– Уж не думаешь ли ты, что все это делается ее продюсерами ради денег? – задал я провокационный вопрос.
– В конечном счете почти все в этом мире делается ради денег, – философски заметила Лена, – я не исключаю, что и вчерашнее покушение тоже принесет кому-то такие барыши, которые нам с тобой даже не снились…
Мы снова с трудом прошли сквозь толпу, добрались до служебного входа, потом дошли до грим-уборной Анжелики.
Дверь неожиданно раскрылась, на пороге показался Слава Петрунин. Глаза у него были какие-то странные. А движения замедленные, будто у сомнамбулы.
– Привет, Слава… – произнесла Лена, но закончить фразу не успела: из гримерной донесся стон. Петрунин побледнел и бочком, прижимаясь к стене, сделал несколько неуверенных шагов в сторону.
Я заглянул в комнатку. Там на полу, среди разбросанных платьев, лежала Анжелика. Сначала я подумал, что она просто споткнулась и упала. Но, приглядевшись увидел: из ее плеча торчал нож, а все вокруг было красным от крови.
– Лена, сюда! – не помня себя, заорал я и ринулся к Анжелике.
Лена кинулась за мной следом и тут же склонилась над Анжеликой. Я снова позавидовал ее умению в любой ситуации держать себя в руках… Лена похлопала Анжелику по щекам, внимательно осмотрела, нет ли других ранений…
– Жива… – прошептала она.
– Это Петрунин! Держите его! – крикнул я и бросился в коридор. Увидел администратора, который уже сворачивал за угол.
Хорошо, что я оказался здесь не один… Лена прекрасно знает, что делать в таких случаях.
Слава Петрунин бежал довольно быстро, ловко лавируя между попадающимися навстречу людьми, и бежал он явно к выходу…
– Задержите его! – кричал я, но народ только испуганно прижимался к стене…
Администратор теперь уже огромными прыжками продвигался по коридору. Однако и не так быстро, чтобы я не мог его догнать. Медленно, но верно расстояние между нами сокращалось. В один момент мне даже показалось, что я могу дотянуться до него и ухватить за руку… Но, как назло, под ногой оказалось что-то скользкое, я потерял равновесие и со всего размаха грохнулся на пол… Все произошло так неожиданно, что я не успел сгруппироваться и ударился лбом об пол… Из глаз посыпались искры…
Петрунин на мгновение обернулся, и я заметил его злорадную ухмылку. Однако фортуна в этот день, видимо, была на моей стороне, потому что и администратор тут же и сам на что-то наткнулся и тоже растянулся на полу.
Я резво вскочил и кинулся к нему. Однако и у Петрунина реакция была неплохой, через пару секунд он снова стал быстро удаляться от меня…
Лестница… Еще одна… К счастью, людей на пути нам не попадалось.
Через некоторое время мы оказались у выхода, рядом с которым на стуле сидел охранник.
– Держите его! Это преступник! – заорал я.
Охранник озадаченно замотал головой из стороны в сторону. Видно, он и подумать не мог, что я имею в виду именно Петрунина, который много раз проходил мимо него.
– Держите! – кричал я.
– Кого? – Охранник был явно озадачен и даже растерян.
Впрочем, уже было поздно. Петрунин рванул на себя скобу, которой запиралась дверь, и выбежал из здания.
– Кого задержать-то? – Ничего не понимающий охранник едва не преградил мне дорогу.
Пробегая мимо него, я только махнул рукой…
Толпа – худшее место для преследования. Человеку ничего не стоит смешаться с ней и раствориться. К счастью, люди стояли довольно плотно, так что администратору не удалось далеко уйти. Я сразу заметил его рубашку.
– Пропустите! – кричал я, так как призывать молодых фанатов Анжелики задержать Петрунина было совершенно бессмысленно.
Петрунин ловко лавировал между стоящими вокруг "Олимпийского" людьми. Безошибочно выбирая пустоты в толпе, он кидался туда. Впрочем, я не отставал.
– Стой! – кричал я. – Все равно не уйдешь!
Толпа рассеялась, и мы оказались на улице. Прохожие удивленно оглядывались на нас… Эх, мне бы сейчас пистолет…
Петрунин бежал метрах в двадцати впереди меня, оглядывался и, как мне казалось, продолжал ускорять свой бег. А затем сделал странную вещь – он на ходу достал из кармана телефонную трубку.
У меня в кармане что-то запиликало. Я вспомнил, что позабыл вынуть из кармана мобильник своего давешнего пленника. Ну надо же! Не снижая скорости, я достал телефон, нажал кнопку… В трубке раздался голос запыхавшегося Петрунина:
– Петя, все сделано… За мной погоня…
– Спокойно, Слава! – с трудом ловя дыхание, прохрипел я в трубку. – Сию секунду остановись и сдавайся. Сценарий поменялся…
Петрунин резко остановился и озадаченно уставился на трубку. А через несколько секунд я уже догнал его и сильнейшим хуком справа отправил в нокаут… Парень, думаю, надолго запомнит этот удар…
Не теряя времени, я заломил ему руки за спину. Петрунин тяжело дышал.
– Все… все… – хрипел он. – Твоя взяла…
– Пошли, – сказал я, подталкивая его обратно к "Олимпийскому". Петрунин послушно пошел…
Когда мы вернулись в грим-уборную Анжелики, Лена успела наложить тугую повязку ей на плечо. Кровотечение вроде остановилось. Правда, она была без сознания.
– Ну как Анжелика? – спросил я, усаживая Петрунина на стул.
– Ничего, – ответила Лена, – пришла в себя, но, как только увидела кровь, снова упала в обморок. Нормальная реакция…
– "Скорую помощь" вызвала?
– Конечно. Они в "Олимпийский" скоро станут ездить как на работу… – невесело усмехнулась Лена.
Анжелика была неестественно бледна и не подавала признаков жизни.
– А ты уверена, что с ней ничего страшного? – спросил я.
– Крови в принципе вытекло не так уж много. Пульс есть, хотя и слабый.
– У тебя, кстати, наручников с собой нет?
– Нет! – ответила Лена, с ненавистью глядя на Петрунина. – Надо же! Вот ведь не знаешь, откуда ждать предательского удара…
Петрунин сидел на стуле опустив голову и никак не реагировал на наш разговор.
– Может, тогда его связать? – предложила Лена.
– Не надо… – тихо подал голос Петрунин. – Я не убегу… Мне бежать некуда…
Я молча кивнул. Действительно, куда ему теперь деваться?
Когда я позвонил Турецкому, тот ответил быстро и по-деловому:
– Турецкий слушает.
– Это я, Александр Борисович. Гордеев.
– А, Юра, привет. Как твои дела?
– Ничего. Но тут у нас…
– А я вот решил, – перебил меня Турецкий, – поглядеть, чем занимаются странные фирмы, которые принадлежат задержанным Сафину и Красину. Короче говоря, обыск решили провести.
– И как?
– Весьма результативно. И при этом вскрылись довольно интересные обстоятельства.
– Александр Борисович… – попытался я его перебить. Но Турецкого остановить не так-то просто…
– …Обе фирмы торгуют пиратской видео– и аудиопродукцией, причем по-крупному. У них огромные склады. И что характерно, судя по документации, диски поступали к ним из одного источника. Так что, возможно, тут ниточка…
– Да… А я вам тоже хочу кое-что интересное рассказать.
– Что именно?
– Совершено нападение на Анжелику.
Турецкий на секунду замолчал, потом быстро спросил:
– Что же ты сразу не сказал? Это же самое главное!
– Так вы мне и слова вымолвить не дали, Александр Борисович!
– Эх, Гордеев, не доучил я тебя! Рано из прокуратуры ушел! Она жива?
– К счастью, да. Как мы уже успели неоднократно убедиться, от ранения в плечо не умирают.
– Что ты говоришь? Опять в плечо?
– Да, в плечо. Ножом.
– А преступник?
– Задержан. Я его догнал собственноруч… то есть я хочу сказать, лично. Правда, пришлось побегать.
– Ничего, Юра, тебе это полезно. И что это за фрукт?
– Только держитесь за стул, пожалуйста. Слава Петрунин, администратор Анжелики.
Несколько секунд из трубки доносилось только сопение, потом Турецкий сказал:
– Немедленно выезжаю. Все равно тут прокуратуре делать больше нечего. Пиратские диски – это больше по части налоговой полиции. Это будет поинтереснее, чем копаться в бумажках…
Первый допрос Александр Борисович устроил прямо на месте, в грим-уборной Анжелики. Бедную певицу увезли на "скорой": ранение оказалось все-таки довольно серьезным, хотя и неопасным для жизни.
Несмотря на то что Александр Борисович – мастер допроса, я, как мог, ассистировал ему. В итоге получился неплохой перекрестный допрос. Лена Бирюкова, сидевшая в углу, только диву давалась, как мы вытягиваем признания из Славы Петрунина…
Из его слов складывалась довольно странная картина.
Это началось неделю назад. К Славе после концерта подошел человек. С начальственными интонациями в голосе, высокий, видный. Тут Турецкий попросил Петрунина дать описание незнакомца более подробно, а потом шепнул мне, что, судя по описанию, это точь-в-точь Дейнекин.
Человек тот завел разговор и в итоге привел Славе конкретные факты сокрытия им прибылей, полученных от концертных выступлений Анжелики, от налогов. Суммы действительно были весьма крупные, и Славе определенно могло светить несколько лет тюрьмы…
Тогда человек предложил вариант: Слава в определенный день, по его сигналу, ранит Анжелику в плечо. И сокрытие налогов сразу же канет в небытие…
Слава сначала отказался. Но Дейнекин (мы были почти уверены, что это был он) оказался настойчивым. Он пообещал не только обнародовать факты сокрытия прибылей, но и к тому же "не оставить без внимания" (так, со слов Петрунина, выразился он) семью администратора. Чтобы Петрунин понял, что это не просто треп, Дейнекин назвал несколько фамилий людей, с которыми был связан Петрунин, в частности тех, кто занимался выпуском нелегальных копий компакт-дисков. Слава понял, что его приперли к стене. Он попытался выяснить, зачем так уж необходимо ранение Анжелики? Дейнекин только усмехнулся и ответил, что это нужно для того, чтобы привлечь к певице еще больше внимания.
– Похоже на правду… – вполголоса произнес Турецкий.
Короче говоря, Петрунин подумал-подумал, да и согласился. В конце концов, это были деньги, заработанные Анжеликой. Слава был поставлен в безвыходное положение. Если факты сокрытия прибыли выплывут на поверхность, его ждут крупные неприятности со всех сторон – и со стороны бандитов, и со стороны налоговой инспекции. И те и другие его по головке не погладят. Да и за свою семью он тоже очень боялся…
Кроме того, от него не требовалось убивать певицу. Просто ранить. Причем можно легко. Петрунину показалось, что это далеко не самая страшная плата за то, чтобы избавиться от так неожиданно свалившихся на голову неприятностей…
Через несколько дней Славе позвонил другой человек, который после встречи передал ему мобильник, с помощью которого должна была осуществляться связь. И продиктовал номер, по которому следовало доложить об исполнении.
Но самое главное – этот второй человек представился. Его звали Петей. Он и рассказал администратору, в какое место на плече нужно воткнуть нож, чтобы ранение не оказалось слишком серьезным.
– Наверняка в самый решающий момент я все перепутал, – горько сознался Петрунин, – и воткнул нож не так…
– Понятно, – с издевкой произнес Турецкий, – практики не было…
– Не было, – кивнул Петрунин.
– Ну а как же вы все-таки могли на такое согласиться? Вы же должны были понимать, что после этого вы не только не сможете работать с Анжеликой, но и, скорее всего, вас задержат…
– Не знаю, – отозвался Петрунин, – я был поставлен в безвыходное положение.
– Вы также знали, – продолжал Турецкий, – что ваша акция будет нами непосредственно связана с нападениями на Давида Консона, Симеонова и Разину. А получается, что вы об этом даже и не задумались?
– Задумался… Но мне, повторяю, ничего не оставалось делать…
– Вам ведь известно, что те, кто покушались на сына Консона и Разину, задержаны? И понимали, что это тоже в общем-то случайные люди…
– Да… Но я не знал, что делать… Я хотел потом объяснить все Анжелике…
– Ага… Когда она придет к вам на свидание в тюрьму!
– Я вообще-то надеялся убежать… И отсидеться где-нибудь… – неожиданно всхлипнул Петрунин. – Но что, что мне оставалось делать?! Если стали бы известны факты ухода от налогов, меня еще вернее посадили бы… А что бы вы сделали на моем месте?
– Что бы я сделал? Обратился в милицию!
– Это вряд ли… – заметил я. – С начальником милиции он уже успел пообщаться…
– Ну да, – спохватился Турецкий, – ну не в милицию. В РУБОП, к нам в прокуратуру! В конце концов, если бы вы рассказали об этом тому же Бородулину, он был бы обязан внести эти факты в дело, довести до сведения руководства. И принять меры!
– Я не знаю… – закрыл лицо ладонями Петрунин. – Я ничего не знаю…
Турецкий вздохнул, поставил число и подпись на бланке протокола…
– Вот, прочитайте и подпишите на каждой странице…
Петрунин не глядя поставил свою подпись. Глаза его были полны слез. Турецкий вызвал конвой…
– Все ясно, – сказал Турецкий, когда мы отправили Славу Петрунина в изолятор временного содержания. – Все подтверждается. Этот Петя работает на Дейнекина, организует странные спектакли, цель которых нам пока не ясна. Следовательно?..
– Нужно установить личность Пети и попытаться вытрясти из него как можно больше.
– Точно, – кивнул Турецкий, – поехали в больницу.
В больнице Склифосовского, как всегда, было людно. Когда я попадаю сюда, постоянно удивляюсь, какая масса людей ломает ноги, руки, попадает под машину, испытывает всевозможные недуги, при которых требуется срочная помощь… Причем Склиф как-то всех уравнивает: и у нового русского, и у последнего бомжа здесь одинаковый гипс, одинаковые костыли… И даже одинаковые глаза – печальные и тревожные…
В отделении реанимации тоже было много народа. Сновали врачи с еще не просохшими рентгеновскими снимками, рослые медицинские братья возили каталки с бесчувственными телами… Иногда кто-то из медбратьев держал на вытянутой руке капельницу…
– Только две минуты, – предупредил нас врач-реаниматолог, когда мы выяснили, где именно лежит Петя, – больной часто теряет сознание. Он еще в очень тяжелом состоянии. Хотя жизнь уже, можно сказать, вне опасности…
– Ничего, – пообещал Турецкий, – мы его мучить не станем. Всего пара вопросов.
Петя лежал на кровати в окружении многочисленных приборов, на которых дрожали, мигали лампочки, бежали извилистые кривые. Судя по розоватому оттенку кожи лица, больной действительно постепенно возвращался к жизни…
– Здравствуйте, – сказал Турецкий, присаживаясь на стул у его изголовья.
Петя внимательно посмотрел на Александра Борисовича, потом перевел взгляд на меня. И, кажется, понял, зачем мы пожаловали, – во всяком случае, в его глазах отразилась работа мысли. Он кивнул.
– Я задам вам всего парочку вопросов. Ваше имя, фамилия. И адрес…
Константин Дмитриевич Меркулов вызвал к себе следователя Бородулина. Честно говоря, он не слишком хорошо представлял, что ему скажет. Однако кое-какие наметки у него были.
Дело в том, что час назад Константин Дмитриевич запросил в отделе кадров личное дело Бородулина. Внимательно изучил его трудовую биографию. В результате вырисовывалась очень интересная картина.
В свое время следователь работал с Дейнекиным. Причем сразу после того, как Дейнекин был назначен начальником московской милиции, Бородулин каким-то непостижимым образом был переведен в Генеральную прокуратуру. А уже через короткое время стал следователем по особо важным делам…
"Нет, – подумал Константин Дмитриевич, – что-то тут нечисто. Так быстро карьера не делается. Если, конечно, делать ее честно".
Кроме того, Меркулов сделал еще одно открытие. Многие дела, которыми занимался Бородулин, совершенно непостижимым образом закрывались. Пропадали важные свидетели. На первый план выдвигались другие – не столь важные, но благодаря показаниям которых дело получало совершенно иную окраску. Явный состав преступления объявлялся "недостаточными для обвинения фактами". В конце концов иногда Бородулин отпускал явных преступников.
– Можно, Константин Дмитриевич? – заглянул в приоткрытую дверь Бородулин.
– Заходите, – пригласил Меркулов.
Бородулин вошел в кабинет и подсел к столу.
– Итак, Бородулин, – начал Меркулов, – я внимательно просмотрел ваше личное дело… У меня появились основания для того, чтобы начать серьезную проверку тщательности исполнения вами обязанностей следователя по особо важным делам. Причем за несколько лет. За все время, которое вы работаете в Генеральной прокуратуре.
Бородулин изменился в лице.
– Разве у вас, Константин Дмитриевич, появились какие-то сомнения в моей честности и ответственности? – промямлил он.
– Появились, Бородулин, и серьезные. Я даже могу сказать, очень серьезные. Вы понимаете, о чем я говорю?
Бородулин отрицательно покачал головой:
– Нет.
– Ну что же, придется назначать комиссию, которая и займется расследованием вашей деятельности.
– Комиссию? – Бородулин всерьез испугался. – Но зачем же комиссию? Мы с вами, Константин Дмитриевич, довольно давно знакомы, можем ведь и сами разрешить все вопросы?
– Правильно рассуждаете, Бородулин, – Константин Дмитриевич довольно сощурился – солнце слепило глаза, – прямо мысли, можно сказать, читаете! Действительно, зачем нам какая-то комиссия, когда мы и сами можем разрешить все проблемы?
Бородулин кивнул. Его глаза тревожно бегали.
– Я могу дать вам и сам любые объяснения, Константин Дмитриевич. И в устной, и в письменной форме.
– Добро… Итак, – продолжил Меркулов, – расскажите, какие именно отношения связывают вас с Дейнекиным?
Глаза Бородулина забегали еще быстрее. Очевидно, он не ожидал такого лобового вопроса.
– Ну… Я его, конечно, знаю…
– А подробнее?..
Через полчаса, когда Бородулин как на духу выложил печальную историю своих отношений с Дейнекиным, Меркулов заметил:
– Неужели вы, Бородулин, могли допустить мысль, то ваши проделки не раскроют?
– Я думал об этом… Но ведь у меня не было другого выхода…
– Хм… – усмехнулся Меркулов. – Вы взрослый человек, много лет проработали в органах правопорядка. И должны знать, что выход всегда есть. Вы просто боялись вашего высокого покровителя.
– Боялся… – эхом отозвался Бородулин.
– А почему? Ведь следователь, как вам должно быть известно, фигура, процессуально независимая. Вы никому не подчиняетесь. Даже мне. Даже генеральному прокурору. Даже президенту страны, если уж на то пошло!
Бородулин грустно улыбнулся и ничего не сказал. Константин Дмитриевич понял, что подумал Бородулин. Что все слова о независимости следователя – только на бумаге. Фактически же у нас следователь зависим от такого огромного числа различных факторов, что голова идет кругом…
– Рано или поздно, – продолжал Меркулов, – это должно было произойти. И произошло… Вы сами, можно сказать, выкопали себе яму.