В кино шла дегенератская американская комедия о нью-йоркской бизнес-вуменше, которая для оформления развода вернулась в родной городок, расположенный в каких-то ебенях на юго-востоке, вкусила в нём почвенных ценностей и идиотизма деревенской жизни и осталась там навсегда, воссоединив свой почти распавшийся брак с фермером на тракторе, очень похожем на наш "Беларусь". Картинкой этой влюблённой парочки, въезжающей на колёсном монстре прямо в закат луизианских болот, фильм и заканчивался. Я поглядел на часы и выяснил, что фильм был довольно длинным, два с половиной часа, и, несмотря на это, я просмотрел его затаив дыхание. Чего было в этом больше - технологий Большого Голливуда или моей потребности полностью отвлечься от происходящего?
Выходя из кино, я снова набрал Эдика.
– Брат, я не знаю, - сказал он скороговоркой. - Много сказать не могу, перезвони часов в девять. Одно точно, твоя ситуация очень серьёзная, и я стараюсь над ней работать. Не болтайся нигде подолгу. Тебя ищут. Причём ищут очень серьёзно. И, боюсь, в тот момент, когда тебя закроют, вытащить тебя будет практически очень трудно.
– Да что такое, Эдик? Что происходит? Кому я на хрен нужен?
– Понятия не имею, кому, - так же быстро проговорил Эдуард. - Знай только на всякий случай, что никакого майора Иволгина в Дмитровском РОВД не существует . Но при попытке получить любую справку по твоему поводу у ментов и ФСБ встаёт стена. Вообще, складывается такое впечатление, будто ты собирался украсть самого? Большого Пу и продать его Басаеву.
Стена. Как любой хороший адвокат, Эдик имел немало знакомых в правоохранительных структурах и ещё больше - знакомых, которые бы ему с удовольствием помогли, если бы ему потребовались дополнительные контакты. Хороший адвокат никогда не говорит "стена". Хороший адвокат употребляет это слово, только когда он абсолютно твёрдо уверен в том, что он говорит. Хороший адвокат говорит его, когда он так растерян, что не может скрыть растерянность перед клиентом… Тьфу…
И все мои силлогизмы добавляли мне ощущения, будто меня куда-то гонят и заставляют что-то делать.
Искать спасения у каких-либо друзей? Но реалии бизнеса по-русски показали, что это - преступно по отношению к друзьям. Кроме того, в бизнесе друзей не бывает. Женщины? Света или Алиса? Уровень примитивности их советов я мог себе даже и не представлять. А надёжность? Нет, никогда у женщины нельзя искать убежища.
А если потребуется переночевать?
Из дома я вышел с тремя сотнями баксов и несколькими тысячами рублей. На какое время жизни в андерграунде Большого города этого хватит?
Я увидел троллейбусную остановку, куда как раз подъезжал дребезжащий и разваливающийся представитель этого вымирающего вида транспорта.
Как давно я не ездил на этих монстрах?
Инстинктивно мне казалось, что надо стараться избегать метро - с его постоянно шныряющими милиционерами и видеокамерами на эскалаторах. Но вот в троллейбус я попросту взял и сел - скорее всего, для того, чтобы полнее почувствовать степень своего общественного падения.
В троллейбусе куражился пьяный милицейский сержант.
"Нихто не знает, ках я хаждого захрыть моху!" - вещал он, обводя жмущихся по креслам граждан лиловым глазом. Был сержант, несмотря на свой невеликий ещё возраст, дороден и мягкотел, и общался он с народом, хоть и по пьянке, но со знанием дела.
"Каждый из вас или вор, или сп…здить хочет! - тоном придурочного профессора из плохого советского кино говорил он, прогуливаясь по салону. - Да это и не важно, ваще! Важно моё желание с вами связываться! Есть желание - сидите. Нету - свободны! Вот ты!…" - он качнулся к дородной тётке в пёстром сарафане, которую, судя по всему, принимал за какую-то бухгалтершу, но на повороте центростремительная сила бросила милицейское тело в пустое кресло, он пару раз клюнул в нём носом и заснул.
Я почувствовал себя полнейшим беспомощным быдлом, расплатился и вышел.
Темнело. Последний звонок Эдику уверенности не добавлял. Я снова углубился в тополевые дворы Москвы брежневской эпохи. Домой, в час пик, спешил хмурый и собачащийся народ. Тётки с авоськами, властно и злобно покрикивающие на своих отпрысков, хмурые мужики с портфелями и пакетами с пивом и колбасой… Господи, разгар лета, и ни одного открытого лица, ни улыбки, ни взгляда - или пьяная удаль, или сонная ненависть. Стало быть, именно в этом мире озверелого населения проходит наша жизнь. И именно от неё мы отгораживаемся кондиционерами и тонированными стёклами автомобилей, стенами ночных клубов и по-европейски отремонтированных квартир. Маленькие пузырьки благополучия в пропахшем соляркой, по?том и животной злостью и похотью враждебном море человеческих существ.
Где-то за спортивной площадкой, огороженной проржавевшей разорванной сеткой, раздался вой, постепенно переходящий в всхлип, а затем - в истерический хохот. Под деревьями послышались многочисленные шаркающие шаги. Трое молодых парней в пузырящихся во всех местах спортивных костюмах вели под руки женщину средних лет - голову с нечёсанными волосами, свалявшимися в сосульки, она уронила на грудь. Из-под фиолетовой, в пятнах, футболки, в просвете между нею и джинсами, выпирало жирное нездоровое тело. Женщина спала.
Парни прошли мимо меня, нехорошо покосившись. Возле освещённого подъезда остановились трое молодых людей явно кавказского происхождения - их чёрные густые волосы были подстрижены накоротко, и белые лица с торчащими вперёд губами и мешкообразными подбородками напоминали о гигантских обезьянах, живущих в африканских джунглях. Неожиданно один "павиан" коротко, без размаха, ударил в лицо другого. Напарник "павиана" скрутил жертве руки, и они неторопливо и, как кажется, даже демонстративно, у всех на глазах, обшарили её, жертвы, карманы.
Одна мысль выползла откуда-то из лузы подсознания, обросла ножками и, как круглый чёрный паучок, покатилась по чистому изнутри от всех умозаключений черепу: похоже, я за весь день в московских переулках и во дворах не видел ни одного трезвого человека…
Впереди показалась милицейская машина. Она ехала с потушенными огнями, и это придавало ей зловещий вид - всё-таки она катилась по освещённому пространству…
"Естественность нравов русской деревни смешалась со зверством мегаполиса", - подумал я. И снова вызвал Эдуарда.
На этот раз он воспринял мой звонок с облегчением.
– Серж, - радостно заорал он в трубку, - где ты находишься?
– Слава Богу, - отреагировал я, - всё нормально?
Эдик запнулся.
– Ты знаешь, я адвокат и приучен автоматически врать. Но не в таких размерах. Ничего нормального нет, но есть выход.
– Хорошо, - произнёс я, смиряясь с неизбежностью. - Я на углу Усиевича и Лизы Чайкиной.
Пауза, которую сделал Эдуард, посекундно отдавала мне в висках уколами иголок. Очевидно, что он с кем-то советовался.
– Хорошо, - повторил Эдик, судя по всему, облегчённо вздохнув. - Иди к Ленинградке, выходи на неё и оттуда двигайся к Аэровокзалу. Через триста метров по твоей стороне будет шашлычная "Ширази". Тошниловка типа стекляшка. Туда и заходи.
– А дальше? Дальше, Эдик?
– Выброси телефон. - Это было последнее, что я услышал перед тем, как в трубке запели короткие гудки.
Я замер. Телефон начал вибрировать у меня в руках, и я выключил его, даже не поглядев на номер звонившего. Подошёл к урне и опустил туда трубку, стоившую мне когда-то девятьсот долларов.
Ощущение было кошмарное - я остался без связи с внешним миром, на поверхности чужой, плохо знакомой, враждебной планеты.
Планеты Обезьян.
И я двинулся по тротуару в указанном Эдиком направлении. Ленинградка? Так, пусть будет Ленинградка. "Ширази", "Гюмри"… Удивительно, как мало надо человеку, чтобы его сломить. Я посмотрел на часы. Да, одиннадцать часов изоляции от привычного мира плюс враждебная неизвестность…
И я совершенно не удивился и не сопротивлялся, когда ехавший мимо "Фольксваген" ловко ткнулся в бордюр тротуара, и два человека мгновенно, как уборщица забрасывает ненужную тряпку в стоящее от неё в трёх метрах ведро, под руки водворили меня внутрь.
Меня всё-таки "закрыли"…
Алекс Зимгаевский, в миру - Зим
На ночлег мы расположились под гребнем невысокого увала, возле тоненького ручейка, берущего своё начало в линзе вечной мерзлоты на склонах Хребта. Отсюда я мог просматривать большой кусок долины реки, а также вход в ущелье, возле которого лежал наш вертолёт. Я развёл небольшой костёр, предварительно озаботившись тем, чтобы он прикрывался козырьком подмытого берега, - рейды рыбоохраны приучили нас всех на побережье, что все неприятности приходят с воздуха. Так что ночь - не ночь, а чем чёрт не шутит, когда Бог спит…
И уже здесь, возле костра, я снова, с пристрастием Степана Шешковского на государевом прави?ле, допросил единственное имевшееся в моих руках живое существо, которое могло дать ответы хоть на какие-то вопросы, - простого московского бизнесмена Витька?, поехавшего за мешком денег на край света, да так едва и не сгинувшего.
Информации из Витьки мне много выудить не удалось - сверх того, что рассказывал в Орхояне, он поведал лишь о каком-то московском шамане, который нёс свой обычный шаманский бред про верхний мир и тайные сущности. Ерунда, Сеня Дьячков, когда мы его выпускали плясать перед заезжими киношниками из "National Broadcasting", нёс и более правдоподобную "мудрость предков"…
Понятно было, что Витю после всех наших приключений хватил мозговой ступор. Я прикрикнул на него, чтобы спал, - назавтра он был нужен мне в полном сознании и полным сил. Витя задремал, а я вытащил из рюкзака оба пистолета, которыми были вооружены наши, так сказать, помощнички, и задумался.
"Glock" был для меня непривычной машиной, хотя, в принципе, о пистолетах я знал довольно много. Баланс у него показался мне неплохим, хотя до старого "Люгера" 1908 года ему было далеко. Зато при приемлемых габаритах у него в магазине было много патронов, да и вес у него был неплох. Небольшой вес, то есть…
Я загнал патрон в ствол, вынул магазин, передёрнул затвор. В обычной ситуации я не преминул бы сделать из него несколько выстрелов. А, собственно говоря что этому мешает? - решил я, другой такой возможности не будет. Пока ещё на этих горах не наблюдалось никаких других живых существ, кроме нас и трёх облезлых северных оленей на соседнем увале. Ревизовав боеприпасы, я решил, что одной обоймой вполне могу пожертвовать. Тем более что в каждой остававшейся было по семнадцать патронов.
Положив оба пистолета рядом, я заснул.
И проснулся только от прикосновения к щеке холодного дыхания тумана, ночью незаметно подкравшегося через отроги Хребта с ледяной поверхности Охотского моря.
Предгорья были заполнены вчерашним туманом - тем, который погубил нашу машину и лётчиков, а нам, пожалуй что, и спас жизни. Что-то подсказывало мне, что "авиамеханики" должны были уничтожить нас сразу по обнаружении самолёта. Учитывая их очевидную квалификацию, это труда бы для них не составило. Ведь один из них, даже смертельно раненный, пытался выполнить свою задачу - отправить нас на тот свет вперёд себя. Так оно и есть, скорее всего - спецназ ВДВ или какой там ещё, военная косточка. Челюсть вперёд, оловянные буркалы, прыщи на лбу и рык "Пп-ррр-ык-к-кас-с-с!". Слово, в котором количество согласных вшестеро превосходит таковое гласных.
И ищут они самолёт. Раз уж они нанялись на работу по демонтажу аэроплана. Так что же это за самолёт такой? Или что там такое - в этом самолёте?
Туман мне сегодня нравился. Ни один летательный аппарат не сунется в окрестности Хребта по туману. Кроме Зайца, естественно, но уже и Заяц не сунется. Доказал собственной гибелью рискованность этого занятия. А ничем другим, кроме вертолёта, сюда не попадёшь.
Я тронул за руку Виктора. Просыпался он довольно долго - словно девушка или маленький ребёнок. Так часто бывает - самый крепкий сон смаривает человека под утро.
– Доброе утро, Москва, - тормошнул я его более крепко.
– Если оно кому-то доброе, - спросонья хмыкнул он.
– Давай, не хрен валяться, будет тебе курс молодого бойца. Я хочу пистолет тебе дать. А до этого - пострелять из него хотя бы немного.
– Тьфу на тебя, - мигом проснулся Виктор. - Какой мне пистолет? Зачем? Ты же у нас пистолетчик! Спортсмен, типа…
– Был пистолетчик. Сейчас карабинщик. Ясно, что с пистолетом толку от тебя столько же, сколько и без пистолета. Просто я хочу сунуть их оба тебе в мешок и считаю, что было бы неплохо, если бы ты имел об их действии хоть какое-то отдалённое понятие.
– А какое там понятие? - Парень, видно, снова вознамерился заснуть. - Наливай да пей. В смысле - нажимай и стреляй.
– Антисоциальный ты хмырь, Витька. Антиобщественный, можно сказать. Даже из пистолета стрелять не умеешь. Вот что надо сделать, чтобы пистолет у тебя в руке просто так - взял и выстрелил - вот так?! - я вскинул руку и ткнул стволом в висевший на краю обрыва метрах в десяти камень. Размером с голову. Пистолет грохнул в моей руке, и камень выпал из своего гнезда, увлёкши за собой ручеёк мелкой гальки. В тумане удар выстрела прозвучал приглушённо, но тем не менее не прошёл незамеченным - метрах в двухстах на тундре захохотал и заквэкал самец куропатки.
– Вот так. Теперь ты. - Я протянул ему пистолет, держа за затворную раму, рукоятью вперёд.
Витька старательно целился в большой валун метрах в двадцати от себя - так напряжённо, как пытается удержать карандаш трёхлетний ребёнок, делая первые штрихи в жизни. Наконец он с усилием попытался нажать на спуск - а потом недоумённо повернул пистолет к себе. Хоть в ствол не уставился, и на том спасибо.
– Вот так. Наливай да пей.
– Ошибка первая, - продолжал учить я его. - Ты выбрал мишень ровно в четыре раза дальше того расстояния, на которое тебе положено стрелять. Самый главный плюс тебя как бойца - это то, что все считают твоим минусом, - что ты мудак и ничего из себя не представляешь. Поэтому, правило один: как можно дольше будь таким и ничем не обнаруживай присутствия у себя оружия. Правило два: ты стреляешь с расстояния не больше пяти метров - тогда попадёшь точно. Ты раньше-то пистолеты видел? Ага, не видел. И это хорошо, потому что тебе пришлось бы сейчас переучиваться. Этот пистолет - типа умный. У него спуск - вот-вот, та фигня, которая у тебя называется "курок", - она же - предохранитель. Ты нажимаешь на него чуть-чуть - вот так - снял. Продолжаешь жать - получаешь выстрел. Ну, давай! Во что-нибудь, что ты считаешь, находится в пяти метрах от тебя.
Виктор учёл предыдущий урок - он наводил оружие на цель так же напряжённо, как и в прошлый раз, но цель эта находилась уже в семи метрах от нашего костра. Вместо выстрела оба мы услышали звонкий щелчок бойка.
– Ошибка вторая - ни одно оружие не стреляет незаряженным. Когда я стрелял, то незаметно опустил обойму вниз, отчего магазин не подал следующий патрон в ствол.
Я взял пистолет из рук незадачливого стрелка, сперва вынул обойму, затем вставил её и передёрнул затворную раму. Затем передал Виктору со словами:
– И никогда не направляй его стволом хоть на себя, хоть на что-то ещё, если не чувствуешь в себе уверенности, что в это "что-то" тебе может понадобиться выстрелить через три секунды. Итак - всё с начала. Снял с предохранителя, навёл на цель - сравняй верх прицела со срезом мушки, убью гадов, чему тебя на НВП учили? Ну да, мушка посередине, и её край - вровень с краями прорези.
"Glock" снова бахнул, и пуля визгнула рикошетом в метре от камня, избранного мишенью.
– Так! - продолжал свирепствовать я. - И как ты держишь шпалер? Ты его держишь так сосредоточенно, как будто он - змея и только и ждёт, чтобы вывернуться и цапнуть тебя за яйца! Держи его крепко, но расслабленно! Снял с предохранителя! Навёл! Долго не целься, руки дрожат. Ах, и так дрожат! Наводи пистолет на мишень сверху вниз. Прошёл уровень цели - стреляешь!
На этот раз пуля выщербила кусок гранита из валуна.
Я разрешил ему выстрелить три раза и попасть, затем заставил измерить расстояние до его мишени шагами.
– Итак, мы имеем семь метров. Отмерь в другом направлении пять и выбери там какую-нибудь цель. Запомни, твоя зона уверенного поражения - от семи до пяти метров.
– Я думал - от семи до нуля, - искренне удивился этот остолоп.
– Ну, может, до четырёх, - смилостивился я. - А знаешь, почему? Отмерь три метра до меня шагами.
Он послушно подошёл и уставился на меня во все глаза. Я с удовлетворением заметил, что оружие у него стоит на предохранителе. Затем неожиданным кувырком кинулся ему в ноги, сбил и придавил к земле.
– Вот почему, Москва. Если человек не вооружён, но хоть мал-мала тренирован и решителен, его шансы при личном контакте намного больше, чем у тебя. Не только у тебя, у любого мудака с пистолетом. Потому что мудак, прежде чем стрелять, - думает. А времени на это - не бывает. Кроме того, тренированный амбал попадает в тебя всем телом, а ты должен попасть в него крохотной фигулькой, не имея навыков интуитивной стрельбы навскидку. А это совсем не так просто, как кажут в кине, когда какой-нибудь пробляди из кабаре суют в руки заряженный пистолет и она начинает крошить очередями отборный спецназ! Я видел людей, которые с метра, - заметь, с метра промахивались в голову издыхающего медведя. Так что вот, орёл-чапаевец, не смей допускать противника до себя на трёхметровую дистанцию!
Виктор расстрелял все патроны, и я положил один из пистолетов вместе с шестью обоймами ему в рюкзак. Мешок ему шили обормоты в компании "Хаск", и в нём не было ни одного места, должным образом защищённого от сырости и лёгких ударов, кроме как на самом дне, над лёгким спальником и под курткой и запасами жратвы. Туда я его и упрятал.
– А куда ты дел радиостанции и телефон? - спросил Виктор.
– Выкинул в омут при переходе через Слепагай, - хмуро ответил я. - Взял только блоки питания.
– Зачем?
– Ты эта, милай… Того… Тренируйся пустой пушкой. Твоя задача - хоть как-то освоить её носку так, чтобы ты её, во-первых, не потерял при первом же пролазе через кедрач; во-вторых - не отстрелил себе яйца в процессе носки; и в-третьих - мог выхватить её из одежды легко и непринуждённо, как вытаскиваешь член, чтоб поссать. А все трофейные радиоприборы я похоронил. Дело в том, что если эти гангстеры имеют хоть какую-то подготовку - а они её имеют, и она - не хоть какая-то, любой, захваченный у противника радиоприбор становится обоюдоострым оружием. Естественно, они, обнаружив, что радиостанции захвачены, сменят частоту. То есть слушать нашего врага этими рациями нам не удастся. Но те же хухрики будут продолжать сканировать спектр частот, на который установлены захваченные рации. Кроме того, даже при простом физическом включении рация обнаруживает себя в эфире, что даёт возможность запеленговать её в пространстве. Сигнал этот очень короткий, но сильный. А спутниковый телефон - у нас уже есть один. И тащить с собой второй - бессмысленно, тем более что частота его тоже сканируется, гораздо разумнее снять с него блок питания - что я и сделал.
– А пистолет?
– Ну-у, парень… Оба пистолета я оставляю тебе. По причине, как я уже сказал, вашей совместной бессмысленности. Так ты хоть застрелиться сможешь.