– Нет, нет, это исключено, – громко сказал Мамадаез.
Юрий перевел взгляд на него и понял, что фотограф попросил разрешения снять трапезу, но Аминов отказал. Ясно почему: не хотел, чтобы в кадр попал Бахарев. Кто знает, кто потом станет разглядывать снимки и как все может повернуться? Что же, спасибо давнему приятелю: он, как мог, оберегал майора.
Вскоре ужин закончился. Аминов прочел короткую молитву и попросил сотрапезников оставить его наедине с гостем. Когда все вышли, он знаком предложил Юрию сесть рядом и тихо спросил:
– Зачем ты пришел? Это очень опасно.
– Я посылал к тебе дивана, – шепотом ответил Бахарев. – Но он не вернулся.
– Он не приходил, – мрачно бросил Мамадаез, и у Юрия тоскливо сжало сердце: не зря, значит, мучили дурные предчувствия?
Что могло случиться с Султаном? Либо предал и перешел на другую сторону, либо его нет в живых. Третьего варианта, пожалуй, не найти.
– Ты ничего не знаешь о нем?
– Нет.
– Вот, посмотри, – Бахарев снял чалму и достал из ее складок фото. – Кто-нибудь тебе здесь знаком?
Аминов взял фото, поднес его ближе к свету и прищурил карие глаза, пристально всматриваясь в лица. Потом показал пальцем на одного из азиатов и глухо сказал:
– Похож на Мирзо Азимова, одного из доверенных лиц лидеров оппозиции. Но точно не ручаюсь.
Он взял карточку за уголок и поднес ее к горевшему фитилю керосиновой лампы. Бумага ярко вспыхнула, жадное пламя быстро пробежало по ней и хотело лизнуть пальцы Мамадаеза, но он успел бросить ломкий черный пепел на пол, а потом тщательно растер его сапогом.
– У тебя есть копии, – уверенно сказал он Юрию, – а таскать с собой подобную улику неразумно. Откуда у тебя это? Можешь сказать?
– Несли через границу, оттуда сюда.
– Я даже не могу предположить, кому это понадобилось, – недоуменно развел руками полевой командир. – Есть что-то еще?
– Где сейчас Азимов?
– Говорят, в эмиграции. Поверь, у нас тоже часто не доверяют друг другу, хотя любят кричать, что все мы боремся за независимость.
Он горько усмехнулся и покачал головой, словно сожалея, что мало чем может помочь приятелю, проделавшему долгий и опасный путь, прежде чем попасть сюда.
– Что ты можешь сказать о "караване"?
– "Караван"? – Мамадаез удивленно взглянул на Юрия и протянул. – Вон, куда ты уже успел забраться?! Это как-то связано с той фотографией?
Бахарев сделал вид, что он не понял или не слышал вопроса: дружба дружбой, но нельзя забывать, что напротив сидел полевой командир боевиков оппозиции, которые стреляли по нашим парням. Странная штука жизнь, и еще более странная и загадочная вещь оперативная работа, когда представители непримиримо враждующих систем, втайне от остальных, мирно беседовали. Впрочем, непримиримы правительство Южных Предгорий и оппозиция, а как повернутся отношения между Россией и оппозицией в случае ее победы, загадывать пока трудно. Но в любом случае, договариваться с исламскими фундаменталистами нелегко.
– Что-то ты знаешь о "караване"?
– Так, слышал кое-что, – Мамадаез неопределенно помотал в воздухе рукой. – Какая-то суперсекретная операция, связанная с большими деньгами. – И, помолчав, тоскливо попросил: – Уезжай и не ввязывайся в это дело, Юрик-джон! Завтра я отправлю тебя на машине вместе с фотографом.
– Это он сидел за достарханом? Откуда этот человек?
– Э-э, о таких вещах не принято расспрашивать, – хитро прищурился Аминов. – Но тебе я скажу: он из Москвы. Пришел ко мне с бумагой от одного из лидеров, и я вынужден был принять его. Он гостил не только у меня. Сейчас все, как могут, делают деньги. Игорь тоже не исключение.
– Его зовут Игорь?
– Да. А ты, если можешь, последуй моему совету, брось здесь все дела и уезжай домой. Поверь, так лучше.
– "Караван" связан с наркотиками?
– Не знаю, – лицо Мамадаеза приняло сонно-равнодушное выражение, словно он осоловел от жирного плова. – Знаю лишь одно: все, кто им интересовался, один за другим отправлялись в рай… Завтра машина пойдет за перевал, это значительно сократит твой путь. Я распоряжусь, чтобы тебе оставили место.
Бахарев понял: Аминов знал нечто большее о пресловутом "караване", но не хотел говорить об этом или боялся и осторожничал, предполагая, что могут просчитать, откуда утекла информация, – годы, проведенные в спецслужбах, не прошли для него даром и многому научили. Если он настоятельно выпроваживал приятеля детских лет, это что-то да значило!
Но многое ли теперь значил для Мамадаеза сам приятель? Только теплое ностальгическое воспоминание о босоногих временах? И ради этого полевой командир рисковал, поддерживая связь с той стороной? Ведь ему пришлось протянуть незримую нить через все, что их разделяло, туда, где, казалось, все давно отрезано. Нет, скорее как всякий профессионал он пытался заранее обезопасить себя при любом развитии событий в будущем.
– Пойдем! – Аминов поднялся и направился к дверям.
– Тебе тоже не мешает переехать, – в спину ему бросил Юрий.
– Спасибо, – не оборачиваясь, ответил Мамадаез, прекрасно понявший намек. – Завтра я сменю место дислокации отряда.
Он провел гостя в смежную комнату и указал на покрытую вытертым ковром черпай – низкую кровать с плетеным матрасом.
– Отдыхай. Утром поднимут рано. А он станет охранять твой сон.
Из темного угла неслышно появился увешанный оружием бородатый человек и, повинуясь знаку полевого командира, поклонившись, вновь отступил в темноту.
Бахарев понял: спорить бесполезно! Если Аминов решил приставить к нему то ли охрану, то ли караульного, так и будет. Да и нужно ли спорить? Долгий путь по горам изрядно измотал, и действительно давно пора отдохнуть. Сон – великая драгоценность, особенно на войне.
– Не знаю, сможем ли мы проститься завтра. Удачи!
Мамадаез кончиками пальцев легко коснулся плеча майора и вышел из комнаты…
Утром подняли ни свет ни заря – над вершинами гор еще только-только заалела полоска зари, а долина оставалась погруженной в предрассветный сумрак. В отличие от обильного ужина завтрак оказался скудным: чай, лепешка, румяные яблоки на широком деревянном блюде. За достарханом сидели всего несколько человек, включая Юрия и фотографа. Остальные были из отряда Аминова, но ни сам командир, ни его помощник в черной одежде так и не появились.
Когда вышли на улицу, уже совсем рассвело, и Бахарев увидел около дома помятый военный "уазик" с опущенным брезентовым верхом. В принципе Юрий намеревался проделать обратный путь пешком, – он хотел проверить некоторые "почтовые ящики" и забрать спрятанную около мазара одежду, – но отказаться ехать означало навлечь на себя подозрения, чего делать не стоило. Лучше попросить остановить машину неподалеку от перевала и сойти – все равно поедут в ту сторону, поскольку других дорог просто нет.
Интересно, куда и как они решили доставить фотографа? Скорее всего, его подбросят ближе к правительственным постам или отвезут в другой отряд. Ни один из этих вариантов Юрия не устраивал, поэтому он решил придерживаться собственного плана действий.
В "уазик" сели водитель и двое вооруженных автоматами боевиков – один рядом с шофером, а другой сзади, вместе с Бахаревым и фотографом, нагруженным сумками и кофрами с аппаратурой. Когда заработал мотор, на крыльце большого уя появился Мамадаез в сопровождении охраны и "черного человека". Юрий понял: Аминов провожает его, но даже не повернул голову в сторону полевого командира, чтобы не выдать себя хотя бы взглядом в присутствии стольких посторонних людей.
Машина тронулась с места и, подпрыгивая на камнях, медленно покатила по неровной дороге, начав долгий подъем к перевалу. Шагая напрямик, можно было бы достичь его быстрее, но зато потратить больше сил. Вот позади остался кишлак и вокруг сдвинулись громады гор.
– Я живу очень далеко отсюда, – фотограф повернул к Юрию загорелое лицо и добродушно улыбнулся. – Меня зовут Игорь.
– Да, да, – как китайский болванчик закивал Бахарев. Прикидываться глухонемым не имело смысла, так же как пытаться изображать человека, ни бельмеса не понимающего по-русски. Практически все здесь худо-бедно могли объясниться урусча, пожалуй кроме древних стариков и мальчишек: теперь в школах русский учить перестали.
Но и завязывать с Игорем беседу тоже ни к чему, зачем давать ему лишнюю информацию о себе, пусть даже ложную?
– Как ваше имя? – не отставал фотокорреспондент.
– Турсун-бобо, – ответил Юрий и отвернулся, показывая, что не намерен продолжать диалог, но от фотографа оказалось не так просто отвязаться: от был любопытен и назойлив, словно осенняя муха.
– Я из Москвы, – гордо сообщил Игорь. – А вы откуда? Где ваш дом?
"Наверное, считает меня чуть ли не дикарем, – зло подумал майор. – И ведь не отвяжется, прилипчивый черт! Прядется что-то отвечать".
– Там, – Бахарев неопределенно махнул рукой в сторону заснеженных вершин. – Далеко.
– Я слышал, вы из Гарса?
Ну точно, снималка не помрет своей смертью и когда-нибудь напорется на крупную неприятность: слышал он, видите ли! Небось, пока тут ошивался, выучил несколько слов или фраз, вызубрил названия кишлаков, городов и районов и постоянно держит ушки топориком.
– Да, из Гарса. Это далеко отсюда, очень далеко. – Пусть лучше считает майора полным идиотом и тупицей, только отстанет со своими расспросами.
– Там у вас идут бои, правда?
– Стреляли, – согласился Бахарев, не желая вдаваться в подробности.
– Вы хорошо знаете афанди Мамадаеза?
В ответ Юрий неопределенно пожал плечами, как бы давая понять, что никто никогда не может сказать ни об одном человеке, что он его хорошо знает.
– Говорят, он раньше служил в КГБ. Это правда?
– Не знаю, – буркнул майор. – Спросили бы у него самого.
– Я спрашивал, – с обезоруживающей улыбкой сообщил фотограф. – Но он мне ничего не ответил, а вот про вас сказал, что вы были раньше учителем.
– Все мы кем-то были, – глядя себе под ноги, философски заметил Бахарев.
– Да, конечно, гораздо важнее, кто мы есть или кем мы станем, – тут же подхватил Игорь и, к немалому облегчению Юрия, почему-то замолк.
Мысленно майор с ним согласился. Но не менее важно правильно выбрать путь, по которому идти, чтобы не мучить не только тело, но главное душу: не заставлять ее понапрасну страдать и обливаться кровью. Не зря же в Священном писании сказано: "Не домогайся сделаться судьею, чтобы не оказаться тебе бессильным сокрушить неправду, чтобы не убояться когда-либо лица сильного и не положить тени на правоту твою".
Не правда ли, как часто мы домогаемся того, с чем не можем совладать, а вступая в компромисс со злом, теряем самих себя. Вот и он сейчас домогался знания о зле – что такое "караван" и кто изображен на фото, сожженном Мамадаезом. А когда все-таки получит это знание, не окажется ли бессильным сокрушить неправду и не убоится ли лица сильного? Отчего Аминов упорно не хотел говорить о "караване" и спровадил Бахарева из отряда?
Бывший коллега и приятель детских лет Юрия отнюдь не новичок в разных закулисных интригах и наверняка наладил у себя отличную разведку и контрразведку: это уже сидело в крови. Поэтому трудно поверить, что Аминов ни сном ни духом ничего не ведал про пресловутый "караван", однако Мамадаез отказался о нем говорить. Вчера вечером, ворочаясь на жестковатом матрасе черпай, Юрий долго лежал без сна, размышлял и пришел к выводу, что Аминов все-таки боялся. Да, он боялся даже упоминать о "караване", видно, зная о нем нечто такое, что могло привлечь несчастье. Мистика? Понимай как хочешь, на Востоке люди часто верили в сущую ерунду, но Мамадаез бывший сотрудник спецслужбы и его желание или нежелание говорить о чем-либо связаны не с мистикой, а скорее с информацией! Значит, информация, которой он располагал, негативна и обладание ей уже само по себе представляло опасность?!
Внезапно справа, из-за нагромождения камней, пророкотала пулеметная очередь. "Уазик" дернулся и встал – из-под пробитого капота валил пар и текла горячая вода: мотор наверняка заклинило. Прогремела еще одна очередь, и водитель ткнулся головой в баранку. В прохладном утреннем воздухе запахло кровью и смертью.
Чудом уцелевший боевик, сидевший рядом с шофером, кубарем скатился на каменистую землю, выставил автомат и дал ответную очередь. Второй, дремавший рядом с Юрием и фотографом, тут же проснулся, тоже спрыгнул и залег между валунов чуть в стороне.
Майор вытолкнул Игоря, выскочил из машины, упал и, извиваясь как ящерица, пополз за камни, надеясь там укрыться. Кто на них напал – неизвестно, но в любом случае нужно попробовать остаться в живых. Брать оружие погибшего водителя и присоединяться к залегшим около машины боевикам у Бахарева не было ни малейшего желания – в случае осложнений лучше остаться безоружным, чем ни за что получить очередь в пузо.
Фотограф сначала испуганно прикрыл голову руками, потом немного приподнялся, осматриваясь, и потянулся за сумками.
– Эй! – окликнул его майор. – Брось сумки! Давай сюда, скорее!
Стрекот автоматов и пулемета быстро восстановил у Игоря здравый смысл: через несколько секунд он был уже рядом с Юрием, схватил его за руку и жарко зашептал:
– Там мои пленки… Кто стреляет?
– Какая разница? – высвободился Бахарев. – Тут все воюют друг с другом.
– Надо достать мои кофры! Помогите, я умоляю!
Игорь хотел вылезти из-за камней, но Бахарев удержал его.
– Куда?! Ты что, сумасшедший? Убьют! Ложись!
Он пригнул фотографа и сам вжался в камни, заметив, как в сторону подбитого "уазика" полетели гранаты. Бухнули взрывы, потянуло противным запахом гари, и стрельба прекратилась. Юрий лежал не шевелясь и только прислушивался, настороженно ловя ухом скрип мелкой гальки под чужими подошвами. Шаги приближались.
– Вставай! – раздался над ними незнакомый хриплый голос. Приказание подтвердили короткой очередью в воздух.
Бахарев приподнялся, недалеко догорал "уаз", нещадно чадя на ветру, как смоченная мазутом тряпка. Как ни странно, вещи Игоря оказались целы, хотя их и раскидало взрывами в разные стороны. Тела убитых боевиков и водителя уже обыскивали бородатые люди – судя по всему, это не правительственные войска, а боевики из конкурирующего с Аминовым отряда или вообще "дикие" защитнички ислама.
Дожидаться второй очереди, которую могли уже вогнать в тебя, не стоило, поэтому Юрий встал и потянул за собой фотографа.
– Салом! – издевательски ухмыльнулся бородач с автоматом, приказавший им встать. – Кто такие?
– Салом, – ответил на фарси Бахарев. – Я Турсун из Гарса, а это газетчик. У него есть разрешение от лидеров нашего движения.
– Нашего? – подозрительно прищурился бородатый. Игорь беспомощно переводил взгляд с майора на боевика, явно не понимая, о чем они говорят. Или прикидывался, делал вид, что не понимал? Но проверять сейчас, знает ли фотограф фарси, не было ни времени, ни возможности.
– Скажи ему, чтобы не трогали мои вещи и аппаратуру, – попросил Игорь. – У меня есть бумаги.
– Чего он? – спросил боевик.
– Просит не трогать его вещи. У него есть охранная бумага.
Боевик знаком приказал им встать на колени и заложить руки за голову. Сноровисто обыскав пленных, он забрал бумажник Игоря, а у Юрия не оказалось ничего, что могло бы заинтересовать боевиков.
– Ладно, – бородатый сплюнул. – Вставайте! Пошли, там разберемся.
– Куда? – мрачно поинтересовался Бахарев, поднимаясь с колен.
– Шагай, – стволом автомата подтолкнул его боевик. – Там узнаете.
Спорить не имело смысла, и майор подчинился. Его примеру последовал фотограф: он с унылым видом шагал рядом и часто горестно вздыхал, пришептывая какие-то непонятные слова. Молился, что ли? Юрию иногда хотелось прикрикнуть на Игоря и потребовать, чтобы тот заткнулся и перестал действовать на нервы, но Бахарев сдерживался – не слишком подходящий момент для ссоры.
Их вели по горной тропе все выше и выше, забирая к юго-западу от места скоротечного боя. Вскоре дорога с догоравшим "уазиком" осталась далеко внизу.
В середине дня устроили привал на довольно ровной площадке среди нагромождения камней. Пленникам дали лепешку и воды, позволили им отдохнуть около часа и вновь отправились в путь. Юрий надеялся узнать из разговоров боевиков, кто захватил их, но конвоиры почти все время молчали, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. И вообще ему показалось, что они или смертельно устали, или страшно надоели друг другу. Кстати, оружие убитых и сумки фотографа боевики тащили на себе. Бахарев бодрился, но Игорь выглядел подавленным и давно примолк, тяжело карабкаясь по горным кручам.
Ближе к вечеру миновали перевал и вышли к кишлаку. Из переговоров боевиков с дозорными Бахарев понял, что здесь ставка одного из полевых командиров. Но кого именно? Одни отряды прорывались с той стороны сюда, другие за границу, третьи постоянно маневрировали, а четвертые захватывали какой-нибудь отдаленный район и всеми силами старались его удержать. Кстати, зачастую это было несложно: правительственных войск не хватало, к тому же их боеспособность оставляла желать лучшего, а российские военные обычно не предпринимали глубоких рейдов. К тому же в горах трудно применять технику и артиллерию. Вся надежда оставалась на авиацию, но и она во многих случаях оказывалась неэффективной. Вот так и воевали, пока один полевой командир боевиков не вышибал другого из захваченной местности – такое тоже случалось нередко, поскольку отдельные группировки оппозиции враждовали. Не приведи бог, если у Игоря охранная грамота от лидера противоборствующей группировки! Тогда Юрий может вместе с ним загреметь под фанфары: в этих диких краях царили не менее дикие нравы.
Пленных провели во двор большого двухэтажного уя, где собралась большая группа вооруженных боевиков, встретившая незнакомцев недобрыми настороженными взглядами. Майор принял смиренный вид, – к чему раздражать людей, способных ради развлечения всадить в тебя очередь, – и пробежал глазами по лицам и одежде "воинов ислама". И от неожиданности даже прикусил губу: на одном из боевиков он увидел пояс их тонкой ковровой ткани типа гобелена, с вышитыми на нем изречениями из Корана. Шелк вышивки потускнел от времени и грязи, но не узнать пояс Султана Юрий не мог!
Значит, дивана больше нет на свете, иначе он ни за что не расстался бы со своим уникальным поясом, превращавшемся по желанию хозяина то в достархан, то в молитвенный коврик. Что же случилось с изворотливым и находчивым Султаном? Отчего на этот раз, оказавшийся для него роковым, он не сумел вывернуться и уйти невредимым? И кто осмелился поднять руку на юродивого, почитаемого среди верующих?
Вспомнился пост боевого охранения "Плутон", ночная вылазка боевиков, тела на карнизе и старлей Севостеев, убеждавший майора, что седьмой нарушитель границы свалился в глубокую пропасть. Свалился ли?!
Майор посмотрел на нового обладателя пояса: среднего роста, жилистый, в грязном камуфляжном костюме и с автоматом за плечами. Поймав взгляд Юрия, боевик хищно осклабился, и глаза его загорелись – неужели ему известна тайна Султана? Нет, не может быть! Хотя отчего не может? Люди Востока изощрены в пытках и не ведают жалости к предавшим дело ислама, а второго такого пояса не найти, поэтому майор не мог ошибиться. Ах, как все неудачно складывалось и как предусмотрительно осторожный Мамадаез сжег фотографию, способную выдать Бахарева с головой.