- А я всегда был пай мальчиком, - грустно сказал Кирилл. - В отутюженных костюмчиках и начищенных ботинках. Мама хотела что бы после Назара родилась девочка, а получился я. Она даже шила со мной платья для кукол.
- Иди ты! - удивилась я.
- Точно, точно, - Кирилл немного оживился и почти что сел. - Назару покупали железную дорогу и самосвалы, а мне плюшевых медведей и зайцев. Если бы не отец, мама вообще мне бантики подвязывала…
- Ну, это уж слишком, - буркнула я.
- Слишком, - согласился Кирилл. - Назар с самого детства был как-то сам по себе. Нелюдимый, оторванный. А я всегда с мамой, всегда стихи на детских утренниках. Дед Мороз, Снегурочка и я… представь - белая шапочка с длинными ушками, на белых шортиках сзади комочек из ваты… умора.
Ничего уморительно ностальгического в тоне Кирилла не прозвучало.
- Расскажи мне о Коумелле, - попросила я.
Кирилл откинулся на лежанку, посмотрел в потолок, словно увидел там свою планету, и начал:
- Я придумал музыкальные инструменты из водяных струй. Живая вода вытянута в струны… и когда к ним прикасаются пальцы музыканта, она начинает петь. Сама. В зависимости от настроения играющего на инструменте. Учить сольфеджио и гаммы не надо, надо только подумать и вода подхватит настроение и запоет.
- На все планете такая вода? - уже очень сонно, спросила я.
- Нет. Только в джунглях на экваторе есть несколько поющих водопадов. Они встречают музыкой рассвет и провожают день печальной симфонией. Лесные звери приходят их послушать, птицы слетаются со всех сторон…
Кирилл говорил плавно, монотонно и убаюкивающе. У меня редко случаются проблемы со сном, обычно я в него проваливаюсь едва прикоснувшись к подушке. Сегодняшний день утомил меня несказанно, и под печальные баллады о планете Коумелла, я незаметно уснула. Крепко, крепко. Я даже не слышала, как пришел из круглосуточного супермаркета Лопата, как, посидев один и соскучившись без общества, тихонько поскребся в дверь.
* * *
Утром я с трудом открыла один глаз, и первый взгляд был брошен на настенные часы. В сером сумраке серебристое табло показывало пятнадцать минут девятого. Ух, ты! А ведь я обещала Душману быть на работе ровно в восемь. Продавать пиво самым нетерпеливым и шоколадки школьникам.
Впрочем, ну их, шоколадки! До десяти утра все равно никакой нормальной торговли нет. Я натянула одеяло до подбородка и почему-то зябко поежилась.
Импровизированная постель Кирилла была пуста. Запрокинув голову назад, я посмотрела в сторону окна - мой гость, засунув руки в карманы брюк и сгорбившись, стоял там.
Интересно, он хотя бы на минутку заснул сегодня, подумала и тихо поздоровалась:
- Доброе утро.
Вчерашние игры в "ты будешь писать мне письма на зону?", показались затейливым бредом, я почувствовала себя неловко и, стыдливо прикрываясь одеялом, потянулась к халату. Ночью все было по-другому. Теснота и темнота придавали форс-мажору достоверность и скрывали острые углы. Серый рассвет выступил вместе со светом фонарей, вполз в окно и нарушил уютное гнездо вчерашней фантазии.
- Она жива, - не оборачиваясь, и не желая мне доброго утра, мрачно проговорил Кирилл. - Я видел в окно.
- Кто? - на всякий случай уточнила я, впихивая руки в рукава халата.
- Белла, - сухо отозвался Туполев.
- Ты уверен? - я с трудом удерживала приятельское обращение на "ты". Если сейчас я начну ему уважительно выкать, ничего и никогда уже не поправить. - Точно? Белла, а не горничная, ходит по квартире?
- Наша горничная весит центнер с гаком, - буркнул Кирилл. - Это Белла, живая и здоровая.
Он развернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. Его взгляд не отдохнул за ночь, не отвык от меня, он был прежним и как бы это точнее выразить… родным и узнаваемым что ли?
Я почувствовала себя лучше, быстро завязала поясок на халате и подошла к окну. В гостиной Туполевых, как и вчера ночью горел свет.
- Поздравляю, - пробормотала я, - ты свободен.
- От чего? - буркнул он. - От Беллы? Или он жизни?
- У тебя по-прежнему на нее аллергия? Я имею в виду жизнь…
- Да. Черт! - Кирилл отошел от окна, сел на стул и устало потер лицо руками. - Я знаешь, как-то растерян, я привык и даже… не рад, что ли? Точнее, рад, конечно, ужас закончился, Белла жива. Но… я так привык к мысли, что уеду…
- Доить козу, - попробовала пошутить я.
- Нет, вообще уеду. Мне осточертели все эти дела, деньги, переговоры, заморочки! Я устал, Софья, смертельно устал! Я из другой жизни! Я хочу в нее…
- Ты просто не выспался, - разумно вставила я. - Ляг, отдохни. Все закончено, ты свободен…
- От чего свободен?! - вдруг взъярился он. - Что закончено?! Что?! Ты не помнишь машину милиции и скорую помощь у подъезда?!
- Помню, - сказала я. - Помню, были две машины.
- Были! - выкрикнул он. - Ты что, не понимаешь - меня обкладывают! Они меня обкладывают!
- Чем? Вернее зачем? - я помотала растрепанной головой.
Туполев встал и начал мерить комнату шагами.
- У нас с Беллой брачный контракт. В случае неверности одного из супругов, другой получает преимущество… Черт! - Кирилл горестно опустился на стул. - Они даже в постели не были! Они вызвали милицию, скорую и зафиксировали факт побоев. Теперь, понимаешь?!
- Ну, в общем-то, да.
- Молодец, - ернически похвалил Туполев. - Теперь видишь, как грамотно меня разводят?
- Кирилл, я помогу тебе доказать факт измены жены, - умоляюще произнесла я и подошла к нему вплотную. Кирилл горячился, буйствовал и в этом состоянии мог принимать не верные, скоропалительные решения. - Они ничего тебе не сделают.
- Иди сюда, - вскочил он, и стул с грохотом упал на пол. Подойдя к окну, Кирилл приобнял меня за плечи и прижал лбом к стеклу. - Смотри. Вон на стоянке у дома черная машина. Видишь?
- Ну.
- Это охранники Борисова. Твоей синей бороды или как ты там его называешь.
- Генрихом Восьмым, - пискнула я. Туполев больно нажимал мне на шею, нос почти расплющился о стекло. - Отпусти, задавишь.
"Мальчик из хорошей семьи" впал в такое буйство, что даже не стал извиняться перед придавленной хозяйкой квартиры. Отдернул руку и, обойдя уроненный стул, отправился бродить по пятачку у вешалки.
Я подняла стул. Демонстративно спокойно и даже огладила спинку ладонями.
- Кирилл, ты должен отдохнуть. Я настаиваю.
- Я отдохну, - кивнул Туполев. - На том свете. Ты мне поможешь?
- На тот свет отправиться?
- Нет. Сходи за ноутбуком.
- Опять двадцать пять. Почему я-то?! Ты сам не можешь? Белла твоя жива здорова…
Он перебил меня взмахом руки.
- Я не могу пойти.
- Почему?
- Я не знаю, какую каверзу они замыслили.
- Интересно, чего такого они могут замыслить? Посадить в тюрьму за пощечину?
- С них станется, - буркнул Туполев. - Ты не знакома с Борисовым. Он бешеный индийский слон.
- Ну не убьют же они тебя, в самом деле!! Максимум ограбят по контракту!
- Ох, Софья, Софья, - вздохнул Туполев. - Ты не знаешь наших порядков.
- Убьют? - с сомнением произнесла я. - Они что, сумасшедшие отморозки?
Кирилл поймал меня за обе руки и притянул к себе, а так как в этот момент он сидел на диване, я чуть не упала, перешагивая постель на полу.
- Помоги мне, Софья, - Он смотрел на меня снизу вверх, широко раскрытыми печальными глазищами, и я тут же почувствовала себя мамой обиженного мальчика. - Я больше не могу, я не хочу туда возвращаться.
- Но… ты же не можешь теперь бросить все и вот так уехать…?
- Как раз могу. У меня первый раз появился настоящий, достойный повод для бегства. Я устал, Софья, я больше не могу.
- А бизнес?
- Какой к черту бизнес?! - печально возмутился он. - Свинье под хвост этот бизнес! Я ненавижу эти деньги, эти рожи противные! "Кирилл Савельевич, вам из администрации, Коврижкин звонит," - передразнил кого-то тоненьком голоском, скорее всего свою секретаршу. - Тьфу! Ты бы видела этого Коврижкина. Обожравшийся боров. Свинья в ермолке! - И дальше басом: - "Кирилл Савельевич, у нас тут одно мероприятие по плану. Мы на вас рассчитываем". Тьфу!
- Так, - сказала я, - давай-ка, успокойся, Кирилл Савельевич. Выдохни. Тем более, что помочь тебе сейчас я никак не могу. Выгляни в окошко, у моей палатки два страдальца по пиву топчутся. Усек?
- Усек, - кивнул Кирилл. - Ты мне поможешь?
- Подумаю. Приду с работы, там решим.
На кухне возле подоконника скрючился на табурете Мишаня Коновалов. Пил чай, жевал баранку и таращился в окно.
- Доброе утро, Михаил Петрович, - поздоровалась я. "Мишаней" Коновалова называла только травести-пенсионерка Мария Германовна, остальные держали это в уме, а в слух соблюдали уважительное обращение. Как никак герой, как никак комнату отдал и разоружил повстанцев Сухомятко и Кунцевичей.
- Доброе утро, Сонюшка, - поздоровался "Мишаня". - Чай будешь?
- Спасибо, я кофейку растворимого.
- Вредное оно, - сказал сосед. - Переходи на зеленый чай, очень рекомендую.
Несмотря на все уважение, троцкисты считали Мишаню чем-то вроде квартирного юродивого. Мужику не более сорока пяти, а он уже справку из дурки приобрел. И не по здоровью врожденному, а по благоприобретенному сдвигу. Все троцкисты знали о причинах сдвинувших Мишаню с нормальных рельсов и очень жалели. Если вкратце изложить историю его сумасшествия, то звучит она так.
Жил был в Питере нормальный мастеровой Михаил Петрович. Жил с женой в приличной двухкомнатной квартире, по будням ходил на работу на завод, в выходные ездил с двумя приятелями на рыбалку.
Первый приятель увел у Михаила Петровича жену. Подло, тихо и незаметно. Приходит как-то Мишаня с работы домой, а там уже чемоданы собраны и сидят на них жена и лучший друг. Глаза прячут.
- Ты прости нас, Миша, - сказал приятель. - Так получилось.
Проводил Мишаня бывшего друга и бывшую жену за дверь и запил горькую. Да не один запил, второго лучшего друга позвал.
Пили, пили приятели до тех пор, пока не очнулся Мишаня над договором о купле-продаже родного жилища. Каким-то чудом удалось мастеровому извернуться и не оказаться вовсе на улице. Выбил Мишаня из черных риэлтеров ключи от комнаты коммуналки в губернском городе. И теперь не верит никому.
Пить не бросил, привык от безысходности, но ни одного приятеля в дом не заводит. Запирается в комнате и лакает в одиночестве.
На почве недоверия к окружающим завел в квартире пропускную систему. "Вы к кому? Вы зачем?" Даже глазок на собственную комнатную дверь врезал, без предварительного осмотра и расспросов даже участковому не откроет. Так испуган человек всеобщим предательством.
- У тебя гость, Софьюшка? - тихо спросил Михаил Петрович.
Я аж воздухом подавилась. Наверное, Туполев слишком громко жаловался на судьбу-злодейку.
- Да.
- Дело оно, конечно, молодое, - скукожился на табурете мужик, которому по возрасту самый бес в ребро. - Но смотри, к себе не прописывай…
Я пообещала, что ни за что этого не сделаю, налила воды в электрический чайник и унесла его к себе в комнату.
Кирилл поставил стул напротив окна, расправил в тюле маленькую щелку и сидел, наблюдая за подъездом дома напротив. Даже со спины было заметно, что никаких светлых чувств вид дома в нем не вызывал.
- Пей кофе, а лучше чай, и ложись спать, - приказным тоном сказала я. - Можешь занять мою постель, там теплее.
- Ты скоро придешь?
- В двенадцать сдам смену и сразу домой. Только в магазин забегу.
- Не задерживайся, - попросил Кирилл.
- Ни в коем случае, - пообещала я, хлебнула кофе, проглотила бутерброд с сыром и помчалась на подводную лодку.
* * *
Благодаря нескольким сердечным ожогам и активному подростковому бунтарству, к четвертьвековому юбилею я подошла изрядно подготовленной - научилась приспосабливаться под ситуацию, немного анализировать и приобрела стойкий иммунитет к всяческого рода женским истерикам. Истекшие двенадцать чесов показали - выучка не прошла зря. Нервы в порядке, голова соображает, с такими показателями можно смело отправлять Иванову Софью в тыл врага и готовить коробочку с медалью. Я ни разу не ошиблась со сдачей, не переспрашивала покупателей "какие, какие вам конфеты?", работала, как и прежде четко, без сбоев. И одновременно шустро ворочала мозгами.
"Как мог Кирилл подумать, что убил свою жену одной пощечиной? - думала я, меняя деньги на сигареты. - Он не похож на истерика или слабоумного. Почему он не стал искать помощи у друзей, а сидит в моей коммуналке и терпеливо ждет? Он в чем-то не откровенен со мной? Мероприятие по добыванию ноутбука он считает опасным и не хочет подставлять друзей? Почему? Почему он двенадцать часов крутится вокруг меня?! Действительно так одинок?"
Вопросы копились и множились, голова гудела, как перегретая трансформаторная будка, но соображала. "Если он собирается всего лишь загребать жар чужими руками, это одно. В подобном настроении нет реальной опасности, ситуация привычная, спасибо бывшему мужу. Но если он втягивает меня в какую-то аферу? Где гарантия того, что из квартиры я вынесу только ноутбук с текстом, а не все состояние семейства Туполевых?"
Попадать в некрасивую историю я не хотела. Слишком хорошо знала, как влиятельные люди разбираются с недругами - такому типу, как Генрих Восьмой перекрыть кислород какой-то продавщице из ларька, раз плюнуть. Только бровью поведет, и Софью Иванову выкинут из института, субмарины Ибрагима Аслановича и города вообще.
Рисковать?
А ради чего спрашивается? Чем я обязана Кириллу Туполеву? Жизнью, дружбой, положением? Кирилл Туполев подхватит чемодан и полы кашемирового пальто и ищи ветра в поле. На амбразуре останется грудь Софьи Ивановой.
Господи Всевышний, ну почему не бывает простых решений?! Почему нельзя проявить благородство без проникновения в чужое жилище?! Я мало сделала? Пригрела беглеца, сохранила его рассудок в видимом здравии, не дала броситься под поезд…
И вообще. Насколько я помню окружение своего благоверного, среди друзей-приятелей женатого мужчины обязательно найдется партнер с удовольствием сделающий пакость его супруге. Особенно этим качеством перманентные холостяки славятся. Просить не надо, только намекни и рад стараться.
Почему Туполев не может обратиться к другу с пустяковой просьбой? Мол, ухожу от Беллы, принеси компьютер. Почему?
Я не хочу устраивать цирк с тайным проникновением и не хочу выглядеть дрессированной собачкой, по щелчку пальцев приносящей в зубах поноску.
Представив себе такую картину - ручка ноутбука в зубах, хвост виляет, глаза преданно навыкате, - я даже фыркнула. Эх, и везет же тебе Софья! Вечно объект для применения разыщешь. Только на этот раз объект какой-то мутный попался.
Мне что, опять заставлять его крест целовать и клясться в чистоте помыслов?!
Перед уходом Кирилл дал мне две купюры по пятьсот рублей и попросил купить продуктов (чего-нибудь питательного из фаст-фуда) и карточку для оплаты сотовой связи.
- На сколько я помню, - сказал он, - у тебя на счету десять центов. Купи карточку и положи на свой счет. Я должен иметь возможность всегда связаться с тобой.
Еще чуть-чуть, и он предложил бы мне оплатить коммунальные услуги, подумала я тогда, но деньги взяла. Жарить котлеты и печь пирожки, у меня и в самом деле времени нет, а держать здорового мужика сутки голодным, как-то не очень красиво.
Сдав смену Земфире, медленным шагом я дошла до супермаркета, набила два пакета нарезками, салатами, готовым мясом и соками, и так же медленно, не торопясь, пошла домой. Может быть, поспит гость за это время и одумается? Соберется с силами и отправится мириться со своей Беллой?
Не одумался. Сидел на стуле перед окном, - ноги на батарее, колени у подбородка, - и смотрел красными от бессонницы глазами на свой подъезд.
- Почему ты вчера решил, что убил свою жену? - выставляя продукты на стол, спросила я.
- А-а-а, - под этот протяжный звук он развернулся на сто восемьдесят градусов, с трудом разогнул затекшие ноги и, потягиваясь, встал, - я думал, она разбила голову.
- О косяк?
- Нет, про косяк я для рифмы сказал. Белла упала и ударилась головой о край журнального стола. Знаешь, упала… ну, словно кукла подломилась. И сразу кровь. Много. Борисов к ней подскочил и тут же орать начал - ты ее убил, ты ее убил, негодяй!
- Ты и деру, - усмехнулась я. - Адвокат, а не знаешь, что лучшая защита, это нападение.
- Ага. Только сейчас сообразил, - где-то давным-давно прочитал, что даже от небольшой ранки на голове может быть обильное кровотечение.
- Ну, ладно. Еще вопрос, можно?
- Можно даже несколько, - с небольшим удивлением сказал Кирилл.
- У тебя друзья есть?
- Есть, - более обескуражено протянул он.
- Много?
- Достаточно. Не успеваю на дни рождения ходить.
Я села на диван, посмотрела на него и язвительнее, чем хотела бы, произнесла:
- И никто из твоих друзей не может сходить к вам домой и принести компьютер?
Туполев огорчился до невозможности, сел рядом и, глядя в пол, пробурчал:
- У нас с Беллой общие друзья. Когда я уеду, начнутся выяснения отношений. Я имею в виду, в том случае, если за ноутбуком сходит кто-то из своих…
- Мне нравиться твоя логика, - серьезно сказала я. - Чужих, значит подставлять можно, а своих нельзя. Браво.
Я сердилась, но прекрасно понимала, что Кирилл в чем-то прав. Подобная ситуация может разбить самую дружную компанию на два лагеря - кто-то станет на сторону побитой жены, кто-то начнет оправдывать обманутого мужа.
Пожалуй, стоит проявить человеколюбие и совершить подвиг, подумала я, но вслух сказала:
- Давай обедать.
После того, как оказалось, что в тюрьму уже не надо, у Туполева прорезался аппетит. Я только успевала вскрывать вакуумные упаковки с колбасой в нарезке, резать хлеб и замешивать на горячей воде концентрат картофельного пюре.
- У Беллы есть подруга, - с набитым ртом, говорил Кирилл, - знаешь, такая толстенная, неподъемная квашня, всеобщая жилетка с мягкой грудью. - Он дотянулся до стакана с соком и продавил в горло кусок ветчины. - Голову могу дать на отсечение, вечером Белла помчится к ней. Жаловаться и зализывать раны. На затылке.
- Кстати, о затылке, - вставила я. - Думаю, что у твоей жены сотрясение мозга. Как полагаешь, в таком состоянии, она способна уйти из дома?
- Белла? - фыркнул Туполев. - Сбегать и пожаловаться, она способна даже на костылях.
- Как я догадываюсь, ты ведешь речь к плану моего проникновения в квартиру? - почти без вопросительной интонации, поинтересовалась я.
Охамевший от сытости Туполев, только кивнул.
- Часов в пять, максимум в шесть, унесется к Диане. Уверен.
- А Диана сама к вам в гости не ходит? Не навещает больную подругу?
- Что ты! - Кирилл махнул рукой с зажатым бутербродом. - Ей на третий этаж без лифта не подняться. Говорю же - кваш-ня. У нее на кухне такой удобный уголок для расстроенных подруг есть, в других местах ей чужие жалобы слушать не интересно. Нет защиты из собственных стен.
Почему-то неизвестная Диана стала мне симпатична (в Туполеве обычная разраженная ревность собственника говорила), я перебила его выпады и спросила: