- Он дождался звонка и ушел,- объяснил я.- Наполи убедился в моей невиновности.
Она скинула шубу и бросила ее на стул.
- Ты хочешь есть?
- Нет, до тех пор, пока не почищу зубы. Потом я умру с голоду.
Я откинул одеяло.
- Была Луиза на похоронах?
- Конечно нет. Только я, несколько старых клиентов Томми, один или двое деловых знакомых и какие-то старые дамы. Тебе помочь дойти?
- Все, что мне нужно, это халат.
- Сейчас.
Она подошла к чулану, достала старый коричневый халат Томми и принесла его мне.
- Тяжелый,- сказала она, нахмурившись, и подняла халат, чтобы ощупать его карманы.
В одном из них оказался крутого вида пистолет.
- Ради всего святого,- растерянно проговорила Эбби.- Это оружие Томми? Ну и место он нашел.
Засмеявшись, я объяснил:
- Нет, это Ральфа. Он, наверное, его забыл. Я сам о нем совсем забыл.
- Ральфа? Ральф надевал этот халат?
- Дай мне сначала почистить зубы,- попросил я.- Потом я тебе все расскажу.
- Я умираю от нетерпения.
С ее помощью я выбрался из постели, надел халат и обнаружил, что чувствую себя лишь немного слабее обычного, да еще чуть-чуть кружится голова. Конечно, я все еще слегка задыхался и не совсем твердо держался на ногах, но по сравнению со вчерашним я показался себе просто крепышом.
Выйдя из ванной, я чувствовал себя еще лучше. Я прошел через холл на кухню. Эбби сидела за столом и готовила сандвичи с ливерной колбасой. Я уселся напротив нее и сказал:
- Заходил полицейский. Детектив по фамилии Голдерман. Вот Ральф и спрятался в чулан. Можно мне выпить кофе, или я все еще должен обходиться чаем?
Она посмотрела на меня.
- Детектив?
- Детектив Голдерман. Можно мне кофе?
- Как ты себя чувствуешь?
- Здоров как бык.
Она усмехнулась.
- О'кей. Кофе. Но расскажи мне толком про Ральфа и детектива.
И я рассказал, а пока я рассказывал, она приготовила кофе. Она нашла некоторые эпизоды моего рассказа смешными, как, впрочем, и я - теперь, когда все осталось позади. В пересказе все выглядело гораздо смешнее, чем было на самом деле. Когда я закончил, она сказала:
- Пожалуй, я хотела бы познакомиться с этим детективом Голдерманом. Судя по всему, он интересный человек.
- Скучный он человек,- возразил я.- И с бородавками. К тому же, по-моему, он женат.
Она покосилась на меня.
- Ты ревнуешь, а я его даже никогда не видела.
- Нет, но ты этого хочешь.
- По-моему, ты выздоравливаешь слишком уж быстро,- заметила она.
- Пуф,- ответил я ей.
21
Выходные прошли тихо. Я много спал, по восемь-девять часов ночью, да еще несколько раз засыпал в течение дня. Каждый раз, когда я просыпался, я чувствовал себя еще чуточку лучше, а Эбби говорила мне, что мои щеки приобретают все более здоровый цвет.
В пятницу она сделала мне повязку поменьше, в субботу - еще меньше, а в воскресенье, промыв рану, решила не накладывать повязку вообще.
- Дадим ей проветриться,- сказала она.
Голова моя выглядела странно. Не жутко, как я раньше думал, а просто странно. Сбоку над левым ухом оказалась полоска шириной примерно в полдюйма, на которой не было волос, просто розовая кожа, а посередине - темно-красный шрам. Он был все еще очень чувствителен, но не саднил, как порез, а отзывался тупой тяжелой болью, от которой гудела вся голова, если я нечаянно прикасался к этому месту. Мне приходилось стискивать зубы и крепко держаться за край раковины, когда Эбби промывала рану, и каждый раз после этого у меня по полчаса болела голова.
Большую часть выходных мы провели с картами в руках. Мы играли в кункен, а когда нашли доску для крибиджа, стали играть в крибидж. Разумеется, игра шла на деньги, но это было как качели: никто из нас не вырвался вперед больше чем на несколько баксов.
Еще Эбби научила меня нескольким своим фокусам. Какое-то время я потратил на то, чтобы привыкнуть держать колоду профессионально, снизу левой рукой, так, чтобы пальцы правой могли в нее зарыться и никто ничего не заметил. Мне бы потребовались годы, чтобы научиться обращаться с колодой так же ловко, как Эбби, но для начала у меня получалось неплохо, и к вечеру воскресенья мне даже время от времени удавалось ее провести.
Наша спальная договоренность была расторгнута. Эбби настояла, чтобы я по-прежнему спал на кровати а сама перешла на кушетку в гостиной. Я сказал, что не вижу причин менять порядок, который мы установили в четверг ночью, а она ответила, что если я не вижу причин, то она их видит вдвое больше.
- Тогда ты мне доверяла,- проворчал я.
А она ответила:
- Тогда ты был слабее.
Что ж, это было верно. К полудню в воскресенье я почти вернулся к моему нормальному состоянию и уже начинал скучать. Я находился здесь с вечера среды, я и впрямь был сыт по горло этой квартирой. С другой стороны, я понимал, что внешний мир полон людей, которые вовсе не желают мне добра, и не слишком-то рвался туда. В перерывах между картами я смотрел телевизор, или что-то жевал, или просто сидел и скучал.
Или спал. На этом настаивала Эбби, и, я думаю, ее главной заботой было вовсе не мое здоровье. Она просто хотела, чтобы я не все время путался у нее под ногами. Однако каждый раз, когда она прогоняла меня в спальню, чтобы я вздремнул, я действительно засыпал на час или два.
И вот, когда я в очередной раз заснул (это было в воскресенье, в конце дня), они и явились. Меня разбудил крик. Мгновенно проснувшись, я сел и увидел Фрэнка Тарбока, того, с синеватой челюстью, который допрашивал меня в гараже. Он стоял на пороге, в том же пальто с бархатным воротником, и глядел на меня. Голос, который разбудил меня, все еще отдавался эхом у меня в ушах. Постепенно до меня дошло, что голос принадлежал Эбби, но к этому моменту я уже снова упал на кровать и натянул одеяло на голову, и только потом осознал, что это был не просто крик, лишенный всякого смысла, это было какое-то слово. Какое-то имя. Эбби выкрикнула имя.
Почему Эбби крикнула "Луиза"?
22
Мне показалось, что миновала целая вечность. Ничего не происходило. Тогда я выглянул из-под одеяла, моргая и щурясь, боясь, что увижу, летящую в меня пулю.
В комнате никого не было.
Что? Я стянул одеяло с лица и осмотрелся. В дверном проеме тоже никого не было. Никого нигде не было. Ни Фрэнка Тарбока, ни Луизы Маккей, ни кого-то другого.
Может, это был сон? Крик настоящий, а все остальное - сон? Или крик тоже прозвучал во сне? Сонный крик. Может, я рехнулся?
Я сел, обвел глазами комнату, снова посмотрел на пустой дверной проем. И тут я услышал голоса, доносившиеся из гостиной. Они казались настоящими. Мужской и женские.
Я встал с постели. Рубашка и брюки - только что из прачечной - аккуратно висели на стуле, а туфли стояли рядом с кроватью. Я поспешно оделся, вышел из спальни и направился в гостиную, где и нашел их всех. Фрэнк Тарбок стоял и говорил. Луиза Маккей стояла и говорила. Эбби стояла и говорила.
Может, я еще спал? Может, мне все это снилось? Я сказал: "Эй!" - и еще другие слова, пытаясь привлечь их внимание, и потом заметил, что стою и говорю, так же как и все остальные. Тогда я сказал: "Ну вас к черту",- и ушел. Если им всем вдруг захотелось сойти с ума, то я еще успею к ним присоединиться. А пока я пошел на кухню, сделал себе бутерброд с ливерной колбасой и подогрел кофе. Кофейник постоянно стоял на плите, потому что мы с Эбби пили ужас сколько кофе.
Голоса в гостиной стихли, но я решил не обращать на это никакого внимания. Я пять дней умирал от страха, что придет Фрэнк Тарбок или кто-нибудь из его головорезов и пристрелит меня, а когда Фрэнк Тарбок действительно пришел, он меня даже не заметил. Скользнул взглядом, и все. А эта Луиза Маккей? Ее муж был убит неделю назад, а сама она исчезла без следа, а теперь стоит себе как ни в чем не бывало в гостиной и говорит вместе со всеми. Все это смахивало на какое-то безумие. Особенно для человека, который только что проснулся от крика.
Я сидел за кухонным столом, ел бутерброд с ливерной колбасой, пил кофе и читал "Ньюс", когда они пришли за мной. Эбби вошла первой, а те двое - следом за ней.
- Чет? - удивилась она.- Ты в своем уме?
- Мурмф,- ответил я с набитым ртом и кивнул головой, что означало "да".
- Ты что, не видишь; кто здесь? - спросила она, указывая на Фрэнка Тарбока, как будто она действительно думала, что я могу его не увидеть.
Я снова кивнул, указал на свой рот и сделал жест, выражавший просьбу, чтобы мне дали возможность прожевать. Наконец, проглотив колбасу, я запил ее глотком кофе, икнул и проговорил:
- Да. Я вижу его. И ее тоже.
- И ты сидишь себе спокойно на кухне?…
- Когда твой крик меня разбудил,- попытался объяснить я,- и я увидел в дверях Тарбока, я невольно изобразил классическую сцену безумного испуга, как в немом фильме. А он что сделал? Развернулся и ушел. Я встал, оделся, прошел в гостиную - узнать в чем дело, а на меня никто не обратил никакого внимания. Все вы одновременно говорили, и никто никого не слушал, как будто я попал на какой-то пикник на пляже в Джонс-Бич. Я решил послать вас всех к черту, пришел сюда и сделал себе бутерброд. Если вы наконец готовы обратить на меня внимание, я могу упасть на пол, кричать, умолять о пощаде, лепетать объяснения или делать еще что-нибудь столь же подходящее для такой ситуации. Но я категорически отказываюсь заниматься этим без зрителей.
Я снова впился зубами в бутерброд.
Эбби таращилась на меня, открыв рот. Потом заговорил Тарбок.
- Конвей,- мрачно произнес он,- для человека, который ни в чем не замешан и ничего не знает, ты слишком часто оказываешься в центре событий.
Засунув кусок колбасы за щеку, я ответил:
- До сих пор я считал убийцей тебя или кого-то из тех, кто работает на тебя. Но вот ты пришел сюда и ничего не делаешь, поэтому я снова ничего не знаю. Хотя, может быть, со среды твои планы изменились?
- Со среды? - Его квадратная физиономия была слишком тупой, чтобы выражать какие-нибудь эмоции, но все же ему удалось изобразить удивление.- Что значит - со среды?
Я ткнул в его сторону бутербродом.
- Стрелял ли ты,- спросил я,- или какой-нибудь другой головорез Уолтера Дробла, или твой друг, или друг Уолтера Дробла, или нанятый вами убийца в меня в среду вечером?
Он заморгал, как будто между нами внезапно возникла дымовая завеса.
- Что делал?
- Стрелял,- повторил я.- Пиф-паф.- И указал свободной рукой на свежий шрам возле моего уха.
Склонив голову набок, он изучающе посмотрел на шрам.
- Это все? Тебя царапнули?
- Меня царапнули. Твоя работа?
На его каменном лице показалась неуклюжая улыбка.
- Конвей,- сказал он,- если бы в тебя стрелял я, я бы попал немного правее.
- Значит, это были не твои люди и не люди Уолтера Дробла?
Он покачал головой.
- Мы не стреляем по живой мишени для тренировки. Чтобы вынудить нас сделать что-нибудь подобное, человеку надо как следует постараться.
- Ладно,- сказал я.- Это был не Наполи и не…
Он склонился ко мне, будто плохо расслышал, и вкрадчиво переспросил:
- Соломон Наполи?
- Разумеется.
- И он сказал тебе, что это был не он? Он сам, лично, тебе это сказал?
- Да. В спальне. В четверг вечером.
- С чего бы это он стал с тобой говорить?
- Это долгая история,- ответил я,- Мне не хочется вдаваться в подробности.
- Я тебе скажу, почему я тебя об этом спрашиваю,- пояснил он.- Когда мы беседовали с тобой прошлый раз, ты сказал, что не знаешь Сола Наполи. И я тебе поверил. А теперь ты утверждаешь, что несколько дней назад он сам явился к тебе и лично сообщил, что не приказывал в тебя стрелять.
- Я тогда видел его в первый раз,- сказал я.- Кажется, я становлюсь похожим на Ниро Вульфа: мне можно никуда не выходить из квартиры, рано или поздно все, кто замешан в этой истории, сами приходят ко мне.
- Значит, ты в первый раз видел Сола Наполи? - продолжал допытываться Тарбок. Мою шутку он, очевидно, пропустил мимо ушей.- И он специально пришел сюда, чтобы сообщить о том…
- Господи, Фрэнк! - внезапно сказала Луиза Маккей полным презрения голосом.- Чем ты занимаешься? Хватит. Оставь этих людей в покое.
Он тут же повернулся к ней.
- Я уже говорил тебе, Луиза. Ты ошибаешься. А теперь заткнись.
- Так вот почему ты меня не выпускал? Потому, что я ошибаюсь? Поэтому я целую неделю сидела взаперти, словно в тюрьме, и не смогла даже пойти на похороны Томми, не смогла…
- Да,- оборвал он ее причитания.- Да, поэтому. Потому, что ты ошибаешься. Из-за таких, как ты, немало ребят загремело в Синг-Синг. Ты начнешь болтать всякую ерунду полицейским, а им только этого и надо. Никаких вопросов-допросов: они тут же наметят, на кого повесить убийство, закроют дело и станут похлопывать друг дружку по спине, поздравляя с успехом. Ни забот, ни хлопот.
- А ты, значит, ни в чем не виновен? - спросила она.
- Нет, черт тебя возьми! Хватит, Луиза, ты сама это знаешь. У меня немало грехов перед законом, и стоит только легавым взять меня за то, чего я не делал, как мне крышка.
- Ты убил моего мужа,- с горечью сказала Луиза.
Мы с Эбби переглянулись.
- Нет,- повторил он, и тяжелый звук его голоса, казалось, повис в воздухе.- И в этого придурка не стрелял.
- Ты убил его.
Эбби повернулась к гангстеру.
- Может, действительно убил?
Он посмотрел на нее удивленно, как лев, которого ткнули палкой сквозь прутья решетки: неужели люди не видят, какие у него огромные зубы и что он вообще царь зверей?
- Что еще? - спросил он.
- Я сестра Томми,- объяснила она.- Я должна знать, кто его убил.
- Вот он перед тобой, дорогая,- сказала Луиза Маккей.- Посмотри на него хорошенько.
Тарбок погрозил ей кулаком.
- Еще одно слово,- пригрозил он,- и ты получишь. _
- Конечно,- согласилась она.- Почему бы тебе вообще не убить меня? Почему бы не убить меня, как гы убил Томми?
Тарбок даже приподнялся на носки, пытаясь справиться с охватившей его яростью. Казалось, он действительно может убить ее или, по крайней мере, стукнуть хорошенько, если немедленно не разрядить обстановку. Поэтому я сказал как можно спокойнее и небрежнее:
- Женщины все одинаковы, Фрэнк. Вот Эбби тоже считала меня убийцей.
Похоже, он немного остыл, во всяком случае опустился на пятки и разжал кулак. Повернувшись ко мне с изяществом Берта Ланкастера, он спросил:
- Она так считала? А почему?
- Все так считали,- пояснил я.- Ты думал, что это я сделал, Наполи так думал, Эбби так думала. И теперь мне кажется, что полицейские тоже так считают.
Тарбок наклонился, оперевшись рукой на стол.
- С чего бы это, Конвей? - поинтересовался он.- Почему это все думают, что ты пришил Маккея?
- У каждого свои причины,- объяснил я.- Эбби, например, полагала, что у меня роман с миссис Маккей и я убил Томми, чтобы ничто не мешало мне быть с ней вместе.
- Именно так и поступил этот подлец,- закричала Луиза Маккей, глядя на нас с Эбби так, будто хотела, чтобы мы начали ее расспрашивать.
Повернувшись, Тарбок тяжелым взглядом уставился на нее.
- Заткнись, милая,- произнес он медленно и отчетливо.- Я разговариваю с этим придурком.
- Я не придурок,- возразил я.
Он посмотрел на меня с жалостью.
- Видишь, как люди могут ошибаться? А почему Сол Наполи думал, что это сделал ты?
- Он решил так: ваши люди узнали, что Томми Маккей тайно перешел на его сторону, и ты нанял меня, чтобы убить Томми.
Тарбок смотрел на меня в звенящей тишине. Затем он проговорил:
- Что сделал Томми?
- Томми тайно работал на Наполи. Наполи сказал мне…
- Это ложь!
Я взглянул на Луизу Маккей.
- Извините, миссис Маккей. Я повторяю то, что мне сказали.- И снова повернулся к Тарбоку.- Если это неправда, зачем бы Наполи стал вмешиваться?
- Никому никуда не уходить,- бросил нам Тарбок.
Оттолкнув женщин, словно помешавших ему пассажиров в переполненном вагоне метро, он выскочил из кухни.
Мы все смотрели друг на друга. Я заговорил первым, обращаясь к миссис Маккей.
- Знаете, теперь Эбби думает, что это сделали вы.
Она презрительно покосилась на меня, как на какого-то докучливого попрошайку, назойливо добивающегося ее внимания.
- Что?
- Чет, перестань,- смущенно произнесла Эбби.
Но я продолжал:
- Миссис Маккей, сестра вашего мужа считает, что вы убили Томми.
Это была жутко раздражительная женщина. Она угрожающе нахмурила брови и посмотрела на нас обоих.
- Что, черт возьми, это значит?
- Чет, я уже так не думаю,- сказала мне Эбби.
Оставив ее слова без внимания, я продолжал, обращаясь к миссис Маккей:
- Томми написал ей, что у вас роман с кем-то, и поэтому…
- Ничего он не писал!
- Он написал, Луиза,- тихо сказала Эбби.- Я сохранила его письмо. Могу его тебе показать. Я говорила о нем полицейским, но их это не заинтересовало.
Возмущение миссис Маккей увяло на глазах. Она попыталась оживить его, хмурясь все сильнее, однако тут ее подбородок задрожал, и на этом все закончилось. На лице Эбби появилось сочувственное выражение, и она протянула Луизе руку. Но та плюхнулась на стул, стоявший по другую сторону стола, уронила голову на руки и принялась выплакивать все, что скопилось у нее на душе за целую неделю. Эбби стояла рядом с ней, положив ей руку на плечо, и глядела на меня с выражением, которое означало: что нам теперь делать? Я молча покачал головой. Единственное, что мы могли сделать,- это подождать, пока она успокоится.
Тут в кухню ворвался Тарбок, крича на ходу:
- Что, черт побери, случилось с телефоном в спальне?
- Один из людей Наполи вырвал шнур из розетки, когда я пытался позвонить в полицию.
Он посмотрел на меня и нахмурился, потом посмотрел на миссис Маккей и нахмурился еще больше, а затем снова выскочил в коридор.
Далее последовали тридцать секунд тишины, нарушаемой только приглушенными рыданиями миссис Маккей.
Затем кто-то заколотил во входную дверь.
- Я открою,- сказал я.
- Осторожнее,- попросила Эбби.
- Естественно.
Выйдя из кухни, я подошел к входной двери, заглянул в глазок и увидел Ральфа, стоящего с недовольным и нетерпеливым видом.
Ох! Я открыл дверь. Он молча оттолкнул меня и направился по коридору в спальню. Я закрыл дверь и вернулся на кухню. Увидев поднятую бровь Эбби, я объяснил:
- Это Ральф. Он вернулся за своим пистолетом.
Обойдя стол, я уселся на прежнее место.
- Кстати, раз уж мы об этом заговорили, что ты сделал с моим пистолетом? - спросила Эбби.
- Он в кармане моего пальто,- ответил я.- Знаешь, я совсем о нем забыл.
- Нет,- сказала она.
- Что - нет?
- Его нет в кармане твоего пальто. Я проверила.