– Не стоит смешивать одно с другим, – вдруг твёрдо прервал его Войт. – Влад, она полжизни была тебе женой, родила сына. Разве Лариса не заслуживает уважения?
– Вот именно – уважения! Как хорошо, что ты о нём вспомнил! Так имей же его и не тревожь покойную душу! Ты уморил меня своими подозрениями!
– Это не подозрения, у меня есть заключение патологоанатома.
– То есть все остальные оказались некомпетентными?
– Получается, что так.
– Ну да, конечно. Именно поэтому ты подкинул улики Виктории?
– Что за бред?! Я получил от анонима вот эту записку, – Марк Николаевич вынул из портмоне вчетверо сложенный лист бумаги и протянул Потоцкому.
– Ты что, издеваешься надо мной? – голос Владлена Эдуардовича сорвался на хрип. Широко открытыми глазами, в которых перемешались разочарование и злость, он смотрел на своего верного помощника и тяжело дышал. – Вы это вместе придумали? Зачем? Мне бы только понять – зачем?
– Ты о ком? – искренне опешил Войт.
– Хорош актёр, – Потоцкий отступил от него на метр и зло улыбнулся. – Об Ирине Витальевне! У меня, может, не семь пядей во лбу, но внимание и память ещё в порядке. Она со мной десять лет на всех совещаниях и конференциях. Вы думали, что я не знаю, как она левой рукой пишет?
– Значит, это она… – пробормотал про себя Войт.
– Конечно, она. Я тебя прошу – не нужно ломать комедию! У вас с ней шуры-муры, а ты не знаешь, от кого записка? Не понимаю, чего вы этим добиваетесь и зачем втягиваете Викторию в ваши игры, но мне это всё порядком надоело.
– Влад, послушай меня.
– Это ты меня послушай! Ты уволен! – Марк Николаевич стоял ошарашенный. Такого поворота он не ожидал. – Напишешь сам сегодня по собственному желанию. Две недели отработки будут тебе оплачены, как полагается. Потрать эти деньги на восстановление своей нервной системы. Я делаю это в память о нашем прекрасном сотрудничестве и надеюсь… – он сделал паузу и внимательно посмотрел на него, – что ты приведёшь себя в порядок. Всё!
Марк Николаевич смотрел вслед удаляющейся фигуре, а внутри росло негодование. Вот так просто, посреди белого дня, за считанные минуты его жизнь меняла курс, а он ничего не мог сделать. Потоцкий не захотел его слушать, предпочитая прятаться за своим неверием. Наверное, его можно понять, тем более что сложившиеся обстоятельства действительно представляли Марка в невыгодном свете. Вот именно – обстоятельства! Откуда они взялись? Как он дошёл до этого? Татьяна Анатольевна права – нужно начать сначала.
Primum non nocere
Времени у Марка Николаевича теперь было более чем достаточно. Первым делом он отвёз Семёну Ильичу найденную им колбу с мутной жидкостью. Доктор пообещал управиться не раньше, чем к концу недели, так как у него запарка. Такой ответ из уст патологоанатома больше тянул на чёрный юмор, чем на реалии действительности, которая за стенами морга пестрила летними днями и довольными лицами в предвкушении скорых отпусков. Весь следующий день Марка Николаевича был посвящён бюрократическим проволочкам и настолько утомил, что вечером он позволил себе изрядно напиться, чтобы окончательно не впасть в хандру. В офисе, забирая личные вещи, Войт успел краем уха услышать, что, мол, "Ирина Витальевна доигралась". Это означало, что пребывание Осиной в роли правой руки шефа висит на волоске, вернее, на истощённом терпении Потоцкого, которое в любую минуту может лопнуть. Нужно было с ней поговорить. Особенно после случая со злосчастной запиской.
За последние три дня Войт приезжал к Осиной четвёртый раз – и снова впустую. Соседка сказала, что видела, как Ирочка садилась в машину полчаса назад. Его звонки она сбрасывала или игнорировала, что уверяло Марка в её причастности к этому делу. Для него было предпочтительнее думать, что таким образом она даёт понять, что больше в его присутствии и помощи не нуждается, так как выбывший из "больших гонок" участник ей не интересен. В офисе же заявили, что Ирина Витальевна взяла два отгула. Оставалось одно – дежурить у подъезда в ожидании её возвращения домой.
Солнце медленно закатывалось за крыши, усмиряя духоту. Марк Николаевич не заметил, как задремал в удобном кресле своего автомобиля, прикрывшись свежей газетой. Если бы не мальчик с писклявой дудкой, которого мама силком тащила домой, он бы мог проспать ещё долго. Мужчина выпрямился, протёр глаза и посмотрел на часы. Он спал почти сорок минут. За это время двор успел опустеть и окраситься в тёмно-синие краски, неровно обрамляя свои владения жёлтыми кляксами фонарей. Машины Осиной во дворе всё ещё не было. Но Ирина Витальевна запросто могла наведаться домой, пока бывший коллега находился в объятиях Морфея, и снова испариться. Он выругался про себя и ещё раз пожалел, что вчера позволил себе напиться. Затем взял телефон и снова набрал её номер, который на этот раз ответил, но не голосом хозяйки, а мужским низким басом:
– Кто это?
– С кем я говорю? – опешил Войт. – Мне нужна Ирина.
– Её только что увезли на операцию. Произошла авария.
– Какая авария? – в горле мужчины пересохло.
– На перекрёстке Пушкинской и Ивановой.
– Кто Вы? Что именно произошло? Причина аварии?
– Я медбрат скорой помощи. О причинах Вам нужно говорить с ГАИ, тут я не помощник.
– Какая больница? – Войт постепенно приходил в себя.
– 14-я.
– Состояние слишком тяжёлое?
– Да. Но точно можно будет сказать после операции.
В регистратуре кое-как удалось узнать, что у Осиной Ирины Витальевны сотрясение мозга, двойной перелом конечностей и разрыв селезёнки, которую оперируют в данный момент. Тощая медсестра смотрела из-под модных очков надменно и недовольно. Она отправила Войта в зал ожидания, сухо пообещав, что он вскоре получит ответы на все интересующие вопросы, тем более что пострадавшей достался один из лучших докторов. Последнее обнадёживало. В небольшом продолговатом зале, который больше напоминал широкий коридор, чем комнату ожидания, людей было немного. Несколько человек топталось возле кофейной машины и приглушённо разговаривали, пялясь куда-то в пол. Казалось, они читают невидимый текст, написанный у них под ногами. Ещё три человека сидели на диване и молчали, но при появлении постороннего компания ожила и обратила к нему каменные лица, одно из которых глухо произнесло:
– Авария на Пушкинской?
– Что? А, да.
– Муж?
– Нет, – автоматически отвечал Марк Николаевич, заняв место у денежного дерева.
– А кто?
Войт повернулся к назойливому мужику с помятым небритым лицом, беспардонный тон которого мешал ему думать:
– Перед тем, как спрашивать, представьтесь, пожалуйста.
– А я представлюсь! – вдруг пробасил мужик, вставая с места, показательно разминая шею. Женщина, сидевшая рядом, схватила его за футболку и дёрнула на себя:
– Петя, не надо, я тебя прошу!
– Что значит – не надо?! – он оттолкнул её и направился к Войту. – Твоя баба моего сына чуть не угробила! И мне плевать, что её сейчас зашивают! Совсем охренели! Думают, как бабки есть на дорогие тачки, так можно ими людей давить!
– Что с Вашим сыном? – спокойно спросил Марк Николаевич.
– Что-что? – растерялся мужик. – Вон… Это… Ключицу вправили и подбородок заштопали. Кровища прямо хлестала! Теперь на больничном недели три будет сидеть. А работать кто будет?
– Значит, поправится, – заключил Войт.
– О! Не, и это нормально? – его лицо перекосила злорадная улыбка. – Андрюха, ты чув? Оказывается, всё нормально! Он поправится! – мужик повернулся к дивану и развёл руками. – А то, что твоя баба рассекала пьяная на тачке – это тоже норма?
– Нет, – выдохнул Марк Николаевич. – Послушайте, милиция во всём разберётся. Нужно будет – она понесёт наказание. Денежный штраф и компенсации – всё оплатим. Самое главное, что все живы… Пока, – он посмотрел в сторону операционной, где в данный момент находилась Осина. – А сейчас я прошу… Вы не могли бы оставить меня в покое?
– Что значит – нужно будет? – возмутился Петя, но уже вдумчиво и не так громко.
– Вот, возьмите мою визитку. Никто в обиде не останется. – Мужик бегло прочёл имя на карточке, поджав тонкие губы и сморщив высокий лоб:
– Лады, – согласился он и, спрятав визитку в карман, направился к выходу, жестом показывая своим, что пора уходить. Уже на лестнице он снова обернулся:
– Так это твоя баба или нет?
Женщина толкнула мужа локтем в бок и выругалась, а Марк Николаевич отрешённо посмотрел на него и тихо произнёс:
– Она – мой друг.
Откуда-то со стороны послышались шаги, разбиваемые эхом на глухие звуки. Войт напрягся, ощущая, как тревожно стучит маятник в районе сердца. Доктор вынырнул из-за угла и сразу же направился к нему.
– Осина?
Войт кивнул.
– Ну что… Операция прошла удачно… В результате экстренного осмотра…
Марк Николаевич почувствовал, как расслабляются нервы, а глаза щиплет рвущийся поток радости. Он прикрыл веки и с облегчением выдохнул:
– Простите, доктор, я Вас слушаю.
– Ничего, это вполне нормально. Так вот, в результате первичного осмотра, кроме разрыва селезенки, мы должны были исключить повреждение внутренних полых органов. К счастью, повреждений больше не оказалось, но вся брюшная полость была заполнена кровью. Мы эвакуировали жидкость. Зачем я Вам это всё рассказываю? – доктор снял очки и протёр их концом халата. – Кровопотеря составила четыре литра. В это сложно поверить. После такой потери практически невозможно выжить. Это чудо, – улыбнулся он. – Самому странно произносить такие вещи, но пока это факт, который сложно поддаётся объяснению.
– Можно к ней?
– Разумеется, нет. Она ещё в реанимации. Спит. Ей предстоит перенести очередное переливание. Приходите послезавтра. И то я не уверен, что она будет в форме, чтобы принимать посетителей.
– Мне сказали, что Ирина была… – Войт медлил, не зная, как аккуратней спросить, – не совсем в трезвом состоянии.
– Как Вам сказать… Вы же понимаете, если речь идёт о ДТП, мы обязаны зарегистрировать уровень алкоголя в крови. Мы обнаружили 0,5 промилле. Это не так и много, но для обвинения – достаточно. А дальше думайте сами.
– Ясно. Ещё один вопрос, доктор. Она поступила без сознания?
– Да. Но она ненадолго приходила в себя. В "Скорой…". Но потом… Я же Вам говорю, огромнейшая кровопотеря! Чу-до!
В это время в зал вбежало двое: высокая женщина не то бальзаковского возраста, не то много старше, но стройная и ухоженная, с заплаканным лицом, и симпатичный мужчина, который держал её под руку. Он был или казался младше её, но не внешне, а манерами. Несмотря на то, что женщина прекрасно выглядела, а он носил бороду и длинные волосы, разница в возрасте читалась интуитивно.
– Доктор. Моя дочь, Риша. Она…
– Лада, подожди, – успокаивал её супруг, – доктор, как операция? Нам сказали…
– Прошла успешно. Пациентка спит.
– Слава Богу, – заплакала женщина и бросилась обнимать врача.
– Ладочка, вот видишь, всё хорошо, – причитал мужчина, периферическим зрением косясь на Войта.
– Ладно, мне пора, – Марк Николаевич пожал руку спасителю. – Спасибо.
– Постойте, кто Вы? – услышал он вслед всхлипывающий женский голос.
– Коллега Ирины и друг, – он уже второй раз за вечер произносил это слово. Если бы Осина слышала, она бы непременно рассмеялась и сказала какую-то жуткую колкость. Он вдруг почувствовал, как ему этого не хватает.
– Друг… – задумчиво повторила женщина и тут же переключилась на доктора. – Я хочу её видеть!
– Нет, я не разрешаю.
– Тогда завтра!
– Я опять-таки не советую. Дайте ей прийти в себя. Хотя бы дня два.
– Два дня!
– Я не уверен, что ей нужно сейчас общение. А раз я не уверен, то "primum non nocere".
– Прошу прощения, – не понял бородач, а Марк Николаевич, воспользовавшись замешательством, решил уйти по-английски и поспешил к лестнице.
– То есть "не навреди" – основная заповедь врача, – ответил доктор.
Войт успел услышать ответ, и он его заставил задуматься. Эта заповедь лаконична – и в то же время так глубока. В ней всё – от уважения до сопереживания. Она должна стать лозунгом не только медиков, но и всех людей. С такими светлыми мыслями Войт подошёл к приёмному покою, где стояла "Скорая помощь" с раскрытыми настежь дверями. Вокруг машины ходил мужчина и, устремив взгляд в звёздное небо, курил.
– Добрый вечер, – Войт вынул из пачки сигарету, – огонька не найдётся? – Мужчина молча протянул ему зажигалку. – Вы водитель?
– Ну… – утвердительно кивнул он.
– Случайно не в курсе, кто сегодня выезжал на аварию на Пушкинскую?
– Так я и выезжал. А шо?
– Мне бы с врачом поговорить.
– Так поговори. Вон он в покойном, – мужчина указал рукой на двери приёмного покоя.
– А как звать?
– Сан Саныч.
– Спасибо.
– Та шо там…
Перед входом Войт избавился от сигареты и, пройдя в светлый зал, остановился, размышляя, по какому из коридоров ему идти. Маленькая худощавая женщина отставила швабру и сонно уставилась на нежданного гостя:
– Тебе чего, сынок?
– Мне бы Сан Саныча.
– Вон туда, – она показала на дверь справа, – только ноги хорошо вытирай.
– Обязательно.
Сан Саныч сидел за столом и что-то писал. Перед ним стояла чашка свежезаваренного чая и лежал небольшой бутерброд. Из комнаты рядом раздавались ноющие звуки и женские голоса, старающиеся успокоить новоприбывшего страдальца.
Доктор оторвал взгляд от бумаг и вопросительно взглянул на ночного посетителя:
– На что жалуемся? – почти шутя спросил он и откусил бутерброд.
– На обстоятельства, – в тон ему ответил Войт, а тот улыбнулся.
– Не Вы первый, не Вы последний. А если серьёзно?
– Мне сказали, что Вы сегодня выезжали на аварию на Пушкинской.
– Я. По-моему, девушке очень повезло. Её прооперировали, жить будет. А если за рулём станет вести себя осторожнее, то доживёт до глубокой старости.
– Доктор, который её оперировал, мне сказал, что она приходила в сознание на некоторое время, пока Вы её везли в больницу.
– Да, – Сан Саныч внимательно посмотрел на посетителя. – А кем Вы ей приходитесь?
– Я её гражданский муж, – солгал Войт и протянул свои документы. – Марк Николаевич Войт.
– Значит, Марк – это Вы. Присаживайтесь, – вдруг выдал врач, возвращая опешившему мужчине паспорт. – Она очень просила Вам передать, что… – он говорил медленно, выпятив губы и приподняв левую бровь, – "Вы были правы – они одного типа. Виолетта – это копия молодой Ларисы". Да, именно так будет дословно.
– Что это значит? – Марк Николаевич непонимающе смотрел на Сан Саныча.
– Вы меня спрашиваете? Я думал, это Вам предназначается. И потом, девушка была очень возбуждена, даже напугана. Мне показалось, что это важно.
– Она ещё что-то сказала?
– Она говорила о какой-то фотографии, платье, причёске, но тут уже совсем бессвязно, сложно было разобрать. Но ничего, день-другой – и Вы сами у неё спросите, что она имела в виду… Ох, уж эти женщины. Даже в критические моменты они думают о платье и причёске. Разве это не прекрасно?
Просто поцелуй
Владлен Эдуардович вернулся домой раньше обычного. Оставался день до отъезда в Болгарию. Практически все дела были улажены. К намечающейся ювелирной выставке всё было готово. Потоцкий собирался продемонстрировать лучшие образцы ювелирной промышленности. Особенно вдохновляло место выставки – отель "Королевская крепость", построенный им два года назад. Единственным неприятным пятном на радужном фоне поездки был несчастный случай с Ириной Витальевной Осиной, которая организовывала большую часть мероприятия. Хорошо хоть Виолетта успела многому научиться. На первый взгляд казалось, что ей сложно даётся новое для неё дело, но, когда на утреннем заседании девушка представила отчёт о проделанной работе, затмив своим энтузиазмом и конструктивностью двух коллег, Потоцкий был приятно удивлён и неописуемо горд за свою пассию. Впервые за долгие годы жизни работа, отдых и удовольствие могли объединиться в одно русло. Райский уголок с чистым морем и песочными пляжами, высокими кипарисами и розовыми клумбами, местным аквапарком и каменным совершенством архитектуры с богатыми залами и мраморными лестницами теперь украсит блистательная выставка элитных ювелирных изделий. Он так давно к этому готовился! Судьба была к нему более чем благосклонна, одарив за труды не только прекрасным финалом десятилетней работы, но и новым чувством любви, хотя последнее висело пока на волоске.
Мужчина бесшумно поднялся по лестнице и остановился на пороге спальни, любуясь, как Виолетта, мурлыча себе под нос какую-то песню, собирает чемодан. Она была в коротких джинсовых шортиках и майке-топике, под которой вырисовывалась небольшая упругая грудь. Заметив наблюдателя, девушка вскрикнула. Потоцкий засмеялся и, не дав ей обидеться, подхватил на руки, покружил и обрушился с ношей на кровать, покрывая порозовевшее личико частыми поцелуями.
– Влад, ну подожди, что ты делаешь… – она пыталась освободиться из его объятий. – Ты меня сбиваешь! Я потом обязательно что-то забуду положить, и ты расстроишься!
– Ни за что… – выдохнул мужчина и припал губами к тонкой девичьей шее. – В крайнем случае куплю… Всё купим… Вообще можешь ничего не брать…
– Я здесь при чём? Свою сумку я уже давно собрала, но не для поездки на море, – она указала на небольшой пакет в углу.
– Что это такое? – радостное выражение лица сменила тревога.
– Я всё обдумала, так будет лучше. Я искренне желаю тебе успеха в Болгарии.
Потоцкий приподнялся над ней на руках и серьёзно сказал:
– Я же тебе сказал, что всё решу!
– Нет, не нужно этих жертв… Люди всё равно будут говорить и осуждать, это будет тянуться бесконечно, постоянно причиняя боль и тебе, и мне.
– Не будет. Теперь – не будет, – мужчина страстно поцеловал её в губы.
– Ты сумасшедший! – девушка оттолкнула его, тяжело дыша.
– Да! Я схожу с ума от тебя!
– Ага, так это ещё и моя вина!
– Конечно… – его дыхание сбивалось и мешало говорить. Жадные губы спускались по острому плечику, когда зазвонил телефон. Мужчина вздрогнул, но от удовольствия не отказался. Телефон настаивал. Потоцкий резко сел на кровати и поднёс аппарат к уху:
– Что? Я вижу, на тебя мои разговоры не действуют… – его голос набирал силу, пропитываясь раздражением. – Да, я знаю о случившемся, мне очень жаль… Возможное покушение? Тормоза? Что ты несёшь? Её пьяной никто не сажал за руль! Что значит – немного выпившая? Экспертиза показала наличие алкоголя в крови! При чём тут Виолетта?! Марк, ты сам себя слышишь?! Похожи, не похожи! Даже если так, что это меняет? Мне ваши интриги порядком надоели, и я не собираюсь подыгрывать твоему воспалённому воображению. – Потоцкий засмеялся через злость, – это уже доходит до абсурда. – Может, ты и меня начнёшь подозревать? Нет, с ней разговаривать ты не будешь. И послушай меня внимательно: если ты будешь настаивать, мне придётся принять меры. Прости, но ты меня вынудил!
Он отшвырнул телефон в сторону и зарычал:
– Идиот! А такой мужик был правильный! И ведь молодой ещё… Вот что значит военное прошлое – всё равно рано или поздно выстрелит длительное нервное напряжение.