- Здравствуйте, Аня... вы позволите вас так называть?
- Конечно, раз уж вы все про меня знаете, - я не удержалась, чтобы не подпустить шпильку.
- Вот ваш пропуск, - он протянул мне картонный квадратик, запаянный в прозрачный пластик.
Я поглядела: действительно, Соколова Анна Сергеевна, код - какие-то странные значки и буквы, я никогда не задумывалась над их происхождением. И еще моя фотография и большая лиловая печать.
- Где вы его нашли?
- В машине, на заднем сиденье.
- Да-да, - рассеянно сказала я.
Мне вдруг стало трудно дышать. День из яркого солнечного превратился в серый, как будто свинцовая туча нависла над землей. Уши заложило так плотно, что я совершенно не слышала криков детей и говора многочисленных туристов, что вечно торчат в садике у Казанского собора.
Совсем рядом я увидела встревоженное лицо своего нового знакомого. Он что-то спрашивал меня, я видела, как шевелятся его губы, но не могла разобрать ни слова.
Потом я поняла, что он тянет меня куда-то, и мы оказались в прохладной тени собора. От каменных стен тянуло приятным холодком. У меня на теле выступила испарина, и день снова стал солнечным, а уши обрели способность слышать.
- Простите, - хрипло проговорила я, - сама не знаю, что со мной случилось.
- Ничего страшного, это от жары, такое бывает, - ободряюще улыбнулся он и протянул мне носовой платок. Платок был удивительно чистым, что, несомненно, говорило в пользу моего нового знакомого. Кстати, знакомым-то он еще не был, да и нужно ли мне с ним знакомиться?
Я вытерла лицо и отдала платок обратно.
- Спасибо, мне лучше. Я хотела бы поблагодарить вас за пропуск, - нерешительно завела я.
- Вы мне ничего не должны! - резко ответил он.
- Но... вы тратили время...
- Сегодня выходной, - он успокоился и снова приветливо улыбался.
- Тогда... - меня осенило, - давайте хоть посидим и выпьем чего-нибудь холодненького, потому что иначе я не дойду до дому.
В кафе было тихо и, как ни странно, не жарко. Мы заказали сок и мороженое и наконец познакомились. Его звали Романов Вадим Романович, и был он по специальности врачом-кардиологом, о чем говорилось в визитке, которую мне дал новый знакомый. Фамилия, должность, два телефона - рабочий и домашний, а также номер электронной почты, как у всякого делового человека.
Мы посидели немного в кафе - не хотелось выбираться в эту адову жару. Вадим рассказывал что-то смешное; я больше помалкивала, только сказала, что работаю в фирме, которая называется "Латона", - мы занимаемся вывозом из страны произведений искусства. Но не антиквариата, а современного искусства - на вернисажи там, или просто какая-нибудь западная галерея хочет выставить один или два экспоната. Хорошо, если это картины или статуэтки небольшого размера, тогда у автора нет с ними проблем, а вот если какой-нибудь скульптор изваял, к примеру, "Композицию номер девять", - а это, извиняюсь, орясина размером три с половиной на пять метров, - вот тогда на помощь этому скульптору приходит наша фирма. Берется специальный фургон, ценный груз осторожненько запаковывается, чтобы, не дай бог, от "Композиции" ничего не отвалилось по дороге, а то неприятностей от автора не оберешься.
- Интересная у вас работа, - сказал Вадим.
- Да ничего в ней нет интересного! Нервов много нужно на это, а так...
Офис нашей фирмы находится в большом здании, где таких офисов сотни. Называется бизнес-центр. Вот администрация и выдумала пропуска, которые сотрудники должны предъявлять охраннику, сидящему внизу, чтобы меньше посторонних толклось в здании. У фирм посолиднее, которые занимают целые этажи, там и охрана своя. А нашей фирме дядечки внизу вполне достаточно. Но вредный такой дядька, без пропуска ни за что не пропустит.
Я еще раз сердечно поблагодарила Вадима за найденный пропуск и собралась заплатить за мороженое, но он, улыбаясь, повертел передо мной сотенной бумажкой.
- Ваш вчерашний сувенир...
Ну и ладно, можно считать, что инцидент исчерпан.
Он довез меня до дома и вел себя весьма прилично, только один раз поинтересовался, помирились ли мы с приятелем. Я вздрогнула и пробормотала, что мы крупно поссорились.
- У вас есть мои телефоны, - сказал он на прощание, и я кивнула. Если на то пошло, мой телефон у него тоже есть.
Дома все было то же самое. Я набрала номер Алены, но там вместо живой Алены ответил ее же равнодушный механический голос:
- Меня сейчас нет дома. Если хотите оставить сообщение, то говорите после сигнала... привет.
- Позвони мне немедленно! - проговорила я сердито. - Ты сама знаешь, как это важно.
Я набрала еще номер ее мобильника, но тот был выключен. Я с грустью оглядела разоренную квартиру, подвигая себя на уборку.
И тут зазвонил телефон. Я схватила трубку, как утопающий хватает спасательный круг, и радостно крикнула в нее:
- Алена, ну наконец-то!
Но вместо Алены мне ответил тот противный наглый голос, который запугивал меня минувшим утром:
- Ты, дрянь подзаборная, почему трубку не берешь?
У меня возникло такое чувство, как будто я получила сильный удар в солнечное сплетение. Перехватило дыхание, и перед глазами замелькали цветные пятна. Собравшись с силами и набрав полную грудь воздуха, я рявкнула:
- Ты, козел паршивый, только попробуй еще раз мне позвонить!
- А что будет? - спросил он с отчетливо слышимой издевкой. - Ты что, в милицию пойдешь? И расскажешь, что сегодня ночью между делом убила своего любовника, а теперь какие-то злые дядьки тебе действуют на нервы? Учти, что нож, которым его убили, у нас! С твоими, между прочим, пальчиками! И если ты думаешь, что кровь с него отмыла, могу тебя огорчить: небольшие частицы всегда остаются около рукоятки, и для лабораторного анализа этого хватит!
Я швырнула трубку и бросилась на кухню. Прекрасно помню, как мыла этот проклятый нож... Он остался в раковине, потом мы повезли труп... В раковине ножа, конечно, не было. Не было его и на сушилке, и в ящиках стола, где у меня хранятся ножи и вилки. Я трясущимися руками выдвигала ящики один за другим, но проклятый нож как сквозь землю провалился.
А телефон снова затрезвонил.
Мне уже хотелось разбить проклятый аппарат вдребезги, но оставалась еще надежда, что звонит Алена, и я все-таки ответила.
- Ну что? - проскрипел в трубке тот же самый мерзкий голос, - убедилась? Перерыла всю кухню?
Я чувствовала себя подопытным животным, морской свинкой или крысой, которая бегает по клетке под пристальными взглядами безжалостных ученых. Этот паразит, кажется, видел каждое мое движение и злорадно смеялся надо мной.
- Что вам от меня нужно? - простонала я. - Почему вы не оставите меня в покое?
- Отдай блокнот, - голос моего собеседника проскрежетал, как будто он царапнул гвоздем по стеклу, - отдашь блокнот и живи спокойно.
- Какой еще блокнот? - растерянно спросила я, не понимая, чего от меня хотят.
- Его блокнот, хахаля твоего блокнот, - повторил он дважды, как для глухой или для слабоумной.
- Я не знаю... какой блокнот? Я не видела никакого блокнота!
- Тебе же хуже, - в его голосе прозвучало садистское равнодушие палача. - Значит, собирай вещи.
- Какие вещи? - Я действительно не поняла, что он имеет в виду.
- Самые необходимые. Для тюрьмы. И помни: много тебе взять не позволят.
- Какой вам нужен блокнот? - закричала я, боясь, что он снова повесит трубку.
- Не придуривайся, - проскрипел он, - прекрасно знаешь, какой. Коричневый кожаный блокнот.
Я уставилась в стенку. Действительно, я видела как-то у Павла такой блокнот - небольшой, светло-коричневой кожи. На нем было вытиснено какое-то средневековое здание - кажется, Рижский Домский собор.
- Даю тебе один день сроку, - проскрежетал милый голос в трубке, и зазвучали сигналы отбоя.
Я встала и огляделась по сторонам. В квартире по-прежнему царил чудовищный разгром, как после махновского налета. Я начала понемногу наводить порядок, одновременно просматривая вещи в поисках проклятого блокнота. Правда, мне не давала покоя одна мысль. Если человек, который звонит мне чуть не каждые пять минут, говорит, что злополучный нож у него, - значит, именно он был в моей квартире, пока мы с Аленой занимались сокрытием трупа. И именно он устроил разгром, с которым я сейчас безуспешно борюсь. И наверняка он перевернул все мои вещи как раз в поисках того самого блокнота. И не нашел его - иначе не стал бы мне звонить. А если он не нашел, то почему найду я?
Но порядок в квартире навести нужно было так или иначе, и эта несложная монотонная работа хороша хотя бы тем, что помогает немного успокоиться.
Кое-как прибравшись и приведя квартиру в более или менее сносный вид, я, конечно, не нашла никакого блокнота.
Тут мне стукнула в голову запоздалая идея: ведь Павел собирал свои вещи, чтобы покинуть мою квартиру, и наверняка свой блокнот он тоже не собирался оставлять мне на добрую память, тем более что блокнот оказался таким важным. Поэтому я плюнула на завершение уборки, вытащила на середину комнаты Пашкин чемодан и спортивную сумку, расстегнула их и вывалила на ковер все содержимое.
Говорят, "покажи мне, что у тебя в чемодане, и я скажу, кто ты". Вещи, которые я вытряхнула из Пашкиного чемодана и из сумки, говорили о нем довольно много.
Два отличных свитера ирландской ручной вязки, несколько французских рубашек, две пары итальянских ботинок мягкой кожи, чертова прорва галстуков, шелковых носков и прочего белья, его обожаемая безумно дорогая швейцарская электрическая бритва, куча флаконов и тюбиков со всякими косметическими и парфюмерными средствами... Я - женщина, но у меня, наверное, и то меньше всякой парфюмерии... И ведь большая часть его вещей, естественно, хранится не у меня, а у его мамочки... Впрочем, его мамочка - это отдельная тема.
Конечно, никакого блокнота я ни в чемодане, ни в сумке не нашла. И тут меня снова осенило. Видимо, я сегодня как-то особенно плохо соображала, и мысли меня посещали по одной.
Так вот, мысль меня посетила такая. Вчера ночью мы с Аленой запаковали Павла, не проверив его карманы. Честно говоря, мне это было даже трудно себе представить - обшаривать карманы покойника, как настоящие мародеры, да и особенной надобности в этом я в тот момент не видела. А ведь проклятый коричневый блокнот наверняка лежал у него именно в кармане. Только поэтому его и не нашел тот - или те, кто устроил ночью обыск у меня в квартире.
Мне и сейчас было жутко представить, что придется прикасаться к трупу, шарить у него в карманах, но страшный человек, который звонит мне каждые несколько минут по телефону, похоже, не оставил мне выбора. Придется поехать за город, найти Пашкин труп и взять у него из кармана блокнот... Бр-р!
К счастью, несмотря на ужасное состояние, в каком я вчера находилась, дорогу, по которой Алена ехала, я запомнила очень хорошо. Сама этому удивилась: видимо, накануне все мои чувства обострились от перенесенного стресса.
Надела джинсы, удобные кроссовки и отправилась из дому, перед выходом еще раз набрав наудачу Аленин телефон. Алены по-прежнему дома не было.
На пригородном автобусе я доехала до того места на Приморском шоссе, где Алена ночью свернула на проселок. Грунтовая дорога плавной неторопливой дугой уходила в березовую рощу. Место было на редкость красивое и спокойное, и эта красота совершенно не вязалась с тем, что творилось в моей душе.
Я шагала и шагала по дороге, но все еще не узнавала место своего ночного приключения. Одно дело ехать на машине, а когда идешь пешком, расстояние тогда кажется совсем другим. Мне уже начало казаться, что я пропустила нужный поворот и забрела в лес гораздо дальше, чем мы заехали ночью, как вдруг среди молодой поросли мелькнула знакомая береза с расколотой надвое вершиной.
Свернув к огромной березе, я через минуту подошла к краю того самого овражка.
Я облегченно вздохнула: сейчас спущусь в овраг, возьму блокнот и вернусь в город... Правда, блокнот придется искать в карманах трупа, но уж как-нибудь справлюсь со своими страхами. При ярком свете дня я чувствовала себя гораздо увереннее.
Склонившись над краем оврага, я искала глазами забросанный ветками труп, но его не было видно. Надо же, как хорошо я его спрятала!
Спустившись вниз, прошла по дну оврага. Никакого трупа не было! Может быть, он где-то в стороне?
Я обошла довольно большую площадку, внимательно вглядываясь в траву. Да нет, это то самое место. Вот валяются ветки, которые я сломала ночью, чтобы забросать ими труп. Я была именно здесь, без всяких сомнений. Все было точно таким же, как ночью, и только покойник куда-то подевался. Бесследно исчез.
Жарким летним днем я почувствовала леденящий озноб. Что же это творится? Первой моей мыслью было, что Павел на самом деле был жив, от ночного холода пришел в себя и выбрался из оврага. Но я вспомнила торчащий у него из затылка нож и поняла, что с такими страшными ранами не живут.
Тогда чем же объяснить его исчезновение?
Может быть, я все-таки ошиблась, и мы спрятали труп в другом месте?
Выбравшись из оврага, я внимательно огляделась. Береза была та самая, старая, с расколотой надвое вершиной, и росла в точности так... Но одно дело - видеть дерево ночью, и совсем другое - днем. Наверное, я ошиблась...
Но тут, наклонившись, я заметила на краю оврага следы колес, а совсем рядом в траве - окурок. Окурок сигареты "Вог" со следами бледно-розовой помады. Точно такой, какой пользуется Алена.
Никакой ошибки не было. Именно здесь стояла ночью Аленина машина, и Алена выкурила тут сигарету, пока я на дне оврага ломала ветки и забрасывала ими мертвого Павла.
А если так, то куда же делся труп?
Участковый уполномоченный Иван Васильевич Кочетков шел нога за ногу к четвертому подъезду. Идти туда ему очень не хотелось: Люська Кипяткова снова вызвала его в целях устрашения своего мужа Георгия. Георгий, конечно, был не ангел, но с такой женой, как Люська, запил бы всякий. По части способностей к пилежу упомянутая гражданка Кипяткова дала бы сто очков вперед как популярной бензопиле "Дружба", так и обыкновенной двуручной пиле, известной в народе как "Дружба-2".
Поэтому Иван Васильевич испытывал по отношению к Георгию Кипяткову чувство сострадания и даже некоторой мужской солидарности, но по долгу службы ему приходилось реагировать на Люськины заявления и проводить с ее несчастным мужем ни к чему не обязывающие душеспасительные беседы. Радости это не доставляло ни тому ни другому, поэтому участковый так неохотно брел сейчас по направлению к жилищу Кипятковых.
- Иван Василич! - послышался у него за спиной запыхавшийся женский голос. - Иван Василич, постой!
Участковый остановился и повернулся всем корпусом на голос. Его догоняла тетка из второго подъезда, он помнил ее по беспородному кобельку Тарасу, которого эта тетка ежедневно выгуливала, и по седым аккуратно завитым волосам, подкрашенным фиолетовыми чернилами из старых запасов.
- Что случилось, э... Ангелина Васильевна? - вспомнил он имя-отчество тетки с фиолетовыми волосами.
- Власьевна, - поправила его пенсионерка, поджав губы, - Ангелина Власьевна.
- Да-да, - Кочетков смущенно кивнул, - так что случилось?
- С соседкой моей что-то неладно, - проговорила пенсионерка вполголоса, испуганно оглядевшись по сторонам, - с Ольгой Павловной.
- Что значит - неладно? - осторожно осведомился участковый. Ему совершенно не улыбалось разбираться под конец рабочего дня с бабкиными фантазиями.
- Она ко мне обыкновенно или заходит, или хоть позвонит, а сегодня - ни гугу!
- Так, может, ушла куда-нибудь ваша соседка, - предположил Иван Васильевич.
- Ни боже мой! - воскликнула бабка. - Раньше чем уйти, она всегда ко мне заходит и говорит. Так у нас с ней договорено - на всякий случай. Когда она уходит - мне говорит, когда я ухожу - ей говорю... на всякий, значит, случай.
- Это на какой же случай? - поинтересовался Кочетков.
- На всякий, - повторила Ангелина Власьевна, выразительно поджав губы, - взрослый человек, мол, сам должен понимать.
- А сегодня, значит, не заходила? - поощрил участковый тетку, не дождавшись продолжения ее волнующего рассказа.
- Не заходила, - подтвердила Ангелина Власьевна после драматической паузы, - и я ей позвонила, а у нее занято.
- Так, может, по телефону ваша соседка разговаривает? - предположил Кочетков.
- Ага, - тетка посмотрела на него, как на недоразвитого, - разговаривает. С десяти часов утра.
Иван Васильевич взглянул на свои наручные командирские часы и подумал, что, во-первых, телефонный разговор, пожалуй, действительно затянулся, и во-вторых, сегодня он, скорее всего, опять здорово опоздает к ужину.
- Так и чего же вы хотите? - спросил он активную пенсионерку, догадываясь уже, каким будет ответ.
- Чтоб вы со мной к ней сходили.
- К Ольге Павловне?
- К Ольге Павловне.
- А где же мы ключи возьмем? Двери, что ли, ломать? Она нам спасибо не скажет!
- Зачем ломать? - Ангелина Власьевна удивленно посмотрела на Кочеткова. - У меня ключи есть. Она мне дала.
- На всякий случай? - с пониманием спросил участковый.
- На всякий случай, - удовлетворенно подтвердила пенсионерка. Милиционер, кажется, начал ее понимать.
- А если у вас есть ключи от ее квартиры, - спросил он в недоумении, - так что же вы, Ангелина Власьевна, не зашли к ней да не проверили, что там да как?
- А я не какая-нибудь, - обиженно ответила пенсионерка, - чтобы в чужую квартиру заходить!
- А зачем же тогда ключи? - поразился участковый.
- На всякий случай! - возмущенно ответила женщина.
Затем она приблизилась к участковому и доверительно, чуть ли не шепотом проговорила:
- А честно сказать - боюсь я одна к ней заходить... Как-то страшно мне отчего-то... как-то отчего-то страшно...
- Ну ладно, - решился Иван Васильевич, - пойдемте, проведаем вашу соседку. Раз уж у вас ключи есть.
Грешным делом он подумал, что эта неожиданно подвернувшаяся забота позволит ему отложить посещение семьи Кипятковых, которое было для него хуже горькой редьки.
Подойдя к дверям своей соседки Ольги Павловны, активная пенсионерка пару раз позвонила в квартиру (на всякий случай, как уточнил догадливый участковый). Ответа не последовало, и Ангелина Власьевна достала связку ключей.
- Это - мои, - бормотала она, перебирая связку, - это - от дачи... это - от кладовки... это - от сарая... а-а-а, вот же они, от Ольгиной квартиры!
Ключи подошли, и участковый с соседкой вошли в квартиру.
В квартире Ольги Павловны действительно было "неладно", как вполне справедливо высказалась Ангелина Власьевна. Уже в коридоре виден был царящий повсюду разгром - все вещи из шкафов вывалены и разбросаны, сами шкафы распахнуты. Впечатление было такое, как будто в квартире пошуровала шайка грабителей... впрочем, подумал Иван Васильевич, возможно, так оно и было на самом деле.