Когда вмешивается правительство, ситуация коренным образом меняется. Внутри страны производители стремятся получить субсидии от правительства, как в прямой форме, так и в виде тарифов или других ограничений в торговле. Чтобы избежать экономического давления со стороны конкурентов, угрожающих прибылям или самому их существованию, они пытаются с помощью политического давления переложить затраты на других. Вмешательство правительства в пользу отечественных предприятий заставляет производителей других стран добиваться помощи своих правительств, чтобы противостоять мерам, предпринятым иностранным правительством. Разногласия между частными агентами становятся поводом для разногласий между правительствами. Все торговые переговоры наполняются политическими проблемами. Высокие правительственные чиновники разъезжают по всему миру, участвуя в конференциях по проблемам торговли. Трения усиливаются. Большинство жителей этих стран испытывают разочарование в результатах и чувствуют себя одураченными. Правилом становится конфликт, а не сотрудничество.
Столетие между битвой при Ватерлоо и Первой мировой войной дало потрясающий пример благотворного воздействия свободы торговли на отношения между странами. Англия была ведущей мировой державой, и на протяжении всего этого столетия она имела почти полную свободу торговли. Другие страны, особенно западные, включая США, избрали аналогичную политику, хотя и в несколько урезанной форме. Люди, где бы они ни жили, были вольны покупать и продавать товары у кого угодно и кому угодно, как у себя в стране, так и за рубежом, на любых взаимовыгодных условиях. Быть может, самое удивительное заключалось в том, что можно было свободно путешествовать по всей Европе и большей части остального мира без паспортов и таможенного досмотра. Люди могли свободно эмигрировать и въезжать в большинство стран мира, особенно в США, становиться резидентами или гражданами этих стран.
В результате столетие между Ватерлоо и Первой мировой войной стало одним из самых мирных в истории западных стран, и спокойствие нарушалось только второстепенными войнами - Крымская и Франко-прусская войны являются наиболее памятными из них, - а также, разумеется, Гражданской войной в Соединенных Штатах, причиной которой было рабство, являвшееся основным нарушением принципа экономической и политической свободы.
В современном мире импортные тарифы и тому подобные ограничения в торговле являются одним из источников трений между странами. Но гораздо большим источником беспокойства было всеобъемлющее вмешательство правительства в экономику в таких коллективистских странах, как гитлеровская Германия, Италия при Муссолини, франкистская Испания, и особенно в коммунистических странах, начиная с СССР и его сателлитов и кончая Китаем. Тарифы и другие ограничения искажают сигналы, передаваемые системой цен, но, по крайней мере, они оставляют людям свободу реагировать на эти искаженные сигналы. А вот коллективистские страны ввели гораздо более серьезные командные элементы.
Между агентами преимущественно рыночной экономики и коллективистского государства невозможны исключительно частные операции, поскольку одна из сторон неизбежно будет представлена правительственными чиновниками. Политические соображения неизбежны, но трения можно минимизировать при условии, что правительства рыночных стран предоставят своим гражданам максимально возможную свободу действий при ведении дел с коллективистскими правительствами. Попытки использовать торговлю в политических целях, а политику как инструмент для увеличения торговли с коллективистскими странами только усугубляют неизбежные политические трения.
Свобода внешней торговли и конкуренция внутри страны
Степень развития конкуренции в стране тесно связана с организацией международной торговли. Протесты общественности против "трестов" и "монополий" в конце XIX века привели к созданию Комиссии по межштатному транспорту и торговле и принятию антитрестовского закона Шермана, который позднее был дополнен другими законодательными актами, направленными на развитие конкуренции. Эти меры оказали довольно смешанное воздействие.
С одной стороны, они некоторым образом способствовали росту конкуренции, с другой - производили искажающий эффект.
Однако никакие меры, даже если они оправдали все ожидания их разработчиков, не могут сделать больше для поддержки эффективной конкуренции, чем устранение всех барьеров в международной торговле. Существование в США только трех ведущих производителей автомобилей, один из которых находится на грани банкротства, увеличивает угрозу монопольного ценообразования. Но если дать возможность производителям автомобилей со всего мира вступать в конкуренцию с корпорациями General Motors, Ford и Chrysler за заказы американских покупателей, призрак монопольных цен исчезнет.
И так во всех отношениях. Монополию очень трудно установить без явной или скрытой поддержки правительства в форме тарифов и тому подобных механизмов. В мировом масштабе это почти невозможно. Единственная известная нам процветающая монополия - это добывающая алмазы компания De Beers. Мы не знаем какие-либо другие монополии, которые смогли бы просуществовать долгое время без правительственной поддержки, - наиболее известными примерами этого являются ОПЕК и созданные ранее картели производителей каучука и кофе. Большинство таких спонсируемых правительствами картелей долго не просуществовало. Они развалились под давлением международной конкуренции. Мы убеждены, что подобная судьба ожидает и ОПЕК. В мире свободной торговли международные картели исчезнут еще быстрее. Даже в мире торговых ограничений Соединенные Штаты, опираясь на свободу торговли, могли бы даже в одностороннем порядке добиться устранения любой опасности возникновения существенных внутренних монополий.
Централизованное экономическое планирование
В слаборазвитых странах неизменно поражает разительный контраст между реальностью и тем, как ее толкуют интеллектуалы этих стран и многие западные интеллектуалы.
Интеллектуалы повсеместно считают само собой разумеющимся, что свободное капиталистическое предпринимательство и свободный рынок являются средствами эксплуатации масс, в то время как будущее за централизованным экономическим планированием, которое приведет их страну на путь быстрого экономического прогресса. Мы не скоро забудем упрек, высказанный известным, довольно успешным и исключительно образованным индийским предпринимателем, к тому же внешне очень напоминавшим марксистскую карикатуру на жирного капиталиста, в ответ на наши замечания, верно понятые им как критика индийского детализированного централизованного планирования. Он с полной уверенностью сообщил нам, что правительство такой бедной страны, как Индия, должно контролировать импорт, отечественное производство и размещение капитальных вложений, чтобы обеспечить доминирование социальных приоритетов над эгоистическими потребностями частных лиц. При этом подразумевалось, что правительство предоставит ему самому особые привилегии во всех этих сферах, которые являлись источником его богатства. Он просто повторял взгляды профессоров и других интеллектуалов в Индии и во всем мире.
Сами по себе факты свидетельствуют об обратном. Где бы мы ни находили сколько-нибудь заметную степень личной свободы, известную степень прогресса в материальном комфорте, доступного простым гражданам, и широко разделяемую надежду на дальнейший прогресс в будущем, мы также обнаруживали, что экономическая деятельность осуществлялась на принципах свободного рынка. Там, где государство брало на себя функции контроля каждого аспекта экономической деятельности граждан, где царило детализированное централизованное экономическое планирование, там простые граждане находились в политических оковах, имели низкий уровень жизни и мало возможностей повлиять на собственную судьбу. Государство между тем могло процветать и создавать величественные монументы. Привилегированные классы могли в полной мере пользоваться материальным комфортом. Но простые граждане при этом служат лишь орудиями для решения государственных задач, получая не больше того, что необходимо, чтобы оставаться послушной и достаточно производительной рабочей силой.
Наиболее ярким примером служит контраст между Восточной и Западной Германией, некогда входившими в одно государство, а потом разделенными на две части превратностями войны. Эти две части были населены людьми одной крови, одной культуры, одного уровня образования и квалификации. Какая из них добилась процветания? Какая была вынуждена воздвигнуть неприступную стену, чтобы запереть за ней своих граждан? Какой из них пришлось поставить у этой стены вооруженную до зубов охрану со свирепыми псами, окружить ее минными полями и другими ухищрениями дьявольской изобретательности, чтобы не дать смелым и отчаянным гражданам с риском для жизни покинуть коммунистический рай ради капиталистического ада по другую сторону стены?
По одну сторону этой стены улицы ярко освещены, а магазины заполнены жизнерадостными и оживленными людьми. Одни покупают в магазинах товары со всего земного шара. Другие посещают кинотеатры и прочие места для развлечений. Они могут свободно покупать газеты и журналы, отражающие все разнообразие взглядов. Они разговаривают со знакомыми и незнакомыми людьми на любые темы и без оглядки выражают широкое разнообразие мнений. Пройдя несколько сот футов и потратив время на стояние в очереди, заполнение анкет и ожидание возврата паспортов, вы оказываетесь по другую сторону стены. Здесь вас встречают пустые улицы, серый и безжизненный город, однообразные витрины магазинов, грязные дома. Разрушения военного времени еще не ликвидированы, хотя прошло более тридцати лет. Единственным местом веселья и активности, обнаруженным нами во время короткого визита в Восточный Берлин, был культурный центр. Одного часа в Восточном Берлине хватило, чтобы понять, почему его власти воздвигли стену.
Когда Западная Германия, побежденная и разоренная страна, менее чем за десятилетие стала одной из сильнейших экономических держав в Европе, это казалось чудом. Это и было чудом свободного рынка. В воскресенье 20 июня 1948 года министр экономики Германии Людвиг Эрхард в одночасье ввел новую валюту (сегодняшнюю немецкую марку) и отменил почти всякий контроль над заработной платой и ценами. Впоследствии он любил повторять, что сделал это в воскресенье потому, что штабы оккупационных властей Франции, Америки и Англии были закрыты. Зная их благосклонное отношение к правительственному контролю, он был уверен, что, если бы они были открыты, оккупационные власти, вне всякого сомнения, отменили бы его распоряжения. Принятые им меры оказались чудодейственными. Через несколько дней магазины заполнились товарами. А еще через несколько месяцев немецкая экономика начала бурно развиваться.
Даже две коммунистические страны - СССР и Югославия - представляют собой подобный, хоть и не столь резкий контраст. Советский Союз жестко контролируется из центра. Он не в состоянии совершенно обходиться без частной собственности и свободного рынка, но пытается свести их к минимуму. Югославия сначала двигалась по тому же пути. Однако после того как Югославия при Тито порвала со сталинской Россией, она радикально изменила свой курс. Она все еще остается коммунистической страной, но постепенно продвигает децентрализацию и использование рыночных сил. Большая часть сельскохозяйственных земель находится в частной собственности, сельскохозяйственная продукция продается на относительно свободном рынке. Мелкие предприятия (имеющие менее пяти наемных работников) могут находиться в частной собственности и управлении. Они процветают, особенно в сфере ремесла и туризма. Более крупные предприятия имеют форму рабочих кооперативов - модель неэффективна, но при этом предоставляет некоторые возможности для личной ответственности и инициативы. Население Югославии не свободно. Уровень его жизни гораздо ниже, чем в соседней Австрии или других западных странах. Между тем и Югославия поражает наблюдательного путешественника, прибывшего подобно нам из СССР, - это настоящий рай по сравнению с ним.
На Ближнем Востоке, в Израиле, несмотря на официальную социалистическую философию и политику и сильное вмешательство правительства в экономику, энергично развивается рыночный сектор, главным образом как косвенное следствие развития внешней торговли. Его социалистическая политика тормозит экономический рост, тем не менее население пользуется большей политической свободой и гораздо более высоким уровнем жизни, чем жители Египта, для которого характерна более сильная централизация политической власти и жесткий контроль над экономической деятельностью.
На Дальнем Востоке Малайзия, Сингапур, Корея, Тайвань, Гонконг и Япония полагаются в большой мере на частные рынки и процветают. Их люди полны надежд. Годовой доход на душу населения в этих странах в конце 70-х годов колебался от 700 долларов в Малайзии до 5000 долларов в Японии. По контрасту, Индия, Индонезия и коммунистический Китай, которые опираются в основном на централизованное планирование, охвачены экономическим застоем и политическими репрессиями. Годовой доход на душу населения в этих странах составлял менее 250 долларов.
Интеллектуальные апологеты централизованно планируемой экономики восхваляли Мао Цзэдуна, пока его наследники не признали отсталость Китая и не выразили сожаления по поводу отсутствия прогресса за последнюю четверть века. Их замысел модернизации страны включает в себя отпуск цен и увеличение роли рынка. Их тактика может привести к ощутимому увеличению крайне низкого в настоящее время уровня национального дохода, как это произошло в Югославии. Однако выигрыш будет сильно ограничен, если сохранится жесткий контроль над экономической деятельностью и ограничения на частную собственность. Более того, выпустив джина частной инициативы из бутылки даже в столь ограниченных размерах, страна получит рост политических проблем, которые, рано или поздно, вызовут реакцию в виде усиления авторитаризма. Противоположный результат - коллапс коммунизма и замена его рыночной системой - кажется значительно менее правдоподобным, хотя мы, как неисправимые оптимисты, не исключаем этого полностью. Точно так же, когда престарелый Тито умрет, Югославия будет испытывать политическую нестабильность, которая вызовет реакцию в виде усиления авторитаризма, или, что менее вероятно, крах существующей коллективистской системы.
Наглядным примером, заслуживающим самого детального изучения, является контраст между опытом Индии и Японии - Индии в первые 30 лет после завоевания независимости в 1947 году и Японии в первые 30 лет после Реставрации Мэйдзи в 1867 году. Экономистам и социологам редко удается проводить управляемые эксперименты, которые столь важны для проверки гипотез в естественных науках. Однако здесь опыт оказался весьма близок к управляемому эксперименту, который мы могли бы произвести для того, чтобы проверить последствия различных методов организации экономики.
Разрыв во времени составил восемьдесят лет. Во всех остальных отношениях эти две страны в начале сравниваемых периодов времени находились в достаточно схожих условиях. Обе страны являлись древними цивилизациями и имели утонченную культуру. Обе отличались иерархической организацией общества. Япония имела феодальную структуру, состоявшую из феодальных помещиков (деймосов) и крепостных. Для Индии была характерна жесткая кастовая система, на вершине которой находились брахманы, а в самом низу - неприкасаемые.
Обе страны пережили крупные политические потрясения, которые привели к драматическим изменениям политических, экономических и социальных структур. В обеих странах к власти пришли группы талантливых, преданных своему делу лидеров. Они были преисполнены национальной гордости и полны решимости обратить застой экономики в бурный экономический рост, превратить свои страны в великие державы.
Почти все существовавшие различия были в пользу Индии, а не Японии. Прежние правители Японии обрекли страну на почти полную изоляцию от остального мира. Внешняя торговля и контакты ограничивались визитом голландского судна раз в год. Немногочисленные представители Запада, которым было разрешено жить в Японии, были ограничены территорией маленького островного анклава в гавани Осаки. После трех с лишним столетий вынужденной изоляции Япония отличалась полным отсутствием знаний о внешнем мире, сильным отставанием в сфере науки и технологии, отсутствием людей, знавших какие-либо иностранные языки за исключением китайского.
Индии повезло гораздо больше. До Первой мировой войны для нее был характерен устойчивый экономический рост. В результате борьбы за независимость от Великобритании этот рост перешел в стагнацию в период между двумя мировыми войнами, но не был обращен вспять. Благодаря совершенствованию транспорта удалось покончить с локальными вспышками голода, от которых регулярно страдала страна. Многие руководители страны получили образование в престижных западных университетах, преимущественно в Англии. Британское правление оставило наследие в виде квалифицированных и хорошо подготовленных государственных служащих, современных заводов и прекрасно развитой сети железных дорог. Ничего подобного не существовало в Японии в 1867 году. По сравнению с Западом Индия, конечно, была отсталой страной, но разница была меньше, чем между Японией в 1867 году и передовыми странами того времени.
Природные ресурсы Индии также превосходили японские. Единственным природным преимуществом Японии было море - удобная связь со всем миром и изобилие рыбы. К тому же территория Индии почти в девять раз превышает Японию, и большая часть ее земель пригодна для культивации. Местность в Японии в основном гористая. Для проживания и возделывания земли может быть использована только узкая прибрежная полоса земли.
Наконец, Япония была предоставлена самой себе. Никакой иностранный капитал не инвестировался в страну, никакие иностранные правительства или фонды не создавали консорциумов для предоставления Японии грантов или льготных кредитов. Она должна была сама изыскивать капитал для финансирования экономического развития. Если и было везение, то лишь в одном. Вскоре после Реставрации Мэйдзи в Европе случился сильный неурожай шелка, что позволило Японии заработать дополнительную иностранную валюту на экспорте шелка. Помимо этого в Японии не было значительных случайных или организованных источников капитала.
Индии повезло намного больше. После завоевания независимости в 1947 году она получила огромный объем ресурсов со всего мира, в основном безвозмездно. Этот приток длится и в наши дни.