* * *
Утром, в среду, я позвонила в "Нью-Дели импорт". Меня переключали раза четыре, пока наконец не соединили с неким мистером Селби из отдела кадров. Мистер Селби вещал елейным тоном и к тому же гнусавил. Я представилась сотрудником "Косгроув, лимитед" (звучное название, по-моему) и объяснила, что навожу справки о месте работы мистера Эрика Фостера в связи с покупкой, которую он собирается сделать в нашей фирме. Мне сообщили, что мистер Фостер не только вице-президент компании, но и чрезвычайно ценный работник, прослуживший в "Нью-Дели" пятнадцать лет.
- А что именно мистер Фостер пожелал у вас приобрести? - полюбопытствовал гнусаво-маслянистый Селби.
Едва удержавшись от искушения ляпнуть: "Конкорд", я удовлетворилась иной, но тоже внушительной фразой:
- Простите, но я не вправе разглашать подобную информацию.
Можно было и не тревожить мистера Селби, содержание нашей беседы было нетрудно предугадать. Эрик Фостер не такой дурак, чтобы врать о том, где он работает. И всё-таки меня не покидало чувство, будто я что-то проворонила.
* * *
В начале первого я вышла из офиса и направилась в маленький продуктовой магазинчик, славившийся своим домашним куриным бульоном. (Я ведь не обещала Коллинз, что сама сварю бульончик.) Взяла литр супа, полкило ростбифа и индейки, немного картофельного салата, ржаного хлеба с тмином и полдюжины порций совершенно изумительного яблочного струделя. Если болезная Коллинз не сможет одолеть десерт, то у меня-то со здоровьем всё в порядке.
К логову актрисы в Сохо я явилась за десять минут до назначенного срока, но на сей раз задел во времени оказался как нельзя кстати. Коллинз жила на четвёртом этаже, куда я могла добраться только одним способом - пёхом. Последний из этих длиннющих пролётов я преодолевала уже почти на четвереньках. Стоит ли упоминать, что рекорда в преодолении лестниц я не поставила? Какой уж там рекорд, если между третьим и четвёртым этажом мне пришлось трижды присесть, дабы перевести дух.
Стоило актрисе открыть дверь, как я сразу догадалась: сегодня она видит мир далёко не в розовом свете, если, конечно, не смотрит через призму своего носа - тот был багровым. Лицо у неё было мучнистого цвета, глаза слезились. Даже чудесные пепельные волосы, которым я столь откровенно позавидовала, висела неопрятными жирными лохмами. И дополнял её милый облик грязно-серый фланелевый халат, который так и просился, чтобы его прокрутили в стиральной машине. Словом, Люсиль Коллинз являла собой печальное зрелище.
- Входите, - пригласила она и тут же разразилась сухим кашлем, отчего дивная проникновенность её голоса бесследно сошла на нет.
Я не замедлила воспользоваться приглашением и буквально рухнула в кресло.
- Я опять задремала, - объяснила хозяйка. - Пойду-ка приведу себя в божеский вид. - И она удалилась в ванную.
Тяжело дыша, я оглядывала просторное помещение, служившее одновременно гостиной, спальней и кухней. Белёные кирпичные стены были покрыты фотографиями - большей частью самой актрисы, - а также афишами и прочими театральными сувенирами. Неплохо бы взглянуть на них поближе, но для этого требовалось встать с кресла, к чему я пока не была готова. Посему ограничилась беглой инвентаризацией обстановки.
Голый щербатый деревянный пол, который не мешало подмести, и на удивление мало мебели, смотревшейся как-то сиротливо.
Темно-синий диван-кровать, разобранный и покрытый мятыми простынями и побуревшим от старости жёлтым одеялом, был усеян скомканными бумажными платками. На потёртом столике, придвинутом вплотную к дивану, возвышалась голубая китайская лампа, местами покорёженная, и опять платки. Завершало эту неприглядную композицию кресло в стиле королевы Анны - за что в данный момент я была чрезвычайно признательна хозяйке, - обитое засаленным твидом, который когда-то, вероятно, был бежевым, но теперь о его первоначальном цвете оставалось лишь гадать.
У стены напротив притулился кухонный хромированный столик и два таких же стула с драными виниловыми сиденьями. Крошечная плитка, полка с нехитрой утварью, всё потускневшее и заляпанное.
Оглянувшись, я увидела в дальнем конце комнаты, у большого трехстворчатого окна, новенький сверкающий тренажёрный велосипед, вокруг него валялось пять-шесть пухлых картонных коробок. Больше в комнате ничего не было. Глядя на коробки, я" задумалась: въезжает хозяйка или выезжает?
Звук шагов прервал мои размышления, я повернула голову и увидела куда более презентабельную Люсиль Коллинз.
Она переоделась, в чистый халат, аккуратно зачесала волосы назад и перехватила их лентой. Взгляд у неё тоже вроде бы прояснился. Она даже подкрасила губы и, если не ошибаюсь, слегка подрумянила щеки. Теперь лишь алый нос свидетельствовал о её болезненном состоянии.
Очевидно, либо Коллинз заметила, что я таращилась на коробки, либо считала своим долгом давать объяснения свежим посетителям:
- Всё никак не соберусь распаковать вещи.
- Вы только что переехали?
- Месяцев восемь назад, - ответила она, даже не покраснев.
Когда я предложила ей отдохнуть, пока буду готовить обед, то сопротивления не встретила.
- Спасибо, очень кстати. Чувствую себя погано. - Трубный звук - хозяйка высморкалась - и приступ удушливого кашля подтвердили её слова. - Сроду так сильно не простужалась, - пожаловалась она, забираясь в постель.
Пока я разогревала суп, ставила чайник и накрывала на стол, она руководила мною из горизонтального положения, указывая, где что лежит. Затем, дожидаясь, когда вскипит вода, я засучила рукава и - под вялые протесты хозяйки - взялась за посуду, наверное неделю копившуюся в раковине. Но не надо считать меня доброй самаритянкой. Просто-напросто жирная, с остатками засохшей пищи, посуда могла испортить аппетит даже мне. Если бы вы увидели мою квартиру, то поняли бы, что я отнюдь не помешана на чистоте.
Мы уселись обедать, и Коллинз нашла в себе силы отведать все блюда, включая струдель. (Человек с таким аппетитом мог бы и посуду помыть, подумала я.)
Я позволила актрисе спокойно отобедать, но когда вновь наполнила наши чашки чаем, срок её неприкосновенности закончился.
- Давайте поговорим о том вечере, когда стреляли в сестёр Фостер, - предложила я и оглушительное чиханье решила считать согласием. - Когда вы вернулись домой?
- Около семи. Точнее не помню. - У неё опять начался приступ кашля, столь сильный и продолжительный, что я забеспокоилась.
- Принести воды?
Коллинз покачала головой, продолжая надсадно хрипеть. Когда наконец кашель прекратился, лицо актрисы было того же цвета, что и нос.
- Вызывали врача? (А что, если у неё туберкулёз или ещё что-нибудь серьёзное?)
- Нет, не нужен мне врач. Мне уже много лучше, - заверила она. - Надеюсь, я вас не заражу. Что вы ещё хотите знать?
- Вы были дома весь вечер? - заторопилась я.
- Ага. Читала. Я уже говорила.
- Кто-нибудь может это подтвердить?
- Приятельница позвонила мне в начале одиннадцатого. Но, похоже, это поздновато для алиби, да? - Она устремила на меня чистый, ясный взор. - У меня не было причин убивать Мередит, а уж тем более её сестру. Неужели вы не понимаете? Ведь Мередит не сама взяла роль, ей её дали. - Хотя гипнотизерша Коллинз была и не в лучшей форме, но её взгляд был достаточно убедительным, чтобы раз и навсегда поверить в её искренность.
Настала пора выложить карты.
- Насколько мне известно, вы были близки с Ларри Шилдсом, пока не появилась Мередит, - со значением произнесла я.
- Да, но между нами всё кончилось много раньше. Мы просто не стали объявлять об этом публично.
- Вы удивились, когда Шилдс и Мередит воссоединились после разрыва?
- Понятия не имею, о чем вы говорите, - ровным тоном ответила Коллинз.
- Вы не знали, что они были в ссоре почти неделю?
- Нет. Но если бы и впрямь что-то было, уж я бы заметила. Когда репетиции только начинаются, Ларри вечно ходит сам не свой. Наверное, они не виделись несколько дней. Или неделю. Такой уж он человек, - добавила она с чуть печальной улыбкой, - мне ли не знать?
Мы сидели за столом, пока очередной приступ кашля, ещё сильнее, чем прежде, не прекратился и Коллинз не выпила ложку лекарства. Затем она легла, а я задержалась лишь для того, чтобы помыть посуду, оставшуюся после обеда.
Пока я спускалась по лестнице, у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить. Первым делом мне пришло в голову, что я не говорила актрисе о том, что разрыв между Шилдсом и Мередит произошёл в самом начале репетиций. Весьма вероятно, что Люсиль Коллинз натаскали, как надо отвечать.
Поразительная она женщина, однако: столь ревностно защищает мужчину, который её бросил!
А может быть, всё ещё надеется заполучить его обратно?
Но более всего меня потрясло другое: неужто она и правда думала, будто я поверю в то, как она ни капельки не обиделась на девушку, которая увела у неё роль, а заодно и парня? А эта чушь об охлаждении, наступившем в их отношениях с Шилдсом ещё до появления Мередит? Уж со стороны Коллинз холодом и не веяло.
Да если я куплюсь на байки Люсиль Коллинз, то мне придётся признать её святой! Но где вы видели, чтобы святая жила в такой грязной келье?
Глава 13
Выбравшись на улицу, я почувствовала себя совершенно разбитой. Виной тому, несомненно, послужили непомерные физические нагрузки. И хотя ещё не было половины третьего, в офис я решила не возвращаться. Какого черта, могу ради разнообразия устроить себе короткий рабочий день.
Такси поймала без труда, это вам не час пик, дома была в три, а через десять минут - уже в постели, намереваясь вздремнуть до ужина со Стюартом. Будильник поставила на без пятнадцати пять, дабы не торопясь привести себя в порядок
Разбудил меня телефонный звонок, я резко села в постели.
- Йоу, малышка моя! - завопил молодой мужской голос.
К сожалению, чьей-либо малышкой я давно уже не значилась, о чем вежливо доложила телефонному Ромео. Когда мы распрощались - за себя могу поручиться, я точно сказала до свидания, - на часах было без четверти шесть. А со Стюартом мы встречаемся в семь. Как хорошо, что этот Ромео ошибся номером!
Я пулей вылетела из кровати, проклиная себя за то, что поставить-то будильник поставила, но забыла включить. Пенистая ванна отменяется; я быстренько приняла душ, а затем кое-как наложила косметику, размазав под глазами тушь и криво накрасив губы. Ладно, сойдёт.
Ещё четверть часа я возилась с причёской. Пятнадцать минут для меня не предел; однажды я сражалась с волосами - право, они что хотят, то и делают! - целый час. Когда на голове образовалось нечто сносное, я хорошенько полила шевелюру самым-самым стойким лаком. В результате даже под ураганным ветром на моей голове не шевельнулся бы ни один волосок.
Теперь можно было одеваться. Я заранее выбрала почти новое шёлковое платье насыщенного синего цвета. Продавщица в магазине одежды уверяла, что я выгляжу в нем стройной как берёзка. Разумеется, я не поверила ей ни на грош. Но платье мне всё равно нравилось.
Я осторожно надела его через ноги, застегнула пуговицы и посмотрелась в большое зеркало. Любуясь своим отражением, я вдруг увидела пятно - прямо под левой грудью!
Маленькое пятнышко, вряд ли кто-нибудь его заметил бы. Но беда в том, что я-то знала о его существовании. Понимаете, опрятность - это мой пунктик. Я имею в виду, когда речь идёт о внешнем облике. Наверное, это помешательство как-то связано с моим весом. Я ведь не могу запретить называть меня толстой (хотя и предпочитаю иные определения - "полная", "кругленькая" или даже "дородная"), но не желаю давать повод называть меня толстой неряхой.
Пришлось переодеваться - в светло-серое шерстяное платье. Оно тоже очень ничего и подходило к случаю. Но его надо было натягивать через голову.
Не могу передать, сколь медленно и с какими предосторожностями я влезала в эту серую смирительную рубашку. А когда закончила, то обнаружила, что волосы не растрепались в разные стороны. Они все дружно встали дыбом! И самое ужасное, я даже не могла расчесать эту склеенную массу!
Времени было уже без десяти семь. Стюарт, у которого совершенно нелепая привычка никогда не опаздывать, наверняка уже ушёл с работы. Я позвонила в ресторан и попросила передать ему, что немного задержусь, - оптимизм взял верх над прежним горьким опытом.
Вытащив парик, я с облегчением обнаружила, что он выглядит вполне презентабельно. Оставалось лишь напялить его и, сосредоточившись, довести до того же состояния, каким он был, когда я извлекала его из шкафа.
Из дома я вышла уже в половине восьмого и так спешила, что позабыла надеть золотые серёжки с фальшивыми жемчужинами, купленные специально для сегодняшнего события.
* * *
"Эннио и Майкл", расхваленный Эллен, находился в самом центре Гринвич-Виллидж, посему я опоздала на целый час. Я страшно испереживалась, однако всё обошлось - мы со Стюартом чудесно посидели.
Ресторан оказался очень милым и уютным. То же самое я могу сказать и о Стюарте. Он не только высок, светловолос и обаятелен, не только внимателен и заботлив, но ещё и на редкость компанейский малый. Поражаюсь, как его до сих пор, после развода с Линн, никто не прибрал к рукам. (Но я не жалуюсь, не думайте.)
Мы начали с тоста за его здоровье, наполнив бокалы очень хорошим бургундским. Стюарт редко позволяет себе выпить, но на сей раз уступил моему напору, когда я заявила, что никто после восемнадцати не имеет права праздновать день рождения без бутылки доброго вина. Бургундское мы закусили жареным цукини, хрустящим и вкусным, как и предсказывала Эллен. Следом я заказала телятину по-соррентски, настоятельно рекомендованную племянницей, а Стюарт - телятину с пармезаном, и оба остались довольны своим выбором.
Как обычно, когда мы встречаемся со Стюартом, мы много и оживлённо болтали. Он ни словом не помянул бумаги, которые я должна была собрать, дабы он мог заняться моими налогами, хотя твердил мне об этом с первого января. Вероятно, посчитал недостойным джентльмена донимать даму налогами, когда та раскошелилась на праздничный ужин. Однако из-за модного детектива, который мы оба недавно прочли, разгорелся жаркий спор. Я не уставала нахваливать книгу, а Стюарт полагал, что её достоинства сильно преувеличены. Дискуссии пришёл внезапный конец, когда он заявил довольно громко и без тени улыбки на лице:
- Знаешь, не стоит мнить себя авторитетом в убийствах только потому, что у самой на счёту парочка!
Дама за соседним столиком, которая до того внимательно прислушивалась к нашей беседе (не спрашивайте почему; ничего особенно интересного мы не сказали), уставилась на меня с неописуемым выражением, и мы со Стюартом зашлись в беззвучном хохоте.
- Кстати, - вспомнил Стюарт, когда мы пришли в себя, - ты ничего не рассказала о новом расследовании. - Я ввела его в курс дела, очень кратко, и, когда закончила, он тихо присвистнул: - Дикая история!
Стюарт явно хотел продолжить свою мысль, но обсуждать мои профессиональные трудности я совершенно не собиралась, хватит, сыта по горло. Потому и выпалила ни с того ни с сего:
- Видел в кино что-нибудь интересное?
Ляпнула и сама удивилась: Ну и дура! Нет более избитой темы, чем кино! А уж "интересного" мы давно не видели. Стюарт меня понял:
- Не извиняйся. Если бы я начал бубнить о графиках и схемах, ты бы уши заткнула. Но позволь всё-таки сказать одну вещь.
- Конечно, говори.
- А ты проверила алиби своего клиента? Питера? Да если бы Стюарт побеседовал с Питером хоть пару минут, ему бы в голову не пришло задавать такой вопрос! Я раскрыла было рот, но тут к нашему столику приблизился знакомый Стюарта, только поздороваться. А потом мы занялись огромными порциями трюфельного торта.
Покончив с десертом, я предложила зайти куда-нибудь выпить. Через два квартала от ресторана мы нашли тихий маленький бар, я заказала джин, а Стюарт опять перешёл на минералку, невзирая ни на день рождения, ни на мои пылкие уговоры.
В баре мы провели почти час, в основном беседуя, а не выпивая, но алиби Питера больше в разговоре не всплывало. Откуда мне было знать, что очень скоро я припомню слова моего друга и пожалею, что не отнеслась к ним всерьёз.
Домой мы ехали в одном такси, и всю дорогу я размышляла, пригласить ли Стюарта к себе, и как отреагировать, если он откажется, и разумно ли пытаться вернуть прошлое…
За этими размышлениями я и не заметила, как мы подъехали к моему дому. Стюарт вызвался проводить меня до квартиры и, выходя из машины, бросил водителю:
- Подождите меня. Я скоро вернусь. А я-то голову ломала!
Глава 14
Трехкомнатная квартира Клэр Джозефс располагалась на шестом этаже, двумя этажами выше жилья близнецов. Мебели в квартире оказалось не больше, чем у Люсиль Коллинз, но вся она была новой и - насколько я могла судить - очень качественной. Клэр, хорошенькая, но явно замученная жизнью блондинка лет двадцати пяти, поспешила объяснить скудость обстановки:
- Мы так много потратили на жильё - гораздо больше, чем могли себе позволить, - что на мебель почти ничего не осталось. Вот и прикупаем по одной-две вещи.
Устроились мы на кухне, и Клэр, налив кофе в чашки, предупредила, что её сынок может проснуться в любой момент.
- Обычно он спит не меньше часа, но в последние дни… - Она пожала плечами с видом человека, которого ни за что ни про что обрекли на муки в чистилище.
- Всё ещё болеет? - проявила я сочувствие, внутренне содрогаясь при воспоминании о воплях, слышанных мною по телефону.
- Нет, - озабоченно ответила Клэр. - Надеюсь, что нет. Я возила его к врачу сегодня утром, и доктор сказал, что всё уже позади. - И добавила с робким оптимизмом: - Что ж, посмотрим, возможно, он проспит до трёх.
Затем, без понуканий с моей стороны, - вероятно, понимая, что передышке в любой момент может прийти конец, - молодая мать принялась рассказывать о своей давней дружбе с сёстрами Фостер. Она говорила негромко, часто облизывая пересохшие губы и порой смахивая слезы:
- Я познакомилась с ними, когда мне было десять лет. Отца как раз перевели в американское посольство в Лондоне, и мы с близнецами ходили в одну школу. Мы быстро сблизились, чуть ли не с первого дня стали лучшими подругами. Наверное, потому, что все трое были американками.
- Долго вы жили в Лондоне?
- До четырнадцати лет. Но мы не потеряли связь после того, как я уехала на родину. Регулярно переписывались, а иногда, по какому-нибудь особому случаю, даже перезванивались. А потом, когда мне было семнадцать, родители сделали мне подарок к окончанию школы, отправив меня в Лондон. Месяц я жила у приятелей родителей, но с Мэри Энн и Мередит виделась почти каждый день. Странно, считается, что былой дружбы не вернёшь, но у нас всё было не так.