- Нет, за ас можешь не беспокоиться. Между нами существует что-то очень прочное, и с каждым часом оно становится только прочнее. Веда надвигается оттуда, - Белов повернулся к югу и, приставив ладонь ко лбу, стал всматриваться в даль, словно и впрямь мог что-то разглядеть. - Давай спускаться, - после паузы сказал он. - Вечереет. Через час будет совсем темно. - Он взял ее за руку и до самого подножия горы больше не отпускал…
В то последнее их утро в Йеллоустоне Лайзу разбудил горячий солнечный луч. Она села на кровати, тряхнула густыми каштановыми волосами. И только
после этого открыла глаза и огляделась. Белова нигде не было.
- Саша! - позвала она и сказала сама себе: - Молчанье было ей ответом.
Лайза спустила ноги с кровати, нащупала тапочки и пошла к двери. На ней была любимая пижама с Микки-Маусом. Почесываясь и протирая глаза, Лайза вышла на галерею, окружавшую хижину по периметру.
- Саша! - позвала она и вдруг увидела…
Белов, в белой футболке и голубых джинсах, стоял к ней спиной, сунув руки в карманы. В его позе было что-то от удали хулигана. Лайза заметила, что он стоит босиком на зеленой траве, сплошь усыпанной капельками утренней росы. Все это, до мельчайших деталей, навсегда запечатлелось в ее памяти.
В пяти метрах от Саши, опустив к земле большую лобастую голову с маленькими круглыми ушами, стоял большой, как бегемот, медведь. Цвет его шкуры очень напоминал рыжую растительность на пике Друидов. Медведь стоял неподвижно. Саша тоже не двигался. Это было похоже на стоп-кадр, только не плоский, как в кино, а объемный и очень правдоподобный. До того правдоподобный, что ей стало неимоверно страшно.
- Саша! - закричала Лайза во всю силу своих легких.
Этот крик подействовал, как нажатие кнопки "плей" на пульте видеомагнитофона. Все пришло в движение. Медведь поднялся на задние лапы и заревел. Он обнажил огромные, длиной в палец, клыки и замотал головой. Во все стороны полетели брызги слюны. Тогда Белов раскинул руки и тоже закричал; страшно, грозно, наверное, когда-то так кричали, уходя во время битвы в иной мир, воины айдахо или древние кельты. Он не дрогнул и не побежал.
И медведь не побежал. Но кто-то из них должен был уступить или умереть. Медведь, первым не выдержал взгляда человека. Он медленно встал на четыре лапы, повернулся и побрел с обиженным видом прочь. Лайза, не чуя под собой ног, подбежала к Белову.
- Саша! С тобой все в порядке? Ты цел?
Белов словно очнулся. По лицу его тек пот, как после тяжелой работы. В гладах от напряжения лопнули сосудики и появились красные прожилки.
- Я в порядке. Со мной и не могло ничего случиться.
Лайза разозлилась. Она забарабанила в грудь Белова маленькими крепкими кулачками.
- Ну почему? Почему ты всегда в себе уверен? Рано или поздно это закончится плохо!
Белов нежно обнял ее, поцеловал в шею, ушко и лоб. Ее волосы пахли утренней свежестью. Девушка все еще дрожала от пережитого страха. Да и у него ноги подгибались от напряжения.
- Фил опять приходил, - совсем непонятно объяснил он, прижимая ее к себе. - Кто-то нуждается в моей, помощи. Если это так, со мной не могло ничего случиться.
- Фил? - Лайза окинула взглядом окрестности, словно надеялась встретить незнакомого человека. - Кто это?
- Это мой друг, но ты не сможешь его увидеть. Никогда, - он погладил Лайзу по спине и добавил. - Собирайся. Нам надо ехать.
Лайза не решилась ничего возразить. Теперь, после встречи с медведем, она и сама хотела уехать из Йеллоустона. Обнявшись, они вместе пошли к хижине.
- Куда мы едем, Саша? - спросила Лайза.
- На юг. Так сказал Фил.
- Но ведь мы и так собирались в Лас-Вегас.
Белов улыбнулся.
- Вот видишь, лучик. Все срастается. Значит, мы на верном пути. Я чувствовал, что не случайно меня тянет на Пик Друидов. Это знак, который надо было прочитать, и прочитать правильно. Больше нам здесь делать нечего.
Через час они сели в "Стингрей" и помчались на юг. Их путь лежал в Лас-Вегас.
Лас-Вегас - это город, который никогда не спит. Средоточие мирового азарта. Незыблемая скала, о которую разбиваются мечты о мгновенном обогащении. Город, где люди живут надеждой и дышат не простым воздухом, а смесью веселящего газа, и азарта. Здесь нет времени. Здесь часы под запретом. Когда на раскаленную пустыню опускается ночь, Лас-Вегас зажигает свои великолепные огни, не давая темноте ни единого шанса. Луч мощного прожектора, установленного в казино "Кристалл", вонзается в черное небо на много километров вверх. Его видно даже из космоса.
Улицы Лас-Вегаса заливает абсолютно неестественный-слепящий свет. По тротуарам ходят Элвисы под руку с Мерилин Монро. И еще - в Вегасе неповторимый запах. Нигде в мире больше нет ничего подобного. Это пахнут легкие, шальные деньги. Деньги, ради которых многие готовы на все.
XI
Ближе к полуночи к казино "Тадж-Махал" подъехал черный лимузин "Кадиллак". Он остановился метрах в ста от входа в отель. Водитель не глушил двигатель; легкий парок вырывался сзади из никелированных труб. В салоне, на заднем диване, восседал набриолиненный красавец в белом; роскошная шляпа лежала рядом. Буцаев нежно гладил ее кончиками тонких пальцев, словно шляпа была живым существом.
Напротив него сидел немолодой лысоватый человек с квадратной челюстью. Седые волосы над ушами были аккуратно подстрижены; в них серебрились капельки пота. По одну руку от мужчины сидел Гога, по другую - Хасан. Они крепко держали его за локти, не давая пошевелиться. Роман Остапович посмотрел сквозь затемненное стекло на улицу. Все было спокойно.
- Вот так, Вадим Анатольевич, - сказал Буцаев. - Понимаете, мы все хотим, чтобы было по-нашему. И я, и вы. И даже они, - он показал на своих подручных. - Все верно. Каждый из нас хочет немного изменить мир в свою пользу. С этим как раз все ясно. Проблема заключается в другом: у нас - разные возможности. Вы ведь это уже поняли, не так ли?
Он дождался утвердительного кивка Савина и продолжал.
- Признаться, вы уязвили меня в самое сердце своей несговорчивостью. Я надеялся, что мы сможем уладить все полюбовно. Без этих никому не нужных грубостей и насилия. Но вы не захотели… - Буцаев сделал паузу.
Хасан, усмотрев в этом некий сигнал, сильно ткнул тренера локтем в бок. Несмотря на давнюю привычку к боли, Савин сморщился; из глаз, помимо воли, брызнули слезы; лицо потемнело и покрылось испариной. Он задержал дыхание… Из груди вырвался короткий сток.
- Вы не захотели, - повторил Буцаев, - и мне пришлось пойти на крайние меры. Согласитесь, теперь они вам кажутся эффективными?
Савин молча кивнул.
- Вот видите! Хасан - с виду немногословен, а все же обладает даром убеждения. Правда?
Хасан осклабился. Гога рассмеялся в голос.
- Я вас прекрасно понимаю, - голос Буцаева стал вкрадчивым и даже нежным. - Вы желаете своему подопечному добра, счастья и здоровья. Это вызывает во мне уважение. Вы просто не совсем верно оценили ситуацию и не поняли, в чем же оно заключается, это добро. Но теперь-то, надеюсь, вы видите, как надо поступить? Сделайте, что я вам говорил, и все от этого только выиграют. Я пытаюсь донести до вас одну простую истину: либо будет так, как я хочу, либо вам будет очень плохо. Вам обоим, я имею в виду и вашего воспитанника. Это вам ясно, уважаемый господин Савин? Ясно или нет?
Тренер снова кивнул. Он не мог расцепить плотно сжатых губ, чтобы не застонать.-
- Ну, вот и хорошо. Сейчас вы вернетесь в номер и больше не будете совершать фатальных ошибок. Если же, не дай бог, вам захочется выкинуть какой-нибудь фокус или кунштюк… Учтите, я узнаю об этом первым. И не стройте ненужных иллюзий: ваша жизнь здесь не стоит ничего. Лично я не поставил бы на нее ни цента. Поэтому ведите себя разумно.
Буцаев открыл дверь лимузина. Хасан и Гога подтолкнули Савина к выходу.
Тренер стиснул зубы и, согнувшись от боли> вышел из машины. Дверь за ним захлопнулась. Савина повело в сторону, чтобы не упасть, он оперся обеими руками на "Кадиллак". Лицо Буцаева оказалось прямо у него перед его глазами, буквально в тридцати сантиметрах. Роман Остапович, не отрываясь, смотрел на него поверх опущенного стекла. Затем еле заметно улыбнулся и протянул руку к кнопке стеклоподъемника. Зеркальное стекло медленно поползло вверх. Лимузин плавно тронулся и, набирая скорость, зашуршал широкими шинами по асфальту. Савина развернуло, он чуть было не упал под колеса лимузина.
Через несколько мгновений "Кадиллак" растворился в потоке машин.
- Сука! - прошептал Савин и поковылял к входу в отель.
Степанцов, следуя совету доктора, лег спать. Но сон никак не шел. Он ворочался на широкой кровати с боку на бок. Из соседней комнаты доносилось приглушенное шарканье ног: у Назимова был свой номер, но после исчезновения Савина он переселился к Степанцову. Видимо, и врач тоже не мог уснуть.
В гостиной раздался телефонный звонок. Сергей рывком вскочил с кровати и опрометью бросился туда. В огромной гостиной было темно, и он чуть не столкнулся с Назимовым, уже стоявшим у столика. Телефон продолжал настойчиво звонить. Сергей снял трубку.
Это был ночной портье. Скудных знаний английского Сергею хватило, чтобы понять основную мысль, которую пытался донести до него портье: перед стойкой стоит человек, и его внешний вид не внушает никакого доверия. Но человек утверждает, что является Вадимом Анатольевичем Савиным, тренером Степанцова.
- Передайте ему трубку! - рявкнул Сергей.
- Привет, Серега! - услышал он знакомый голос после некоторой паузы. - Я же обещал вернуться, вот и вернулся. Но меня не пускают. Ты бы не мог спуститься?
Степанцов не дослушал. Он запахнулся в атласный халат, в котором всегда выходил перед боем на ринг, и помчался в коридор. Ему показалось, что лифта пришлось ждать катастрофически долго. Наконец двери кабины открылись, и он забежал внутрь, заставив дамочку в длинном вечернем платье с глубоким декольте взвизгнуть от испуга. Ее спутник, невозмутимый седой джентльмен в смокинге, сказал по-английски:
- Успокойся, дорогая! Чего ты от него хочешь? Это же русский боксер,
Степанцову было не до бонтона. Он повернулся к ним спиной и с силой надавил на кнопку с цифрой "1". Он не замечал, что пританцовывает на месте от нетерпения, исполняя боксерский танец. Вот только противника перед ним не было. В холле первого этажа Сергей сразу увидел Савина. Он бросился к нему, не обращая внимания, что полы халата развевались, обнажая мускулистые ноги и торс. Сухопарая старушка в сиреневом парике и бриллиантовом колье, скрывавшем дряблую шею, остановилась и принялась с наивным удивлением рассматривать Сергея.
Степанцов подбежал к тренеру. Тот выглядел неважно. Цвет лица стал землистым, под глазами залегли темно-синие круги; Савин был напряжен, словно ему приходилось терпеть сильную боль, но, по крайней мере, никаких внешних повреждений Степанцов не заметил. Сергей бережно обхватил тренера за талию, и Савин вскрикнул от его прикосновения.
- Анатольич, что с тобой? - сочувственно спросил Степанцов.
- Ничего, ничего… Все в порядке. Немного ушибся, - ответил Савин.
Сергей деликатно взял его под руку и повел к лифтам.
- Может быть, вызвать врача? - вежливо поинтересовался портье. _
Савин резко обернулся.
- Ничего не надо! - сказал он раздраженно. - У нас есть свой врач. К тому же ничего страшного не произошло.
Но его тон не оставлял никаких сомнений в обратном: теперь Сергей знал наверняка, что все-таки кое-что произошло.
В номере Назимов хотел осмотреть Савина, но тот лишь отмахнулся.
- Отстань! Не до тебя!
- Анатольич, - Сергей тщетно пытался поймать взгляд тренера. Савин все время отводил глаза. - Анатольич, в чем дело? Расскажи, что случилось? Мы тут два дня…
- Я все сказал по телефону. Встретил земляков, ну и… засиделись.
- Ты же сам понимаешь, что несешь чушь! - взорвался Сергей. - Почему ты не хочешь ничего рассказать?
- Потому, что мне нечего рассказывать. Тебе - нечего!
Савин подошел к окну и стал смотреть вниз, на лазурную гладь бассейна, подсвеченного изнутри разноцветными огнями. Сергей подошел и встал рядом.
- Анатольич… - сказал он. - Это тот самый? Буцаев?
Савин молчал.
- Что, он тебя?.. - Степанцов, не найдя нужного слова, имитировал правой рукой удар в челюсть.
- Я не хочу об этом говорить! - отрезал тренер. Он провел рукой по отросшей за два дня щетине, - Сейчас мне надо привести себя в порядок и отдохнуть. - Он развернулся и направился в ванную комнату.
- Анатольич! - остановил его Сергей. - Что-то… изменилось?
Савин вздрогнул. Степанцову даже показалось, что он втянул голову в плечи.
- Ничего не изменилось, - не оборачиваясь, ответил тренер. - Все осталось по-прежнему. Будем действовать по намеченному плану. Завтра последняя тренировка перед боем, и я хочу, чтобы ты провел ее как следует. Поэтому ложись спать!
Он зашел в ванную и захлопнул за собой дверь. Щелкнул замок. Сергею показалось, что он слышит сдавленные стоны. Он подошел к двери, но шум льющейся воды скрывал все прочие звуки. Однако теперь он немного успокоился. Мысли о предстоящем бое снова вышли на первый план. Сергей вернулся в спальню и без сил повалился на кровать. Напряжение последних двух дней постепенно отпускало. Несколько минут он смотрел в темноту, а потом и сам не заметил, как заснул.
На следующий день они провели тренировку. Как и положено перед боем, работали в щадящем режиме, особое внимание уделяя технике и тактическим тонкостям. Соперник Степанцова, Норман Хьюитт, был высоким чернокожим атлетом с непомерно длинными руками. Кроме того, он был еще и левшой.
Строить тактику боя в таких условиях приходилось следующим образом: уходить от ударов влево, закручивая движение по часовой стрелке, ни в коем случае не отходить назад по прямой и почаще бить в туловище. Коронный удар левши - в печень. Именно этого и надо было опасаться больше всего. Удар в печень - самый болезненный в боксе; акцентированный удар это стопроцентный нокаут.
- Он будет все время наседать на тебя, - говорил Савин. - Физика у него неплохая, в скорости он тебя превосходит, но по выносливости ты первый. Если сумеешь измотать его до шестого раунда, победа, считай, у тебя в кармане.
Всю тренировку тренер простоял за канатами ринга. Он даже не надел "лапы", попросил Назимова заменить его. Доктору с непривычки было нелегко принимать удары Сергея, пусть и смягченные двойным слоем поролона. Все-таки когда бьет полутяж, уже не до смеха.
- Помни, на дистанции тебе ничего не светит, - втолковывал Савин. - Сближайся, но только под удар. Все атаки начинай с правой. Троечку - правой в голову, левой по корпусу, правой в голову, нырок и отход вправо. Если проведешь несколько хороших ударов по туловищу, он волей-неволей остановится. Вот тогда уже сможешь выцелить его и поймать. Скорее всего, завершать будем в голову. Хотя может и нет. По ходу сориентируемся, я тебе подскажу.
Степанцов соглашался. За годы совместной работы с Савиным он научился безоговорочно доверять тренеру, потому что знал - любая установка Анатольича, какой бы спорной она ни казалась в пылу борьбы, непременно срабатывала.
Затем Назимов поставил бойца на весы и обнаружил, что его вес находится у самой верхней границы. Сергей натянул несколько маек, сверху - плотную толстовку с капюшоном и начал прыгать со скакалкой и отжиматься. Пот лил с него ручьями, впитываясь в одежду. Необходимо было создать небольшой запас, чтобы на утреннем взвешивании не возникло ненужных осложнений. Сергей устал и, чтобы немного отдохнуть, ходил по рингу. Улучив момент, когда рядом с Савиным никого не было, он подошел и спросил:
- Анатольич! Скажи, что все-таки с тобой случилось?
Тренер посмотрел куда-то вдаль, поверх его головы.
- Завтра, Сергей. Хорошо? После боя. А сейчас лучше не задавай никаких вопросов. Работай.
Степанцов пожал плечами, взялся за скакалку и приступил к упражнению…
XII
Белов с Лайзой приехали в Вегас поздно вечером накануне боя. Они остановились в отеле "Кристалл". Белов хотел снять апартаменты, но оказалось, что все дорогие номера забронированы; слишком много приехало желающих полюбоваться интересным поединком. Пришлось довольствоваться самым дешевым номером.
- Зато у нас будут лучшие места, - сказала Лайза Белову.
Саша спросил у портье, где остановился русский боксер и можно ли его навестить.
- Одну минутку, - сказал портье и набрал номер коллеги в "Тадж-Махале". - К сожалению, нет. Они с тренером закрылись в номере и просили не беспокоить.
- Ну что ж, - Белов повернулся к Лайзе, - значит, увидим его завтра вечером, во время боя.
В лифте они были одни. Лайза прильнула к нему и прошептала на ухо:
- Ты не хочешь поступить, как этот боксер?
- То есть?
- Запереться в номере?
- Это отличная мысль, - ответил Белов. - Устроим спарринг?
Лайза многозначительно кивнула. В глазах ее вспыхивали веселые искорки.
- Лайза Донахью, - начал Белов официальным тоном. - Позвольте мне выразить вам свою глубокую признательность за весомый вклад в дело укрепления дружбы и сотрудничества между российским и американским народами.
- Господин Белов! - тонкие пальчики Лайзы скользнули в щель между пуговицами его рубашки. - Со своей стороны, я нахожу это сотрудничество весьма конструктивным. А может быть, - будущее покажет - и плодотворным.
Саша крепко обнял Лайзу.
- Знаешь, что я сделаю в первую очередь, когда мы войдем в номер?
- Догадываюсь, - ответила Лайза, целуя его в подбородок.
Белов покачал головой.
- Нет. Это - во вторую. А в первую - найду табличку "Не беспокоить", пририсую двадцать восемь восклицательных знаков и повешу на дверь!
- Господин Белов! - усмехнулась Лайза. - Вынуждена признать: у вас сугубо аналитический склад ума. Когда дело касается стратегии, вам просто нет равных.
- Госпожа Донахью! Не стоит себя недооценивать. У вас тоже есть сильные стороны! - и он по-хулигански ущипнул ее чуть ниже спины.
Лайза широко открыла глаза, воскликнула: "Ах, вот вы как?" и, обвив его шею, запрыгнула на Белова; ему ничего не оставалось, кроме как подхватить ее свободной рукой.
Смеясь и дурачась, они вывалились из лифта и пошли (точнее, Белов понес Лайзу) в номер. Им было легко и свободно. Они вели себя, как влюбленные подростки в семнадцать лет, ничуть не смущаясь тем, что им уже далеко не семнадцать. Сейчас это не имело никакого значения. На следующий день все изменилось…
"Тадж-Махал" готовился к бою. Поединок был назначен на семь часов вечера. Техники проверяли исправность мощных софитов, укрепленных под высоким потолком. Служители обходили ряды, пробуя, не-шатаются ли где пластиковые стулья. Конечно, "Тадж-Махал" не стадион, а боксерский поединок не бейсбольный матч, но вероятность того, что болельщики, не придя к единому мнению, начнут мутузить друг друга отломанными сиденьями, была довольна велика. Огромные, похожие на матерых самцов гризли, секыорити обходили зал, заглядывая в каждый укромный уголок.