Я тоже что-то исступленно замычал, а так как Ольга по какой-то причине вышла из роли, мне пришлось отдуваться за двоих. Я кричал так громко, что не исключено, что у тех, кто слушал нас, могли лопнуть барабанные перепонки. Впрочем, даже если это действительно бы случилось, не могу сказать, что у меня заболела бы совесть. Так им и надо, пусть не подслушивают. Санкцию на это прокурор им явно не давал.
Так как мы бурно финишировали, то теперь честно заработали небольшую паузу. Поэтому сидели и молчали. Но долго тянуть ее было тоже нельзя. Правда жизни не должна была вступать в противоречие с правдой искусства.
– Тебе было хорошо? – поинтересовался я.
– Очень, милый. Ты изумительный мужчина. У меня таких еще не было.
– А у меня таких женщин еще не было, – ответил я, вкладывая в эти слова не совсем тот смысл, который должен был дойти до наших незримых слушателей.
Теперь предстоял самый ответственный этап всей этой инсценировки, надо было перевести разговор на Косова так, чтобы это не выглядело уж очень неестественно.
– Знаешь, Оля, когда ты ко мне пришла, у меня возникло ощущение, что тебя что-то тревожит, – сказал я. – Ты не поделишься со мной?
– Ты прав, меня действительно кое-что тревожит. Мне вчера звонил один человек. Может быть, та даже его знаешь, он работает электриком в концерне на семнадцатом этаже. Раньше у нас были довольно дружеские отношения, хотя в последнее время мы виделись редко. Так вот он сказал, что его кто-то преследует, и он вместе с семьей вынужден скрываться.
– Преследуют? – изобразил я удивление. – Он не сказал, кто?
– Нет, ничего не сказал, хотя я и спросила. Он лишь сказал, что это очень страшная сила.
– А где он скрывается, тоже не сообщил?
– Нет, сказал лишь, что в соседней области.
– Не понятно тогда, зачем он звонил?
– Но мы же все-таки друзья, он полагал, что я беспокоюсь и-за его исчезновения. А я, честно говоря, пока он не позвонил, ничего и не слышала. А вот теперь волнуюсь. Тебе неизвестно, что могло произойти? Я ничего не понимаю. Насколько я знаю, он никогда ни в чем таком не участвовал.
– Я тоже ничего не знаю. Бывает, что человек что-то узнает случайно. По крайней мере, я не думаю, чтобы это было бы как-то связано с его работой. Иногда кто-то берет взаймы большую сумму денег, а отдать не может. Приходиться скрываться. Как у него с материальным положением?
– Вроде бы терпимо. По крайней мере, что они не голодали – это уж точно.
– Думаю, гадать можно сколько угодно. А у меня сейчас возникло совсем другое желание. Ты можешь поцеловать меня вот сюда?
Я изобразил прежним способом поцелуй и громко застонал, изображая наслаждение. Хотя скорей всего после этого нашего диалога о Косове они сняли прослушку, но на всякий случай надо было еще раз показать им что мы занимаемся любовью, действуя по принципу: кашу маслом не испортишь.
Мы снова прогнали наш номер. Причем, на мой взгляд, во второй раз он даже оказался более удачным, чем в первый. Вот что значит опыт. Я видел, что моя партнерша устала. По окончанию она откинулась на стул и закрыла глаза.
Я подошел к тахте, разобрал ее, затем постелил постель. Дотронувшись до плеча Ольги, показал ей на нее и предложил занять здесь место.
Ольга энергично замотала головой, но я не менее энергично показал ей, чтобы она перестала бы упрямиться и легла бы спать. Сам же я вышел на кухню.
Пробыл я там минут пятнадцать. Когда же вернулся в комнату, то Ольга лежала одетой на тахте и спала. Я сел рядом в кресло и подумал, что в эту необычную ночь моя кровать будет здесь.
Глава 25
Утром, когда я появился на работе, меня ждал сюрприз: в моем почтовом ящике в компьютере находилось послание от Царегородцевой. Она просила меня о встрече. Правда не указывала, когда и где она должна состояться.
На всякий случай я стер сообщение, так как далеко не был уверен, что содержимое моего компьютера периодически не проходит проверку. Но прежде еще раз прочитал его; послание производило весьма странное впечатление, как будто бы его автор не полностью уверен в том, что желает встретиться. Или есть причины, останавливающее его. Но размышлять над этой темой долго не пришлось, так как позвонили секретарша Кирикова, и попросила подняться к ее шефу.
Я надеялся, что я столкнусь с Царегородцевой в одном из коридоров, и она, может быть, мне скажет, что же она в действительности хочет. Но мне не повезло, ее я так и не увидел.
Всегда любезный Кириков на этот раз, кажется, хотел превзойти самого себя. Он ласково улыбался мне, долго тряс руку.
– Чем вы сейчас занимаетесь? – спросил он.
– Делаем из незаметного депутата Поповичева политика большого масштаба. Задача весьма трудная.
– Я понимаю, материал для кройки и шитья не из лучших, – засмеялся Кириков. – Но в этом и состоит искусство закройщика – из любого куска материи пошить прекрасный костюм. Нам этот парень очень нужен. Но сейчас у меня к вам другой разговор, не менее важный.
– Я слушаю вас, Петр Олегович.
Кириков задумчиво забарабанил пальцами по столу.
– Вы знаете, основа нашего бизнеса – металлургический комбинат в К-й области, в городе Новореченске. Завод приносит нам существенную часть прибыли. А сейчас, когда вот-вот начнется выполнение экспортного контракта, он приобретает для нас стратегическое значение. Но в последнее время у нас сильно испортились отношения с тамошним руководством, прежде всего с губернатором. Он личность известная всей стране и считает себя в праве делать все, что ему заблагорассудится. Он вбил себе в голову, что мы грабим его область, не додаем большие деньги в областной бюджет, уводим прибыль в Москву. Ну и многое еще чего из той же оперы. А цель проста – любым способом вырвать завод из наших рук и передать своим бизнесменам. И сейчас в местных средствах массовой информации против нас началась целая война. – Кириков встал, подошел к шкафу и достал оттуда толстую кипу газет. – Тут только небольшая часть тех нападок, которыми переполнены газеты. Ознакомьтесь.
– Обязательно ознакомлюсь.
– Если бы они только этим бы и ограничивались, было бы полбеды, – вздохнул Кириков. – Но они натравливают на нас местный криминал. Он уже начал шантажировать некоторых наших сотрудников. В общем, наступление идет по всему фронту. Я надеюсь не только на ваши способности, как журналиста, но и на другие навыки тоже. Попытайтесь разобраться в ситуации. И не просто разобраться. Нам нужно создать там в средствах массовой информации свой журналистский пул, чтобы они защищали бы наши интересы. Не мне вас учить таким делам.
– И когда отправляться?
Кириков о чем-то задумался.
– Думаю, что скоро. Мы отслеживаем ситуацию и как только возникнет необходимость, сразу же вы и поедите.
Я вышел из кабинета Кирикова. Я смотрел по сторонам, но Царегородцеву по-прежнему не было видно. Конечно, можно зайти к ней в кабинет, но что-то останавливало меня от этого шага. Взамен я решил заглянуть к Костомарову, надо же отчитаться о проделанной работе.
– Леонид Валерьевич, – встретил он меня двусмысленной улыбкой. – А я только что вспоминал о вас: почему не заходите. Так увлеклись выполнением задания, – теперь он откровенно ухмыльнулся. – Есть ли успехи?
Я пожал плечами.
– Ничего сенсационного узнать не удалось. Ей неизвестно, где он скрывается. Хотя этот Косов Ольги звонил, но сказал лишь, что находится в соседней области.
– Не густо. Вы, в самом деле, уверены, что она больше ничего не знает.
– Уверен, в таких ситуациях женщины не лгут.
– Вы плохо знаете женщин, они лгут в любых ситуациях. Но будем считать, что в данный случай – это исключение и ваша нежная возлюбленная сказала правду. В самом деле, зачем Косову ее посвящать в такие опасные дела. Спасибо вам, что вы избавили нашу службу от неприятной работы.
Я вышел из кабинета, и случилось чего я так жаждал: едва лоб в лоб не столкнулся с Царегородцевой. Я хотел было ее спросить о полученном мною сообщение, но она неожиданно посмотрела на меня с таким холодным презрением, что слова комом застряли у меня в горле.
Царегородцева проследовала мимо меня, как мимо пустого место. Мне лишь оставалось недоуменно посмотреть ей вслед. Я чувствовал, что совершенно сбит с толку. Если это какая-то игра, то в чем ее смысл и каковы ее правила?
Сажу честно, это короткая сценка сильно подпортила настроение. Я-то по наивности уже воспылал надеждой, что наши отношения пойдут в гору. И все же я не понимал, что случилось. Во всем этом была какая-то логическая несуразность. Сперва она присылает послание, в котором ясно говориться о своем желании встретиться, хотя и не указываются цели. Затем буквально через час после того, как отправляет его мне, демонстрирует откровенное презрение. Либо это игра, но тогда совершенно не понятно, в чем заключается ее смысл, либо за этот короткий промежуток времени произошло нечто такое, что кардинально изменило ее намерение. Но что могло произойти?
В этом день мне предстояла еще одна неприятная встреча, правда заранее запланированная. Вместе с Потоцким мы должны были приехать в Государственную Думу к Поповичевцу. Вот уж кто не вызывал во мне симпатии. В свое время я немало имел дело с думцами, но о нем даже не слышал. Можно себе представить, как же он тихо себя вел, если даже его фамилия не была на слуху.
– Леонид Валерьевич, вы не возражаете, если мы поедем в Думу на моей машине, – несколько неожиданно предложил Потоцкий.
Я пожал плечами.
– Лишь бы доехать.
Мы вышли на стоянку, и Потоцкий подвел меня к новенькому "Форду".
– У вас отличная машина, – оценил я. – И дорогая.
– Уж не без этого, – довольно засмеялся Потоцкий.
Мне весьма хотелось, чтобы он бы поведал о том щедром источнике, из которого он черпает средства для столь дорогих покупок, но Потоцкий не стал ничего объяснять.
В этот час дороги были забиты тромбами автомобильных пробок. И продвигались мы очень медленно. То ли для того. чтобы скоротать время, то ли по другой причине у моего спутника возникло желание поговорить.
– Абсолютно провальное задание, вам так не кажется, Леонид Валерьевич. Из этого Поповичева ничего не может выйти по определению. Мне кажется, наше руководство поставило не на ту лошадь.
– Нет, не кажется. Абсолютно провальных заданий не бывает. А вот людей, которые проваливают любые задания, сколько угодно. А что касается лошадей, то хороший наездник и на плохой лошади придет к финишу первым.
Потоцкий с сомнением посмотрел на меня.
– Тогда зачем существуют элитные конюшни, где выращивают ценных пород лошадей. Вот увидите, ничего у нас с этим парнем не выйдет.
Зачем он завел разговор на эту тему? Он в самом деле так думает или получил указание меня прощупать?
– А я уверен, что выйдет. Конечно. надо приложить усилий больше. чем обычно, найти не тривиальные ходы. В конце концов, именно на таких сложных делах и проверяется профессионализм. Зато если удастся выполнить задуманное, можно будет гордиться собственными достижениями. Только ради этого стоит постараться.
– Знаете, вы не совсем обычный человек, – вдруг проговорил Потоцкий.
– Разве? Не замечал.
– Нет, правда, я никогда до конца не понимаю ваших намерений. Вроде бы все, как у всех, но если внимательно приглядеться есть что-то еще. Хотя что разобраться трудно.
– Ну тут я ничем не могу вам помочь. Если я для вас загадка, разгадывайте сами. Не знаю, поверите ли вы мне или нет, но никаких тайных намерений у меня нет. Я просто стараюсь добросовестно выполнять возложенные на меня функции и честно получать за это деньги. Боюсь вас разочаровать, но именно они служат основным стимулом всех моих действий. У меня был период в жизни, когда я почти в прямом смысле нищенствовал. Воспоминаний о нем мне хватит до конца моих дней.
Потоцкий с сомнением покачал головой.
– Вы хотите, чтобы все думали так о вас. Но на самом деле это не совсем так, как вы про себя говорите. Я же не слепой.
Да что это он сегодня, с тревогой подумал я, хочет припереть меня к стенке, заставить признаться в каких-то тайных намерениях? Вряд ли бы он осмелился вести со мной такую беседу только от своего имени.
– Думайте, как хотите. Это даже лестно для меня. Хотя до сих пор мне казалось, что все мои поступки совершенно прозрачны, как чисто вымытое стекло. Но всегда полезно узнать о себе что-то новенькое.
– Впереди показалось массивное здание Государственной Думой. Я вздохнул с облегчением, этот странный разговор закончился сам собой в силу объективных причин.
– Поповичев явно смущался. По-видимому, он еще не вошел по настоящему в свою новую роль.
– Вы уверены, что мне необходимо разоблачать смычку бизнеса и криминала? Мне кажется, у меня немного другая задача.
– Вот для того, чтобы выполнить эту задачу вам как раз и необходимо выступить с разоблачением. – Я подал ему папку. – Вот ознакомьтесь, мы подготовили все необходимые материалы.
Поповичев углубился в чтение.
– Но это же… Ничего не понимаю.
– Я вздохнул. Случай был тяжелый. Есть люди, до которых все доходит очень долго и с большим трудом.
– Послушайте, Алексей Валентинович, мы сейчас ведем переговоры с одним из популярных телевизионных каналов. Там есть одна передача, которая посвящена всяким криминальным делам. Вы должны будете в ней выступить. И произнести пламенную речь. Тезисы мы вам написали. Пожалуйста, выучите их самым тщательным образом. Вы приведете любопытные факты. Они в материалах тоже изложены. Это сразу же привлечет к вам большое внимание. Помочь нашему делу способен только популярный политик. И вы должны им стать, причем быстро.
– Депутат с сомнением посмотрел на нас, но кивнул головой.
– Скажите, вы хотите быть известным, хотите избраться на следующих выборах, хотите наконец иметь много денег? – Поповичев снова кивнул головой. Я увидел, как вдруг заблестели до сей минуты его тусклые глаза. – Если вы все этого хотите достигнуть, слушайте и делайте так, как говорю я и Игорь Игоревич. Перед вами открывается широкая дорога, конец которой даже невозможно представить. – Я наклонился к нему и принял заговорческий вид. – Я не исключаю, что однажды вы сможете баллотироваться на пост президента. А там, как знать… Но нужно хорошо начать, начать так, чтобы о вас в самое ближайшее время заговорила бы вся страна.
– Я готов, – вдруг совсем другим тоном произнес Поповичев. – Я сделаю все, как вы говорите.
– Вы правильно поступаете. Выучите все, что тут написано, – кивнул я на папку, – а через денек Игорь Игоревич проведет с вами генеральную репетицию. Если выступление на телевидение окажется удачным, пусть к вершинам власти для вас будет открыт.
– Я постараюсь, – еще раз заверил Поповичев.
– Я встал. Мы попрощались и покинули кабинет депутата.
– А здорово вы его раскрутили, – сказал Потоцкий, когда мы шли по думскому коридору. – Теперь он будет землю рыть. Хотя противно иметь дела с такими типами.
– Ему принадлежит будущее, – заметил я.
– Вы это всерьез?
– Разумеется. Другое дело, что это будущее может быть не слишком лучезарным для страны, но ничего н поделаешь.
– Не хотел бы я жить в таком будущем.
– Почему? Вы полагаете, Игорь, что настоящее чем-то лучше? Многим ли отличаются те, кто нами сегодня правит, от Поповичева? Я давно уже не надеюсь на власть, в нее всегда будут стремиться самые темные и убогие личности. Это один из способов прикрыть свой комплекс неполноценности. Поедемте в офис. У нас много дел. Надо окончательно решить вопрос с передачей на ТВ.
– День действительно выдался очень хлопотливым, начальство подбросило еще пару заданий. И я уехал с работы так поздно, что мчался по почти свободной магистрали. Сильно хотелось есть, но я знал, что дома меня встретит пустой холодильник. Все же не так уж и хорошо жить одному, тем более я принадлежу к той категории мужчин, которая не любит заниматься домашним хозяйством. Да и вообще с некоторых пор я стал замечать, что одиночество меня начинает тяготить. После развода, вдоволь нахлебавшись прелестями семейной жизни, я просто наслаждался тишиной и покоем, тем, что больше ни от кого не завишу. Но с тех пор прошло немало времени и, кажется, у меня стали появляться другие желания.
– Мои мысли невольно перескочили к Царегородцевой, вернее, сперва в воображение возник ее образ, а потом я стал думать о том, что никак не пойму, что же она за человек, в какую игру со мной играет? Насколько ясно она представляет, что такое концерн, в котором работает? Очень не хочется думать, что она хоть одним боком замешена во всех его грязных делах.
– Я заехал в магазин, купил пачку пельменей. И прямо из двери прошел на кухню. У меня было ощущение, что если я сейчас не поем, мой желудок свернется калачиком в животе.
– Пельмени уже закипали, когда в мою дверь кто-то позвонил. Я подошел к ней заглянул в глазок. И обомлел: на лестничной площадке стояла Царегородцева. Если бы там находился Иисус Христос, я бы удивился гораздо меньше.
– Я открыл дверь. Моя гостья явно испытывала смущение.
– Здравствуйте, Леонид Валерьевич, вы удивлены столь поздним моим визитом?
– Не буду скрывать, более чем.
– Я понимаю. Но у меня не было выхода.
– Раз нет выхода, тогда входите.
– Царегородцева вошла в квартиру.
– У вас, кажется, что-то бежит.
– Мои пельмени!
– Я помчался на кухню. Я успел во время, еще бы пару секунд, и все мои пельмени оказались бы на плите.
– Я выключил комфорку и вернулся к поздней гостьи.
– Вы не поужинайте со мной? Хотя могу предложить только пельмени.
– А знаете, с удовольствием. Я тоже хочу есть.
– Тогда проходите в комнату. И садитесь, где понравится.
– Я снова помчался на кухню, проклинаю себя за то, что в доме почти нет никаких запасов еды. И даже спиртного; кроме бутылки водки, я ничего не обнаружил. Придется угощать тем, что есть в наличие.
– Я разложил пельмени по тарелкам, достал бутылку водки, погрузил все это на поднос и направился в комнату.
Царегордцева сидела на тахте и с любопытством осматривалась вокруг. При виде меня она встала.
– Вот значит, где все и происходило, – вдруг произнесла она загадочную фразу.
– Что происходило?
– Да ничего, это я так. Ваша жизнь здесь происходит.
– Но не только тут, в других местах тоже. Садитесь. Вы не против, если мы выпьем. Все же такое событие, вы пришли ко мне.
– Давайте выпьем, только чуть-чуть. Я ведь за рулем.
– Ах да. Ну, ничего, сейчас милиция уже спит. – Я в самом деле налил водку на самое донышко рюмок. – За что?
– А давайте просто так выпьем.
– Мы выпили просто так, и Царегородцева в самом деле стала с аппетитом есть. Я не отставал от нее.
– Неужели вы живете совсем один? – вдруг спросила она.
– Совсем один.
– И вам не грустно?
– Бывает по всякому. Хотя иногда грустно.
– Царегородцева о чем-то так глубоко задумалась, что даже перестала есть.
– Я к вам пришла за помощью, – вдруг сказала она.
– Что-то случилось?
– Она кивнула головой.
– Мне опять угрожают. На этот раз грозят похитить дочь. Я просто в ужасе, не знаю, что делать.
– Чего они требуют?