спустя всё-таки выбросил, так же как и взятые в первый момент радиостанции.
Вдоль долины Слепагая вниз по реке шёл очень старый зимник - дорога, которой не пользовались уже лет сорок, с того самого времени, как здесь с экспедицией путешествовал тот самый бедолага… Да, судя по всему, не мы первые планировались жертвами этой странной авантюры! Ведь был ещё взрыв в Москве, унёсший жизнь первого и пока единственного (вероятно…) свидетеля этой странной авиакатастрофы…
Мы шли по зимнику очень быстро, благо упали мы в километре от него. Я всё гадал, на какое время у наших ухорезов была назначена контрольная связь. От этого зависело достаточно многое. Правда, я думал, что в любом случае противоположная сторона, кем бы она ни являлась, не предпримет ничего раньше завтрашнего дня. Пропуск одного сеанса связи в таких обстоятельствах мог быть объяснён чем угодно - неудачным стечением обстоятельств (всё время на виду у посторонних) или плохим прохождением сигнала, такое бывает и со спутниковыми телефонами, хотя редко.
Как бы то ни было, до сумерек мы прошли около семнадцати километров. Здесь Слепагай, уже достаточно отдалившийся от Хребта, делал большую петлю и снова приближался к его отрогам. Витьку, спутника моего незадачливого, втравившего меня в эту кашу, уже изрядно мотало, но я не собирался делать привал, пока не совершу всего запланированного на этот марш-бросок.
Всеми путями я пресекал попытки Витька разговаривать со мной - по нескольким причинам.
Во-первых, я думал; есть у меня временами такая привычка.
Во-вторых, идти надо было очень быстро, настолько, насколько позволяли заполненные чёрной вязкой субстанцией тракторные колеи, проделанные хрен знает за какой государевой надобностью несколько десятков лет назад.
И вот, когда впереди вместо чёрных пьяных извивов на заболоченной тундре замаячила серая сухая плоская дорога - она здесь взбиралась на каменистое сухое седло и шла по нему около пяти километров, - я остановился.
Достал из рюкзака обе пары "болотников".
– Переобувайся.
Витёк сел на кочку, глаза безумные.
– Зачем?
– Жить хочешь? Мы шли по болоту, на торфянике и глине от нас следы, как от сохатого. Слепой нащупает. Сейчас мы выходим на морену, она сухая и каменистая, следов на ней не найти. Мы меняем обувь - с совершенно необычной для этих мест, городской, - на самую что ни на есть местную - болотные сапоги. И переходим Слепагай и удаляемся в отроги Хребта.
– Зачем?
– Ты снаряжение этих хмырей видел? С таким набором снаряжения я представляю себе что-то одно из двух - или мощнейшую гангстерскую структуру, или государственную спецслужбу. Что у нас в стране сплошь и рядом является одним и тем же. И думаю я, что как только они поймут, что у них какие-то с нами неурядицы, вышлют они на подмогу им ещё партию таких же гавриков. Место авиакатастрофы они найдут легко. Это и будет та печка, от которой им придётся плясать. Зимник они обнаружат сразу же. Во-первых, он и с вертолёта виден отлично, и на карте присутствует - во-вторых. Самое логичное, что мы можем сделать, - это дёрнуть по дороге к Орхояну, - и следы наши до этого места их проведут. И в дальнейшем они тоже будут стараться этого зимника держаться. А мы здесь переходим Слепагай и поднимаемся в Хребет - ферштейн? И обувь у нас на ногах другая будет - в такой здесь все оленеводы гуляют. Другой-то и нету, считай. Так что мы их мал-мала обманывать станем.
Виктор сломленно покачал головой.
– А откуда они здесь второй вертолёт возьмут?
– Мил друг, сиз-голубь, - укоризненно сказал я. - Люди, которым ты нужен (а после этой авиакатастрофы им нужен, к собственному несчастью, ещё и я, как человек, оказавшийся в неправильном месте в неправильное время), имеют возможность посадить своих людей на сейнер, высадить их с сейнера куда нужно и когда нужно, снабдив соответствующей легендой. Кроме легенды они снабжают их снаряжением, которое ты и я видели, по большей части, в боевиках класса "Б", и стоит оно на первый невзыскательный взгляд не менее пятнадцати тысяч баксов. Судя по всему, они взрывают машины в Москве, и их никто по-серьёзному не ищет. Эти люди, если им понадобится, возьмут здесь хоть какой вертолёт, даже если им придётся разбросать заправки по всей тундре. А нам надо пока, посветлу, перейти Слепагай по какому-нибудь каменистому перекату и по таким же камням подняться в предгорья. Затем найти укромную дыру и там переночевать, переваривая происходящее и думая, что же делать, потому что если ты меня щас об этом спросишь, я скажу - не знаю!
Серж Астахов
Очередной день начинался как обычно. Я проснулся утром от бибиканья мобильного телефона, установленного в режиме будильника, и за завтраком выставил себе в этом же аппарате "напоминальник" о всех сегодняшних делах. Функция "напоминальник" мне очень и очень нравилась - в то время, когда в офисе сидел настырный клиент или я вёл разговор, который хотелось поскорее свернуть, у меня в кармане раздавался телефонный звонок и трубка начинала вещать нечто по-английски. Я брал трубку и начинал с ней на этом же английском языке непринуждённый разговор о гостинице, сроках доставки и, вообще, о любой псевдоделовой ерунде, какая только ни приходила в голову. После чего откланивался и срочно убегал. Должен сказать, что постоянное общение с англоязычными клиентами довольно сильно поднимало меня и в глазах клиентов российских - ишь ты, с буржуинами работает… Хотя очень часто новорусские партнёры сами были такими буржуинами, что редко кто из моих знакомых американцев, голландцев или англичан мог с ними сравниться.
Настроил я "напоминальник" и в тысячный, наверное, раз подумал, как скоро мобильный телефон станет по-настоящему всеобъемлющим коммуникатором. Собственно, эволюция техники была такова, что уже сейчас "мобильник" мог быть плохоньким фотоаппаратом, диктофоном и даже телевизором, имея при этом функции часов, органайзера и собственно телефона. Теперь оставалось ждать, пока уровень дополнительных функций поднимется до среднего любительского уровня.
Правда, пока получалось наоборот - это любительский уровень опускался до уровня фотоснимков, делаемых с помощью "мобильника".
Подумал я и о том, где сейчас Витька, - прошлой ночью он позвонил мне со спутниковой трубки от вертолётной площадки и, наверное, сейчас уже разбивал лагерь в каких-нибудь тьмутараканях или тьмускорпионях с мужественным ПБО и с шерпами-носильщиками. Но новостей об обнаруженном самолёте от него пока не было. И я не на шутку волновался. По сути, мы поставили на эту карту гораздо больше, чем деньги, - если мы ничего не найдём, то в довольно значительном круге московского бизнеса к нам станут относиться как к типичным кладоискателям, а именно - не всерьёз.
И тут телефон зазвонил.
– Сергей Николаевич, здравствуйте, это Стас вас беспокоит, - загнусавил в трубку голос, замечательно похожий на голоса переводчиков эпохи ранних видеокассет. - Мы с вами договаривались встретиться в десять, вы ещё дома?
– Да дома ещё, погодите, - когда мы с вами договаривались, вчера?
– Да не, три дня назад, я приходил к вам, с этим… Ну, с Дмитрием…
– Каким Дмитрием? Чё такое? - недоумённо спросил я, но связь уже прервалась.
С утра мне надо было идти договариваться о выделении линии одному ну очень удалённому от коммуникаций комплексу офисов в Бусинове. Через два часа там должны были появиться наши монтажники и надзирающий инженер-айтишник. Никакого официоза не предвиделось. Я накинул лёгкую ветровку от Columbia, сунул в карман "мобилу", закинул за плечи рюкзачок на одной лямке, чмокнул в щёку Алису и побежал к метро.
Ночью над Москвой прошёл дождь, и утро в столице стояло свежее и пахнущее зеленью. Над головой на подоконниках свирепо дрались воробьи, каштаны шумели своими умиротворяющими ладонями-листьями. В такое утро хорошо начинать новую жизнь, думая о том, что ты молод и скоро станешь по-настоящему богат.
На эскалаторе "Водного стадиона" меня нагнал телефонный звонок. Номер телефона был домашний. Алиска!
– Серж, миленький, я так боюсь! Что это за люди, они сидят здесь пятнадцать минут, говорят, что милиция…
Телефоном вдруг немедленно завладел другой голос - хриплый и низкий, как рычание трубы в колене унитаза.
– Сергей Николаевич? Я майор Иволгин, Дмитровское РОВД. Вас не затруднит сказать, где вы находитесь? Наши люди сейчас подъедут…
Я выключил трубку. Сердце взметнулось к кадыку и встало комом в горле. Что случилось? Что-то произошло с Виктором на Дальнем Востоке?
Телефон зазвонил снова. На этот раз это был номер моего бывшего коллеги по институту Лёнечки Жукова. Его лаборатория была на том же этаже, что и салон, только на другом конце коридора. Но когда я включил связь, то услышал запинающийся голос Хрюнделя.
– Николаич, ты как, конкретно? Я тут придурком прикинулся, поссать пошёл типа, а сам у Лёнчика трубу взял.
– Ты что несёшь? Каким придурком? - я с большим трудом сошёл с эскалатора и протолкался на запруженную народом площадь. Голова кружилась, как от неожиданно проглоченного коктейля "Северное Сияние" - три шампанского на один водки и один - льда.
– Николаич, я быстро… Звоните адвокату, в офисе маски-шоу, вынимают документы. С ними Евдокимова сейчас возится, я им сразу главбуха подсунул, а сам - к вам. Всё… Нет, вот ещё, чтоб вы в курсе были, вас всё одно возьмут, чтоб не неожиданно - они вам покушение на Витька вешают…
– Какого Витька? - Телефон выключился, и я, точно робот, побрёл в сторону двенадцатиэтажных свечек, возвышающихся за улицей Яблочкова, по дороге к Дмитровке.
Затем я набрал Минца. Мне уже пыталось дозвониться три номера, но я, не обращая на них внимания, тупо жал и жал на кнопки, пока не услышал заспанный голос Эдика.
– Эдик, ты спишь ещё?
– Млять, пошла вон из койки. Это я не тебе, Серый. Болею я. Но если по работе - не сплю. Хотя слышу, что по работе. По работе ты разговариваешь по-другому. Без этих дурацких словечек своих… чисто-конкретно.
М-да… Стресс снимает оболочку…
Эдик Минц был редким экземпляром перфекциониста, тщательно маскирующегося под разгильдяя. На первый взгляд вы принимали его за типичного клубного повесу, постоянно занятого мыслями о выпивке, сексе и кино, которому неким божьим попущением время от времени удаётся решать в суде или мировым порядком какие-то отдельные дела. И на второй взгляд он представлялся тем же самым, но стоило внимательно к нему приглядеться, как становилось понятно, что мужик он серьёзный, аккуратный и жёсткий, и даже в постели едва ли сказал бы необдуманное слово. Репутация бонвивана позволяла ему работать не напрягаясь - и не один десяток дел он выиграл просто из-за того, что противная сторона, получив о своём оппоненте исчерпывающие справки, отказывалась воспринимать его всерьёз, пока неожиданно не получала нокаут в суде. Я торопливо изложил ему всё, что услышал, - от Алисы, майора, Хрюнделя.
– Ага. Это всё, да? - заговорил Эдик спокойным будничным голосом. - Как он тебе представился? Майор Дроздов? Уверен? Это не синдром "птичьей фамилии"? То есть точно Иволгин? Значит, так. Иди под углом сорок пять градусов направо от того места, где стоишь, и пройди метров пятьсот. Ах, я не знаю, где ты? Мне и не нужно, мне нужно, чтобы ты всё время двигался и избегал станций метро и милицейских околоточных участков - там с бодуна могут вспомнить, что утром получили твои приметы. Постарайся не сдаваться никому, пока я тебе как минимум не позвоню. Трубку не поднимай, лучше выключи часа на полтора. Всё. Чао.
Я выключил мобильный телефон и принялся бродить по неряшливо размеченным дворам московского строительства брежневской эпохи. На скамейки перед подъездами выходили погреться бабушки и старики. Все они казались мне злобными, жуликоватыми и агрессивными. Да, в этих бабках и дедках совершенно не было умиротворения старости! Хрущёв и Брежнев пригласили их в Москву, они, по призыву заводов, фабрик, столовых и ресторанов, снялись из своих Армавиров, Бологих и Конотопов, растолкали локтями поганых интелей, выгрызли зубами квартирки, и на? тебе! Омманула поганая власть, осиновый кол ей в печень, а с ней - и тебе, и тебе, и тебе, случайно подвернувшийся прохожий, девка мерзкая с кольцом в пупе, мужик в белой рубахе и галстуке - не могут нормальные люди носить галстук с рубахами, и пахнуть духами от мужика тоже не можеть! От мужика должно пахнуть водкой, перегаром, мазутом, угольной пылью, говном лошадиным; от бабы - телом бабьим, огурцами и яблоками, хлебом распаренным и поросятами! А за джинсы в наши года - садили! А косяка-то какого кидает аспид очкастый, сдохнуть бы ему прямо тут на асфальте вместе с портфелью, ох и шуму бы было, и крику, и "скорая" бы приехала, и кина никакого не надо! Это вы думаете, что мы старые, передо?хнем, вам место освободим, нет, мы ещё крепкие, вы все на наших глазах своё говно жрать будете!
Я шагал по этим наполненным эманацией ненависти стариковским дворам Москвы и физически ощущал брызжущие кислотой взгляды из-под морщинистых опущенных век. Обман, всё обман, ничего не досталось в жизни! Где он, обещанный коммунизм через двадцать лет в виде домино во дворе и внуков у тахты, и даже для ежевечернего стакана водки или красного нужно подрабатывать в офисе у эдакого мироеда…
"Когда-нибудь такие люди уничтожат нас всех, - подумал я. - Весь мир, всё человечество. Как пауки, они мечтают сожрать друг друга". Пока кто-то явно мечтал сожрать меня. И, судя по всему, он сильно преуспел в этом своём желании.
Я брёл по тихим дворам, уходя в сторону от Кронштадтского бульвара. И постепенно успокаиваясь среди невысоких тополей тихих дворов, как будто и не московских вовсе. А может, и на самом деле - не очень московских? Собственно, все эти новые микрорайоны - Бусиново, Медведково и всякие Химки и Митино - суть старые деревушки, поглощённые орбитой большого города, как спутники, притянутые со своей орбиты планетой-гигантом. И в стороне от скоростных магистралей эти деревушки такими и остались - тихими, в меру дремучими, беспощадными к чужакам и пришельцам.
Я купил газету, посидел на свободной лавочке, пока на другой её конец не плюхнулся некто в серой китайской джинсовой паре. Икнув, он оглядел пространство лиловым глазом и, мастерски отворив жёлтыми массивными зубами бутылку продвинутого "Клинского" пива, сделал смачный глоток. Я покосился в его сторону и снова набрал Эдика.
Он мигом взял трубку, видимо, ожидал моего звонка.
– Слушай сюда, Серж, - деловито заговорил он, и у меня отлегло от сердца - так Эдик выражался в тех случаях, когда твёрдо знал, что надо делать.
Как выяснилось, я ошибался.
– Я сейчас пытаюсь срастить концы с концами, вышел на Саца, Жердникова, Сухих. Но не всё пока получается. Давай так - по-прежнему ни с кем не разговариваешь, ходишь-бродишь, может, где посидишь… Не пей ничего, но что я говорю - сам знаешь. Следующая связь - в обед. Сразу после трёх.
Ничего себе, решил я. А бизнес, а Лиска-Алиска, а все? С другой стороны, в офисе маски-шоу, и вообще, обратившись к адвокату, по волосам не плачут. И вообще, дай бог Витьке с этими ухонинскими суперменами найти и успешно продать этот окаянный аэроплан, потому что, судя по некоторым признакам, нам выходить из пике придётся долго.
Конечно, я пытался думать о том, чем вызван сегодняшний наезд, а в том, что это наезд, сомневаться не приходилось. И утренний звонок был частью спланированной операции, просто я оказался чуть шустрее, чем ожидали визитёры. Бизнес наш, по московским масштабам, - явление микроскопическое. Кроме того, в нём с середины девяностых годов подобные решения были… "не в моде" - вот подходящее слово. Всё-таки люди, занимавшиеся оргтехникой, были, в среднем, чуть более интеллигентны, чем, скажем, "строители" или "рыночники". Кроме того, почти любую проблему можно было решить обычной стрелкой, даже без привлечения авторитетов. По крайней мере, я никаких моментов в нашем деле, которые могли бы потребовать от кого-нибудь столь экстраординарных решений, не видел.
На поверхности не видел…
А в "тихом омуте" любого постсоветского предприятия творится такой "сон разума", что порождаемые им чудовища дадут фору любой демонологии Бориса Вальехо. Причём виноват ты можешь оказаться в совершеннейшей пустяковине или не виноват вовсе. Например, Хрюндель вчера выписал персональный набор "по себестоимости" Косте Вязову, бывшему фээсбэшнику, майору, главе охранного агентства "Агамемнон". А не учёл, к примеру, того, что участок наш охраняется совместно с ЧОПом "Амурский тигр", и руководит там другой фээсбэшник, но уже в звании бывшего полковника. Тот узнал про подарочек и на стенку: "Ах, "Агамемнону" компьютер, а нам - нет! Извольте, хлебните чуток горяченького - кто вам ситуацию рулить будет? Митька Рзоев или полноценный заслуженный чекист России?"
Да нет, не "Тигр" это с "Агамемноном", говорил многознающий внутренний голос. Из-за зависти к мелкой взятке люди на? дом не приходят, "маски-шоу" не устраивают, и вообще - не обмолвливаются при… Стоп! А откуда Хрюндель узнал, что мне клеят покушение на Виктора? Обмолвились "маски-шоу"? Не бывает таких обмолвок! И звонок контрольный был, чтобы выманить меня из дома… Напугать до смерти и пустить в бега? Тьфу ты, дьявол, гадать на наши силовые структуры, тесно связанные с криминалом, - это похлеще, чем рассматривать череп с точки зрения френолога. Ну, где тут ближайший кинотеатр?