– Хорошо. – Подполковник вышел из роли и закончил беседу уже в деловом стиле: – Исходя из того, кто и за что взял вашего хорошего человека, я не могу пока дать вам положительный обнадеживающий ответ. Но в самые кратчайшие сроки я проконсультируюсь там, – он поднял глаза к потолку, вряд ли имея в виду Господа Бога, – и незамедлительно сообщу вам их решение. Детали и сумму обговорим позднее, если, конечно, я получу "добро". А я его получу.
ТУРЕЦКИЙ
19 февраля, вечер
– Ну так кто убил Сагайдака? – спросил Меркулов, специально для этого спустившись в кабинет своего подчиненного.
Турецкий скромно промолчал.
Меркулов, умница, тут же все сообразил, ни слова не говоря, набрал номер Грязнова и, как только тот сказал "алло", передал трубку Турецкому. Волей-неволей тому пришлось разговаривать.
– Слава, есть новости по моей каширской аварии? Только я тебя прошу, никаких имен по телефону…
– Ты называешь это аварией?! – немедленно взорвался Слава. – После того как они всадили друг в друга по обойме?
– Не придирайся. Твои орлы уже установили личность парня из "БМВ"? Только по телефону…
– Хрена лысого они установили, – злорадно отрезал Грязнов. – Нету такого человека.
– То есть как?
– Саня, почему я должен заниматься этой мурой? Не иначе меркуловские штучки. Верно, Констанин Дмитрич? – закинул пробный шар Грязнов, справедливо предполагая, что зам генерального находится рядом. – А вы знаете, что никаких документов в машине и в одежде убитого обнаружено не было? Ни паспорта, ни прав, ни даже комсомольского или партийного билета! Так какого черта ты, Саня, от меня ждешь?
– По вашей картотеке он не проходит?
– Исключено. Парень чист и холоден, как месяц ясный. – Когда Грязнов начинал выражаться образно, это был верный признак, что он зол чрезвычайно. И в первую очередь на самого себя. – Но что самое поразительное – эта машина нигде не зарегистрирована. Ну нету такой тачки в Москве, хоть ты тресни, и номера эти…
– 2022 МНО, – подсказал Турецкий и чихнул.
– Липа номера! Мои орлы ее уже разобрали было на части, думали, самопал, собрана из ворованных деталей, нет, тачка родная, цельная, как яйцо!
– Надо проверить через таможню. Проходила же она растаможку, все-таки?
– Я уже отправил запрос, но чую, что это дохлый номер. Концы можно будет найти только в Германии, на заводе-изготовителе или посреднике, если он был. Да только кто нам там такую информацию выдаст?! Они свои экономические секреты лучше берегут, чем мы государственную тайну.
– Но неужели эксперты городской милиции ничего не смогли найти? А индпошив одежды?
– Барахло на нем все было рыночное, концов не найдешь. Выглядело как обычный бандитский прикид. А вот пушка, которая была при нем, немного светится. Стандартный табельный "макаров", в розыске не находится.
– Ага, – потер руки Турецкий. – И уже установили, чей это пистолет?
– Да, – хмуро брякнул Грязнов. – Твой.
Грязнов приехал через полтора часа. Секретарша Турецкого принесла кофе.
– Вся эта история меня ничуть не удивляет, – признался Меркулов. – В этом городе полно психов без паспорта.
– Не надо так говорить. Мы не психи, – обиделся Турецкий. – Этот город всего лишь становится эксцентричен. Верно, Изида Сигизмундовна? – Секретарша все поняла и плотнее прикрыла за собой дверь.
– Лихо его вывели из игры, – посочувствовал Грязнов.
– Какой игры?! Его просто подставили, – возразил Меркулов. – С кем не бывает.
– Послушайте, – возмутился Турецкий. – Хватит говорить обо мне в третьем лице. Я еще жив.
Собеседники, как по команде, посмотрели на него, словно оценивая: действительно жив?
– У тебя есть какие-то соображения по этому поводу? Как это могло произойти? Где ты держал пистолет? Там? – Грязнов мотнул головой в сторону сейфа.
– Нет, дома.
– Ну, слава богу, по крайней мере, его сперли не отсюда. Не придется искать здесь "жучков" и прочей дряни. Расскажи подробнее.
– Да чего рассказывать?! У меня дома в спальне есть маленький сейф.
– А сколько ключей?
– Два.
– И где же они хранятся? Сколько можно из тебя выуживать? Ты что, не можешь сам все рассказать сразу?
– Один всегда у меня, – Турецкий продемонстрировал связку ключей, – а второй -…тоже у меня.
– ?!
– Ну, дома он, какая разница, что вы прицепились?
– Как это какая разница?! Кто-то забрался к тебе домой, выудил пистолет, потом укокошил им твоего подследственного, и ты говоришь – какая разница?! Ты думаешь, кто-нибудь из нас, я или Костя, когда-нибудь терял личное оружие?!
– Только, ради бога, не надо о высоких материях! – Турецкий думал в это время о "эфэсбэшном майоре Резво", побывавшем у него дома. Лекция, материалы которой он легко цитировал, в письменном виде была окончательно зафиксирована меньше недели назад. Значит…
Но волновать друзей этой информацией пока не стоило. Тем более что предварительная проверка установила полное отсутствие подобного человека в штате ФСБ, что и требовалось доказать.
Турецкий открыл ящик стола, вынул дротики дартса и стал швырять один за другим в мишень на стене, укрепленную заботливой рукой Изиды Сигизмундовны. Остальные молча наблюдали за его телодвижениями.
– "БМВ", пусть и новенький, – в паузе между бросками процедил Турецкий, явно провоцируя приятеля перескочить на любимую (и больную – после давешней охоты) автомобильную тему. – Бандитская ли это тачка?
– Не надо нас, маленьких, дурить, – с готовностью возразил Грязнов. – Изначально бандитская машина – это "мерс". И кстати, применительно к ним желательно говорить "мерседес", с ударением на среднем слоге. Между прочим, припоминаю, что кое-кто из моих "клиентов" пребывал в полной уверенности, что это чистокровная испанская машина.
– Почему они вообще так полюбили "мерседесы", Вячеслав? – спросил Меркулов.
– Известное дело, по принципу "главное – это большое вложение денег". И так продолжалось несколько лет. В криминальную историю России время это, наверно, войдет как "период шестисотых "мерседесов". А потом началось расслаивание. Бандюки пересели на джипы и на "БМВ".
– Если разобраться, Вячеслав,– ехидно вставил заместитель генерального прокурора, – МВД – это всего лишь продолжение "БМВ". Следи за аббревиатурой.
Грязнов задумался, очевидно соображая, какую бы иномарку прилепить к словосочетанию "Генеральная прокуратура", потом махнул рукой:
– Ладно, язвите сколько влезет. Значит, так. Всего машин "БМВ" существует четыре серии. Основных из них три. Это: "тройка" – автомобиль среднего класса; "пятерка" – полусреднего и отчасти представительская тачка и "семерка" – чисто представительская. "Бээмвуха" хороша демократичностью цен. Если крутые новые модели сравнимы в этом плане с "мерсом", то в нормальном состоянии "тройку" восемьдесят четвертого года можно купить за три тысячи зеленых.
Но последний год братва вообще стала западать на спортивные авто, на "ягуары", "порше", "мустанги", те же "мерседесы" – SLS, SLK.
– А как же "вольво"? – спросил Турецкий, смутно припоминая роскошную машину Лозинского.
– "Вольво" самая дорогая машина в техническом обслуживании. И у бандитов она считается эстетской. А вообще-то сегодня самая классная тачка – "мерс-ягуар". Короче говоря, сейчас либеральные времена и этикет позволяет "пацанам" кататься на чем угодно. Табу осталось только одно – каждый нормальный бандит обязан иметь "мерс", пусть даже на нем и не ездит.
– Вячеслав, – лениво осведомился Меркулов, – знаешь анекдот, как "новый русский" едет на шестисотом "мерседесе" и в него врезается "Запорожец"?
– Штук пятнадцать, – подтвердил Грязнов.
– Ну так слушай другой. Едет "новый русский" на шестисотом "мерседесе" и вдруг в него кто-то врезается сзади. Он выскакивает, а там – другой шестисотый "мерседес". Тогда "новый русский" возмущенно говорит: "Не понял, в натуре, а где "Запорожец"?
ГРЯЗНОВ
19 февраля, вечер
У Грязнова были все основания хмуриться. Он боялся спугнуть удачу. В кои-то веки оперативно сработали межведомственные связи, что давало возможность сделать крохотный шажок по делу Лозинского. Короче говоря, выяснилось, что сегодня утром ребята из РУОПа накрыли по своим делам гоп-компанию, распивавшую уникальную водку "Граф Орланофф Игорь Александрович", ту самую, коей отравили незабвенную тещу банкира (и космонавта, если верить чудо-секретарше Турецкого, а верить этой бабе явно стоит). Компания баловалась водярой в каком-то кабаке в Орехово-Борисове, и это был если не явный след, то хотя бы зацепка.
Все дело в том, что самая тщательная проверка выяснила, что упомянутый напиток не только не продавался в коммерческих палатках возле дома тещи Лозинского, но и в принципе отсутствовал в столичной торговле на протяжении последних шести лет! Откуда взялась тогда эта бутылка на дне рождения тещи Лозинского, было одному Аллаху известно. Ситуация усугублялась еще и тем, что пока тещу Лозинского увезла "неотложка" и никто не подозревал ее злодейского отравления, наводящая в квартире марафет домработница Липа (Олимпиада Степановна Кукина, 1949 г. р.) благополучно выбросила ее (бутылку, не тещу) в мусоропровод, поскольку бутылки такого объема (1 литр) и замысловатой формы в ближайших пунктах стеклотары не принимались.
Грязнов прочитал бумагу, пришедшую от начальника отделения милиции.
Врио начальника МУРа
полковнику милиции Грязнову В. И.
РАПОРТ
Оперуполномоченному отделения милиции старшему лейтенанту Каменцу было поручено установить, кто именно и каким транспортом вывозит мусор из элитного многоэтажного дома по проспекту Маршала Жукова, 20. Выяснилось, что мусор вывозится на соответствующие свалки в 49 километрах на северо-запад от станции метро "Пионерская". Поскольку оперуполномоченный старший лейтенант Каменец других заданий не получал, то потребовалось дополнительное письменное указание, санкционирующее непосредственное обнаружение обозначенной спиртосодержащей емкости. Справившись со вновь поставленной оперативно-розыскной задачей, старший лейтенант Каменец установил, что через сутки после пребывания на свалке весь мусор отправляется на мусороперерабатывающий комбинат No 2.
Начальник отделения милиции
Хорошево– Мневники
майор милиции В. В. Таран
Ну и ну. Таким образом, пока эти идиоты писали свои бесконечные рапорты, бутылку вместе с прочим дерьмом благополучно расплавили в печке, вместо того чтобы по этикетке или с помощью химэкспертизы попытаться хоть за что-то зацепиться в этом дохлом деле. Хотя не исключено, конечно, что она уже давно несколько лет пустая просто валялась где-нибудь в кладовой, терпеливо ожидая своей новой жизни. И дождалась.
Грязнов уже знал, что руоповским расследованием занимался его старый знакомец капитан Лихачев, и, дабы лишний раз не светиться, попросил его в качестве личной услуги снова направить кого-нибудь из своих людей в кабак, где произошла заварушка, дабы прояснить так сильно волнующий его лично деликатный алкогольный вопрос. Лихачев не возражал, почему бы и нет.
И через полтора часа уже примчавшийся в Региональное управление по делам организованной преступности на Шаболовке Грязнов знал, что в ресторане "Ореховый" с 1991 года существует огромный запас водки "Граф Орланофф Игорь Александрович", впрочем, все же уничтожаемый медленно, но верно. Все накладные в норме. Ценный напиток хранится согласно установленным санитарным нормам, а его химический состав отвечает соответствующим требованиям ГОСТа, несмотря на то что последние регулярно меняются. Документация опять же в полном порядке.
Поскольку эксперты из Антимонопольного комитета авторитетно заявили, что в настоящий момент подобной водки в Москве нет, а в ресторане "Ореховый" на вынос не торговали, то из всего этого следовал лишь туманный вывод, что искать следует внутри обозначенного злачного заведения. Стоило, пожалуй, добавить, что владельцем "Орехового" являлся девяностодвухлетний К. П. Лимонадов, совершенно выживший из ума, – фигура, конечно, подставная и замечательная единственно тем, что является двоюродным дядей известного авторитета по кличке Сенатор. Натяжка? Едва ли.
Значит, не миновать тотального опроса всего персонала "Орехового", хотя уже после первого из них остальные служащие будут оповещены о характере вопросов и проконсультируются у… стоп! Грязнов прервал этот поток сознания в нужном месте. У кого они проконсультируются, как себя вести? Черт его знает, товарищ полковник. Значит, варианта два. Либо вызвать всех служащих ресторана (а это, надо полагать, десятка полтора человек, не меньше!) на допросы одновременно к разным оперативникам – ничего себе работка, – либо допросить всего одного или нескольких из тех, кто явно имеет, что называется, доступ к "телу", и хорошенько напугать, с тем чтобы после они побежали к пресловутому "телу" плакаться в жилетку. Да, но ведь они и так уже смертельно напуганы этой руоповской облавой. Что же предпринять?
Капитан Лихачев смотрел на Грязнова своими традиционно красными глазами. Лихачев не был альбиносом, но жизнь заставила.
– Гена, не в службу, а дружбу, дай мне допросить менеджера и кого-нибудь из официантов, – попросил Грязнов.
– Да ради бога, я вам только благодарен буду, товарищ полковник, помощь как-никак все-таки!
– Отлично, еще один вопрос. Эти орлы, которых ты накрыл, они сами-то к ресторану отношение имеют?
– Вроде бы нет, хотя трудно сказать – за ними рэкет. Но дело в том, что они, кажется, заседали на "своей территории", – это же домодедовская группировка. Приходилось вам слышать?
– Понятно. А Сенатор ей кто будет, домодедовской группировке?
Лихачев удовлетворенно хмыкнул:
– Сенатор ей будет папа крестный. Но я вам так скажу: легче поймать колибри в пределах Садового кольца, чем пообщаться с Сенатором. – Лихачев смотрел на муровского шефа с некоторым удивлением, и, хотя ему, конечно, не было известно, что именно тот ищет (бутылку водки, черт возьми?!), на широкой физиономии капитана без труда читалось осуждение: это же надо такой мурой заниматься… Хотя кому же заниматься мурой, как не МУРу?
Грязнов почему-то вспомнил, как пару лет назад, копая совершенно непролазное дело о заказных убийствах банкиров, Сашка Турецкий вдруг признался: "Азбучная истина – получая в производство дело, следователь должен составить план расследования. И от этого никуда не уйти. Но, исходя из собственных задач, поставленных самым категорическим образом, я могу сформулировать свою цель однозначно. Найти преступника? Раскрыть преступление? Нет, я обязан как можно скорее от этого дела отделаться. А потом готов глядеть, кто первый кинет в меня камень".
БОЙКО
14 февраля, утро
Помощник замминистра подполковник Бойко пришел к своему непосредственному начальнику. Невысокий, с крючковатым носом и тонким бледным лицом, заместитель министра внутренних дел пребывал в мрачной задумчивости и сосредоточенно чертил что-то незаточенным карандашом на полированной поверхности стола. Его глаза, обычно исполненные какой-то скрытой печали и тайны, сегодня были колючими и злыми, а это однозначно свидетельствовало, что зам был не в духе.
– Очередной заказ. Я подготовил все материалы, – осторожно начал подполковник и положил на стол шефа справку по делу Кроткова и предварительный расчет финансовых и прочих затрат. – Теперь нужно только дать ведомственную команду перебросить дело в соответствующий следственный отдел УВД.
Замминистра бегло просмотрел бумаги.
– Кредитоспособность проверяли? – Шеф отпихнул папку и снова вернулся к своим чертежам.
– Домодедовская группировка, – веско сообщил Бойко.
Зам удовлетворенно хмыкнул:
– Комментарии излишни.
– У меня все, – закончил подполковник, собираясь уходить, но замминистра порывисто поднялся с кресла и жестом остановил подчиненного. Ему нужно было выплеснуть на кого-то накопившуюся отрицательную энергию (слишком часто в последнее время он слышал от других членов совета директоров обвинения в некомпетентности и нерасторопности в адрес своих людей, и это его нервировало и угнетало).
Бойко пришлось сыграть роль громоотвода.
– Поговорим о другом, – начал зам, насупившись и играя желваками на скулах. – Дело о превышении полномочий сотрудниками сто восьмого отделения, которое по нашему ведомству курировали вы и которое удалось спасти только на этапе рассмотрения в Верховном суде, что предпринято для того, чтобы такое безобразие не повторилось впредь. Вы можете дать мне твердую гарантию, что ваши люди не облажаются по новой?
– Но я делаю все возможное… – начал было оправдываться Бойко. "Черт, угораздило же явиться в такой неподходящий момент".
Зам только досадливо махнул рукой:
– Чтобы выбраться из ямы, нужно хотя бы не копать ее вглубь. У нас каждый третий рядовой работник милиции в той или иной форме берет взятки или нарушает процессуальный кодекс. И каждый при этом гребет под себя.
Электронные часы на руке Бойко пикнули, извещая хозяина о том, что уже одиннадцать часов утра. "Eleven o'clock", – подумал подполковник и, абстрагируясь от зуда начальника, занялся английским. В школе и институте он учил французский, а в последнее время почувствовал острую необходимость в английском. И по этому поводу завел себе правило: каждый раз с писком часов он пытался вспомнить английские названия всех предметов и явлений, которые в данный момент его окружали. "Стол – table, кресла – armchairs, окна – windows, жалюзи – venetian blind, шкафы – bookcase, начальник – superior…"
– Нужно организовываться на местах. Нужно собирать людей в единый кулак… – Замминистра несло, хоть жечь глаголом и не было его призванием, сегодня он разошелся не на шутку. – Кто, скажите, будет доверять совету директоров, который выполняет обязательства перед клиентами через раз, а?
Подполковник внимал молча с выражением полного покаяния на лице, по опыту зная, что гроза кратковременна и шеф сам успокоится, как только озвучит свои мрачные мысли. "Замминистра – vise minister, хмурый – sullen, мрачный – gloomy. Надо посмотреть в словаре, как будет по-английски "брюзжать" и "читать нотации".
После пятиминутного гневного монолога зам наконец иссяк, устало осел в кресло и впал в меланхолическую задумчивость, которая теперь могла длиться часами. Бойко осторожно поднялся и, стараясь не шуметь, чтобы не навлечь на себя еще один поток раздражения шефа, тихонько покинул кабинет.