– Сейчас я скажу тебе то, что ты, возможно, уже знаешь. Но если нет, пожалуйста, сделай вид, будто в курсе дела. Видишь ли, я оказалась в довольно двусмысленном положении.
Грейс уставилась на Сильвию.
– А еще хочешь, чтобы я притворялась, будто понимаю, о чем ты!
Сильвия вздохнула:
– Претензии справедливые. Я, конечно, надеялась, что ты знаешь, но теперь вижу, что нет.
– Перестань вести себя как адвокат, – не выдержала Грейс. Прозвучало грубовато. Впрочем, она сейчас была не в настроении любезничать. Придется Сильвии потерпеть.
Сильвия между тем вертела зажатую в ладонях белую чашку. Ручка ритмично ходила туда-сюда.
– Он меня нанимал. Еще в январе.
– Нанимал?.. – недоверчиво переспросила Грейс. Прозвучало так, будто Сильвия только что призналась в чем-то предосудительном. Грейс тут же пожалела о своей резкости.
– Да. Позвонил, назначил встречу, приехал и подписал контракт, чтобы я стала его официальным представителем.
– Господи, – пробормотала Грейс. – Еще в январе…
– Должно было состояться дисциплинарное слушание. Джонатану нужна была консультация. – Сильвия отпила маленький глоток кофе, поморщилась и поставила чашку обратно на блюдце. – Ты знала про слушание?
Грейс покачала головой. Сильвия снова принялась вертеть чашку.
– Так и не решилась спросить, в курсе ты или нет. Все эти месяцы, когда встречались и готовили этот аукцион, смотрела на тебя и пыталась догадаться. Но напрямик завести разговор на эту тему не могла. Только если бы Джонатан пришел на прием вместе с тобой. А иначе разглашать не могла. Сама понимаешь.
Грейс кивнула. Конечно же она отлично понимала Сильвию. Грейс по роду деятельности тоже должна была обеспечивать клиентам полную конфиденциальность. Впрочем, имелось одно серьезное различие – вне работы Грейс с этими людьми не общалась. Не виделась с ними каждый день в школе, не состояла в одном родительском комитете. Все-таки было в умолчании Сильвии что-то нечестное.
– Строго говоря, я до сих пор не имею права разглашать эту историю, – продолжила та. – Равно как и обсуждать ее с тобой. И даже то, что Джонатана подозревают в совершении преступления, а ты моя подруга, в случае чего оправданием не считается. За это могут и лицензии лишить, а я так рисковать не могу.
Сильвия сделала паузу, будто ждала, что Грейс начнет возражать. Но Грейс молчала. Что тут возразишь?
– Нельзя, чтобы меня уволили. Я мать-одиночка.
Сильвия снова умокла. Грейс продолжала молча глядеть на нее.
– Грейс, мне продолжать или нет?
И только тут она догадалась, к чему клонит Сильвия.
– Да-да, я все понимаю и никому не скажу.
– Ну так вот, – со вздохом произнесла Сильвия. – Джонатан приходил ко мне всего один раз. Но рекомендации, которые я дала, ему не понравились. Советовала извиниться перед больничным начальством и принять любые их условия. Это помогло бы избежать увольнения. Но Джонатан хотел совсем другого.
– И чего же он хотел?..
– Прижать своих начальников. Сказал, что один украл чужую научную работу, а второй – педофил. Надумал их шантажировать. Хотел, чтобы я передала ультиматум – или они отменяют слушание, или Джонатан все расскажет прессе. Думал, раз он мне платит, желание клиента – закон. Многие поначалу считают, будто адвокат просто делает, что велят, – прибавила Сильвия, будто пыталась таким образом оправдать поведение Джонатана. – Но, даже будь у Джонатана доказательства и имей эти обвинения хоть какое-то отношение к истории с Малагой, я бы все равно отказалась. Нет, я такими вещами не занимаюсь, иначе потом совесть замучает.
Грейс кивнула, хотя рассказ Сильвии привел ее в недоумение. Который из начальников плагиатор? Робертсон Шарп-третий? Джонатан так часто разражался возмущенными тирадами по адресу Шарпея, что трудно было поверить, что он мог не упомянуть о таком вопиющем и достаточно легко доказуемом преступлении.
– Я просмотрела бумаги, которые принес Джонатан, и сказала: на вас слишком много висит. Поводов для увольнения более чем достаточно. Остается только идти и упрашивать, чтобы вас оставили. Пообещайте, что обратитесь к специалистам, пройдете реабилитацию…
– Реабилитацию?! – почти крикнула Грейс. – Какую еще реабилитацию?!
– Любую, какую предложат, – напряженно произнесла Сильвия. – В данном случае валить на проблемы с психикой – идеальная стратегия, и волки сыты, и овцы целы. Начальство, кстати, тоже это понимало и намекало на нечто подобное. Джонатан сказал…
Но Сильвия тут же оборвала начатую фразу. Глубоко вздохнула, снова подняла чашку, но, вспомнив о мерзком вкусе кофе, поставила на место.
– Вообще-то, – прибавила Сильвия, нарочно стараясь говорить шутливым тоном, чтобы смягчить удар, – если дословно, Джонатан послал меня по вполне определенному адресу. Но его понять можно, он тогда сильно нервничал, был на взводе… Я потом пожелала ему удачи, совершенно искренне.
Грейс зажмурилась. Она едва удержалась, чтобы не извиниться.
– А чем закончилось слушание, не знаю, – завершила рассказ Сильвия.
Грейс вздохнула.
– Если верить полиции, Джонатана уволили, – ответила она с такой легкостью, будто речь шла о самом обычном деле. – Но я об этом узнала только вчера вечером. Получается, все эти месяцы… – Грейс снова вздохнула и продолжила: – Когда Джонатан говорил, что на работе, на самом деле отправлялся куда-то… в другое место.
Прозвучало по-идиотски. Пожалуй, Грейс в жизни ничего глупее не говорила.
– Короче говоря, я ничего не знаю. И понятия не имею, что делать.
– В таком случае позволь тебе помочь, – самым искренним тоном предложила Сильвия. – Или хотя бы попытаться. А теперь послушай меня внимательно. Хочу дать два совета. Первый – если все-таки знаешь, где Джонатан, не молчи, скажи полиции.
Грейс энергично покачала головой:
– Даже не представляю. Я ведь уже сказала.
Между тем вернулся официант, желающий узнать, намерены ли они делать заказ. Сильвия попросила счет.
– В твоей ситуации очень важно сотрудничать со следствием. Чем скорее станет ясно, что ты ни при чем, тем в более благоприятном свете тебя изобразят в СМИ.
– Звучит разумно, – ответила Грейс, хотя "сотрудничать" с типами вроде Мендосы и О’Рурка хотелось меньше всего.
– А теперь второй совет – пожалуй, самый важный. И тебе, и Генри лучше пока залечь на дно. – Сильвия подалась вперед, отодвинув все еще полную чашку с кофе. – Какие бы ни были причины у Джонатана, он уже это сделал. Не стал дожидаться, когда начнется основное веселье. Но произойдет это сегодня вечером, самое позднее – завтра. Но ты здесь и не скрываешься, а репортерам надо на кого-то направить камеру. Бери Генри и подумай, куда можешь уехать на время. Желательно, чтобы это место было за пределами Нью-Йорка.
– Обязательно уезжать из города? – занервничала Грейс.
– Пока новость об убийстве входит в разряд городских, а значит, репортеры из других городов ею интересоваться не станут. А нью-йоркские СМИ не станут отправлять репортеров в какую-нибудь Аризону и Джорджию. Не тот масштаб события. Ради самого Джонатана – может быть, но ради жены – вряд ли. Да, будь он здесь, все было бы по-другому, но ты сейчас об этом не думай – не до того.
До этого момента Грейс более или менее поспевала за ходом мысли Сильвии, но тут вынуждена была спросить, что она имеет в виду.
– Когда Джонатана найдут, а его обязательно найдут, новость попадет во все СМИ. А пока это не случилось, пересиди где-нибудь, пусть страсти улягутся. – Сильвия помолчала. – Напомни, где живут твои родители? В Нью-Йорке?
– У меня только отец. Да, он живет здесь, – ответила Грейс.
– Братья, сестры есть?
– Нет.
– Близкие друзья?
Грейс сразу подумала о Вите. Но они уже много лет не общались. В последний раз виделись еще до рождения Генри. А других подруг у Грейс не было. Как же она позволила себе докатиться до такой жизни?
– Настолько близких нет. Понимаешь, я всегда…
Проводила время с Джонатаном, хотела сказать Грейс. Только Джонатан и я, и никто нам был не нужен. В общей сложности они были вместе почти двадцать лет. При нынешней статистике разводов срок невероятный. Кто может похвастаться браком на всю жизнь? Для поколения наших родителей это обычное дело, а сейчас?.. Раньше существовали семейные традиции, несколько поколений вместе отправлялись в сафари в Африку, покупали на всю семью летние домики у озера или моря, а на годовщины свадьбы устраивали большие, шумные застолья. А сейчас такой роскошью никто похвастаться не может. "Разве что семейные психологи вроде меня", – с горечью подумала Грейс.
– Но… – начала было она. Грейс хотела сказать, что не может бросить клиентов, уехать от них. Это будет грубейшее нарушение профессиональной этики. Как Грейс может оставить Лизу с ее мужем-геем и растерянными детьми? А Сару с ее озлобившимся неудачливым сценаристом, ведь супруги пытаются спасти свой брак? Нет, на Грейс лежит серьезная ответственность.
А книга? Как же книга? Даже думать о ней было невыносимо. И тут Грейс почувствовала, будто где-то глубоко внутри ее кто-то отвинтил крышку со старой, давно забытой банки и ее содержимое просочилось наружу – пока совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно. Острое чувство стыда. Самая сильная, самая ядовитая из всех эмоций. Прошла какая-то секунда, и оно окончательно завладело Грейс.
– Извини за вопросы, – сказала Сильвия. Но, даже если она и вправду жалела Грейс, слава богу, старалась этого не показывать. – Послушай меня внимательно, – медленно и осторожно продолжила она. – Знаю, считать нас с тобой подругами – большая натяжка, но в случае чего обращайся без стеснения. – Сильвия умолкла. Потом посмотрела на Грейс и нахмурилась. – Слышала, что я сказала, или повторить?
Грейс покачала головой и ответила, что все поняла, хотя на самом деле только запуталась еще больше.
Глава 15
При проведении обыска и производстве выемки
– Они наверху, – сказал консьерж.
Впрочем, в этом предупреждении не было никакой необходимости. Как только Грейс свернула с Мэдисон-авеню, сразу заметила несколько легковых машин и два фургона. На одном было написано "Полицейское управление Нью-Йорка", на другом – еще что-то, Грейс не разглядела. Некоторое время она стояла на одном месте, то чувствуя себя готовой зайти в дом, то совсем наоборот. А потом задалась вопросом, почему ей так трудно держать равновесие, даже стоя на одном месте. "Потому что ты, как полная дура, ничего не ела, – напомнила себе Грейс. – Если не хочешь упасть и растянуться, срочно необходимо подкрепиться". И Грейс покорно зашагала к дому, точно овца на бойню.
– Понятно, – ответила она консьержу. А потом, как ни глупо это звучало, прибавила "спасибо".
– У них был ордер. Пришлось пропустить.
– Понимаю, – повторила Грейс.
Консьержа звали Фрэнк. Летом Грейс покупала подарок для его новорожденной дочери. Кажется, девочку назвали Джулианна.
– Как Джулианна? – спросила Грейс, сама осознавая всю нелепость и неуместность этого вопроса. Фрэнк улыбнулся, но промолчал. Вместо этого, как ни в чем не бывало, проводил Грейс до лифта и стоял рядом, пока не закрылись двери.
Грейс бессильно прислонилась к стенке лифта и закрыла глаза. Как далеко зайдет ситуация, оставалось только гадать. Главное – как-то пережить сегодняшний день, и завтрашний тоже. А потом? Когда это все закончится и Грейс снова сможет вернуться к нормальной жизни? Однако уже сейчас Грейс понимала, что прежняя жизнь с Джонатаном утекает, как песок сквозь пальцы. Все происходило так быстро, ведь завертелась эта история только в среду, когда стало известно об убийстве Малаги. Нет, не в среду, а в понедельник, когда Джонатан уехал. В тот же день убили Малагу, но об этом Грейс сейчас думать не собиралась. Впрочем, на самом деле началось все гораздо раньше. Вопрос в том, сколько лет это уже тянется?
Но решение таких важных проблем Грейс сочла за лучшее перенести на другой день. Лифт остановился на ее этаже, и, когда двери раздвинулись, Грейс увидела на входе в свою квартиру специальную ленту, которую полиция использует, чтобы огораживать места, куда нельзя заходить посторонним. Грейс с грустью почувствовала, что ей нет до этого никакого дела, ведь эта квартира практически перестала быть ее домом.
Сколько раз Грейс приходилось вылетать из родного гнезда? Сначала уехала учиться в колледж. Потом вышла замуж. Когда умерла мама, снова вернулась в эту квартиру, на этот раз вместе с семьей. Конечно, в нынешнем виде это место сильно отличалось от того, которое Грейс помнила с детства. Но здесь она училась ползать, затем ходить, затем бегать. Играла в прятки с друзьями, училась готовить и целоваться, усердно сидела над учебниками, чтобы получать пятерки по всем предметам… Что бы ни происходило, эти комнаты и коридоры всегда оставались для Грейс домом, и она считала, что прекраснее места нет. Грейс не припоминала, чтобы у нее хоть раз возникало желание перебраться в более просторную квартиру. Ее не привлекали ни более престижные адреса, ни красивые виды из окон. Это было ее место, и менять в нем ничего не требовалось: оно нравилось Грейс точно таким, какое есть.
Когда отец встретил Еву, они с Джонатаном снимали квартиру в уродливом послевоенном доме на Первой авеню. Ева же много лет проживала в восьмикомнатных апартаментах с высокими потолками на Семьдесят третьей улице и не имела ни малейшего желания переезжать. Когда отец предложил Грейс с Джонатаном принять почетный титул новых хозяев семейного гнезда – предложил самым небрежным тоном, за обедом, – Грейс пришла домой и расплакалась от радости. Ведь иначе Грейс просто не смогла бы обеспечить Генри того нью-йоркского детства, которое так мечтала дать сыну. Они с Джонатаном не работали на Уолл-стрит и не являлись гордыми обладателями хедж-фондов. Если бы не эта уникальная возможность, они втроем так и жили бы в белой кирпичной коробке, пока Генри не уехал бы учиться в колледж.
Но теперь на двери квартиры красовалось официальное предупреждение Нью-Йоркского полицейского управления. Сама дверь была чуть приоткрыта, и через эту щель доносились голоса и звуки деловитых шагов по паркетному полу. Время от времени в проеме мелькала белая форма. Грейс чувствовала себя гостьей, опоздавшей к началу вечеринки – правда, вечеринка была довольно мрачная. Грейс даже захотелось постучаться в собственную дверь, однако она удержалась от этого желания.
– Сюда нельзя, – мимоходом бросила какая-то женщина, не успела Грейс ступить на порог.
– Да?.. – растерянно переспросила она. У Грейс не оставалось сил спорить, бороться, отстаивать свои права. Но и уходить тоже не хотелось. Куда ей идти?
– Вы кто? – поинтересовалась та же женщина. Глупый вопрос. Неужели и так не понятно?
– Я здесь живу, – ответила Грейс.
– Документы с собой?
Грейс отыскала водительские права. Женщина принялась разглядывать документ. По званию, кажется, офицер, крепкого телосложения, очень бледная. Волосы были крайне неудачно выкрашены в цвет, который никому не может быть к лицу, однако Грейс нисколько не сочувствовала ей из-за такого неудачного выбора краски.
– Ждите здесь, – велела женщина и оставила хозяйку стоять на собственном пороге, а сама зашагала по коридору в спальню Грейс.
Между тем из комнаты Генри вышли двое мужчин в белых комбинезонах, обошли Грейс и преспокойно направились в столовую. Оба ни слова не сказали – ни ей, ни друг другу. Грейс чуть подалась вперед и, глядя поверх их плеч, увидела угол незнакомого переносного стола. Грейс не велели сходить с места, однако ей в любом случае не хотелось этого делать. С одной стороны, Грейс рассматривала это распоряжение как брошенный ей вызов. А с другой, чем больше она видела, тем меньше ей хотелось вникать в происходящее.
Вскоре к Грейс вышел Мендоса и вернул ей права.
– Боюсь, мы тут задержимся еще на некоторое время, – не здороваясь, сообщил он.
Грейс кивнула:
– Можно увидеть ордер?
– Можно.
Мендоса отправил женщину-офицера в гостиную, и та вернулась с более пространной версией документа, прикрепленного к входной двери в качестве предупреждения.
– Мне надо его прочесть, – сказала Грейс. Прозвучало нелепо. Но Мендоса проявил сочувствие и даже не улыбнулся.
– Разумеется, – ответил он. – Хотите присесть?
И приглашающим жестом указал на гостиную Грейс. Ощущение, будто она гостья в собственном доме, только усилилось. Держа сумку в одной руке, а бумаги в другой, Грейс зашагала по коридору. Села в одно из кресел. Это было не то кресло, которое так любил отец, а другое, новое. Правда, стояло оно на прежнем месте, между двумя окнами, выходящими на Восемьдесят первую улицу. Повернуто кресло было в сторону двери. Здесь отец сидел, будто на внушительном, но очень удобном троне, закинув ногу на ногу и потягивая виски, которое золотилось в тяжелом хрустальном графине, стоявшем в баре в углу. Вставал отец лишь для того, чтобы угостить гостей – или угоститься самому. Теперь этот "трон" занял законное место в квартире Евы – отец, конечно, забрал его с собой.
Ее родители, в полном соответствии с тогдашней эпохой, обладали выдающимися способностями по части того, как принимать и занимать гостей. Все действия были заранее продуманы, а обязанности поделены между супругами. В те времена алкоголя на подобных вечерах пили больше, а на свои проблемы жаловаться было не принято. И кто скажет, что эти обычаи не имели определенных преимуществ? На столиках были выставлены серебряные портсигары, которые Грейс открывала лишь за тем, чтобы вдохнуть табачный запах. При этом она воображала себя Дороти Паркер. Вот Грейс изящно затягивается, перед тем как отпустить остроумный, проницательный комментарий. Портсигаров, конечно, давно уже не было, однако бар продолжал стоять на прежнем месте. Вещь была старинная, переделанная из английского комода, предназначенного, чтобы складывать в него простыни или одежду. Сейчас бар был полон бутылок, которые стояли в нем еще с тех времен, когда здесь жили родители Грейс. Ржаной виски, ликер "Крем де Минт", разные сорта пива. Сейчас это все, конечно, никто не пил. Когда Грейс с Джонатаном приглашали к ужину гостей, подавали на стол вино, иногда джин-тоник или виски. Последний напиток они расходовали в настолько малых дозах, что могли отлично продержаться на подарках, которые время от времени приносили Джонатану родители пациентов. И только тут Грейс сообразила, что не помнит, когда в последний раз у них к ужину были гости.