– Будет еще лучше, – пообещал старик. – Косой, Пряник, поработайте с ним!
Косой был высокий худой блондин лет тридцати, похожий на прибалта, а Прянику дали такую кличку, наверное, из-за формы тела. Это был маленький, плотно сбитый, не очень поворотливый рябой мужичок.
Косой начал бить первый. Быстро, хлестко, метко, со знанием дела. Удары наносил исключительно по голове и по ногам. Сынок попробовал обороняться, но получалось это довольно плохо. Каждый удар Косого попадал точно в цель. Сам же Сынок, как ни старался, никак не мог его достать. Косой очень ловко уворачивался от ударов.
Затем в дело вступил Пряник. Подскочив к Сынку, он вдруг ухватил его за ноги и повалил на пол. Но когда он сам попытался встать, Сынок ухитрился сделать ему подножку. Пряник грохнулся на землю, Сынок вскочил на него и зажал его шею между ногами. Пряник попытался высвободиться, но не смог. Через некоторое время он начал задыхаться. Сынок что есть силы сжимал бедра, перекрывая Прянику воздух. Еще немного, и…
Но тут что-то яркое вспыхнуло у него в голове, а перед глазами потемнело.
Очнулся он тут же, в спортзале, лежа на полу. На него никто не обращал никакого внимания, потому что как раз в этот момент двое других мужиков избивали Исмаила. У того, правда, все складывалось не так успешно, как у Сынка. Он уже держался на ногах исключительно за счет того, что мужики, как куклу, швыряли его из стороны в сторону. Если перестать его лупить и оставить в покое, то он тут же рухнет на пол без посторонней помощи.
Так оно и случилось – еще пару ударов, и Исмаил брякнулся на доски, как мешок с картошкой. Но, правда, тут же опять вскочил на ноги, а в следующий момент опять оказался на полу.
– Отволоките их в каптерку! – приказал Константин Константинович.После обеда опять ими займемся.
До обеда Сынок с Исмаилом провалялись на матах в каптерке. У Сынка все тело ныло так, словно по нему пробежался по меньшей мере табун лошадей. Исмаил тоже выглядел, как поломанный Буратино.
– Чего они от нас хотят? – спросил Сынок у Исмаила.
– Ты что, дурак? – пробормотал Исмаил, еле шевеля разбитыми губами. – Радоваться должен, что тебя взяли.
– Куда?
– В роту. – Исмаил с трудом приподнялся на локте. – Ты что, про роту не слышал?
– Нет. – Сынок покачал головой.
– Ну ты даешь! – искренне воскликнул Исмаил и тут же поморщился от резкой боли в голове. – В роте жить самый кайф. Делать ни хрена не надо, кормят от пуза, знай себе железо качай.
– И все? – недоверчиво переспросил Сынок.
– Ну там раз-два в месяц выезжают на разборки, – махнул рукой Исмаил. – Ну там палаток пару разгромить, еще чего-нибудь учудить, в основном так, по мелочи. Но главное – бабки. Они платят бабки. И очень большие бабки.
– Сколько? – спросил Сынок.
– Не знаю. – Исмаил пожал плечами. – Кто-то говорит, что тысячу рублей, кто-то – что тысячу долларов. В месяц.
– Понятно. – Сынок из последних сил сел прямо на полу. – И это они нас с тобой испытывают, что ли?
– Ну что-то в этом роде. – Исмаил задумчиво огляделся по сторонам. – Интересно, а дальше что будет?
– Как раз ничего интересного. – Сынок улыбнулся. – Дальше нас с тобой стравят, как собак, и посмотрят, кто останется цел.
– Думаешь?
– Увидишь. – Сынок тряхнул головой и поднялся на ноги. – После обеда будем драться.
Так оно и случилось. На обед Сынку и Исмаилу дали по две говяжьих котлеты и по сто граммов водки. А после обеда их повели через "академгородок" к дальнему ангару. Сынок и не думал, что у братства так много земли и помещений.
– Значит так, – сказал Константин Константинович, когда их обоих втолкнули внутрь гулкого, разогретого солнцем железного сарая, – мне совсем не интересно, что вы там будете делать. Но через десять минут один из этого сарая должен выйти, а второй останется там. Как вы решите, кому остаться, а кому выходить – не мое дело. Только к тому, кто остался, мы пустим трех собак. Пряник, приведи собачек, пусть посмотрят.
Это были овчарка, доберман и стаффордширский терьер. На всех на них были намордники. Пока были.
– Ну как, нравятся? – старик пнул овчарку ногой. Та набросилась на него с таким рычанием, что от одного звука можно было перепачкать штаны. Остальные собаки тоже принялись рваться с поводка, так что Пряник и еще один мужик с трудом могли их удержать.
– Все, время пошло, – сказал Константин Константинович и захлопнул дверь. Послышался металлический лязг закрываемого снаружи замка. В ангаре стало совсем темно.
– Что будем делать? – спросил Сынок, оглядывая голые стены сарая и потолок с длинной балкой. – Нужно как-то…
Но договорить он не успел. Потому что Исмаил вдруг сзади со всей силы ударил Сынка ногой в шею. Сынок не удержался и, потеряв равновесие, полетел на землю. А Исмаил сзади запрыгнул ему на спину и, схватив за горло, принялся душить.
– Прости, Сынок, – шипел он, – ничего личного. Я просто жить хочу…
Пальцы его, словно стальные, все сильнее и сильнее сжимались на шее Сынка. Уже становилось трудно дышать. Уже темнело в глазах. Сынок изо всех сил пытался схватить Исмаила и сбросить его с себя, но сделать это одной рукой ему никак не удавалось. Тогда он, собрав последние силы, резко перевернулся на спину. Исмаил слетел с него и кубарем покатился по земле. Но тут же вскочил и со всей силы двинул Сынка ногой в пах.
Сынок согнулся пополам, но тут же ударил Исмаила головой в живот. А когда тот рухнул на колени, Сынок сначала вцепился в его шевелюру, приложил пару раз мордой об колено, а когда Исмаил стал захлебываться кровью из сломанного носа, Сынок отпустил его волосы и, поднимаясь, сказал:
– Ну вот и все… Пусть теперь сами решают…
Глава 31. НОВОСТИ.
Игорю Владимировичу Чекмачеву было поручено это дело уже две недели назад. Он уже несколько раз допросил подозреваемую, но все понял с первого допроса. Конечно, он выполнит все следственные действия по данному делу, конечно, он составит все протоколы и постановления, подошьет все справки, медицинские заключения и прочую бюрократическую бумаженцию, предъявит обвинение, ознакомит обвиняемую и ее адвоката с материалами дела, составит обвинительное заключение и отправит дело в суд, но это будет не скоро, а сейчас он скучал. Ему все было ясно. Никаких хитростей он тут не усматривал.
– Так вы говорите, – обращался Игорь Владимирович к Ирине своим сухим, канцелярским голосом, – что потерпевший угрожал вам ножом?
– Да какой он потерпевший? – вновь начинала возбужденно говорить Ирина. – Я же говорю, он был подонок, убийца, вор! Это он выкрал у меня деньги в поезде!
– Но вы говорили прежде, что деньги у вас украла женщина?
– Да, женщина. Но это его знакомая. Я видела, как он разговаривал с ней на перроне.
– И вы не заявили о пропаже в милицию?
– Нет, не заявляла. Вы же знаете, что такое милиция? – Ирина поняла, что сказала бестактность, и запоздало поправилась: – Украинская милиция. Я же не могла знать, что "Визу" не будут обслуживать, что вообще будет вся эта свистопляска с валютой.
– Получается, что факт кражи никак не зафиксирован документально. Полагаться же на ваши показания в данном случае мы не можем. Мы навели справки, кто следовал с вами в купе. Согласно сведениям, полученным от ЛОВ, с вами не ехала никакая женщина с ребенком.
– Как не ехала?.. – опешила Ирина.
– Проводник ничего не помнит.
– Он не может не помнить! – растерялась Ира. – Или правда не помнит?..
– Сожалею, но мы основываемся только на документальных свидетельствах, – покачал головой Чекмачев.
– А другие пассажиры? – засуетилась Ира. – Они же могли видеть… помнить…
– Возможно, возможно… – сказал Игорь Владимирович. – Но для хода дела достаточно свидетельства проводника. Где вы предлагаете нам искать этих свидетелей? И чем это может вам помочь? Ну даже если ехала с вами женщина, даже если она вас обокрала, даже если ее провожал потерпевший – что из этого следует? Что его надо убить? М-да… Второй момент, который меня настораживает…
Чекмачев погрузился в изучение материалов дела. Ира скорчилась на стуле, переплетя ноги и руки. Где-то под ребрами судорожно сжалась душа.
– Вот, – Чекмачев извлек протокол осмотра места происшествия, – согласно вашим показаниям, жертва угрожала вам ножом. Каким ножом?
– Ах, да как я могла тогда разглядеть. Я только увидела, что у него нож в руке. Я что, в ножах разбираюсь? Большая финка.
– Странно, – сказал следователь, – ведь прежде вы говорили, что это был "нож вроде кухонного, с наборной рукояткой". Что же вы, наборную рукоятку запомнили, а теперь забыли? Теперь это финка?
– Я говорю вам, я была, как в бреду, я могла наговорить черт-те чего, – горячо принялась отстаивать свои слова Ирина. – Я говорю только о том, что он мне угрожал. Я не думала, что смогу убить его туфлей, а вот он меня ножом точно бы убил, неужели вы не понимаете. Да, была наборная рукоятка, кажется… А что, финка не бывает с наборной рукояткой?
– Понимаю, конечно, – улыбнулся Чекмачев, – если встать на вашу точку зрения, то несомненно, что вам надо было обороняться. Даже похвально такое мужество в слабой женщине.
Чекмачев загадочно помолчал, а потом произнес:
– Но вот тут самая и есть закавыка. Согласно протоколу, на месте происшествия не было обнаружено никакого ножа.
– Я не знаю, почему там не было никакого ножа. Нож был, ему деться было некуда. Может быть, он завалился куда-нибудь?
Чекмачев с брезгливой жалостью взглянул на Ирину:
– Вы плохо себе представляете, что значит осмотр места происшествия. Там не может что-то пропасть или "завалиться". Опять-таки, я напоминаю вам, что мы работаем только с фактами, а не с иллюзиями. Может быть, я не исключаю, что вы правы. Может статься, что нож действительно был, но потом чудесным образом куда-то исчез. Но у меня перед глазами протокол, подписанный следователем и двумя понятыми.
Чекмачев протянул ей бумагу.
– Ведь никто не вынуждал их подписывать?
Ирина провела рукой по закрытым глазам, словно пытаясь пробудиться.
– Вы же подпишетесь под протоколом допроса? – спросил Чекмачев без доли издевки.
Ирина открыла глаза.
– Нет. Я ничего не подпишу.
– Почему? – удивился Чекмачев.
– Я ничего не буду подписывать без моего адвоката. Я и без того наделала слишком много глупостей. Все, довольно.
– Вы не можете это не подписать. Все записано с ваших слов и никак не может повредить вам.
– Нет, – уперлась Ирина. – У меня адвокат, – жалко похвасталась она, – он вас всех выведет на чистую воду.
Гордеев казался теперь Ирине чем-то вроде ангела-хранителя. Это был единственный человек, который связывал ее с большой жизнью и, если положить руку на сердце, то он был единственный человек в ее жизни. Ни Ободовская, ни Руфат, ни прочие, менее значительные персонажи, уже больше не существовали для нее. Гордеев, как казалось Ирине, непременно должен выручить, спасти ее. Ей почти виделось воочию, как Гордеев заходит в подъезд, нагибается, заглядывает с кряхтением под батарею и извлекает оттуда нож, не замеченный следствием.
"Безумная, – думал в то же время Чекмачев. – На что она рассчитывает? Что ее спасет какой-то адвокат?"
– Постойте! – воскликнула Ирина. – Нет ножа? А как же тогда чемодан?! Кто его порезал? Я сама, что ли?
– Какой чемодан? – опешил Чекмачев.
– Мой чемодан! Я приехала из Крыма, я была с чемоданом!
– Новости, – сказал следователь. – В протоколе нет никакого чемодана.
Глава 32. РАСПЛАТА.
Лязгнул железом замок, и дверь в сарай открылась, заливая пол солнечным светом.
– Ну, можно выходить! – крикнул Константин Константинович. – Давай, Сынок, не тяни.
Послышались шаги и на пороге появился… Исмаил. Все лицо и грудь его были в крови, одну ногу он волочил.
– А где Сынок? – неуверенно поинтересовался Константин Константинович, так и не веря до конца, что ошибся в выборе.
– Где, где, в звезде… – пробормотал Исмаил и вывалился из сарая.
– Ну чего, пускать собак? – спросил Пряник.
Константин Константинович еще раз посмотрел в черноту дверного проема и тихо позвал:
– Сынок! Сыно-ок! Жив еще?
Из глубины сарая донесся лишь глухой стон. Константин Константинович вздохнул и махнул рукой:
– Пускай.
Пряник снял намордники и отстегнул шлею поводка. Собаки, обгоняя друг друга, с лаем ринулись в сарай. Овчарка даже вырвалась вместе со шлеей.
Первым нужно было во что бы то ни стало убить терьера. Если его не убить первым, то он убьет уж точно. Если промахнуться и не остановить его с первого раза, то все.
И Сынок не промахнулся. Поймал этого терьера на лету, в броске, когда тот стрелой прыгнул, чтобы сомкнуть свои челюсти на горле Сынка. Но один хищник оказался проворнее другого. Сынок поймал пса за глотку и резко дернул вниз. Шейные позвонки у терьера хрустнули, и эта идеальная машина убийства превратилась в мешок с костями.
Уже этим мешком Сынок сбил с ног овчарку. Доберман вцепился в мертвого терьера зубами и, почувствовав на языке кровь, уже не отпускал. Сынок перебил ему хребет ударом ноги. А вскочившую овчарку он поймал за поводок, который не успел отстегнуть Пряник. Остальное было делом ловкости руки, и уже через секунду шлея захлестнулась на шее зверя, а еще через две секунды овчарка хрипела и сучила ногами, повиснув на потолочной балке.
Все кончилось меньше чем за минуту. Когда стихли последние звуки, Константин Константинович свистнул, призывая собак к ноге. Но ни одна собака из сарая не выбежала.
– Адольф, Шельма, Кайзер! К ноге! – крикнул старик и похлопал ладонью по бедру.
– Гав-гав! – раздался чей-то голос, и на землю шлепнулось растерзанное тело терьера. Вслед за ним из сарая вышел Сынок, таща за ногу дохлого добермана.
– Ваши собачки? – спросил он и швырнул тело добермана под ноги Константину Константиновичу.
– Как… Ты что, их?.. – Старик никак не мог поверить своим глазам. – А где Адольф?
– Адольф? Ах, Адольф! Там, в сарае, на поводке висит.
– Ты их что, сам убил? – удивленно пробормотал Пряник. – Где ты так научился?
– Места знать надо. – Сынок махнул рукой. – Дайте сигарету кто-нибудь.
Сразу несколько мужиков предложили ему сигарету. Сынок выбрал "Мальборо", оторвал фильтр и прикурил от тут же чиркнувшей перед носом зажигалки.
– Его надо брать, – тихо сказал Косой, толкнув шефа в бок.
– Надо. – Старик наконец начал приходить в себя. – Только… Только за собак ты мне заплатишь. Это были мои собаки. Ты все понял?
– Нет, – сказал Сынок. – Это ты мне собаками заплатил. Думаешь, я забыл, как ты меня полоснул скальпелем? Или не устраивает оплата?
Константин Константинович отступил на шаг. В горле сразу пересохло. Сынок все помнил. Сынок обиды не забывал.
Старик сейчас был рад, что отделался так, в общем, задешево. Поплатился жизнью собак, а не своей собственной. С этой минуты он Сынка люто возненавидел, но еще больше – боялся.
Людочка хотела поздравить Сынка по-своему. Но тот послал ее спать. Прошедшей ночи и особенно дня ему хватило по самое горло.
На этот раз Сынка разбудил Пряник. Он проникся к однорукому особым уважением после того, как тот убил псов.
– Вставай. – Он осторожно потряс за плечо. – Вставай. Константин Константинович зовет.
– Константин Константинович, Константин Константинович… – ворча и мотая головой, Сынок слез с кровати. – Самому, блин, не спится по ночам, и нам, блин, не дает. Чего надо?
Сунув ноги в башмаки, он наконец встал.
Из "академгородка" Сынка переселили снова в монастырь, в главное здание, где на втором этаже были довольно уютно оборудованы бывшие кельи.
Толстенные стены и маленькие окошки могли настроить на романтический лад, но Сынку было не до романтики. С утра до ночи они занимались в спортзале, стреляли, бегали, дрались, выматывались так, что он каждую ночь просто умирал.
– Пойдем скорей, старик ждать не любит.
Парень почти без признаков жизни висел, привязанный за руки к потолочной балке, в том самом ангаре, где Сынок казнил Адольфа.
– Ага, натурально! – увидев Пряника с Сынком, Константин Константинович отошел от повешенного. – Вот, покараулить надо до утра.
– На хрена? – Сынок недоуменно посмотрел на висящего парня. – Он и двух шагов сделать не сможет.
– Это точно! – Константин Константинович рассмеялся и пнул парня по ноге – тот просто взвыл от боли. – На таких ходулях далеко не убежишь, а, Гриша? Ладно, а теперь серьезно, – обернулся он к Сынку и Прянику. – Мне нужно, чтобы он, натурально, поговорил с нами начистоту.
– О чем?
– Ну, кто приказал подпалить склады в Митино? Сам я уже устал с ним возиться. Такой молчун натуральный. Чем быстрей ты, Гриша, признаешься, тем быстрей кончатся твои мучения.
Когда он ушел, Пряник поинтересовался:
– Ты будешь бить первым, или можно мне начать?
Сынок пожал плечами.
– А что это за склады?
– Наш склад был с водкой, вчера сгорел.
– Не знал. Ладно, давай я с ним поговорю. Ты можешь пока во дворе подождать.
– Я и тут могу посидеть.
– Нет, тут не надо. – Сынок загадочно улыбнулся. – Может, у нас с Гришей интимная беседа намечается.
Сказав это, Сынок подергал себя за ширинку, недвусмысленно давая понять, как именно он собирается развязать язык бедному парню.
– А-а, все понял! – расхохотался Пряник. – Позовешь меня, когда вам с "девочкой" станет скучно.
– Хорошо, позову, – кивнул Сынок, подошел к висящему парню и расстегнул ему ремень джинсов. – Ну что, Гриша, снимай штанишки, будем по попке ата-та.
Пряник, расхохотавшись, вышел из ангара. Ночь была теплая, тихая, безветренная. Где-то стрекотал кузнечик. Ну прямо как в деревне. Докурив сигарету, Пряник стрельнул окурком в небо и лег на лавку у ангара. С одной стороны, ему хотелось посмотреть, что там будет делать Сынок с этим беднягой, но с другой – лучше с Сынком не связываться. Пряник закрыл глаза и задремал.
Проснулся он оттого, что кто-то толкнул его в бок.
Пряник открыл глаза – Константин Константинович!
– Вы что, натурально, охренели? – зарычал старик. – Где Сынок?
– Я тут, – вышел тот из ангара.
– Ну и как?
– Чего?
– Я спрашиваю, как, раскололи?
– Расколол.
– И что?
– Ну это… – Сынок почесал затылок. – Короче, есть какой-то хачик, то ли Османов, то ли Асланов, Гриша сам не помнит. Помнит, что зовут этого хачика Тагир. У него сеть палаток на оптовке, спиртным торгуют. Вот он и заказал.
– Знаю, о ком речь. – Константин Константинович ухмыльнулся. – Тагирчик, значит. Ладно, разберемся. Ну, молодец, отдыхай пока. А ты, Пряник, зайди ко мне на минутку.
Пряник остался.
Сынок вернулся в келью и уже собирался лечь, когда заглянул Пряник.
– Сегодня ночью с тобой в город поедем. – Пряник сел на койку. – Готовься. Можешь целый день спать, делать что хочешь. В одиннадцать выходим.
– А куда поедем?
– Там узнаешь.