– Ах, вы так и не разобрались в движениях моей души! – возвысила голос Анжелика. – И где вам, безмозглой кукле, сообразить, что с утра у меня никогда не бывает аппетита! А когда он просыпается к обеду, я терплю. Страдаю, мучаюсь, стенаю, но голод неумолим, и к четырем пополудни я капитулирую в битве с ним…
– Но зачем терпеть? – недоуменно спросила Корикова. – Почему не сходить на обед? Или, если не успели, перехватить пару пирожков в буфете?
– Пирожков?! – выкатила глаза Крикуненко. – Вы бы еще сказали – чипсов! В том-то и дело, что я не питаюсь подножным кормом! Покойная матушка сызмальства внушала мне, что уважающая себя дама должна блюсти талию. И как видите, мне уже за тридцать, а талия у меня как у Людмилы Марковны Гурченко времен "Карнавальной ночи".
И Анжелика развела руками, дабы все могли оценить стройность ее стана.
– А толку-то в такой талии, если нет ни жопы, ни титек, – хмыкнула Рыкова. – Сушеная вобла.
– Талия, действительно, замечательная, – тактично заметила Корикова. – Но насколько мне известно, люди, озабоченные стройностью, никогда не будут есть копченую колбасу, доширак и йогурты. Вы бы хоть яблоко что ли взяли!
– Жрите сами свои яблоки! – Крикуненко уже не стеснялась в выражениях. – Когда от голода темнеет в глазах, яблоки – это последнее, что может пожелать измученный организм. Он, стервец, требует мяса, макарон, сыра! Но неужели, находясь в здравом уме, я могу приобрести эти вреднейшие продукты? О нет! А поскольку никто из вас не носит на работу ничего диетического, мне приходилось довольствоваться тем, что было. О, в такие минуты я, наверно, не побрезговала бы и куском пиццы, и сосиской в тесте!
– Ну вот, мы еще и виноваты оказались – не тем питаемся, – сухо сказала Корикова. – Я вас прощаю, Анжелика Серафимовна, а с остальными разбирайтесь сами.
– Как это – прощаю? – подскочил Вопилов. – А как же наш уговор, что вор ведет всех в кабак?
– Я никаких договоров не подписывала! – отрезала Анжелика. – А вором добропорядочного гражданина может признать только суд!
– Анжелика Серафимовна, вы бы для приличия все-таки извинились перед людьми, – посоветовал Кузьмин. – Обожрали коллектив, а выставляете себя национальной героиней!
– Признаться, не ожидала, что мой родной коллектив окажется скопищем жмотов. Остается только поражаться, как несовершенна людская порода… Но предупреждаю сразу: если замечу хоть намек на дискриминацию, хоть тень какого-то недовольства, хоть один косой взгляд, я уж найду, как заставить вас вести себя прилично! – прошипела Анжелика.
– Да мы просто объявим вам бойкот, вот и все, – сказал Кузьмин. – Никто не заставит меня разговаривать с человеком, которого я не уважаю.
– Яночка Яковлевна еще как заставит! – ослепленная верой в покровительство начальницы, раздухарилась Крикуненко. – Вы все послушные марионетки в ее руках! Она переставляет вас как пешки, а надоест ей кто – смахнет с доски и руки отряхнет. Ваши судьбы, презренные, всецело в ее власти.
– Да что вы говорите, Анжелика Серафимовна! – хмыкнул Кузьмин. – У вас какие-то чрезмерно демонические представления о личности Яны Яковлевны и ее роли в истории.
Лично для меня ее мнение по всем вопросам, кроме рабочих, сугубо фиолетово. Да и по рабочим-то…
– Извините, Анжелика Серафимовна, но я тоже отказываюсь признать себя марионеткой Яны Яковлевны, – иронично произнесла Корикова, но тут же добавила: – При всем к ней уважении.
– А я-то и подавно плевала на ее заскоки! – поддержала митингующих Рыкова.
– Ах, не марионетки? Ах, плевали? Так и запишем, так и передадим! – паясничала Анжелика. – Вот и отыскались наши таинственные недоброжелатели! Саморазоблачились, так сказать! Интересно, кто из вас Кэп Грей? Вы, Антоша? Или вы, Алиночка? Или же эти пасквили на форуме – продукт вашего коллективного творчества?
– Я не Кэп Грей, это стопудово, – ответил Антон, заметно сбавив обороты.
– Аналогично, – сказала Алина.
– Да что вы к ним прикопались? В этой комнате любой может быть Кэп Греем, – опять подключилась Рыкова. – Всем ваша Яна Яковлевна как гость в горле.
– У меня в сети совершенно другой псевдоним, – на всякий случай поспешила засвидетельствовать Колчина. – И я никогда не пишу плохо об уважаемых людях.
– А я вообще на форумах не торчу, дел по горло, – пробормотал Вопилов, углубляясь в просмотр очередной анкеты на сайте знакомств.
– И я, и я, – поддакнули остальные.
Только Филатов не смог подтвердить своей благонадежности. Умаявшись за день, молодожен вздремнул прямо на стуле.
– Извините, задержалась в мэрии, – на пороге объявилась нарядная Яблонская с букетом белых лилий. – Юлечка, это тебе. Будь счастлива, детка. А что все такие смурные?
– Да так, одну свинью на чистую воду вывели, – негромко произнесла Рыкова.
– Какую свинью? – Яна насторожилась.
Зина только открыла рот, как Крикуненко бросилась к Яблонской и часто-часто заговорила:
– Бред, ложь, гиль! Не верьте ни одному слову этих клеветников! Подумать только, обвинить меня в несусветной низости! И ладно меня… Но вас, вас!
Яблонская вспыхнула, но ничего не сказала. А Крикуненко азартно продолжала, простирая к ней длани:
– Я их всех разоблачила! Сорвала маски с интриганов! Задушила заговор в зародыше! И готова сейчас при всех объявить, что Кэп Грей – это… это… это…
Но пока Анжелика устрашающе буравила всех по очереди выцветшими голубыми глазками, раздался тихий голос Кориковой:
– … это никто из нас. Кэп Грей только что отметился на форуме.
Любопытство было столь велико, что все, не стесняясь присутствия Яблонской, бросились к компьютерам. Лишь один Филатов остался на месте, смачно икнув во сне.
Cap Grey сообщал следующее:
* "Продолжаю скорбную летопись бесчинств Яблонской. От надежных людей мне стало известно, что она собирается подвести под увольнение лучших журналистов "Девиантных" – Кузьмина и Корикову. А поскольку работают они исправно, и докопаться к ним сложно, продумываются какие-то особо хитроумные шаги по их выживанию. И когда только эта Яблонская угомонится? Неужели она не понимает, что сама себе копает яму?"
Яна покраснела еще больше: информация таинственного недоброжелателя была чистой правдой. Только вчера она обсуждала эту тему с юристом "Девиантных", потом с Карманом, затем – с Кудряшовым и Серовой. А вечером звонила Карачаровой – посоветоваться, что делает в подобных случаях она. Правда, фамилии впавших в немилость журналистов Ольге она не назвала. Яна ревновала к "Эмским", и даже если бы опостылевшие Корикова с Кузьминым ушли от нее к Карачаровой, она расценила бы это как измену.
Но при всем при этом, ни с кем расставаться Яблонская не собиралась. Разговорами об увольнении она собиралась приструнить Алину и Антона, а заодно нагнать страху и на весь коллектив…
– Забавный топик, – заметил Кузьмин. – Что скажете, Яна Яковлевна?
– Что скажу? – Яблонская растерялась, но тут же взяла себя в руки. – Скажу, что не комментирую слухи.
– И снова вы уходите от прямого ответа, – махнул рукой Антон. – Мне как, начинать искать новую работу или нет? Знаете, я ведь в любую минуту могу написать заявление. Вы только скажите.
– Поддерживаю каждое слово Антона, – устало сказала Корикова.
– Вот и отлично! – воскликнула Крикуненко. – Яна Яковлевна, не удерживайте их. Подпишите им заявления, пусть чешут на все четыре стороны. Вырастили тоже звезд на свою голову! Пора спустить их с небес на землю.
– Спасибо за совет, Анжелика Серафимовна, – едко отвечала Яблонская. – Но я и не думала никого увольнять. Коллеги, кому вы верите? Этому писателю-фантасту, да еще и анониму?
– Который орудует буквально у вас под носом! – не унималась Крикуненко. – Провалиться мне на этом месте, если Кэп Грей не строчит свои гнусные поклепы прямо из этой комнаты! – и притопнула ножкой. И надо же, ее "рюмочка" действительно ушла в прореху линолеума.
– Будем считать провал засчитанным! – засмеялся Кузьмин, а Анжелика, косясь куда-то в потолок, пафосно зашептала:
– Что ты хочешь мне этим сказать, о всемогущий Зевес? Научи неразумную дщерь свою распознавать божественные знаки, вписанные тобой на скрижали бытия…
– Дурдом на выезде, – безапелляционно объявила Рыкова. – Ну не хочет Зевес с вами разговаривать! Зато я могу с легкостью перевести с божественного: никакого Кэпа Грея в этой комнате нет.
– Нет, есть! – настаивала Крикуненко. – Почему Алиночка сидела за компьютером, когда все ели бутерброды с кабачковой икрой? О, ничто не ускользнет от моего всевидящего ока! А почему Антоша по своему обыкновению не нажрался, пардон, с новобрачным и этими двумя? – она указала на Ростунова и Вопилова. – А потому что он, видите ли, был архизанят! Якобы срочно дописывал статью. Но это, право, смешно. Какая может быть срочность в пятничный вечер?
Яблонская нахмурилась:
– Что за статью вы писали, Антон?
– Я? Да так, есть одна задумка. Не хотел говорить раньше времени.
– Покажите.
– Зачем? Текст еще не готов.
– И все-таки я настаиваю.
– Нет, Яна Яковлевна, – и Кузьмин прямо посмотрел ей в глаза.
– Что? – Яблонская, похоже, не ожидала подобного неповиновения.
– Я сказал: нет, – повторил Антон.
– Как? Против тебя выдвинуты серьезные обвинения, а ты не хочешь оправдаться?
– Нет, не хочу.
– Вот как? А если я сейчас издам приказ о проверке содержимого твоего компьютера, и через полчаса мне на стол ляжет распечатка, что и когда ты писал в течение рабочего дня, а также какие Интернет-ресурсы посещал?
– Воля ваша, Яна Яковлевна, – с легкой издевкой отвечал Антон.
– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – угрожающе произнесла Яблонская и повернулась к Кориковой: – Надеюсь, Алина позволит мне посмотреть, чем она в последние полчаса занималась на компьютере.
– Нет, не позволю, – спокойно отвечала Корикова.
– Бунт на корабле! – заверещала Анжелика. – К ногтю их! На правеж!
– У меня нет от вас особых секретов, – продолжила меж тем Алина. – Но эта проверка оскорбительна. Вы не понимаете, что ли? И потом, не только мы с Антоном сидели за компами. Все время от времени отходили от стола. А некоторые и до сих пор в Интернете торчат, – и она перевела взгляд на Вопилова, который выпал из времени и пространства, разглядывая фото какой-то толстозадой мулатки в леопардовом бикини.
Яна сообразила, что по запальчивости пошла на поводу у Крикуненко, но давать задний ход было уже поздно. Она лихорадочно подыскивала, что бы сказать такого умного и весомого, как вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла Серова.
– Простите за опоздание, – улыбаясь, пробормотала она. – Еле вырвалась с этого заседания! А где молодые?
Все поискали глазами героев дня и увидели безрадостную картину. Зареванная Юля в платье с обтоптанным подолом трясла за плечо забывшегося в пьяном сне супруга.
Было около двух ночи, но Антон не спешил покидать бар. Во-первых, до того, как лечь спать, ему обязательно было нужно переговорить с одним человеком. Во-вторых, несмотря на поздний час, на улице было душно, а здесь атмосферу разгонял кондиционер, и бармен наливал маслянисто-тягучую ледяную водку.
Каждые 10–15 минут на его телефон приходила СМС-ка с одного и того же номера. Антон безучастно читал их и тут же стирал, не отвечая. Да и чем он мог помочь несчастной по собственной воле Колчиной, которая опять, заливаясь слезами, смотрела "Джейн Эйр" подле пьяного вдрабадан мужа?
– Какие они все-таки дуры, – пробормотал он, сделав глоток водки и лишь взглянув на ломтик лимона на блюдечке.
"Нет, а что умного? Колчина при всей своей смазливости всего лишь ограниченная истеричка, озабоченная только тем, чтобы все у нее было не хуже, чем у всех. Корикова? Да, симпатичная. И к моральным качествам до недавних пор претензий не было: чуткая, искренняя, доброжелательная. Но все чары рассеялись в тот миг, когда милая Алиночка не стала отрицать, что подсыпала отраву в коктейль Серовой!
Или вот ту же Серову взять. Не красотка, если уж честно. Но какая-то изюминка в ней, безусловно, есть. Но что это за изюминка и под сколькими слоями она спрятана? И главное, как извлечь ее на свет божий? За какую ниточку потянуть?
Яблонская – вообще клинический случай. Ничего женского – кроме, пожалуй, истеричности. Комиссарша. Казнить нельзя помиловать. Интересно, она и в постели такая?"
Тут Антон тихо рассмеялся: к своим 27 годам он уяснил, что борзовитые девицы типа Яны бывают куда покладистее всех прочих, если к ним подкатывает некто подчеркнуто брутальный.
"Так, кто у нас еще остался? Ну, конечно, она, звезда моих очей, энигматичная чертовка Зинуля Рыкова. Но это разговор особый. Та еще штучка-то… Права Алинка. Все, еще 50 грамм и иду".
В полчетвертого утра он открыл дверь в незнакомый подъезд. Поднялся на третий этаж, всмотрелся в номера квартир, спустился этажом ниже. Позвонил в дверь. Никто не отозвался.
– Ну сколько же можно гулять? – с улыбкой проворчал Антон и присел на ступеньку.
Он опять подумал о Яне. Близок, близок тот час, когда придется с ней объясниться. И он в который раз подыскивал слова, с которых начнет важный разговор.
Яна Яковлевна, я давно хотел вам сказать, что…" Чухня какая-то! С подобных фраз заводили свои многочасовые объяснения тургеневские герои – и то, если собирались дать барышне вежливый отлуп. "Яна Яковлевна, наверно, вы уже догадались, что…" Опять не то! Скорее всего, она и не думала догадываться. Догадалась бы – давно была бы реакция. Яблонская не из тех, кто месяцами обдумывает информацию, выжидая подходящего момента, чтобы пустить ее в ход. "Случалось ль вам воображать, что…" Боже, один высокий штиль в голову лезет…"
– Ой, кто здесь?!
Антон вздрогнул:
– Это я, не бойся. Заснул. Давно жду, устал.
– А зачем ждешь? Позвонить не мог, что ли?
– Да ну. Мне увидеть тебя хотелось.
– Ну, увидел, что дальше?
Мимо его носа прошествовали длинные ноги на высоченных каблуках. Он поднял голову – юбка заканчивалась где-то гораздо выше его носа.
Трижды повернулся в замке ключ. Потом еще столько же – во втором замке.
– Заходи.
Голос приглашающей звучал не слишком дружелюбно.
Антон переступил порог. Однушка не была вылизана до состояния стерильности, как, например, хоромы Колчиной. Но беспорядок, который предстал перед ним, был особого рода – порожденный ежедневным присутствием здесь самовлюбленной и прагматичной особы. Нигде не было видно ни мягких мишек, ни рамочек с фотографиями, ни тапок с пушками. Зато на спинке кровати (часть спальни прекрасно просматривалась из прихожей) висели три или четыре лифчика ярких цветов, а поодаль выстроился ряд туфель на высоких каблуках.
– Ну, что надо? – Рыкова развернулась по направлению к кухне. – Выпьем?
– Выпьем, – и Антон прошел за ней.
– Знаешь, я чисто случайно так рано вернулась, – продолжила Зина, доставая из холодильника наполовину пустую литровину белого мартини. – Ну, что у тебя ко мне за срочные дела? Не тяни кота за яйца.
– Зин, – Антон сделал паузу и выразительно посмотрел на нее, – ты фенотиазин еще из Чебоксар привезла?
– А что это такое? – без особого интереса спросила она.
– Ну, некоторые называют это аскорбинкой, – Антон засмеялся.
Зина стояла напротив него, облокотившись задом на кухонный гарнитур и вызывающе припав на одно бедро. Босоножек на шпильках она не сняла.
– Ну? – продолжил Антон. – Что-то у нас беседа не клеится.
– Не клеится? – Зина подмигнула ему и улыбнулась. – Знаешь, такие дела я предпочитаю решать в койке.
– А я предпочитаю идти в койку уже с решенными делами, – с лукавой улыбкой парировал Антон. – Ловко ты, красота моя, придумала. Решила чужими руками жар загрести. Алинка-то ведь так и не поняла ничего…
– Все она поняла. Потому и не разговаривает со мной, – буркнула Рыкова. – Не надо из нее святошу делать. На фиг нужно было кнопки в Светкины мокасины подкладывать, если ты вся такая порядочная?
– Кнопки? Это что-то новенькое.
– Ну, как-то она на Светку разозлилась. И вот, не придумала ничего забавнее! Не иначе как детство в заднице взыграло. Я таких вещей не понимаю. Какой смысл подлянки делать, если у тебя от этого жизнь лучше не становится?
– Идейная ты, – Антон махом уничтожил полкружки мартини. – Только чем твоя жизнь стала лучше после того, как Светку на "скорой" увезли?
– Так ведь не для себя, Антош, старалась. Для лучшей подруги. Но просчиталась. Не оценила Алинка моей находчивости. Сама зубами скрежетала, что Серова ей дорогу перешла да карьеру заела. Ну а когда я, как нормальная подруга, помогла ей разрулить проблему, начала от меня морду воротить. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить…
– Ни фига себе, разрулила она проблему! Из-за какой-то ерунды чуть не отравила человека, – возмутился Антон.
– Ну уж и отравила, – усмехнулась Рыкова. – Ничего бы твоей Серовой не сделалось. Я знаю, сколько сыпать. Выверено путем проб и ошибок.
– А, так Светка не первая, кого ты угощаешь коктейльчиком?!
– Ну нет, обычно я коктейлями никого не балую, – Рыкова соблазнительно полуулыбалась. – Просто угощаю аскорбинкой и все. Нормально прокатывает. Но согласись, было бы глупо в разгар пьянки навяливать Светке витаминки.
– А не боишься ты кого-то сверх меры накормить своими пилюлями?
– Нет, не боюсь. Говорю тебе – знаю меру. С двух таблеток объект просто дуреет или ха-ха ловит. С трех могут уже и глюки приключиться. А четыре-пять – это если клиента нужно на энный срок убрать с арены событий. Конечно, если чел настроен целую упаковку умять, то тут я рекомендовала бы распорядиться насчет завещания…
– И где ты эту отраву раздобыла? – кровожадные байки Рыковой одновременно и возмущали, и очаровывали Антона.
– А у нас тогда фармзавод что-то не то нахимичил. Какая-то мелюзга траванулась слегка. Ну, эту партию было приказано отозвать из продажи. Да только пока они отзывали, я не будь дура, обошла несколько аптек и затарилась вкусняшкой.
Зинкина наглость была столь беспримерна, что Антон понял: прокурор из него вышел неважный. Отправляясь к Рыковой, он рассчитывал, что она будет отпираться, плакать, оправдываться… Словно прочитав его мысли, Зина сказала:
– Думаешь, мне стыдно, что ли? Ни фига не стыдно. У меня мотив был благородный – для лучшей подруги старалась. Много ты такой преданной дружбы видел?
– Преданной – от слова "предательство", – пробормотал Антон и добавил громко: – А раз ты так любишь Алинку, почему не рассказала ей всю правду про витаминки? Пока я ей глаза не открыл, она была уверена, что яд был в водке или в соке.
– И что она тебе ответила? Сразу на меня стрелки перевела?
– Нет, ничего не сказала.
– Ну вот видишь, какая она мать Тереза. А ты говоришь: сказать ей всю правду про витаминки. Да разве бы после этого она бросила их Светке в коктейль? Что ты, тут бы начались гамлетовские раздумья, рефлексия, самобичевание… А мне эти разговоры о высоком на фиг не были нужны. Вижу цель – иду к ней. Тем более, времени было в обрез. Да и Колчина постоянно на кухню свой нос совала…
– Алинка до сих пор места себе не находит.