- Часты случаи, когда пациенты, пережившие шок и полностью выздоровевшие после ухода с военной службы, испытывают экономические трудности. В этих и других конфликтных ситуациях они реагируют нервозно. В таких случаях приступ нервозности вызван ослаблением организма пациента или новыми жизненными обстоятельствами, не имеющими отношения к военной службе.
Доктор отодвинул газету в сторону.
- Я точно определил ваш диагноз. Вы душевнобольной, маниакально-депрессивный со слабой нервной системой и неврастенией. Причина всего - военный психоз.
Доктор протер очки.
- Я вас понимаю, вам было нелегко. Здесь написано, что вы иногда воете, особенно зимой и по ночам. Еще вы изображаете животных… С этим нам еще предстоит разобраться, особенно с вашим вытьем. За свою практику я не встречал пациентов с такой сильной склонностью к вою. Обычно они или плачут, или мочатся.
Врач поинтересовался у санитаров, выл ли пациент.
- Я не слышал. Пока. Но если начнет - сразу доложим.
- Пусть воет.
Повернувшись к Хуттунену, врач добавил:
- Вот, дружочек, теперь у вас есть особое разрешение выть здесь. Надеюсь, вы не будете злоупотреблять этим в ночное время, а то другие пациенты могут впасть в панику.
- У вас я выть не стану, - произнес Хуттунен упавшим голосом.
- Прошу вас, кричите, войте во весь голос. Я придерживаюсь теории, что по звукам, издаваемым пациентом, можно сделать заключение о его болезни.
- Не буду. Не хочется.
Врач принялся уговаривать:
- Прошу вас, попробуйте, прямо здесь. Очень интересно послушать, как вы воете, когда у вас появляется такая потребность.
Хуттунен спокойно и твердо ответил, что он не сумасшедший, ну, может быть, немного не как все. За это время он увидел тут гораздо более странных людей.
Врач снова принялся протирать стекла очков.
- По мне так ваши очки уже чистые, - раздраженно добавил мельник. - Что за необходимость их все время тереть?
Доктор поспешно водрузил их на нос.
- Это безобидная привычка, повторяющаяся реакция, вы не понимаете!
Врач дал знак санитарам, чтобы те увели мельника в палату. Они схватили пациента за руки и выволокли в коридор. Тычками в спину санитары заставляли его идти быстрее.
Хуттунена уложили на койку. Дверь захлопнулась, ключ в замке грозно щелкнул.
глава 15
За эти дни Хуттунен окончательно убедился, что в ближайшее время его из больницы не выпустят, и неизвестно, выпустят ли вообще. Он попытался еще раз встретиться с врачом, но тот его не принял, только прописал лекарства, которые толстый санитар затолкал ему в рот.
Хуттунен думал о своей красной мельнице в Суукоски, вспоминал Розу Яблонен и прекрасное лето, которое осталось по ту сторону решеток. Ему стало очень тоскливо.
Хуттунен попытался заговорить с товарищами по палате, но сумасшедшие ничего не понимали. Только с Хапполой он мог время от времени тайком перешептываться.
Шли дни. Чувство безысходности усиливалось.
Хуттунен лежал на кровати не вставая и думал, какой странный поворот сделала его судьба. Он мерил глазами решетки на окнах: это они холодно и наверняка отгородили его от мира. Человеку их не раздвинуть, а дверь на замке. Хуттунен пытался разведать, возможно ли убежать через столовую, но там всегда дежурили несколько санитаров, что усложняло задачу. Других вариантов не было. Хуттунен уже начал думать, что на своих ногах он из чертовой больницы не выйдет, а после смерти его перенесут в трупную, где молодцеватый патологоанатом разрубит его тело на куски нужного размера для составления медицинского заключения.
Иногда по ночам Хуттунена охватывала тревога, приходилось вставать, бродить по темной палате несколько часов из угла в угол, как зверю в клетке. Хуттунен ощущал себя осужденным без преступления, арестованным без суда. Надежда на освобождение умерла. У него не осталось ни прав, ни обязанностей, ни выбора. Лишь мысли, лишь дикая неутолимая жажда свободы. Хуттунен чувствовал, что в палате, окруженный сумасшедшими, он и сам скоро потеряет рассудок.
И вот однажды к нему подошел худощавый молодой человек, который постоянно строил рожи. Бедняга говорил так путано, что при всем желании невозможно было ничего понять.
От его истории мурашки бежали по коже.
Мать, тоже сумасшедшая, забеременела и родила его без брака. Всю жизнь он терпел голод и жестокое обращение. Когда мать за что-то посадили в тюрьму, мальчика отдали на работу в кабак, где он трудился до потери сил, прислуживая хозяину-алкоголику и прислуге, которые над ним жестоко издевались. В школу хозяин его не отдал, а когда заболевал - не отдавал в больницу, так он перенес краснуху, брюшной тиф и двойное воспаление легких. В пятнадцать лет он украл из амбара кусок сала, хозяин засудил его, и мальчонку отправили прямиком в тюрьму. В камере его целый год избивал убийца-рецидивист. Выйдя из тюрьмы, парень все лето прятался в сараях, ел ягоды, муравьиные яйца и лягушек. Осенью в сарай привезли сено, и его поймали, но в тюрьму уже не посадили, а привезли сюда. С тех пор все шло более или менее хорошо.
Парень зарыдал. Хуттунен попытался его утешить, но тот был безутешен.
У Хуттунена стало еще тяжелее на душе. Почему жизнь так невыносимо трудна?
Вскоре молодой человек позабыл обо всем, пересел на свою койку. Его лицо менялось - было то веселым, то неуверенным, то испуганным.
Хуттунен с головой залез под одеяло, думая, что сейчас сам сойдет с ума.
Две следующие ночи мельник провел без сна. Днем он не ел, с кровати не вставал. Вечером Хаппола тайком сунул ему папиросу, но мельник лишь отвернулся к стене. Какие, к черту, папиросы, когда бессонница, а от еды тошнит!
Ночью Хуттунен опять ходил по палате. Остальные пациенты мирно спали, похрапывая. Апатичные старики в дальнем конце комнаты периодически по-пердывали. Тощий парень тихо стонал и плакал во сне. Голову как будто сжимало, в висках стучало. Горло пересохло, разум мутился.
Мельник начал подвывать. Вначале тихо и жалобно. Вдруг из гортани вырвался громкий вой, так что обитатели палаты слетели с коек и забились к противоположной стене. Хуттунен выл от души, извергая всю свою муку, жажду свободы, одиночество и тоску. Казалось, от его воя каменные стены задрожали, а железные кровати заскрипели. Лампа на потолке закачалась.
Зажегся свет. В палату вбежали три санитара, вернули мельника на кровать. Кровать заскрипела, санитары уселись на мельника и ударами заставили замолчать.
Когда они ушли, лампа погасла.
Хаппола подошел к кровати мельника и прошептал:
- Черт, ну и напугал ты меня!
Хуттунен устало ответил:
- Я здесь больше не могу. Дай ключ, я ухожу.
Хаппола все понял. Но все-таки предупредил, что бежать не имело смысла, все равно найдут и вернут. Но Хуттунен стоял на своем.
- Если я отсюда сейчас не уйду, сойду с ума.
Хаппола согласился. Уж он-то знал, как тяжело сидеть взаперти, когда душа рвется наружу.
Врожденная предприимчивость не позволяла Хапполе помочь другу без вознаграждения. Он назвал цену: шесть мешков ячменной муки. Цена приемлемая.
- Привези мне муку в Оулу, на вокзал, как только разберешься со своими делами, - сказал Хаппола. - Я не тороплю, но помни - долг платежом красен. Мне тоже в свое время пришлось заплатить за этот ключ. Все платили.
Хаппола рассказал мельнику, как три года назад помог сбежать безумной барышне, которая на свободе стала самой известной шлюхой Балтийского побережья.
- Забавная такая краля. Правда, немного буйная. Живет теперь в Оулу, ездит работать в Кокколу и Раахи, иногда до Пори доезжает. Она мне хорошо заплатила за ключ. Так что и ты не забудь про муку.
Через несколько дней Хапполе понадобилось в город по делам. Хуттунен мог сбежать с ним.
Когда больница уснула, Хаппола открыл дверь палаты. Они беззвучно проскользнули по бесчисленным тихим коридорам в кухню, затем в прачечную. В картонной коробке среди других вещей отыскали одежду мельника: она лежала сверху, так как он поступил совсем недавно. Хуттунен оделся, перетянулся ремнем с ножнами для финки, проверил кошелек. Часть денег пропала. Странно, что не все. В пустую коробку Хуттунен положил больничный халат, шапку, тапочки и поставил ее обратно на полку.
- Ты не будешь переодеваться? - спросил Хуттунен у товарища, который брел по коридору в больничной пижаме.
- Летом можно и так. Если днем нужно будет в город, тут уж другое дело. На этот случай у меня в прачечной костюмчик припрятан, но в ночных вылазках он ни к чему. Стрелки на брюках вытянутся.
Через какую-то боковую дверь они вышли во двор, усыпанный хрустящим гравием, поднялись на покрытый соснами пригорок, на вершине которого стояла старая водонапорная башня из красного кирпича. Хуттунен обернулся. Внизу, в лощине покоилась огромная печальная больница для умалишенных. Свет в окнах не горел, за ними никто не следил. Удивительно, насколько легко оказалось сбежать.
С женской половины больницы раздавались монотонные стоны. Видимо, кто-то из буйных.
Хуттунена мороз пробрал от звуков безутешных женских стенаний. Захотелось воем ответить бедной женщине, которая жалобно скулила от непонятной тоски.
Только он собрался испустить по-настоящему дикий вой, как Хаппола тихо промолвил:
- Лиза Кастикайнен. Она уже три года не переставая плачет. Осенью будет три года, я помню, когда ее только привезли сюда, завернутую в одеяло. Поначалу санитары засовывали ей кляп в рот, но потом доктор запретил, а то бы она совсем без зубов осталась.
От водонапорной башни шла дорога в город. Беглецы тихо брели в сумерках летней ночи в направлении белого города, северного Оулу.
глава 16
Двухэтажный деревянный дом Хапполы располагался в самом центре города. Краска на стенах за годы войны облупилась, но в общем здание было в приличном состоянии. Собака во дворе сразу узнала хозяина, повиляла хвостом и Хуттунену заодно. Хаппола нашел в связке ключ от дома.
- Ну, что скажешь? - с гордостью спросил он, поднимаясь по лестнице. - Вот тебе и круглый дурак с квадратными стенами! Налогом не облагается, а деньги лежат в банке. На эти деньги я могу разом купить новую машину, если права дадут. Я хотел купить "Опель Капитан", но не дали по диагнозу.
Наверху было несколько дверей. На каждой - табличка с именем.
- Квартиранты. На втором еще есть.
Хаппола открыл дверь. В комнате стояли две кровати, стол и стулья. На одной кровати лежала женщина средних лет.
- А, хозяин… Что, опять? - спросила она сонно.
- Не надо раздеваться. Я привел тебе приятеля ненадолго. Приготовь ему завтрак, но не приставай.
Женщина легла и сразу заснула.
Хаппола тем временем взялся планировать будущее мельника.
- Я бы на твоем месте продал мельницу и уехал в Америку. Если в Штаты не сможешь - поезжай в Испанию. Один приятель, майор, уехал туда после войны и, говорят, хорошо устроился. Зарабатывает на жизнь гвоздиками… А что, много при мельнице земли-то?
- Да есть, всего пара гектаров, зато мельница на ходу, я гонтовый станок поставил, почти новый. Я даже успел мельницу покрасить до того, как меня забрали. Там два жернова, для муки и для зерна. Оба работают. И желоб - верхняя часть новая, нижняя отремонтирована. Несколько лет можно муку молоть без проблем, - нахваливал Хуттунен свое детище.
Хаппола сделал пару звонков по области. Он предлагал мельницу на продажу, но покупателя не нашлось.
- Ночью такие вещи не решаются. Торговцы недвижимостью сейчас спят. Приду послезавтра днем - еще раз позвоню. Я знаю одного человека в Каяни, ему может быть интересно. Ну ладно, мне пора. Утром надо быть в кровати, когда они заметят, что ты сбежал.
Хаппола угостил мельника на прощание папиросой и беззвучно покинул дом.
Хуттунен оглядел комнату: грязные обои, на полу тканый коврик, в углу - печка. Она дымила, это было заметно по копоти снаружи. На ночном столике валялись бигуди, стоял стакан, а в нем - вставная челюсть.
Хуттунен разделся и лег на кровать. Потом встал и погасил свет. Захотелось в туалет, но он побоялся будить женщину вопросами. Кое-как он забылся сном.
Мельник проснулся от шума воды. Позывы мочевого пузыря усилились в тысячу раз. В комнате горел свет, но женщины не было.
Мельник оделся и стал нервно ждать, когда же она выйдет из туалета. Как только дверь открылась, Хуттунен рванул туда, не успев даже поздороваться.
Женщина сварила кофе и предложила ему бутерброды и булочку.
Хуттунен рассказал ей, что сбежал из лечебницы.
- Хаппола и меня оттуда вытащил. С тех пор вот покоя не дает. Дважды в неделю надо его ублажать.
Женщина причесала волосы, накрасила губы и вдела кольца в уши. На ней была обтягивающая красная юбка и белая блузка с рюшами. Она была крепкая и фигуристая.
Красавица рассказала, что приходится зарабатывать на жизнь проституцией. Хаппола запросил за ключ и жилье такую высокую цену - другого выхода нет, только снова вернуться в лечебницу.
- Но лучше уж быть шлюхой на свободе, чем сумасшедшей в сумасшедшем доме. Туда вернусь, когда больше нигде не нужна буду. Я как-никак с диагнозом.
Хуттунен поблагодарил за кофе и начал было собираться.
Женщина удивилась.
- Так и уйдешь, не воспользовавшись? Знаешь ведь, кто я.
Хуттунен поспешно проскользнул в дверь и выскочил на улицу.
Во дворе в его воображении всплыла председатель огородного кружка Роза Яблонен: прохладный навес и аромат луговых трав в тиши Леппасаари, ее нежный голос, ласковое касание рук, приятное щекотание в носу от ее волос.
Хуттунен шел к станции. По дороге он купил открытку и марку.
Подошел поезд. Позади остался Оулу, мерзкий городишко. Проезжая Туйру, Хуттунен достал открытку, написал на ней адрес больницы и послание: "Врачу: Я сбежал из вашей психушки. Вы, наверное, уже заметили. Еду в Швецию, потом в Норвегию, чтобы ни одна собака не нашла. Да, и еще: я не сумасшедший. А вы оставайтесь, протирайте свои очки. Хуттунен".
В Кеми Хуттунен опустил открытку в почтовый ящик. Он внутренне улыбался при мысли о том, как его сейчас будут искать по всей Швеции и Норвегии.
Перед отходом поезда он купил на станции десяток сваренных вкрутую яиц.
Прибыв на свою станцию, Хуттунен сошел с поезда. Он не пошел через деревню, а побежал лесом прямо в Суукоски.
Душу его переполняла радость от возвращения домой: под палящим летним солнцем красовалась красная мельница. Хуттунен проверил плотину, желоба, станок и турбину. Все в порядке. Казалось, все вокруг радовалось возвращению мельника, даже ручеек, как старый товарищ, радостно журчал.
Дверь мельницы была забита. Мельник яростно рванул ее на себя, так что гвозди и деревянный штакетник разлетелись по двору.
В доме все было перевернуто, перерыто, кровать не застелена, посудный шкаф открыт, кастрюли куда-то исчезли. Из кладовки пропали все съестные запасы, даже мешок картошки.
Со стены исчезло ружье. Пристав забрал или украли?
Не осталось даже сухарей. Голодный мельник доел яйца, купленные в Кеми, и запил водой из ушата.
Хуттунен проверил все свое движимое имущество, и к его великому возмущению многих нужных вещей недосчитался: чемодана, выходного костюма, инструментов, простыни и наволочки в цветочек, съестного (не говоря уже о большой кастрюле и ружье)…
Сердитый, он бросился на кровать обдумывать, кто стоял за этими злодеяниями. Внезапно он вскочил, побежал в угол, присел, отодрал половицу, засунул в дыру руку. Долго рылся в куче опилок. Сосредоточенность, отчаяние - и вдруг лицо его осветилось нечаянной радостью. С громким криком он отпрыгнул, держа в руке пыльную сберкнижку.
Мельник гордо взвыл, как в старые добрые времена. Вздрогнул, подскочил к окну - не услыхал ли кто. Во дворе - ни души, мельник успокоился. Он отряхнул сберкнижку от опилок, у него еще оставались деньги на счете, иначе пиши пропало.
Хуттунен снова взглянул в окно - как там его огород, который успел дать обильные всходы, пока он был в Оулу. Видимо, кто-то за ним ухаживал: ни одного сорняка, грядки аккуратно вскопаны, саженцы прорежены. Хуттунен догадался, что это председатель Роза Яблонен ухаживала за его огородом, пока он был в больнице.
Окрыленный, Хуттунен выбежал во двор и щедро полил огород. На земле он заметил следы маленькой женской ножки.
Благословенные корнеплоды, думал Хуттунен.
глава 17
Два дня мельник пялился из окошка на грядки. Он горячо надеялся, что покажется велосипед председателя огородного кружка и они вместе будут ухаживать за корнеплодами. Ожидания оказались пустыми. Председатель так и не появилась. Хуттунен недоумевал, как председатель могла так безответственно надолго оставить растения без ухода.
Прошло много времени с того момента, как Хуттонен последний раз нормально обедал. Он вспоминал густую больничную кашу, которую в свое время нехотя запихивал в рот. Сейчас от одного воспоминания у него текли слюнки. А яйца, купленные в Кеми! Он бы целую корзину съел за один присест. Но приходилось довольствоваться водой. На закуску Хуттунен выметал из половых щелей пригоршни прошлогодней муки. Мука была такая грязная, что воротило, и голод не особо утоляла.
Вечером следующего дня голод выгнал мельника из дому. Он открыл люк, ведущий к турбине, и выскользнул оттуда наружу.
Хуттунен побежал к магазину Терволы, от голода не разбирая дороги: ветки прибрежных ив хлестали его по щекам, глаза слезились, голодный комок подкатывал к горлу.
Прячась за углом магазина, Хуттунен выждал подходящий момент, когда ни во дворе, ни в магазине не было никого из деревенских. Убедившись, что в магазине остались только Тервола и его семья, он постучал в дверь.
Тервола вышел открыть. Увидев, кто к нему пожаловал, попытался тут же захлопнуть дверь, но Хуттунену удалось просунуть ногу в проем.
- Ты, Гунни, сюда не войдешь. Магазин закрыт.
Хуттунен попросил поговорить с глазу на глаз. Тервола неохотно пустил гостя, оставил дверь в жилое помещение открытой, чтобы жена слышала, о чем они беседуют.
Хуттунен уселся на мешки с картошкой, достал из упаковки бутылку пива и стал медленно пить.
Затем стал перечислять продавцу, что ему нужно:
- Гамбургеров кило, полкило жира, столько же масла, две пачки чая, кофе, сахар, пять кило картошки, папиросы.
- Я с сумасшедшими дел не веду.
Хуттунен достал из кошелька деньги.
- Я тебе вдвое больше заплачу, только продай, чертовски жрать охота.
- Я же сказал, магазин закрыт. Ничего тебе не продам, надо было тебе в Оулу оставаться. Ты преступник, ты сбежал.
Тервола немного подумал и добавил:
- Здесь без тебя было так спокойно. Вся деревня радовалась. Убирайся-ка ты обратно, не продам тебе ничего.
Хуттунен поставил пустую бутылку обратно и, бросив на прилавок пару монет, спокойно сказал:
- Я без еды отсюда не уйду. Черт возьми, я последний раз ел в прошлый четверг в Оулу, нет, в среду.
Качая головой, Тервола отошел за прилавок. Но когда Хуттунен подошел ближе, начал поспешно выкладывать на прилавок продукты. Сахар, кофе, салями, сало, масло, достал из ларя муку и картошку. Все это богатство он выложил на прилавок перед Хуттуненом, бросил на прилавок пакеты с продуктами, так, что он задрожал. Сверху кинул несколько пачек курева и коробок спичек.
- Забирай! Вор!