Он и вправду был похож скорее на араба или турка, чем на коренного русака. От матери-волжанки, поповской дочки, он унаследовал только широкие скулы и скрытую богобоязненность. Все остальное досталось ему от отца, донского казака - карие глаза, орлиный нос и вредный характер. В училище ему поначалу пришлось изрядно вытерпеть от сержанта-хохла, который не переваривал "черножопых", особенно с русскими фамилиями. Зато все голубоглазые и статные однокашники Гранцова остались служить в Союзе, и многие отправились на Дальний Восток, а он, чернявый - на Ближний.
- Если застрянешь на ночь, позвони, - предупредил Поддубнов. - И без банщиков не возвращайся. Живые или мертвые, они нам нужны в субботу. Вопросы есть? Вопросов нет.
Заодно со склада были прихвачены традиционные сувениры, которые принято было дарить городским обитателям: тушенка из солдатского пайка и коньяк из офицерского.
Из автопарка базы на ходу оставались три машины - "Урал", "уазик" и "ситроен". На "Урале" Гранцов обычно доезжал до станции, а там пересаживался на электричку. На "ситроене", который остался от иностранных владельцев, ездил сам Поддубнов. Садясь за руль, он не забывал процитировать Наставление по индивидуальной гимнастике для командиров РККА: "Работающий орган развивается, лишенный работы - хиреет", и отправлялся к одной из своих подружек.
"Уазик" же выпускали из гаража только в особых случаях - например, когда возили на охоту очень дорогих гостей. Это была безотказная и крепкая машина, но ужасно прожорливая. По крайней мере, так считал Поддубнов, с тяжелым вздохом выдавая Гранцову еще и две полные канистры.
Выехав с грунтовой дороги на шоссе, Вадим Гранцов остановился на мгновение, зажмурился и покрутил головой. Так он делал всегда, отгоняя опасное ощущение животного счастья. Что ж, чем не счастье - сыт и свободен, в чистой одежде, на исправной машине, и всего через час езды по хорошей дороге он будет в Питере!
Глава 2. Начало черной полосы
Гаишники обычно не придираются к военным машинам, но Гранцов все равно ехал очень аккуратно. Привычка к безупречной езде выработалась в нем сразу же, как только он сел за руль своих первых "Жигулей". Перед этим он целый год в Ливии крутил баранку то БРДМ, то тяжелого джипа, зарабатывая на собственную машину. Щеголеватая "пятерка" показалась ему утлой байдаркой, в которую пришлось спуститься с крейсера. Чтобы уцелеть на ней в городе, без оружия, без брони, без группы прикрытия, пришлось научиться ездить осторожно. И Вадим приучил себя не нарушать правил, даже когда этого никто бы и не заметил.
Нелегко было выработать столь ценную привычку, особенно если отцы-командиры столько лет приучали тебя четко отделять правила, уставы и законы от реальной жизни. Желтый свет запрещает движение? Но ехать-то надо! Подслушивать некрасиво? Но зато так интересно! И даже в тексте присяги, который хранился в ротной канцелярии, рукой одного из гранцовских командиров были внесены изменения после слов "торжественно клянусь быть честным, храбрым…". Честности и храбрости было маловато, чтобы служить в отдельном разведбате. Требовалось быть не "дисциплинированным и бдительным", а "дерзким, стойким и решительным". А еще ниже имелась приписка карандашом: "Главная черта разведчика - незаметная наглость".
В разведчиках Гранцов прослужил шестнадцать лет, не считая загранкомандировок, когда его называли советником или инструктором. Он и подсоветных своих, меньших братьев по оружию, учил тому же - "Для разведчика нет дорог, нет заборов, нет законов". Эти формулы придумал, конечно, не он. У Гранцова были хорошие наставники, и они учили его воевать. В мирной жизни их наука была бесполезна.
Вадим Гранцов не выслужил себе ни высоких званий, ни наград. Он дотянул до майора, да и с майорской звездой чуть не расстался. В буквальном смысле. То есть с похмелья пытался у пивного ларька возле бани поменять свою офицерскую рубашку с погонами на кружку пива.
В тот раз ему опять повезло. Рубашку он не продал, но встретил знакомую фигуру - мичман Поддубнов обладал запоминающейся внешностью. Борис Макарович только что вышел из бани, и, распаренный, он казался еще больше, чем был. "Товарищ капитан, откуда у вас майорская рубашка? Неужто трофей?" - пробасил этот гигант, и пропащий алкоголик Гранцов сразу вспомнил, что когда-то был капитаном, и очень боевым капитаном, а этот несокрушимый мичман гонял его по лучшей в Союзе "тропе разведчика" в учебном отряде при Старо-Крымской бригаде. Они выпили по кружечке, обсудили международное положение, и в свою коммуналку Гранцов уже не вернулся. Так майор спецназа превратился в рядового банщика.
Гранцов сбросил скорость до положенных шестидесяти, как только въехал в город, и позвонил из первого же автомата.
- Никого дома нету, - ответил ему незнакомый голос.
- А с кем я говорю?
- Соседка я, стол накрываю. А хозяев нету. На кладбище поехали, скоро уже будут.
- Понятно, - сказал Гранцов. - А что случилось?
- Как что? Помер болезный, лежал-лежал в реанимации, и все ж таки помер.
- Так, понятно, - сказал Гранцов, хотя ему и трудно было понять, с чего бы это здоровый мужик, с которым он еще недавно сам парился в бане, вдруг оказался в реанимации, а потом и на кладбище.
Зато стало понятно, почему банщик не приехал в прошлый раз. И еще стало понятно, что он уже никогда не приедет.
"Опять Поддубнову решать кадровый вопрос", думал Гранцов, продолжая угрюмо слушать соседку.
- … Ножиком ударили, все забрали, а потом обоих с электрички на ходу выкинули, прямо под колеса. Второго-то даже до больницы не довезли. А вы с работы? Ваши уже подошли, собираются, но за стол не садились…
"Надо же семье как-то помочь, - подумал Гранцов. - Вот жизнь! Самолеты падают, пароходы тонут, даже на электричке можно не доехать…" Он набрал номер другого банщика, но там никто не отвечал. Видно, он тоже участвовал в похоронах своего товарища.
Порывшись в блокноте, Вадим нашел нужный адрес и поехал на поминки. Были бы деньги - он отдал бы их семье покойного. Но денег у него не было, и он мог помочь только банкой тушенки и бутылкой коньяка.
В этой семье никто не знал Гранцова. Он собирался представиться как товарищ по работе, и сейчас его немного смущал новенький камуфляж. Ему почудилось, что он выглядит прапорщиком с вещевого склада. Да ладно, махнул он рукой. Сейчас каждый пятый ходит в военном. Кто охранником работает, а кто по дешевке у того же прапора купил удобную и немаркую одежду.
На лестничной площадке курили пьяные мужики. Гранцов покурил с ними, не заходя в квартиру, откуда доносились приглушенные женские голоса и звяканье посуды. Мужики обсуждали проблему роста преступности. И то, что услышал от них Гранцов, заставило его резко изменить свои планы.
Он кинулся к ближайшему телефону, чтобы срочно сообщить Поддубнову - оба наших банщика убиты.
Но телефон Базы отвечал сигналом автоматического приема факса.
"Все равно, уже ничего не исправишь. В конце концов, раз уж я приехал, придется отдежурить. А наутро быстренько вернусь, и пусть тогда Поддубнов займется этим делом", - решил Гранцов.
Если бы он не был за рулем, то не удержался бы - страшно захотелось напиться. Заглотить стакан водки и с размаху грохнуть его о землю. А как еще может реагировать человек, узнав о смерти сразу двоих своих товарищей? Пусть не самых близких, но товарищей. Вместе одно дело делали, как-никак. Вместе кололи дрова, толкали застрявший грузовик, сменяли друг друга на вахте - и ведь всегда вовремя. И вдруг напороться на каких-то подонков с ножами!
По рассказам соседей, банщики на ночной электричке ехали на работу. Один из них вышел покурить в тамбур и долго не возвращался. Какой-то парень, проходя по вагону, спросил у второго банщика - это, мол, не вашему другу там плохо стало? Он заторопился в тамбур, и тоже не вернулся. А когда подъехали к станции, и народ пошел к выходу, они оба там лежали, истекая кровью. Один был еще жив, но без сознания. Убийцы забрали с собой только деньги - пустые бумажники валялись там же, на полу тамбура, в луже крови.
"Надо бы помянуть мужиков, вот и коньяк пригодится. Тяжелая будет ночь", - подумал Гранцов.
Он подъехал к зданию жилконторы за десять минут до начала дежурства. Поставил "уазик" за углом, в тени старого тополя, и прихватил с собой сумку с коньком. Гранцов уже предвкушал долгую ночную тризну, но у входа в контору его остановил милиционер.
- Закрыто, гражданин, все закрыто, - сказал он.
- Да я на работу, - сказал Гранцов. - На дежурство заступаю.
- Вы тут работаете? - милиционер окинул взглядом камуфляж, пожал плечами и отступил, пропуская Вадима внутрь.
В вестибюле сидел, обмахиваясь газетой, второй милиционер. "Наверх, наверх, к приемной", - пробормотал он. Поднявшись на второй этаж, Гранцов увидел секретаршу и обеих уборщиц. Женщины подавленно перешептывались. Он не ожидал застать здесь столько народу в выходной день, да еще вечером, да еще в компании двух милиционеров.
- Ты же ничего не знаешь, - сказала секретарша. - Тут у нас такое случилось… Ночью залезли в контору, охранника пырнули ножом, утащили компьютеры и документы. Нас весь день допрашивают, так что готовься.
- Что значит "готовься"? - тупо спросил Гранцов.
- Его утром уборщица нашла, - сказала секретарша. - Крови почти не было нигде. Говорят, увезли на "скорой". Вадим, все очень плохо. Следователь все время спрашивает, как тебя найти, а я не знаю, что ему сказать. Они нас всех подозревают. Только бы он жив остался, только бы не умер.
Дверь приемной распахнулась, и оттуда выглянул худой высокий человек в штатском.
- Гранцов явился? - спросил он. - Как только появится, не отпускайте его, пожалуйста. Или как только выяснится, где он на самом деле проживает, сразу сообщите, мы в адрес товарищей пошлем. Так, теперь прошу зайти вас, девушка.
Вадим Гранцов присел на освободившийся стул, положив сумку на колени. "Вот теперь-то я точно напьюсь", - решил он, барабаня пальцами по выступающей округлости бутылки. "Как только выберусь отсюда, так сразу и напьюсь. Ну и денек выдался".
Секретарша вышла неожиданно быстро и сказала, глядя в сторону:
- Вадим, тебя вызывают.
Гранцов перекинул сумку через плечо и вошел в приемную. Там слоями висел табачный дым, и было очень душно, несмотря на распахнутое окно. Кроме высокого в штатском, в комнате было еще трое, и все они замолчали, разглядывая его.
- Гранцов? Вадим Андреевич?
- Так точно. А вы кто?
Они переглянулись, и сидевший за столом невнятно представился:
- Мы группа Петренко. Петренко - это я.
Он выглядел старше остальных, и Гранцов мысленно обозначил его "пожилым".
- А теперь вы, пожалуйста, покажите документы.
- Да не взял я документы, - с улыбкой сказал Гранцов, похлопав себя по карманам, где лежали его права и паспорт. - Сегодня новую робу надел, а паспорт остался в старой. Вот такая вот незадача.
- Напрасно, напрасно, - сказал толстый, в очках.
- Да я вам могу наизусть сказать все свои данные. Сказать?
- Ваши данные нам и так известны. Нам важно убедиться, что вы - это вы. Вы уже в курсе? Знаете, по какому поводу вас вызвали?
- Никто меня не вызывал, - сказал Гранцов. - Я на дежурство приехал.
- Сегодня ваша очередь? - спросил тот, который сидел на подоконнике. - В журнале ваша подпись стоит за вчерашнее число. И в графике написано, что вы дежурили одиннадцатого. А сегодня двенадцатое.
Вадим виновато развел руками:
- Ну что скрывать… Сами знаете, как это делается.
- Не знаем, поясните, - сказал толстый в очках.
- Ну, график у нас приблизительный, в жизни всякое бывает, иногда кто-то меня подменит, потом я его. Да, моя очередь была вчера, но я был занят, а сегодня я свободен, вот и приехал.
- Значит, это не ваша подпись?
- Считается, что моя.
- Ничего себе порядочки, - сказал толстый. - Да в три шеи гнать таких охранников надо.
- Да, ребята, вы хорошо устроились, - сказал худой.
- Кстати, а чем вы были заняты вчера, когда не смогли выйти на дежурство? Вы же понимаете, если у вас нет оправдательного документа, то это получается прогул. А если прогул, то вас автоматически увольняют, просто обязаны уволить. Вы же материальные ценности поставлены охранять, вы же…
Он говорил что-то еще, но Гранцов уже не слушал его, хотя и кивал согласно. Дверь в соседнюю комнату, где обычно ночевали охранники, была приоткрыта. И там на темном паркетном полу Гранцов заметил белые линии мела - он видел только часть рисунка, но ясно было, что это силуэт лежащего человека.
"Раненых мелом не обводят", - подумал он и мысленно перекрестился.
- Так что вы можете сказать по существу? - спросил тот, который сидел на подоконнике у открытого окна.
- По какому существу?
Толстый раздраженно хлопнул ладонью по столу:
- Отвечайте на вопросы, берегите свое время.
- Так разве я против? Спрашивайте, я все скажу! - Вадим Гранцов даже вытянулся, всем своим видом изображая готовность отвечать.
Сидевший на подоконнике спросил:
- Мы тут голову ломаем, кому нужны старые компьютеры? Может, их украли из-за начинки? Какие-нибудь базы данных там хранились интересные?
- Не знаю.
- Знаете, знаете. Вы же целыми ночами сидели за компьютером. Даже утром, когда уже уборщицы приходили.
- Ну, сидел. В игрушки играл. В тетрис. Затягивает это дело, прямо как наркотик, - Гранцов снова постарался улыбнуться. - Да мы все играли, все сторожа. А чтобы базы данных найти, надо пароль знать. Здесь тоже не дураки работают.
- Между прочим, там же паспортные данные целого района, - задумчиво проговорил толстый. - Вся жилплощадь, все пустые квартиры. Ценный материал. Тут вооруженного часового ставить надо было, а не пьяного сторожа. Так почему вас не было на работе, Вадим Андреевич? Как вы допустили прогул?
- Я могу дать вам номер телефона, - обиженно сказал Гранцов. - Позвоните, и вам все расскажут. Где я был, что делал. Прогула никакого не было. Вот он я, на рабочем месте.
- Хватит крутить, - снова заговорил, наконец, пожилой, с землистым лицом, Петренко. - Это ошибочная тактика. Вместо того, чтобы помочь следствию, вы начинаете выкручиваться и оказывать на нас давление. Мы и сами знаем, куда нам звонить. И мы уже позвонили. Кстати, а почему вы не проживаете в своем адресе?
- Это неудобно, - сказал Гранцов.
- Это очень неудобно, - согласился пожилой. - Теперь нам придется задержать вас, а так могли бы отделаться подпиской о невыезде. И документов у вас никаких. По крайней мере, до выяснения личности придется все-таки задержать. А что делать? Сейчас придет машина, и вас отвезут в одно очень неуютное место, очень неудобное. Там очень тесно и душно, и вам придется ждать гораздо больше, чем мы вас сегодня ждали.
- А нельзя как-нибудь по-другому? - спросил Вадим дрогнувшим голосом. - Я же ни в чем не виноват, я же не знаю даже, что тут стряслось…
- У меня есть определенные сомнения в вашей искренности, - сказал пожилой.
Когда Петренко говорил, остальные трое просто замирали, они не могли даже шелохнуться. Как только он делал паузу, они шевелились, чесались, подносили сигарету к губам, - но стоило снова ему открыть рот, как они снова застывали.
Гранцов повернулся к нему и сказал, мучительно заикаясь и облизывая губы:
- Ра… Ра… Разве я что-то скрываю? Разве я прячусь? Разве я в чем-то виноват?
- А вот это и покажет следствие. Невиновен - отпустим. У нас зря не сажают.
- Это мы знаем, - не удержался Вадим.
- Вот вы говорите, что ничего не скрываете. А где вы были вчера во время убийства?
- Так все-таки его убили? - Гранцов опустил голову. - Я еще надеялся, что он выживет. Значит, убили…
- Вот видите? - Пожилой опер обличительно нацелил на него палец. - Вы снова увиливаете от прямого ответа на прямой вопрос.
- Да не увиливаю я. Зачем мне увиливать? И зачем мне убивать своего товарища, об этом вы подумали? - равнодушно ответил Гранцов, обдумывая, как бы поскорее избавиться от докучливых собеседников.
Они от него не отстанут, это ясно. Могут и в самом деле задержать. И кто тогда будет работать в бане?
- Мотивы могут быть самые разные, - вмешался в разговор толстый. - С целью хищения оргтехники. Из хулиганских побуждений. В конце концов, на почве неприязненных взаимоотношений.
- На почве, говорите? - Гранцов усмехнулся, но тут же согнал с лица улыбку и заговорил жалобным голосом: - Так, значит, никак нельзя по-другому? Запишите хоть номер телефона, я серьезно говорю, или дайте мне позвонить.
Он повернулся к тому, который сидел на подоконнике.
- Ну, запишите номер, что вам, трудно?
Как раз в этот момент затрещал телефон. Худой поднял трубку, но Гранцов не стал слушать, ему было уже все равно, что они скажут.
Он взял из стаканчика на столе карандаш, дрожащими руками написал пару цифр на бумажке, но карандаш выпал, скатился на пол. Вадим перекинул сумку за спину и наклонился за карандашом.
У него еще мелькнула шальная мысль - подобрать карандаш и воткнуть в глаз тому, кто сидит на подоконнике. Но он тут же одернул себя - нельзя калечить своих. Особенно, если у них есть твои установочные данные.
Карандаш, телефонный шнур, ножницы - в его распоряжении был целый арсенал. Но Вадим Гранцов решил обойтись без крови.
Обеими руками он схватил за щиколотки того, кто сидел на подоконнике, и рывком стянул его на пол. Наступил ему на плечо и выпрыгнул в окно.
Как раз под окном находился козырек парадной. Сколько раз, стоя у открытого окна, Гранцов ронял окурок на крашеное железо - и теперь сам скользнул по нему и соскочил на асфальт.
Как он и рассчитывал, "люди в черном" замешкались с погоней. Они ничего не делали без команды начальника, а начальник никогда не попадал в такую ситуацию. Гранцов забежал за угол, забрался в "уазик", завелся и тронулся, а они еще даже не выбежали на улицу.
И только отъехав на безопасное расстояние, приткнув свой "уазик" среди других на стоянке у Генерального штаба, Гранцов понял, что никакой погони не будет. У них другие методы. Они рассчитывают достать его без погонь и перестрелок.
И совершенно напрасно.
Он достал из сумки спортивный костюм, в котором обычно ночевал на дежурстве, и переоделся в машине. Вытянул из бардачка смятую кепку с длинным козырьком, кое-как разгладил и натянул на голову. Можно было бы и не изменять внешность, но ему не хотелось искушать судьбу. А вдруг они его все-таки начали искать? Зачем же облегчать работу противнику?
Вадим Гранцов прошел на Дворцовую набережную и, спустившись к самой воде, устроился на гранитных ступенях. Сверкала вода, гремели репродукторы на прогулочных теплоходах, болтались на волне пустые бутылки. Он откупорил коньяк и отпил из горлышка. Пора было обработать накопленную информацию.
Итак. Что мы имеем? Имеем потери.