Жаркое солнце, по преданию ночующее на вершине мечети Кутуб-Минар, медленно поднималось над утренним городом. Людские голоса, как всегда, тонули в треске мотоциклов и шуме автомобилей. Площадь-звезда перед резиденцией премьера, тенистые улицы были оживлены и в то же время спокойны. Несколько чёрных блестящих лимузинов медленно въехали в ворота.
Индира Ганди нехотя подняла трубку звонящего телефона; подумала, что это личный секретарь Фотедар. Чаще всего именно он пользовался этим аппаратом, соединенным со служебными комнатами.
Секретарь почтительно поздоровался и сообщил, что съёмочная группа Питера Устинова ждёт в коттедже для приёма гостей.
– Вы передали моё распоряжение об отмене даршана?
Индира чувствовала себя усталой, несмотря на раннее утро. Сколько продлится интервью? Час, полтора? Больше никак не выйдет – в планах на сегодня очень много дел. Через три дня, в субботу, первый день конференции в защиту национального единства. Фотедар должен вчерне подготовить речь, а она внесёт поправки. Сейчас напомнить? Нет, после встречи с Устиновым…
– Да, передал, и ваши извинения также. Киносьёмщики ждут, и я смею просить вас поторопиться. – Фотедар не сдержался и улыбнулся в трубку. – У этого ирландца так много вопросов! Пробивной и энергичный господин, но в общении вежлив и приятен…
– Сейчас иду. – Госпожа премьер-министр хотела положить трубку.
– Простите, – торопливо произнёс Фотедар. – Вы просили напомнить – в два часа дня состоится молодёжный митинг на Центральном стадионе…
– Я не забыла, – рассеянно отозвалась Индира и посмотрела на часы.
Прижала рычаги, встала из-за стола и услышала, что сзади открывается дверь. Камердинер Натху Рам, отдуваясь и кашляя, навалился плечом на створку, вошёл и с облегчением свалил в кресло бронежилет.
– Нат, ну сколько раз тебе говорить, что мне это совсем не нужно?!
– Вы обещали господину Радживу! Он выбранит меня…
– Раджив выбранит?! Не смеши меня, Нат! Он сейчас далеко, и я его не слушаюсь. – Индира ещё раз оглядела себя в зеркало, поправила бусы. – Нат, немедленно унеси это и забрось подальше!
– Индира-джи… – Старик поглядел на госпожу с таким ужасом, что она перестала улыбаться. – А если они… сейчас сделают что-то плохое?.. Я эти бородатые звериные морды не могу видеть без дрожи! По городу страшные слухи ходят. Якобы они поклялись индуистов порубить на куски в отместку за Пророка Бхиндранвале. Он им завещал делать так!
– Натху, что ты говоришь?! Они верят так же, как и мы с тобой. И что это ещё за звериные морды? – укоризненно сказала Индира. – Ты разве не знаешь, что по Конституции и по совести все религии одинаково священны? Или среди индуистов мало подонков вроде Бхиндранвале? Вспомни Натху Рама Годзе, по несчастью, твоего тёзку, который застрелил великого Махатму! Стыдно, очень стыдно! Виновны не религии, а люди.
Индира немного помолчала, глядя в окно, на залитый утренним солнцем сад. Между прочим, подумала, что после выступления на стадионе в такой день обязательно случится аллергия.
– Пусть будет то, чему суждено быть. Единственное, чего не должны видеть враги, – моего страха.
– Миссис Ганди взглянула на лежащий в кресле бронежилет.
– Унеси его, Нат, и подай зонтик. Он пригодится больше – уже очень, жарко…
Рамешвар Дайял, заслонив собой дверь, кивнул, приветственно сложив руки. Остановился у порога, ожидая, когда Индира выйдет. Натху Рам, вновь появившийся в комнате с зонтиком под мышкой, твёрдо сказал:
– Я пойду с вами, Индира-джи.
– Не бери на себя чужие обязанности, – опять улыбнулась она. – Рамешвар прекрасно справится сам.
– Не обижайте, госпожа!
Голос камердинера дрогнул, глаза наполнились слезами. Телохранитель пожал плечами, но промолчал.
– Хорошо, пойдёшь сзади, раскрыв надо мной зонтик. – Приподнявшись на носки, она тихо сказала Дайялу: – Подстрахуй его обязательно…
– Никогда не посмел бы идти впереди вас, Индира-джи, – не расслышав слов, обращенных, к телохранителю, произнёс успокоенный камердинер.
Так, втроём, они и вышли в сад. Старый Натху с зонтом пристроился сзади, умоляя свою госпожу идти помедленнее. Зелёная, пустая сейчас лужайка, где одни только птицы как всегда, что-то искали в траве, напомнила о несостоявшемся даршане. Настроение слегка испортилось. Питер Устинов просил по возможности назначить интервью на тридцать первое октября. Тревожное положение в стране могло отодвинуть встречу на неопределённое время, а ирландец мечтал о ней уже давно, не уставая разными способами напоминать о себе Фотедару.
И всё-таки зря она пренебрегла даршаном, пусть даже ради интервью. Люди ждали этого дня, ради встречи с ней ехали в столицу со всех концов страны – редко на автомобилях, чаще на повозках или в переполненных вагонах. Бывали и такие, что проделывали весь путь пешком, будто шли на поклонение святыне. Глава правительства не имеет права отказываться от беседы с жаждущими помощи – некоторые вопросы и впрямь могла решить только она.
Рамешвар и Натху жевали пан. Старик к тому же кряхтел, задыхался, и это раздражало Индиру. Она торопила слугу, потому что и так опаздывала. По асфальтированной дорожке прыгали солнечные зайчики, кружевная тень лежала на заборах и газонах. Листва казалась тоже золотистой, и липкий, осенний зной мешал вдохнуть полной грудью.
Маленькая группа вышла из тени деревьев, к калитке, ведущей в служебные помещения. Телохранители, сверкая зубами на смуглых лицах, хохотали, ещё не замечая премьер-министра. И лишь один, Беант Сингх, как всегда был серьёзен и собран. Он, отсалютовав, на полшага выступил вперёд, чтобы открыть калитку. По другую сторону дорожки стоял молодой констебль, кажется, Сатвант Сингх, только что переведённый из внешнего кольца охраны.
Он, видимо, из-за этого очень волновался, смотрел на миссис Ганди в упор, сжимая в онемевших руках карабин "Стэн". И вдруг, совершенно неожиданно, госпожа премьер-министр будто бы услышала голос отца. Всего два слова "будь храброй". Неру нередко наставлял дочь таким образом, но только при жизни. И лишь сейчас впервые фраза эта, короткая, но пронзительная, долетела из иного мира. Будь храброй…
Она остановилась, обернулась.
– Натху, дальше не нужно. Иди в дом, помоги Соне готовить стол к ланчу. Да, и разбудите Приянку! Учитель всё время жалуется, что она поздно просыпается и зевает на занятиях. Пригрози, что я с ней ещё вечером поговорю…
– Слушаюсь. – Старик покорно закрыл кружевной розовый зонтик, сделал шаг назад. – Госпожа Соня просила меня приглядеть за дочкой.
– И ты, Рамешвар, тоже свободен.
– Но я обязан…
– Иди, я сказала! Всё, меня ждут.
Убедившись, что телохранитель и камердинер направились к жилой половине, Индира подошла к калитке. Охранники вытянулись перед ней.
– Намастэ!
Миссис Ганди сложила руки в приветствии, склонив по обычаю голову. Охранники ответили. Все. Нет, почти все. Сатвант нащупал спусковой крючок. Беант привычным движением распахнул калитку.
Она до последнего не верила, что такое может произойти, – несмотря на все предупреждения. Когда Беант успел выхватить револьвер? Ведь только что его руки были свободны… Ярко даже при солнечном свете сверкнул огонёк в маленькой и в то же время бездонной дырке дула. Потом ещё один, второй, третий, четвёртый. Он заранее, незаметно расстегнул кобуру и правой рукой, которая только что салютовала премьер-министру, моментально обнажил оружие.
Перепуганные птицы взметнулись кверху с газонов и ветвей. Рамешвар Дайял, который ещё не успел уйти далеко, замер, словно не поверив своим ушам. Через мгновение он бросился назад, и тут Сатвант Сингх, словно очнувшись, открыл огонь из "Стэна". Еле удерживая сильно дёргающийся, непослушный, обжигающий руки автоматический карабин, он строчил вниз и думал, что всё это снится. Думал и в то же время очень тщательно посылал пули короткими очередями, хотя в том уже не было нужды. И только когда Рамешвар, подбежав, вышиб у Беанта револьвер, а на самого Сатванта сзади навалились Хумаюн с двумя другими охранниками, он прекратил стрелять…
… В салоне вертолёта было недостаточно светло. Кальпана Бхандари надела очки, хотя, как правило, обходилась без них. Она углубилась в изучение документов и писем, поданных Сумитом Сингхом, личным секретарём и родственником Джиотти. Время от времени племянник мужа перебрасывался короткими фразами со штурманом и радистом. Рядом с Кальпаной сидели военные в чинах субедара и хавалдара; оба напряжённо смотрели в иллюминаторы.
Сама Кальпана понимала, что мосты сожжены, и она ничем помочь ни себе, ни другим сейчас не сможет. Потому и, воспользовавшись подходящим моментом, чтобы просмотреть почту. Рокотал двигатель, вращались пропеллеры, вибрировали стены, но всё это не мешало Кальпане быстро читать, делая остро отточенным карандашом пометки на полях. Время от времени она останавливалась в раздумье, покусывала карандаш, и в один из таких моментов ощутила жгучую, пронзительную боль в животе.
Кальпана остановившимся взглядом посмотрела на военных, на Сумита Сингха и других летевших с ней в Пенджаб, но сказать ничего не успела. Облизнув сухим языком посеревшие губы, она вдруг согнулась над откидным столиком – кинжальная боль, на секунду отпустив, вновь разорвала внутренности. Карандаш по бумагам скатился и упал на пол, очки мягко стукнули по колену.
Кальпана не понимала, что происходит, потому что несколько минут назад была абсолютно здорова. Боль, новая, не похожая на родовые схватки, на ожоги и ушибы, терзала её. Как живая, накатывалась и отступала, подчиняясь каким-то своим, неведомым правилам. На Кальпану словно обрушился град раскалённых камней, и она схватилась за живот, где боль вспыхивала особенно яростно. Субедар, младший офицер, которого, кажется, звали Махендра, приподнялся.
Потом спросил, предварительно кашлянув:
– Виноват… Вы нездоровы, Кальпана-джи? Вызвать доктора?
– Нет… Кажется, не нужно. Всё прошло.
Кальпана действительно больше не страдала. Она осторожно пошевелилась, потом уселась в кресле поудобнее. Только после этого взглянула на часы – они показывали девять двадцать утра. Вертолёт следовал на северо-запад, и внизу струились реки, змеились дороги, зеленели поля. Солнце светило в иллюминатор и ласково грело её вспотевший висок.
Врач, летевший с ними, и сам заметил неладное. Перемолвившись с Сумитом Сингхом, он в два шага добрался до Кальпаны. Не спрашивая разрешения, взял её за запястье, потом достал тонометр. Миссис Бхандари не возражала, напротив, ей хотелось узнать, мнение доктора по поводу странного приступа.
Она успокаивающе улыбнулась и хотела поподробнее описать своп ощущения. Но в это время Сумит быстро прошёл, почти пробежал мимо них с доктором Нараяном к кабине пилотов. Когда секретарь вышел оттуда, красивое лицо его было серым, как глина. С трудом передвигая ноги, всегда ловкий, быстрый, совсем молодой парень еле доковылял до кресла.
Усевшись напротив женщины за столик и закрыв лицо ладонями, он глухо произнёс:
– Кальпана-джи, в премьер-министра стреляли!
– Что?..
Миссис Бхандари, всё ещё слабая и невнимательная после слупившегося с ней недавно, вскинула на него глаза. В зрачках дрожали две крохотные солнечные точки.
– Стреляли? Когда?..
– В девять часов десять минут, на территории резиденции… сотрудники охраны, которые несли там службу. Положение практически безнадёжно – двадцать пять пулевых ранений. Это сделали сикхи, Кальпана-джи!..
– Беант?
Миссис Бхандари сразу же вспомнила свои разговоры с мужем, с его агентами, внедрёнными к бандитам, с самой Индирой.
– Да. И ещё один, Сатвант Сингх, констебль. Он ранен в позвоночник и арестован. Беант убит при попытке оказать сопротивление.
Сумит, сам сикх, казалось, был на грани обморока. Врач Нараян, слышавший всё своими ушами, не сразу обрёл способность говорить.
– Её превосходительство ещё жива? – спросил немного погодя доктор, чувствуя, что язык плохо ему повинуется.
– На момент передачи радиограммы была жива. Доставлена во Всеиндийский институт медицинских наук. Вероятно, уже идёт операция.
– Скорее всего, она находится без сознания, – прошептал Нараян. – Кальпана-джи, я сразу предупреждал, что надежды на спасение нет. Если только случится чудо…
Нараян махнул рукой, поднялся с кресла и ушёл в конец салона. Там он схватил свой китель, свернул его вчетверо, уткнулся в ткань лицом и, не стесняясь, разрыдался.
– Командир спрашивает, какие будут распоряжения, – нарушил молчание Сумит
Сопровождавшие Кальпану военные и её сотрудники уже обо всем знали, но ничего не говорили друг другу, а только смотрели на неё и ждали.
– Желаете вернуться в Дели или продолжить путь?
Кальпана ответила через минуту, но и ей, и остальным почудилось, что прошла целая вечность. Каждое мгновение будто раздвинулось до размеров дня, и из них сложились недели, месяцы, годы…
Она видела Инду Неру в белом платье, с чёрными кудрями до плеч, марширующую во главе "Ванар Сена" – детской "обезьяньей бригада", с кулачком, по ротфронтовски вскинутым к плечу. Потом она же, уже девушка-студентка, сидя на траве, зачарованно слушала Рабиндраната Тагора в университете Шантиникитане, у речки Копаи. А Кальпана, молодая мать, приехавшая повидать сестру вместе с мужем Рамом, тайком наблюдала за Божественным Гуру и его ученицами из-за ствола раскидистого дерева.
Несколько лет спустя супруги Бхандари впервые выехали в Англию и навестили Индиру в Оксфорде, где она вербовала добровольцев для республиканской армии в Испании. Кальпана тогда с трудом удержала Рама, рвавшегося на помощь героическому народу.
Глядя перед собой остановившимися, остекленевшими глазами, Кальпана Бхандари вспоминала осень сорок четвёртого, проливной дождь, расползающуюся под босыми ногами дорогу. Они с Индирой, укутанные в тёмные шали, пробирались к воротам тюрьмы, куда согласно уговору охранники должны были ненадолго вывести Джавахарлала Неру. Индира прижимала к себе ребёнка, которому было меньше двух месяцев, только что завёрнутого и успокоенного опытной в таких делах Кальпаной.
– Ты уверена, что нас туда пустят? – Инду, повернув к Кальпане мокрое лицо, двумя пальцами заправила за ухо вьющуюся прядь волос.
– Минуты две-три будет для того, чтобы перемолвиться. Рам сказал, что нужно подойти к воротам, – там есть фонарь. Неру выведут из машины как раз в том месте, и ты успеешь показать ему внука…
– А конвой?
Индира, неуловимо изменившаяся после счастливой поездки в Бомбей, где и родился младенец, боялась не за себя, а за него, мирно спавшего у её груди.
– Насчёт этого не беспокойся. Обещали по возможности не вмешиваться. Люди же, должны понять! Первый внук, а у деда нет сына…
– Папа очень ждал, в письмах спрашивал…
Индира заботливо заглянула под уголок одеяла, промокшего от ливня на узких извилистых улицах.
– Может быть, ты вернёшься домой? Я справлюсь сама.
Индира знала, что троюродная сестра опять ждёт ребёнка, хоть Сурендранату недавно исполнилось десять месяцев.
– Боюсь, ты поскользнёшься…
– Нет, ни в коем случае! – Кальпана одёрнула облепивший ноги край сари. – Я тебя не оставлю, ты ещё не совсем здорова, Инду!
Кальпана оказалась права. Им дали две минуты, чтобы показать деду внука. Молодые женщины увидели сначала топи – белую шапочку Неру, а потом его лицо – худое, с ввалившимися глазами, но, тем не менее, бесконечно счастливое. Индира высоко подняла свёрток над головой, и ребёнок, проснувшись, расплакался. Дед смеялся, махал рукой.
– Как ты его назвала? – крикнул Неру, безуспешно пытаясь разглядеть в складках одеяла крошечного наследника.
– Раджив Ратна! С ним всё хорошо! Не беспокойся, папа!..
Менее чем через три года этот измождённый арестант, став первым премьер-министром Индии, поднял государственный флаг над Красным Фортом. Страна вступила в новую эпоху – эпоху независимости. Тогда Неру был дедом уже двух мальчиков, младший из которых, Санджай, погиб в восьмидесятом, разбившись на спортивном самолёте. Тем июньским днём Кальпана явственно ощутила, что и на неё, и на Индиру пристально смотрят из-под серых ресниц дьявольские зелёные глаза Линкса…
Воспоминания захлестнули Кальпану. Картины прошлого проносились перед ней с бешеной скоростью, а потом завертелись, будто пропеллер вертолёта. Тот летел к Пенджабу, не меняя курса и удаляясь от столицы, где только что случилось непоправимое.
– Президент и Раджив извещены, – сказал кому-то Сумит Сингх прямо над ухом Кальпаны. – Министры обороны и внутренних дел уже на пути в Дели…
… По пустынной улице, где ещё совсем недавно бурлило людское море, курсировали патрульные джипы. Полиция только что разогнала антиправительственную демонстрацию. Несмотря на недовольство населения чрезвычайным положением, Индира Ганди не отменяла его, а, напротив, усиливала режим. Кальпана не знала, что посоветовать ей тогда, в семьдесят пятом, потому что главу правительства травили в парламенте и в прессе. Провоцировали беспорядки, бунты и забастовки и заставляли проявлять жёсткость, даже жестокость. Кальпана пыталась успокоить нервы, перебирая фигурки слонов, сделанные из бивня мамонта, серебра, драгоценных камней, фарфора, глины и дерева.
Но смятение не проходило. Кальпана чувствовала, что надвигается беда, но не понимала, откуда, именно. Она уже хотела пригласить невестку Нирмалу – та великолепно делала массаж горячими камнями под тихую музыку при свете ароматической свечи, называемый стоунтерапией. Но в этот миг зазвонил телефон. Ещё не взяв трубку, миссис Бхандари уже знала – на проводе премьер.
– Ты говорила, что я должна быть терпимой? Дать людям возможность свободно высказывать своё мнение и выходить на улицы? Только что в Дакке убит Муджибур Рахман вместе с родными! То же самое хотят сделать со мной и моей семьёй, о чём уже не раз говорилось. Интересно, что ты скажешь теперь, Кальпана?..
– Наверное, впервые в жизни, Инду, я не знаю, что сказать тебе. Ведь Бангладеш – третье твоё дитя. И мой сын погиб на той войне…
… Этой минуте, казалось, не будет конца. Вертолёт сбросил высоту, но увеличил скорость; да и поздно было поворачивать назад. Кальпана взглянула в иллюминатор, и ей показалось, что на горизонте уже виднеются горы. Судьба предоставила очередной шанс отменить поездку в Пенджаб, не потеряв лица. Но Кальпана вновь проигнорировала высокую милость. Внизу, на дорогах, появлялось всё больше военных машин – войска спешно перебрасывались в города и большие деревни. Миссис Бхандари понимала, для чего это делается…