А теперь Генри стоял всего в двух футах от этой женщины и смотрел в ее каменное лицо. Понимал ли он, в чем причина такого отношения? Дженнифер Хартман бессчетное количество раз водила обоих мальчиков в игровые клубы или в кино на мультики. В ее доме он в первый раз оставался ночевать без родителей. Именно Дженнифер Хартман посреди ночи звонила Грейс домой, чтобы Генри мог поговорить с мамой и успокоиться. Два раза Дженнифер в августе возила их с Джоной на полуостров Кейп-Код. Там мальчики побывали на фабрике, где делают картофельные чипсы, и на Плимутской плантации. А как-то раз Дженнифер даже отвозила Генри в больницу со сломанным локтем – сын упал с каменной ограды в Центральном парке. Но с тех пор, как Дженнифер развелась с мужем (что ж, решение вполне понятное – она взрослый человек и была несчастлива в браке), а Джона оттолкнул лучшего друга (а это решение не вполне понятное, но обе матери ничего не могли поделать), отношения между ними с Грейс стали формально-вежливыми. Совсем как между государствами, которые когда-то были союзниками и в случае необходимости готовы объединиться снова. Но этот холодный прием был полной неожиданностью.
– Здравствуйте, миссис Хартман, – с самым милым, вежливым, приветливым и добродушным видом поздоровался замечательный сын Грейс.
Дженнифер едва взглянула на мальчика.
– Проходите, – напряженно произнесла она. И снова опустила глаза.
Грейс поспешно схватила Генри за руку и быстрыми шагами ринулась на узкую аллею, в которой сильно пахло голубиным пометом. Генри шел впереди, Грейс сзади. Здесь было почти не слышно шума с улицы. Впереди Логан Дэвидсон и его мама снова остановились у черного хода в школу, и опять их пропустили. Здесь у двери дежурил сам Роберт вместе с ассистенткой, суровой молодой женщиной в очках в стиле Джона Леннона и с французской косой.
– Добро пожаловать! – бодро приветствовал директор миссис Дэвидсон.
Потом пожал ей руку, будто это был первый день учебного года, и стояли они не возле тяжелой, всегда запертой металлической двери черного хода, а на великолепном мраморном крыльце, производившем такое сильное впечатление на родителей новичков. Логан с мамой прошли мимо директора и стали подниматься по темной пожарной лестнице.
– Здравствуй, Генри, – поздоровался Роберт, заметив мальчика. – Грейс, – коротко кивнул он.
Грейс кивнула в ответ. Возникало ощущение, будто Роберт ждал от них какой-то определенной реакции, но какой именно, ни Грейс, ни Генри не знали. Директор молчал, однако нога его едва заметно сдвинулась в сторону, преграждая путь Грейс. Та удивленно взглянула на Роберта.
– Могу я подняться в класс? – с удивлением в голосе спросила она.
Роберт словно бы задумался, и тут Грейс совсем растерялась. Да что тут происходит?
– Я хотел узнать… – начал Роберт.
– Мам, ты идешь? – окликнул Генри. Сын уже поднялся на середину первого лестничного марша.
– Сейчас, – откликнулась Грейс.
– Просто, – снова начал Роберт, – мне кажется, учитывая сложившиеся обстоятельства, будет лучше, если Генри поднимется в класс один.
– Ничего страшного, мам, я сам дойду, – сказал на это Генри. Сын одновременно казался и растерянным, и рассерженным. – Все нормально.
– Роберт, – строго произнесла Грейс. – Что, черт возьми, происходит?
Директор сделал медленный, глубокий вдох.
– Пытаюсь свести к минимуму последствия кризиса, чтобы все мы вышли из него без потерь.
Грейс казалось, будто она смотрит на Роберта через какую-то пленку или стекло – причем стекло, заляпанное грязью, сквозь которую едва можно было различить его силуэт.
– Грейс, – произнес Роберт незнакомым, непривычным тоном. – Думаю, вы и сами хотели бы поскорее уйти.
Она опустила глаза. Роберт взял ее за предплечье между запястьем и локтем. Жест был не властный, а скорее сочувственный и немного смущенный.
И тут Грейс наконец-то поняла, в чем дело. Роберт знает. Конечно же знает. Полицейские, Мендоса и О’Рурк, все ему сказали. Директор был в курсе еще до того, как о происходящем стало известно самой Грейс. Детективы объяснили, какая связь существовала между Джонатаном и Малагой Альвес. Джонатаном, мужем Грейс, и Малагой Альвес, убитой женщиной. Значит, Роберт знает кое-какие подробности – хотя, возможно, не все. А вдруг ему детективы сообщили больше сведений? Грейс передернуло. Она устала пересчитывать факты и обстоятельства, которые от нее скрывали.
Грейс заставила себя посмотреть Роберту в глаза.
– Зачем они говорили на эту тему с вами? – напрямик спросила она. Но потом вспомнила про Генри и бросила взгляд в сторону лестницы, туда, где он только что стоял. Но сын уже ушел, оставив Грейс разбираться с ситуацией.
Роберт покачал головой. Грейс захотелось его ударить.
– Хочу, чтобы вы знали, – тихо проговорил директор. – За Генри можете не беспокоиться. Если понадобится какая-то помощь, пусть приходит ко мне в кабинет в любое время. Скажем, на перемене или после уроков. А если ему кто-то что-то скажет, пусть обращается ко мне не откладывая. Я предупредил учителей, чтобы приглядывали за мальчиком и были к нему особенно внимательны. Со всеми поговорил.
Со всеми?.. Грейс растерянно уставилась на Роберта.
– Генри – ученик Реардона, поэтому мы, конечно, готовы всячески его поддерживать, – гораздо более нерешительным тоном продолжил Роберт. Кажется, почувствовал, что собеседница почти не слушает. – Но… просто на всякий случай… Мне ведь и раньше приходилось иметь дело с похожими случаями. Разумеется, не на таком уровне, но… В школьном сообществе иногда возникают… трудности подобного рода. Сами понимаете, ищут козла отпущения, а когда находят, остановить их очень трудно. Поэтому пусть болтают, а потом самим надоест, и даже думать забудут… Ну, вы понимаете.
Грейс едва не рассмеялась. Она представления не имела, что несет Роберт. Вынесла только одну мысль: положение у школы незавидное и почему-то виновата в этом Грейс.
– Я бы на вашем месте не задерживался. И… если хотите, можете сегодня забрать Генри немного попозже, когда все разойдутся. Пусть подождет у меня в кабинете. Никаких проблем…
Грейс молчала, раздираемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, элементарные правила хорошего тона требовали поблагодарить Роберта – ведь директор заботится о ее удобстве. Но с другой стороны, Грейс давно уже не чувствовала себя настолько униженной. А будучи униженным, человек часто делает и говорит то, что может ему навредить. Грейс неоднократно приходилось наблюдать ситуации подобного рода. Она принялась делать глубокие вдохи и выдохи. Только сейчас Грейс заметила, что у нее за спиной уже собрались другие родители, которым они с Робертом загораживали путь к лестнице.
– Хорошо, – наконец кивнула Грейс. – Идея неплохая.
– После восьмого урока зайду за Генри и отведу к себе в кабинет. Перед тем как придете, звоните. Я буду в школе до шести, а может, и дольше.
– Хорошо, – повторила Грейс. Однако поблагодарить Роберта была не силах.
Повернувшись и проложив себе путь через небольшую толпу матерей с детьми, Грейс вернулась на узкую аллею. Там тоже было много народу. Большинство молча уступали дорогу, лишь мельком скользнув по Грейс взглядом. Признаков враждебности никто не проявлял. Но тут одна из женщин застыла прямо напротив Грейс. Прикидывая, как половчее ее обогнуть, Грейс подняла голову и увидела Аманду Эмери, по обе стороны от которой стояли дочери-двойняшки.
– Привет, Аманда, – поздоровалась Грейс.
Та продолжала молча глядеть на нее.
– Здравствуйте, девочки, – прибавила Грейс, хотя с дочерьми Аманды была толком не знакома. Обе полненькие, коренастые, с круглыми лицами и светло-русыми волосами. Должно быть, оттенок унаследовали от матери. Именно так должны были выглядеть волосы Аманды в естественном виде. Между тем Аманда схватила обеих дочерей за плечи, причем вцепилась, будто хищная птица когтями. Грейс едва не попятилась. Аманда продолжала сохранять молчание, хотя одна из двойняшек с недовольным видом взглянула на мать и воскликнула:
– Ой, мам, больно!
Грейс заметила, что позади них на аллее уже выстроилась изрядных размеров "пробка", заворачивавшая за угол. Тут Грейс ощутила нечто вроде паники.
– До свидания, – пробормотала она, обращаясь и к Аманде Эмери, и к девочкам. Хотя, конечно, нелепо прощаться с человеком, который отказался обмениваться с тобой любезностями.
Грейс принялась дальше протискиваться к выходу. Большинство не обращали на нее внимания, но не все. Попалось еще несколько "Аманд" – одни знакомые, другие нет. Однако у себя за спиной Грейс слышала тихое бормотание, а вслед за ним – напряженную тишину.
Пройдя мимо Дженнифер Хартман и очутившись на улице, Грейс обнаружила, что репортеры неровным полукругом выстроились перед входом на аллею. Пригнув голову, Грейс ускорила шаг, чтобы поскорее свернуть за угол. Но репортеры ее так легко отпускать не собирались. Они как будто сбились в хищную стаю и, подобно зверям-охотникам в дикой природе, разделили обязанности, связанные с преследованием жертвы. Кто будет выкрикивать вопросы, а кто – слушать ответы. Кто протолкнется вперед с микрофоном, а кто должен будет остаться в стороне, проверяя качество звука и делая записи в блокнотах. Журналисты действовали, как одна команда, и, чего хотят от нее эти хищники, догадаться было нетрудно. Однако Грейс не собиралась давать им желаемое. Тем более здесь, посреди тротуара, в восемь двадцать утра, когда впереди ждет очень долгий, очень тяжелый день.
– Извините, – твердо, почти грубо произнесла Грейс. – Мне надо идти. Дайте дорогу.
К удивлению Грейс, репортеры подчинились. Видимо, ей крупно повезло – они просто не подозревали, кто перед ними. Думали, очередная мамаша. Похоже, журналисты гнались за всеми подряд, выкрикивая вопросы. Грейс понимала, что они все равно до нее доберутся. Но хотя бы сегодня ее ждала благословенная передышка. И тут кто-то окликнул:
– Грейс!
Опустив голову, Грейс, как таран, устремилась вперед. Скорее бы дойти до угла…
– Грейс, погоди!
Подбежала миниатюрная женщина и взяла ее за локоть. Это была Сильвия, и она явно не собиралась отпускать Грейс просто так.
– Мне надо… – начала было Грейс.
– Пошли, – велела Сильвия. – Вон такси.
Машина остановилась на светофоре на углу Парк-авеню, однако боковым зрением, которому приехавшие со всего мира нью-йоркские таксисты были обязаны заработком, водитель заметил двух женщин, быстрыми шагами направлявшихся в его сторону. Таксист сразу включил правый поворотник. Второй таксист, ехавший следом за первым, естественно, возмутился и принялся гневно сигналить.
Между тем Сильвия открыла дверцу машины.
– Извини, не могу, – заспорила Грейс, однако, даже не успев договорить, как-то незаметно для себя очутилась в такси.
– Очень даже можешь, – возразила Сильвия. Потом попросила таксиста отвезти их на угол Мэдисон-авеню и Восемьдесят третьей улицы.
Мозг Грейс затуманивали раздражение и тревога, тем не менее она попыталась сообразить, что находится на углу Мэдисон и Восемьдесят третьей. Однако на ум приходило только кафе на углу. Названия Грейс не помнила, но это было то самое кафе, из окна которого Мерил Стрип наблюдала за сыном в фильме "Крамер против Крамера". Именно напротив этого кафе Сильвия и велела остановить машину.
Поездка заняла пять минут, и все это время Сильвия молчала. Грейс же пыталась собрать волю в кулак, чтобы сохранить последние остатки самообладания. В сложившихся обстоятельствах это было нелегко – ехать в машине неизвестно куда и непонятно зачем в обществе женщины, знакомство с которой никак не назовешь близким. Глядя, как та расплачивается с таксистом, Грейс гадала – вдруг Сильвия считает, будто она должна догадываться о цели поездки?
– Пошли, – повторила Сильвия. – Закажем кофе. Или тебе нужно что-нибудь покрепче?
Неожиданно Грейс рассмеялась вслух.
– Обнадеживающие признаки налицо, – сделала вывод Сильвия.
Они расположились в кабинке в задней части кафе, прямо под плакатом, инструктировавшим, как правильно выполнять прием Геймлиха. Сильвия почти рявкнула пробегавшему мимо официанту: "Два кофе!", а тот коротко хмыкнул, давая понять, что заказ услышал. Все в лучших традициях Нью-Йорка. Грейс продолжала молчать. Откровенно говоря, она даже не знала, куда девать глаза. Грейс никак не ожидала, что окажется в кафе в компании Сильвии Штайнметц. Почему именно с ней?
И только тут Грейс сообразила, что Сильвия – единственная, кого она с определенной натяжкой может считать подругой. Удивительно, но факт. Грейс сама не понимала, каким образом это допустила и как вообще дошла до такой жизни?
Сильвия что-то сказала, но Грейс не расслышала, поэтому попросила повторить.
– Я говорю – до сегодняшнего утра даже не догадывалась, что у тебя случилось. Салли по электронной почте написала.
– Вот сука, – неожиданно для самой себя выпалила Грейс. И снова засмеялась, как бы неуместно это ни было.
– Согласна. Но это сейчас к делу не относится. Репортеры про всю эту историю не от Салли узнали.
– Но… – Грейс запнулась.
Вернулся официант с двумя чашками черного кофе и поставил их на стол, чуть плеснув через край.
– По-моему, они меня не узнали, – продолжила Грейс. – Во всяком случае, особого интереса не заметила.
Сильвия кивнула:
– Ничего, еще заметишь. Думаю, уже через несколько часов. На большее не рассчитывай.
И тут Грейс поняла, что до сих пор привыкла смотреть на свою жизнь неправильно, в категориях пространства и границ. Теперь этот принцип не работал. В этой ситуации не имело ни малейшего значения, что Грейс видела себя как часть маленького семейного круга. Этот круг окружал другой, в него входили отец с Евой и люди, с которыми они с Джонатаном общались по работе. Дальше шли просто знакомые. А потом – город, который всегда был домом Грейс. Были ли эти границы проложены правильно, сейчас не имело ни малейшего значения. Привычную жизнь можно было сравнить с автомобилем, на полной скорости мчащемся в тупик, прямо на кирпичную стену, и ни свернуть, ни остановить машину не получится.
– Сочувствую, – продолжила Сильвия. – С одной моей клиенткой тоже вышла похожая история. Правда, тогда времени у нас было побольше.
У Грейс голова шла кругом. При обычных обстоятельствах она сразу захотела бы удовлетворить любопытство. Сильвия специализировалась на трудовом праве и представляла интересы работников, которых незаконно уволили. Были среди ее клиентов и те, кто подвергался сексуальным домогательствам на рабочем месте. Интересно, что это за скандальная история, которая просочилась в прессу? Может, Грейс даже читала о ней в "Нью-Йорк таймс" или "Нью-Йорк мэгэзин". Она часто обращала внимание на такого рода статьи. Потому что они интересные. Кому не любопытно читать о разных людях и о том, как они по собственной глупости попадают в непростые ситуации? Впрочем, сейчас отвлекаться от темы ни к чему.
– И как ты вышла из положения? – вместо этого спросила Грейс.
Сильвия нахмурилась:
– Для начала перевезли ее на другую квартиру. Потом перевели деньги с ее счетов в другой банк. Правда, счета были общие с ее деловым партнером, но тот уже успел прихватить свою долю и смыться. А еще наняли кризисного менеджера. – Сильвия взглянула на Грейс. – Правда, речь идет о достаточно известной женщине. Сама понимаешь, у тебя совсем другая ситуация.
Грейс взглянула на нее. Сильвия в первый раз говорила с ней о работе – во всяком случае, в подробностях. Это была совсем другая Сильвия. Женщина, сидевшая напротив нее и наливавшая в кофе обезжиренное молоко из металлического молочника, казалась незнакомкой. Сильвия плеснула молока так резко, что кофе едва не перелился через край.
– И чем же закончилось дело? – спросила Грейс.
– История вышла долгая, – коротко ответила Сильвия. – Но сейчас не о моей клиентке речь. Давай думать, что делать с тобой.
По телу Грейс пробежала дрожь. Похожим образом она чувствовала себя в колледже, когда ее уговорили – почти заставили! – выступить в качестве рулевой на соревнованиях по гребле. Непосредственные обязанности удавались Грейс хорошо. Сильные и слабые стороны членов команды она тоже чувствовала. Да и наметить стратегию во время гонки тоже была в состоянии. Но хуже всего был час перед стартом. Час паники, волнения и абсолютной убежденности, что именно она, Грейс, и не восемь других участниц, высоких и крепких девушек, все испортит и приведет команду к поражению.
Грейс склонилась над чашкой с кофе. Возможно, дело было в поднимавшемся над горячим напитком паре, который попал ей в глаза и осел на щеках, но Грейс вдруг показалось, что она то ли вот-вот расплачется, то ли уже плачет.
– Давай, – выговорила она. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и выпрямилась.
Сильвия терпеливо ждала.
– Но сначала… – продолжила Грейс, – прежде чем что-то обсуждать, я должна узнать… Что тебе известно?
Сильвия решительно покачала головой:
– В том-то и дело, что ничего. Учти, единственное, что до меня доходило, – это слухи. А мои профессиональные стандарты слишком высоки, чтобы принимать за факт непроверенные сведения из ненадежных источников.
– Учту, – произнесла Грейс. А потом, почувствовав, что это будет уместно, прибавила: – Спасибо.
– Но слухи ходят следующие: твой Джонатан состоял в каких-то отношениях с Малагой, детективы захотели с ним побеседовать, но он пропал. Ты знаешь, где он, но скрываешь от полиции. Последнему пункту категорически не верю.
– Это хорошо, – коротко произнесла Грейс, будто этот факт и вправду приносил какое-то облегчение.
– Любопытно, что хорошего ты нашла в этой ситуации? – произнесла Сильвия, разрывая пакетик с сахароза-менителем и высыпая в чашку.
– Что ты не веришь, будто я в курсе, где Джонатан, и чуть ли не сама его прячу. На такое у меня бы смелости не хватило. Да и глупости тоже. Понятия не имею, где он может быть. Джонатан просто…
Тут Грейс запнулась.
– Он действительно был знаком с этой женщиной? С Малагой Альвес?
– Ну-у… Ее сын был пациентом Джонатана. Об этом мне сказали полицейские, а значит, сведения, по всей видимости, достоверные. А что касается остального…
Но Грейс оборвала саму себя на полуслове. Что она хочет сказать – что это все клевета, грязная ложь? Грейс и сама знала, что у полицейских не было никаких причин клеветать на Джонатана. Она понимала, что это лишь верхушка айсберга, но не хотела, чтобы все тайны Джонатана обрушивались на нее разом, иначе ей с ними просто не справиться. А объявлять всем вокруг о невиновности Джонатана Грейс не собиралась. Если хочет, пусть сделает это сам. Только тогда придется дать о себе знать, и Грейс такой поворот событий более чем устраивал.
– М-да… – К удивлению Грейс, Сильвия прибавила: – Теперь понятно.
– Интересно, что тебе может быть понятно в этой истории?