Вот они идут с претензиями, и я с ними, посмотреть, что из этого выйдет – мне и интересно будет, и я ни за что не отвечаю, ведь буду просто рядом стоять!
А таких, как я, много, и нами силен зачинщик. Если он выиграет дело – и я в нем участвовал, а проиграет – я ни при чем!
(Реплика в сторону: "Во время бунта стреляют сразу по толпе, состоящей как раз из таких, как ты!")
Для предотвращения подобного необходимо разделить людей таким образом, чтобы каждый чувствовал ответственность за свои поступки, а это значит – надо чтобы каждый чувствовал, что он на виду и ни в какой толпе ему не затеряться!
Подыскивая подходящую технологию разъединения, я вспомнил ход, который применил Роберт Оуэн, когда столкнулся с низкой производительностью труда станочников. Он тоже был сторонником "управления без власти". Поэтому он не стал наказывать отстающих, а просто лишил их права на незнание, что они – отстающие. И сделал это так:
Однажды он пришел в цех с мотками лент разных цветов. Молча, ничего не объясняя рабочим, он приделал к станкам тех, у кого выработка была хорошая, ленточки одного цвета, у кого средняя – другого, и у кого низкая – третьего цвета. На следующий день снова пришел и, в зависимости от выработки, оставил или заменил ленточки. Вскоре третий цвет вообще не понадобился, поскольку отстающие подтянулись. И все это – молча.
Я поручил собрать у всех слушателей их бейджи и наклеить короткие полоски цветной (коричневой, красной или желтой) бумаги, потом снова раздать слушателям.
Цвет полоски соответствовал целому ряду критериев:
• занимает ли ответственную роль или ничего значимого из себя не представляет;
• опаздывает или пропускает занятия;
• помогает или мешает позитивным процессам;
• сколь активно участвует в управленческих поединках;
• сколь активно участвует в "ОРГАНИЗАТОРе";
• и пр.
То есть, попросту, разделили цветами "хороших", "средних" и "плохих" слушателей, так же как Оуэн, молча, ничего никому не объясняя (даже инструкторам!), что все это значит. На следующий "год" процедура повторилась, и слушатели все сами поняли.
Ко мне явились два человека с претензией, что им "по ошибке" не тот цвет наклеили.
– А как вы можете судить об ошибке? Откуда вы можете знать, что эти цвета обозначают?
– Ну, мы ж не дураки, мы все понимаем!
Меня этот эпизод порадовал как доказательство, что технология сработала. Каждый слушатель теперь почувствовал, что он персонально виден. После трех полосок процедура была прекращена как уже сыгравшая свою роль, но полоски на бейджиках так до конца лагеря и остались.
Когда после закрытия лагеря пришла пора снимать и бейджи, глазу было заметно, что с бейджами дольше всех (как бы забыв про них) ходят те, у кого было три коричневых полоски или – три коричневых и одна красная.
Из Москвы пришло плохое известие.
Еще до бизнес-лагеря я получил приглашение на научную конференцию в ФРГ. Документы на выезд оформляла в Москве сотрудница одного из наших кооперативов. У нее были анкета, автобиография, подробные сведения о семье, моя фотография – словом, полный комплект. Это все находилось в дипломате ее мужа, когда на них напали в их подъезде: ей выстрелили в живот, а ему порезали шею ножом, забрав дипломат со всеми моими документами. К счастью, они оба остались живы.
2.29 Расслоение и коррупция
Началось социальное расслоение.
Кто-то занялся политикой, кто-то ушел с головой в бизнес, кто-то отправился на производство, а кто-то увлекся поединками. А кто-то и "выпал в осадок", оказался на "социальном дне", став безработным или правонарушителем.
Не каждому по карману оказалось посидеть в баре. Бар яснее ясного показывал, кто чего достиг в игровой жизни.
Сначала предприниматели отмахивались от политики, как от мухи, считая, что она их никак не касается, забыв прописную истину:
товарищ предприниматель! Если ты не займешься политикой – она займется тобой!
Политики, обнаружив, что они могут посидеть в баре, только если их пригласит знакомый предприниматель или директор государственного предприятия, а на свою игровую зарплату это абсолютно невозможно, предметно занялись законодательством.
И вскоре в одном из государств был принят закон о регулировании цен в баре с тем, чтобы сделать его посещение "доступным для трудящихся". Товары и вправду стали "доступны", и их как ветром сдуло. Бар опустел: в нем можно было сидеть, да вот на стол поставить-положить было нечего.
Тогда они ввели карточную систему: ограничили количество товара, отпускаемого в одни руки…
Но не только бар пострадал, пострадали и предприниматели: деньги у них были, только вот потратить их было негде, и валюта этого государства обвалилась.
Государство раскололось, и радикальная часть граждан образовала "Красную Республику Советов", объявив военный коммунизм.
Предприниматели всех государств быстро извлекли урок: политиков надо держать деньгами на коротком поводке. И активно занялись спонсированием и лоббированием. Да и сами политики смело и гордо стали оглядываться по сторонам в поисках солидного покупателя их услуг. В нравственности "народов" была пробита брешь, и получила расцвет экономическая преступность.
Сначала пропала государственная казна в одном государстве, затем и в другом. Почтовые работники Бердянска сообщили нам, что наши слушатели активно отправляют домой посылки со стиральным порошком и мылом. В это время в Советском Союзе эти уникальные продукты исчезли из свободной продажи, у нас же в магазине за игровую валюту их можно было купить (эти товары по контрактам завезли китайские и польские слушатели).
Чтобы прекратить разраставшееся, как бы игровое, воровство, мне пришлось выступить перед Цветной Федерацией в новом для меня жанре – с проповедью (иных технологий я на тот момент не нашел).
>> из моей книги "Искусство управленческой борьбы"
В бизнес-лагере начались события, требовавшие принятия нестандартных мер. Сперва в одном из государств куда-то исчезла государственная казна. Об этом с шутками пересказывалось друг другу.
Потом ко мне пришли из другого государства с такой же проблемой: "У нас правительство украло государственные деньги и переизбралось. Мы спрашиваем, где деньги, они отвечают: спрашивайте со своего нового правительства, раз вы нас переизбрали. Спрашиваем у нового, а они: спрашивайте у старого правительства, оно нам ничего не передавало! Они просто в сговоре друг с другом!"
"Обратитесь к своему государственному судье. Он, надеюсь, не переизбирался?!"
"Не переизбирался. Но он с ними заодно. Только смеется…"
Я обещал подумать.
Вскоре работники почты Бердянска сочли необходимым довести до меня информацию о том, что наши курсанты отправляют с почты домой посылки с разными дефицитными товарами, особенно много – мыла и стирального порошка.
Тут уж явно надо было действовать, иначе ситуация могла пойти вразнос. Я стал придумывать стратагему, поскольку мгновенного решения в своем арсенале приемов не видел. Я стал размышлять о психологии краж и, что было для нас особенно актуально, о психологии первой кражи, совершаемой честным (до этого) человеком.
Я вспомнил время, когда я ходил в кораблестроительный кружок ленинградского Дворца пионеров.
Однажды руководитель кружка ушел домой на несколько минут раньше группы, и группа расходилась самостоятельно. Мы проходили через комнату авиамодельного кружка, она была проходная, и в ней никого не было. А на протянутых через комнату шнурах висели очень красивые готовые и полуготовые авиамодели.
Кто-то первый из наших взял и прихватил на ходу одну из моделей. За ним – следующий, следующий… Каждый старался выбрать модель покрасивее и более готовую. Это было так просто.
Я растерялся. То я выбирал себе модель глазами – но вот ее уже кто-то берет, – то я говорил себе: а как же ребята?! Которые делали их своими руками, придут завтра, и… Так и ушел. Не взяв ничего и отчасти жалея – уж очень красивые были некоторые модели! Зато, какое счастье я испытал на следующем занятии, когда наш руководитель нас грустно расспрашивал – каждому задавал вопрос: "Ты брал?" Все говорили "нет", и я сказал: "Нет, не брал!"
Но у меня в груди была песня: я и вправду не брал. Я думал: как это хорошо, что я не брал и что честно могу сказать об этом.
И я решил прочесть проповедь.
Весь лагерь собрался на нее с любопытством.
Я рассказал о ближайших кражах, об отправке домой посылок, о радости семей, которые понятия не имеют, что это – наворованное. И что с того, что валюта игровая?! Взрослые люди понимают: кража – она и есть кража! Разве радовалась бы семья, если бы знала, что их сильный и умный папочка – украл?! Да жена слезами зальется! Ну чья-то не зальется: тому еще больше можно посочувствовать! А дети: папа, как это ты так много заработал?! А в глазах светится гордость за папу. Нет, скажете, сыночек – я украл?! Скажете, что его умный и сильный папочка не оказался способен ни на что большее, чем на кражу?! Сейчас вам кажется, что это не кража, а умная комбинация. А приедете домой, и самим станет очевидно: банальная кража!
На следующий день одну из касс вернули (другую не вернули), и кражи затихли.
Однажды меня пригласили на игровую свадьбу: темнокожий слушатель с острова Свободы женился на бледнолицей девушке из российской глубинки. У меня как раз выдалась свободная минутка, и я принял приглашение. "Молодых" одаривали подарками, среди которых была и крупная денежная купюра в пятьсот голубых вийтн. Не все ее раньше видели, и ее пустили по рукам. Дошла очередь и до меня: ощупывая ее, я почувствовал, что она из более плотной бумаги…
Я вспомнил слова одного шутника сразу после денежной эмиссии: "Да мы вашей валютой все коридоры завалим!"
Тут же откланялся и пошел продумывать и готовить денежную реформу.
Интуитивно предчувствуя такую возможность, я вообще не пускал в оборот тысячные и пятитысячные купюры. Теперь же, изменив номиналы и цены в десять раз и пустив в обращение самые крупные купюры, я сделал подделку прежних экономически невыгодной (цветное ксерокопирование в те времена было дорогим удовольствием, да и было-то не в каждом городе). Ночи хватило, утром сразу после завтрака денежная реформа вступила в силу, и фальшивая валюта в сколько-нибудь заметном количестве так и не появилась.
Но тут от слушателей стали поступать сначала шутки, потом намеки и, наконец, жалобы на "засилье мафии": экономическая преступность срослась с государственными и судебными органами.
Решив, что промедление смерти подобно, я попросил вывесить объявление о том, что желаю встретиться с мафией (или ее представителями), и где сообщал, что если кто из мафиозо не придет сам или не пришлет своего представителя (мандат не обязателен!), то дальнейшие претензии с его стороны не принимаются. Любопытствующим советовалось воздержаться от посещения этого мероприятия с явно непредсказуемыми для них последствиями.
На встречу пришло человек десять-одиннадцать. Я сказал им, что не требую от них ничего иного, как только выслушать, что я скажу. И произнес короткую речь:
• "Спасибо, что пришли.
• Среди вас есть причастные к мафии и есть – не очень.
• Мафия – враг государства, хотя и включает в себя высоких государственных чиновников.
• У мафии есть враги, но они слабы – их от мафии никто не защищает, и она расправляется с ними без суда и следствия.
• Хотя мафиози в обществе известны, никто не может, не хочет или боится поймать их за руку.
• Мафия сильна – она защищена демократическими свободами, которые всегда на пользу мафии и во вред ее врагам.
• Но когда она неосторожно переступает красную черту, чреватую социальным взрывом, демократические свободы тут же заканчиваются и врагам мафии дают лицензию на ее отстрел без суда и следствия.
• Но по заранее заготовленным спискам и адресам.
• Что они быстро (в течение ночи) и повсеместно проделывают, после чего общество свободно вздыхает и снова вводит демократические свободы, которые порождают новую мафию.
• Но уже без вас, дорогие слушатели!
• Мафия бессмертна!
• Чего не скажешь о самих мафиози.
• Надеюсь, вы все поняли правильно, и правильно передадите остальным!
• Встреча окончена, до свиданья!"
И эта проблема как-то рассосалась. Возможно, помогла не сама речь, а исходившее от интонации холодное веяние.
2.30 Война и мир
Государство возникает как социальный институт, канализирующий физическую борьбу между людьми (право силы) в управленческую и затем – в правовую борьбу (сила права), и обладает инструментарием, чтобы физически принудить всякого несогласного с ее результатами к покорности.
Для этого государство должно быть заведомо могущественнее всякого частного лица. Как только оно не удовлетворяет этому условию, оно превращается в декорацию, прикрывающую право силы.
Между государствами возникает аналогичная проблема. Роль метагосударства, обеспечивающего соблюдение силы права в межгосударственных отношениях, играет имеющая многовековую историю сеть различных межгосударственных соглашений, договоров и акцептированных прецедентов. И сеть эта постоянно актуализируется неустанной деятельностью дипломатического корпуса. Ее могущество усиливается и историческим опытом, показывающим, что соотношение силы между различными государствами с десятилетиями и столетиями изменяется и что государствам разумно следовать пословице: не плюй в колодец – пригодится воды напиться!
Когда одно из государств становится явно сильнее упомянутой сети, оно либо по возможности изменяет ее под угрозой разрыва, либо просто рвет ее: перестает платить по обязательствам или явочным порядком занимает нечто, принадлежащее другим государствам.
Но есть еще один сдерживающий механизм. Частные лица объединены между собой не только в рамках одного государства, но и с частными лицами других государств. Особенно это касается "сильных" частных лиц, имеющих значительную собственность, для удержания которой в случае войн, социальных и природных катаклизмов они, как правило, рассредоточивают ее по различным регионам мира. Эти частные лица зависимы друг от друга общими проблемами сохранения личной собственности и могущества, поэтому оказываются связаны иной, "частной сетью" отношений со своими правилами игры. И эта сеть прочно удерживает небезразличных к собственному благополучию государственных деятелей от слишком уж непродуманных решений. Понятно, что далеко не каждый принадлежит к этой сети или, говоря словами Карла Маркса (правда, сказанными по иному поводу):
в каждой нации – две нации.
Одна поднация прочно связывает свою судьбу с судьбой собственного государства и ищет у него защиты "в случае чего", она в известной степени склонна к патриотизму. Она не всегда выигрывает вместе со своим государством, но проигрывает всегда вместе с ним.
Другая поднация ищет защиты у того государства, которое в данный момент может оказать ее более эффективно, используя соответствующий фрагмент "частной сети". Она патриотична в той степени, в какой имеет привычку показывать это своим согражданам, что не мешает ей оказывать информационную и экономическую поддержку противникам своего государства, даже в условиях войны. Она редко проигрывает с проигрышем того или иного государства, поскольку участие в "частной сети" позволяет ей своевременно иметь самую конфиденциальную информацию, как бы эта информация ни была официально засекречена. И всегда выигрывает с выигрышем своего, а иногда – и не только своего государства. (Понятно, что эта "частная сеть" развивается по своим законам, имеет своих формальных и неформальных лидеров, но это уже не наша тема.)
В просторечии эти две нации называют "простой народ" и "сильные мира сего", обычно обращая внимание на имущественное различие. Для нас же интересны те естественные следствия этого различия, о которых мы сказали выше.
Наш эксперимент был бы неполным, если бы мы не воспроизвели международные отношения между нашими семью государствами во всей полноте, т. е. включая и военный способ принуждения другого государства, хотя бы к выполнению им принятых на себя обязательств.
Настало время предложить технологию игровой войны, и я выступил с сообщением на эту тему перед "Советом Федерации", состоящим из высших чиновников наших государств.
Однако члены Совета не поддержали идею моделировать войну в рамках бизнес-лагеря, несмотря на мои заверения, что "в жизни это очень может понадобиться". Возражения сводились к лозунгу: "Какая война?! Мы – советские люди – все вопросы должны решать только мирным путем!"
Я решил продолжать технологическую подготовку к проведению войны, в частности, один из преподавателей Академии Генштаба СССР начал у нас чтение своего курса по военному искусству. Но и "борцы за мир" не бездействовали: семеро президентов собрались и подписали некую всеобщую мирную резолюцию, запрещавшую изготовление оружия, подготовку к войне и ее ведение. К сожалению, по моему недосмотру эту резолюцию подписал и президент нашего Голубого государства.
Я поделился своими сожалениями по поводу недальновидной позиции слушателей с одним из приглашенных преподавателей – польским профессором, некогда консультировавшим известное профобъединение "Солидарность", и он мне дал неплохой совет:
"А вы начните с тренировочной войны не между государствами, а с шутливой – между женщинами и мужчинами! А там люди увлекутся и втянутся!"
Женщин у нас было не так много – меньше десяти процентов слушателей, тем не менее мне удалось сформировать две маленькие женские армии и провести учебное сражение между ними. В шутливой форме пошли разговоры о предстоящем сражении между женской и мужской армиями. Казалось бы, дело пошло!
Но на очередном заседании "Совета Федерации" после того, как повестка дня была исчерпана, в разделе "разное" поднялся невысокий полненький мужчина – судья одного из государств и громогласно сказал:
"Я хочу сделать заявление. Дик упорно, не битьем, так катанием, тянет нас в войну! Хочу обратить на это всеобщее внимание! Война противоречит нашей идеологии, мы за мир, и соответствующий документ подписали все наши президенты! Если Дик будет продолжать втягивать нас в войну, я считаю необходимым обратиться в Бердянский Горком КПСС! И официально об этом заявляю!"
Зал его поддержал.
Да, ход с его стороны был очень сильный, правда, неигровой. Тем не менее, военную технологию пришлось снять. Сложностей с местными властями нам хватало и без этого.