- Мне плохо, - пробормотала она.
- Ничего, милая, ты просто набила себе хорошую шишку…
Она узнала меня:
- Что случилось?.. Я что, упала с кровати?
Когда мы ворвались в комнату, она лежала в другом ее конце. И добралась туда без помощи коляски - та ведь стояла возле самой кровати. Но час разгадки еще не настал.
- Да, ты упала…
- Во сне?
- Ну конечно…
Доктор Буссик прибыл через полчаса. Он промыл рану и успокоил нас относительно ее серьезности. А затем попросил нас объяснить, что случилось. Элен коротко рассказала.
- Вы понимаете, доктор, - заговорил я, как только Элен кончила, - Ева была закрыта в своей комнате изнутри… На этот раз нет никаких сомнений: она ходит…
- Во всяком случае, она ходит плохо, раз упала.
- Падают и не такие, как она, - самые проворные здоровячки! - парировал я.
- Справедливо… Кстати, осматривая ее ноги, парализованные вот уже семь лет, я с удивлением обнаружил, что икры и правой, и левой ноги достаточно мускулистые…
- Вот видите!
- Вижу… Да, это действительно необыкновенный случай. Нужно показать ее какому-нибудь большому специалисту… Вы бы свозили ее в Париж, мадемуазель Элен?
- Ну конечно!
- Тогда я напишу Фарно-Рейну, это первый авторитет в этих вопросах.
Уехал доктор Буссик очень взволнованный. Мы вернулись к Еве в ее комнату. Белая повязка на ее голове местами покраснела.
- Что вы там шушукаетесь? - спросила Ева. - Опять какие-нибудь чудеса?
- Ева, мы все вам сейчас же скажем, - заговорил я. - Вы не упали с кровати…
- Откуда тогда я упала?
- Вы стояли на ногах и упали!
- Ну да!
- Да, Ева. Ваша голова была прислонена к радиатору. А вы видите, где он находится: в другом конце комнаты. Ваша кровь осталась на ковре в том месте! А ведь обе двери в вашей комнате были заперты изнутри!
- М-да! - Теперь она поняла, что на этот раз все слишком серьезно.
- И вот еще один довод, Ева, - добавил я. - Чтобы войти сюда, я был вынужден взломать эту дверь.
Ева посмотрела на дверь - та болталась на петлях.
- Элен! - закричала она. - Элен, спаси меня, мне страшно! Я боюсь самой себя! Отныне я буду спать в твоей комнате, хорошо, Элен?
- Да, моя дорогая…
- Так действительно будет лучше, - рассудил я. - Только не переживайте, милая, вами серьезно займутся и быстро вас вылечат… Вылечат от всего!
Глава 12
Мы все сделали, как решили: поставили кровать Евы в комнате Элен, а я снова вернулся на третий этаж.
Опять наступило затишье. Я снова мог заниматься обустройством нашего магазина, которое уже подходило к концу.
Ева теперь не слишком этим интересовалась. Получив доказательства своих странных ночных хождений, она стала какая-то заторможенная. Я то и дело замечал ее растерянный, настороженный взгляд. Видно было, что, запуганная, она жила отрешенно.
Мне было стыдно: я догадывался, что в таком ее состоянии во многом повинен я. Действительно, все эти ночные кризисы никогда не случались до моего появления в доме сестер Лекэн. Я взорвал здесь покой, если не сказать больше: вывел из оцепенения двух женщин, давно им довольствовавшихся. Нажав на звонок на воротах особняка, я стремительно разрушил девственную атмосферу этого дома, никогда не знавшую до меня каких-либо мужчин.
Скрытная Амелия по-прежнему была настроена ко мне враждебно: она знала, что во всем ныне происходящем виноват я, и не скрывала этого. Она старалась смотреть на меня как можно реже и, по возможности, никогда не заговаривала со мной. Из-за своей глухоты, вернее, благодаря своей глухоте она так и не стала свидетельницей ночных потрясений, но каким-то обостренным чутьем старых слуг, которые всегда замечают любые перемены в своих хозяевах, догадывалась, что от нее что-то скрывают.
Я уже решил про себя, что выпровожу на покой эту печальную сову вскоре после того, как женюсь.
А пока я был вынужден терпеть ее неприязнь.
Надвигался день открытия "Шкатулки с Мечтами".
Я все время был занят, почти всегда отсутствовал дома. Никогда еще не чувствовал на себе такой ответственности. Я и мысли не допускал, что хоть что-нибудь будет сделано не лучшим образом. Бросился в эту коммерческую авантюру подобно мальчишке сорвиголова, записывающемуся в воздушно-десантные войска… Я понимал, что в руках у меня, может быть, шанс всей моей жизни, и решительно не хотел его упустить. Рабочая горячка мешала мне уделять сестрам сколько-нибудь значительное внимание.
Моя любовь к Элен ждала своего часа. Я испытывал к ней тихую нежность, зная, что не пришло еще время высвободиться всем моим чувствам. И мне даже нравилось быть рассудительным и сдержанным - я сознавал свою силу.
Но вдруг настала третья ночь.
Элен позвала меня со второго этажа. Я спал очень крепко, и ее тревожный голос меня будто плетью хлестнул.
Спускаясь по лестнице, я уже знал, что дело, конечно, в Еве. Мне оставалось лишь догадываться, что же она теперь учудила.
Элен сразу же бросилась ко мне:
- Виктор, она опять исчезла!
- Но как?! Она же спит в вашей комнате!
- Я спала… Что вы хотите, я же не могу бодрствовать ночи напролет!
- Конечно, моя дорогая… Но я же вас не упрекаю! Ну так что?
- Я проснулась с каким-то тяжелым чувством… Мне снилось, что я заплутала в каком-то огромном пустом соборе… Это было ужасно… Я включила свет и увидела, что дверь открыта, а кровать пуста…
- Вы пошли ее искать?
- Нет, я это только что заметила… И сразу же позвала вас.
- А ее одежда?
- Ее также нет.
Я побежал в холл. Дверь там была распахнута.
Я вышел на крыльцо и закричал изо всей силы:
- Ева! Ева! Вернитесь!
В ответ лишь шелест листьев.
Я поднялся наверх к Элен.
- Что делать? - спросила она.
- Не знаю… Ночь совсем темная… Вернется она, наверное, сама, как и прежде…
- И я так думаю…
Я вошел в комнату, ставшую теперь для сестер общей спальней, и посмотрел на две пустые кровати… Страшным показалось мне вдруг это зрелище. Меня даже мутить стало - я уже был сыт всем этим по горло!
Вы беспокоитесь, правда, Виктор?
- Боже мой, есть из-за чего, не так ли?
- Мне тоже страшно… Мне кажется…
- Что вам кажется?
Она покачала головой, словно отгоняя дурную мысль.
- Нет, это слишком ужасно…
- Вы не закрывали дверь на ключ?
- Нет, но ведь наши кровати рядом, и я думала…
- Ну да, я вас понимаю… Как она могла одеться, чтобы вы не услышали?
- А может, она оделась в ванной комнате?
Я прошел в ванную комнату. Все там было в полном порядке. Я не нашел никакой одежды и уже собрался выходить, как вдруг обратил внимание на стакан на полочке умывальника.
Стакан был пуст, но на стенках его был какой-то фиолетовый налет. Я понюхал. Запах был приторный… Удивленный, я обернулся. Элен как-то странно смотрела на меня. Не знаю, почему, но что-то насторожило меня в ней. У нее был такой вид, словно она старается думать не о том, что ее на самом дела заботит, а совершенно о другом, так, чтобы ее ни в чем не заподозрили.
- Это снотворное, которое вы давали Еве, да?
Она покачала головой:
- Я не знаю…
- Как? Ведь налет свежий, даже на дне немного осталось? Значит, вы ей его давали!
- Да нет, что вы, я помню… Она сама иногда его пьет, когда плохо себя чувствует… И потом, она ведь выходила…
Объяснение было правдоподобным, однако не удовлетворило меня.
- Где флакон?
- В аптечке, я думаю…
Я открыл аптечку. Я прекрасно помнил эту маленькую бутылочку с красной этикеткой и резиновой пробкой. В аптечке ее не было.
- Элен, что-то мне все это не нравится…
- Виктор! - воскликнула она. - Вы меня пугаете!
Лицо у нее теперь было словно из воска, под глазами синели мешки…
Какое-то время я молча всматривался в нее. Нервы мои не выдерживали.
- Элен, вы что-то скрываете от меня…
- Ну что вы, Виктор!
Я даже дрожал от волнения. Слюну тяжело было проглотить… Ноги стали ватными - подступал страх.
- Где флакон?
- Я вам повторяю, что…
- Послушайте, если Ева выпила снотворного, она не смогла бы спуститься по лестнице. Того, что было в этом стакане, хватит, чтобы усыпить полк! Да, кстати, на краях стакана видны следы помады. И это цикламеновая помада, которой пользуется ваша сестра, вы ведь не будете спорить!
Элен ничего не ответила.
Я стремительно вышел - она отступила в сторону.
Дрожь моя становилась все сильнее.
Мы дошли до спальни сестер. Я еще раз осмотрел ее, потом опять вышел в коридор.
Мне уже дышать становилось трудно.
Тишина в доме была мертвая. Как в храме… А Элен ведь храм приснился!
Я вошел в комнату, где раньше спала Ева. Дверь до сих пор не была починена, хоть мы и вызвали несколько дней назад столяра.
И эту комнату я осмотрел еще раз.
Внезапно внимание мое привлекла деталь, на которую я совершенно не обратил внимания в ту ночь, когда взламывал дверь…
Задвижка была цела так же, как и щеколда на косяке!
Вы понимаете?.. Это означало, что, когда я взламывал дверь, она была закрыта на ключ, а не на задвижку, как я подумал тогда. А подумал я так лишь потому, что так мне сказала Элен…
Пока я рассматривал эту задвижку, взгляд Элен так и застыл на мне - вялый и бессильный.
- Элен… - повернулся я к ней.
- Что?
- Той ночью, когда я прибежал сюда, я поверил вам, что дверь заперта изнутри - на самом же деле вы закрыли ее на ключ после того, как вышли из комнаты!
- Вы с ума сошли!
- А я вот начинаю думать, не вы ли сошли с ума?
- Я запрещаю вам оскорблять меня!
Я схватил ее за руку и рванул к себе.
- А перед тем, как я взломал дверь, вы велели мне пройти в ванную, чтобы я лишний раз удостоверился, что Ева заперлась изнутри! Да вы создали в доме самый настоящий психоз!
- Но это же все не правдоподобно, Виктор!.. Что это вдруг на вас нашло?
Вместо ответа я схватил Элен за ногу и сорвал с нее туфлю. Я перевернул туфлю подошвой кверху - на ковер посыпался песок.
- Элен! - закричал я. - Вы утверждаете, что не выходили сегодня ночью из дому, а в вашей туфле - песок!
Это ее и добило!
Она раскрыла рот, но так ничего и не смогла сказать.
- Вы ненавидите вашу сестру, да? - спросил я.
Элен тихо заплакала. Отступила к банкетке и уселась.
- Не могу я больше, - прошептала она так тихо, что я едва расслышал ее. - Нет, я, правда, больше не могу, Виктор…
Что мог я сказать?
История подходила к концу - ей уже нечего было скрывать.
И сил у нее действительно больше не оставалось - я это видел.
- Долгие годы я была узницей этой проклятой коляски. Вы понимаете?
- Да, - ответил я.
Я и в самом деле понимал эту драму сестринского долга.
Элен пожертвовала своей свободой, молодостью…
И вдруг однажды она увидела свою жизнь во всем ее безрадостном свете…
- Инвалидом на самом деле была я, Виктор…
- Но зачем этот маскарад? Зачем мучить Еву, в то время как достаточно было ее бросить?
- Мне не хватало мужества бросить ее.
- Но вы нашли в себе мужество играть с ней ужаснейшую из комедий! Вы искали способ внушить ей, что она душевнобольная и ходит, не зная того! Вы отдаете себе отчет, насколько это жестоко?
- Не ей я хотела это внушить…
- А кому - мне?
- Да, Виктор, вам.
- Но зачем? Объясни мне ради Бога!
Она опустила голову. На лбу у нее обозначилась глубокая морщина. Челюсть у нее выдавалась теперь вперед, и Элен уже совсем не казалась мне красивой.
- Затем, что для исполнения моего плана нужно было, чтобы все поверили в ее ночные отлучки… Вот почему я и разыгрывала весь этот спектакль… Идея пришла мне в голову в тот день, когда вы поделились со мной своими сомнениями… Я увидела вдруг долгожданную возможность избавиться от нее.
- Вам - избавиться от нее!
Мне стало не по себе от такого признания.
- А где она теперь? - спросил я и сам удивился: как могло так случиться, что поинтересовался этим только сейчас, задав прежде кучу других вопросов?!
- Не знаю…
- Вот еще! Где Ева?
- Я… я вынесла ее из дому…
- Где?
- Я отнесла ее в лес…
- Пойдем за ней.
Мне стало очень тяжело на душе. Жизнь казалась бесконечно гнусной. Отвратительная интрига Элен была мне так противна, что любовь моя сменялась презрением.
- Ну, идем!
Она покачала головой:
- Нет, нет… Идите одни… У меня сил нет…
Я взял ее за руку и потянул за собой:
- Хватит, идем!
Не отпуская ее руки, я суетился по лестнице. Мы прошли через холл, вышли на крыльцо… На ней была только одна туфля, и я был босой, но какое это теперь имело значение? Я чувствовал - какой-то внутренний голос мне это подсказывал, - что все нужно делать как можно быстрее…
Через лужайки мы прошли к еловому лесу.
Ночь была довольно светлая, и деревья отбрасывали длинные мрачные тени. Элен дрожала уже от страха.
- Оставьте меня, Виктор… Я умоляю вас…
- Где вы ее положили?
- Там…
Напрасно я вглядывался туда, куда она показала, - ничего не видел. Я пожалел, что не захватил с собой электрический фонарик.
- Если бы вы оставили ее здесь, - зло сказал я наконец, - я бы заметил ее… Вы мне лжете…
Элен ничего не ответила. Она напряженно вслушивалась во что-то, и лицо у нее кривилось. Тогда я тоже прислушался. И ужасная мысль пронеслась в моей голове.
Я все понял.
Нарастал шум приближающегося поезда. Я вспомнил, что неподалеку от леса проходила железная дорога.
- Сволочь! Ты положила ее на дорогу, да?
Она кивнула.
Я опрометью бросился в сторону дороги.
Поезд все приближался, заглушая шум моря.
Я бежал так быстро, что во мне исчезли все чувства и мысли, я ощущал лишь, что я бегу, и думал, что должен во что бы то ни стало успеть. Я обегал кусты и деревья, поднимался и спускался по пригоркам, и перед глазами у меня была одна Ева, которую нужно было непременно отыскать, опередив поезд…
А я ведь даже не знал, с какой стороны он подходит: он шел здесь по кривой, огибая большой холм, отражавший шум локомотива.
Но я знал, что он приближался.
Наконец я оказался у подножия холма и, перескочив через проволочное заграждение возле самой железной дороги, мгновенно сбежал по насыпи. Острые булыжники больно кололи босые ноги, но я не чувствовал этой боли.
Поезд подходил справа. Сигнальные огни были уже совсем яркими, виднелись клубы дыма.
Я бросил взгляд на сверкающие рельсы, залитые лунным светом.
И тут я взвыл.
Между мною и поездом на полотне лежала она…
Я всей грудью вдохнул воздух - больше уже такой возможности не представится - и рванул вперед, к Еве. Откуда только сила в ногах взялась!
Я несся стремглав, не думая совершенно об ужасной опасности, которой сам подвергался, - перед глазами лежал на рельсах парализованный да еще и одурманенный снотворным человек.
Сквозь шум поезда я расслышал вдруг за собой крик Элен:
- Ви-и-и-иктор! Не надо!!! Не надо! Виктор!
Но это еще больше меня подхлестнуло.
Какую же черную душу нужно было иметь, чтобы желать в такой момент смерти своей сестры!
Поезд был уже почти рядом. Свет сигнальных огней заливал на рельсах свет лунный.
Теперь уже я прыгнул - нет, пролетел в прыжке эти последние метры - и оказался наконец возле Евы.
Что было потом, я уже не чувствовал. С этого момента все смешалось в моей голове…
Все, что я помню - это проглоченный горький угольный дым, жар в спину и невероятный грохот, обрушившийся на мою голову.
Задыхающийся, опустошенный, совершенно обессилевший, я потерял на насыпи сознание.
Когда я пришел в себя, то сразу же почувствовал, что прижимаю к груди своей Еву - она горячо дышала мне в лицо.
Я осторожно положил Еву на насыпь и встал. Мне казалось, я уже никогда не смогу дышать нормально. В груди у меня словно угли горели. А уж дрожал я, наверное, как никто никогда в этой жизни…
Прохладный воздух немного успокоил меня. Дыхание потихоньку приходило в порядок. Я вытер рукавом пот со лба…
Потом я стал трясти Еву, пробуя разбудить ее. Но после той дозы снотворного, которой оглушила ее Элен, сделать это было невозможно…
Тогда я подхватил ее на руки. Может быть, так и лучше, подумал я: несчастная не заметит сразу же после пробуждения весь ужас произошедшего.
Пошатываясь, я нес ее вдоль насыпи до того места, где дорога наиболее близко подходила к территории особняка сестер Лекэн. Только теперь я стал чувствовать, как мертвели у меня от слабости ноги и вообще все тело.
Я нес Еву на руках и плохо видел, что у меня под ногами. Наконец я решил переложить ее на спину. Это, пожалуй, должно было облегчить мою дорогу в лесу.
Остановившись, я начал перекладывать беднягу на спину - и тут…
И тут я заметил на насыпи что-то темное и большое.
Я наклонился немного и понял: это было искромсанное тело Элен.
Глава 13
Наверное, она решила, что я попал под локомотив, непродолжительное оцепенение стоило ей жизни.
Рана на груди была огромная и очень глубокая. Одна нога была почти оторвана. Но лицо осталось неповрежденным. Оно было спокойным, и на нем, казалось, застыла какая-то странная улыбка. Впрочем, не напрасный ли это труд - разгадывать тайны масок смерти?
Положив Еву на насыпь, я присел на колени возле мертвой Элен.
- Так это ты была тогда в ночной машине? - пробормотал я. - Ты, измученная затворничеством?..
В какой страшный клубок связались теперь мои чувства к ней!
Но нужно было идти. Жуткая боль в ногах напомнила мне об этом, и я оторвал свой взгляд от изуродованного тела все еще любимого мной человека.
Нужно было думать о жизни, которая продолжалась. Жизни своей и жизни, бившейся в сердце рядом.
Я взвалил себе Еву на спину и двинулся в сторону дома.
Я положил ее на кровать, потом раздел и накрыл одеялом.
Затем тщательно почистил ее одежду и повесил на спинку стула. Что еще?.. О, да!.. Я вымыл из стакана в ванной комнате все остатки снотворного и лишь потом пошел в свою комнату. Свет я нигде не выключал. Пусть лучше Амелия увидит утром дом таким. Показания о таком зрелище только подкрепят версию о самоубийстве… Подумают - по меньшей мере, я на это рассчитывал, - что Элен действовала, подавленная ночной депрессией…
Стоит ли говорить вам, что я так и не смог сомкнуть глаз? Я вздрагивал от одного только боя часов и особенно, когда возле холма проходили поезда.
Перед глазами все время стоял труп моей вчерашней невесты.
Бедная Элен! Как она, должно быть, страдала, прежде чем прийти к такому вот концу!..