Получилось неплохое бунгало европейского фермера в Африке, да еще с добровольными слугами, которые целый день крутились возле Засечного в надежде заработать пару рандов. Но Зинка со временем натащила в домик соломенных циновок, кувшинов из тыквы и каких-то тряпок. Принесла даже деревянную ступу, в которой женщины толкут зерно.
Целыми днями она просиживала с кумушками во дворе на корточках, причем ни разу не садилась в тени, а всегда на солнцепеке.
В доме Засечный устроил почти цивилизованный комфорт, даже европейский туалет с настоящим унитазом. Но это для Зинки было равносильно оскорблению ее древней веры и добрых духов, охраняющих деревню, которым естественные отправления приносились в жертву. По большому или малому тут и женщины, и дети, и мужчины усаживались чуть ли не посреди дороги, а вместо туалетной бумаги использовали придорожную пыль.
Зинка просто не могла жить иначе. Несмотря на полудетский возраст, ее уже невозможно было переучить, а учиться чему-то новому она отказывалась наотрез. Но все же паренек двадцати двух лет из Брянской области в Африке обзавелся женой и домом.
Каждый год рождались дети. Зинка набирала дородства и раздавалась вширь. Засечному все-таки удалось добиться, чтобы она не ходила с голыми сиськами, как голодранка, а заматывалась в пестрые французские ткани, которые там изготавливали специально для Африки. Со временем ей это понравилось.
Ее дети, на удивление всей деревне, не умирали в младенчестве от кровавых поносов, и со временем Засечный стал отцом троих мальчишек и пяти девочек. Все они родились черными, как начищенный сапог, только у одной Сандры были зеленоватые глаза и волнистые волосы со смешным хохолком на макушке, как у отца.
Почти никто из них не говорил по-португальски, и в свои редкие приезды Засечный общался с ними больше при помощи жестов. Зинку с каждым годом все больше уважали в деревне, провинциальные чиновники никогда не проезжали мимо ее дома, а перед самым отъездом Засечного Зинка заняла место умершего вождя. Она все-таки научилась читать и кое-как писать по-португальски и посылала старших ребят в школу, о чем прежде Засечному можно было только мечтать.
Независимость молодых африканских государств крепчала, а работы у команды Массакра только прибавлялось. Работы кровавой. Теперь капитан нуждался в мясниках, надобность в толковых командирах отпала.
Засечному в те времена было уже под сорок, он всерьез подумывал, не жениться ли ему на Зинке и не осесть ли фермером в Загзаге. Купить кофейную плантацию, деньги в то время уже были, к тому же Зинка оказалась на удивление прижимистой и превращалась с его помощью в состоятельную хозяйку. Дети подросли - готовые помощники.
Ему нравилось в африканских женщинах, что они не играли во влюбленность, которую белая женщина лелеет в своих сокровенных фантазиях даже до той закатной поры, когда ни один дантист не сможет приукрасить ее беззубый рот и ни один косметолог не возьмется выводить глубокие, как ущелья, морщины.
Интимная жизнь африканки проста и естественна. Ей не нужно читать стихи, целовать руку и дарить букеты. Чем-то африканки напоминали ему старых баб из его родной деревни на Брянщине.
Но вот рухнула социалистическая империя в Европе, затем был разгромлен Советский Союз. Армия, которой присягал Засечный, больше не существовала. Газеты, доходившие до него в джунглях, наперебой писали о грандиозных победах России на пути перехода к капитализму. Засечный зашил в специальный пояс тысячу долларов, остальные деньги оставил Зинке на хозяйство. Замаскировал в католическую Библию с твердым переплетом никелированный "браунинг" с двумя обоймами. Запасся сухарями и сгущенкой и стал ждать подходящего случая.
Все складывалось как нельзя лучше. Власти все чаще беспокоили наемников вылазками и бомбардировками. Контингент поредел - вояки из армий разных стран, полууголовный сброд (настоящий уголовник с дисциплиной не уживается) бежали при любом удобном случае. Их не останавливали даже показательные расстрелы дезертиров…
На операции был вынужден прилетать и прыгать с парашютом сам капитан Массакр. Тут и сработал блестящий карабинчик, который когда-то навесили ему на парашют "вьетнамцы".
Засечный очень жалел, что не довелось проститься с Зинкой и ее детьми. Своими он их все же не считал, хотя никогда не сомневался в супружеской верности Зинки - все дети выдались похожими на отца, только вот оплошали с цветом.
В день побега из Мозамбика случилась небывалая бомбардировка, лагерь горел, оставшиеся наемники бежали к реке.
- Лейтенант, на полосе еще стоит нетронутый самолет с горючим! - заорал авиационный техник. - Поднимай его и лети в горы.
- Пусть Массакр сам летит.
- Капитан погиб - не раскрылся парашют. Мы останемся без горючего, если сожгут последний самолет.
Это был пассажирский "Дуглас" времен Второй мировой войны, который редко поднимался выше крон деревьев.
- На нем все приборы слепые и радио нет.
- Зато моторы - класс! Сам сегодня проверял. Лети по ручному компасу, а лучше по реке. Мы к новому месту на катере выйдем. Как раз ветер встречный и видимость полная.
Засечный подхватил свой припас и автомат на всякий случай. Заставил негров-авиатехников вкатить в салон три бочки с питьевой водой, которую доставляли для белых офицеров из специального источника.
С трудом вырулил на старой развалине против ветра и попробовал подняться. Это оказалось не так просто: салон был под завязку забит бочками с горючим. Чуть не зацепившись за верхушки деревьев, самолет медленно, как пеликан над водой, поплыл над лесом.
В машине не было ни одного живого прибора. Засечный положил перед собой полевой офицерский компас и направил самолет строго на север.
Он наугад сделал крюк и прошел над Загзагом. Зинка развешивала на шестах белье на просушку, а вокруг нее сновали босоногие ребятишки.
Они, задрав головы, проводили взглядом самолет, быстро скрывшийся за лесом.
* * *
Засечный летел на север вслед за грозовым фронтом, самолет бросало из стороны в сторону, как джип на ухабах. За двенадцать часов полета он добрался до верховьев Нила. Там он и посадил самолет на поле с какими-то жидкими кустиками. Что это были за сельскохозяйственные культуры, Засечный не разглядел при луне. Остаток ночи он заправлял старой канистрой топливные баки и воду в систему охлаждения, потом заснул в кабине.
Проснулся оттого, что кто-то громко топал ногами по обшивке крыла. Засечный продрал глаза: замотанный с ног до головы в лохмотья суданец с винтовкой за спиной с опаской приближался по крылу к кабине. Засечный перещелкнул тумблеры стартера.
Двигатели, чихнув пару раз, раскрутили пропеллеры. Бедуин кубарем скатился с плоскостей. Воины на верблюдах открыли стрельбу из кремневых ружей по самолету, но сбить этот старый пассажирский лайнер средствами Средневековья им не удалось.
Он летел над пустыней так низко, что, когда солнце стояло за спиной, впереди по земле бежала его тень. Четыре часа самолет шел вдоль Нила, потом его в первый раз обстреляли зенитки. После чего Засечный взял круто на запад, в пустыню. Лететь на восток над Израилем или Ираком было бы безумством. Советские ракеты в Египте и Ираке или американские в Израиле рано или поздно превратили бы старый "Дуглас" в кучу дюраля.
Для второй посадки он выбрал безжизненное плато где-то между Ливией и Египтом. Если бы кто только знал, как спал в этот раз Засечный! Бревно было бы легче утащить с места…
А проснулся он от жаркого дыхания в ухо. Еще не раскрывая глаз, Засечный поймал руками что-то мягкое, пушистое. Ушастая лисичка-фенек даже не пыталась укусить, только жалобно тявкала и скулила, совсем как грудной ребенок.
Она взяла из рук кусок колбасы и потом, как кошка, доверчиво потерлась о его штанину. Всю ночь лисенок проспал у его ног, свернувшись клубком. Ночи на плоскогорье были холодные, и под утро Засечный сунул лисичку за пазуху. Там она просидела до самого отлета.
Перед запуском бренчащих двигателей Засечный заглянул ей в глаза - острая мордочка в обрамлении светло-рыжих шерстинок доверчиво смотрела на него. Засечному стало не по себе. Лисенок показался в чем-то похожим на его Зинку.
У Зинки был устроен в сарае алтарь в честь деревенских богов, на который она раз в неделю приносила кроликов и кур. Возжигала она там еще какие-то травы и ароматные свечки. Неужели эта ведьма устроила в Сахаре прощание с ним? Он раскрыл последнюю банку сгущенного молока и поставил перед фенеком. Лисичка жадно вылакала белую сладость и снова пытливо глянула на Засечного.
- Нет, Зинка, - сказал вслух Засечный, - не поможет тебе твое колдовство. Не вернусь я к тебе. Оставайся сама в своей разлюбезной Африке!
Лисенок, будто поняв смысл произнесенных Засечным слов, бросил на него косой прощальный взгляд и припустил по прибитому ветром песку так быстро, что через миг пропал из виду, успев только махнуть хвостом на восток.
- Куда мне на восток? Под американские ракеты в Турции разве что…
Последнюю треть пути Засечный вел машину на высоте в пятьдесят метров. Пилоты-любители знают, что это за удовольствие, когда самолет реагирует на любую складку местности и трясется, как телега по булыжной мостовой…
Над Грецией вслед за ним поднялись два истребителя. Его долго увещевали по радио, которого у Засечного на борту и в помине не было.
Потом один из пилотов вывел свою машину на параллельный курс, чтобы подать нарушителю воздушного пространства сигнал посадки - большой палец книзу. Под самолетом Засечного расстилалась морская гладь, о посадке на воду с его летной квалификацией мог помышлять только умалишенный. Засечный чуть надавил на штурвал, и плоскости крыльев начали срывать пену с барашков высоких волн. Преследовавший его "Фантом" явно не рассчитал силы и с ходу зарылся в пенные буруны.
Этот самолет из состава миротворческих сил по поддержанию гражданского порядка в бывшей Югославии Гаагский трибунал со временем занесет в актив Засечному, хотя он на тот момент лишь приблизительно разбирался в событиях на Балканах и решительно ничего не имел против американского парня, которому так хотелось навести свой порядок в этой части мира.
После того как американский истребитель исчез под волнами, в эфире поднялась целая буря, благо что Засечный не мог слышать даже самых ее отдаленных отголосков из-за неисправной радиостанции.
За ним вдогонку неслись уже несколько самолетов. С каких-то кораблей его обстреляли ракетами, но они сбились с курса по слишком низко летящей цели и самоликвидировались. Опасней всего были зенитные пулеметы, которые одной очередью могли превратить старый "Дуглас", под самую завязку набитый бочками с горючим, в пылающий факел. Но при высоком волнении на море зенитки его ни разу не зацепили.
На закате тень от самолета неслась по морю далеко впереди, словно лидировала в этой бешеной гонке. Руки немели на штурвале. Самолет уводило прямо на высокие белые скалы. Засечный принял штурвал на себя, отжал левую педаль и подал вперед ручку газа.
Машину чуть не завалило воздушными потоками у самых скал в левый штопор, но Засечному удалось выровнять самолет, хотя от сильного броска лопнули джутовые крепления, связывавшие поставленные на дно бочки, и теперь они катались по салону, как кегли по кегельбану.
Под крылом промелькнули желтые поля, тянувшиеся почти до горизонта. Засечный решил больше не искушать судьбу - в темноте все равно не отыскать извилистой линии Дуная, чтобы по фарватеру выйти к границам бывшего Союза. Он грузно опустил машину на кукурузное поле, погубив на нем половину урожая.
После долгих лет, проведенных на чужбине, Засечный не сразу понял, что он не дома, не на Украине или еще где-нибудь на территории Советского Союза. Его спрашивали, он отвечал, затем спрашивал он, ему тоже отвечали.
И только после того, как крестьяне привели его в деревню, Засечный по качеству каменных домов и по порядку на улицах понял, что он все-таки за границей, в югославской Черногории. Потом ему так и не удалось никого убедить, что самолет с топливом прилетел не из России с братской помощью.
В бывшей Югославии он чувствовал себя почти как дома, но в Москве и даже родной деревне Засеке, что на Брянщине, он был никому не нужен…
Когда он по совету отца Мирослава сошел с поезда в Брянске, то первым делом уговорил левака на иномарке подкинуть его за доллары в Клинцовский район.
- Там радиация, шеф, - заявил водила. - Меньше чем за сотнягу не повезу.
- Ты же сам в ту сторону едешь!
- Так до Клинцов только, а в твою Засеку пусть тебя брянский волк верхом подкинет.
Лежа на голом тюфяке в разграбленной дочиста хате, он представил себе Зинку, хлопочущую у русской печи. Вот это ей было бы по нраву. Русская грязь на улицах ничем не отличается от африканской. Но радиационная деревня была вычеркнута из списков населенных пунктов, люди переселены, и никогда Зинке не хлопотать с ухватом у русской печи.
ГЛАВА 16
В разгромленном детском садике размерзлись все батареи. Вода в охранном агентстве "Секретная служба" отсутствовала. Нестерпимо пахло кошачьей мочой. Выбитые стекла лишь кое-где были заставлены фанерками. В ржавом сейфе хранилась какая-то мелочная документация по розничной торговле и мелкому опту. Было заметно сразу - детский сад после приватизации сменил не одного хозяина. Скиф с Лопой заглянули во все закутки загубленного здания - ничего подозрительного, только льдинки хрустели под ботинками да с визгом разбегались из-под ног голодные одичавшие кошки. В бывшем кабинете заведующей стыли от холода на цементном полу оба связанных уголовника. Переносной обогреватель со скрежетом гнал в их сторону теплый воздух. Липовые милиционеры переоделись и выглядели теперь обыкновенными гражданами, которых не отличишь в толпе.
- Братья, что ли? - присмотрелся к ним Засечный.
- Братья Климовы, - кивнул старший. - Я Дмитрий Дмитриевич, для друзей - Дим Дымыч. Курю много… А это мой младший, Вадим, для друзей просто - Димыч. Я обыкновенный армейский подполковник, а он у нас шишка - майор генштабовский.
- Подрабатываете тут, значит? - с брезгливостью оглядел комнату Скиф.
- Меня знатно подработали, - хмыкнул Засечный, приглаживая рыжий хохолок на макушке. - В темном подъезде из баллончика нервно-паралитическим газом под самый нос хорьки пшикнули.
- Бес попутал, мужики, - взмолился старший. - Нищета заела, мать ее… На основной службе отгулы вымаливаем, а все больше по вечерам и выходным эту конуру караулим.
- На нас тебе обижаться не за что, - добавил младший.
- На вас - нет, а вот на этих… - Засечный закатил увесистую оплеуху одному на полу.
На столе задребезжал разбитый телефон. Старший послушал трубку и мрачно сообщил:
- Хозяин звонил - едет сюда.
- Много он вам платит? - поинтересовался Скиф.
- Первый месяц служим, денег еще не видели. Для семьи иногда продукты перепадают… Я тещу похоронил, в долги влез. А он, гад… Мол, уберете убийц-отморозков - и доброе дело сделаете, и пять штук "зеленых" в карман с братом положите, с долгами расплатитесь.
- Жох ваш хозяин, - зло хохотнул Засечный. - Кровью вас замарать хочет, чтоб на крючке всегда держать… Имею желание в харю заглянуть его и понять, откуда такие берутся.
- Бог милостив, - пробормотал подавленно Дымыч. - Уберег…
- Была задумка у жоха нашего, - вставил младший Димыч, - тепленьких "новых русских" из кабаков по домам развозить. Ну, из казино, ресторанов, с малин ихних. Лицензия на частный извоз у него имеется.
- Это мысль! - У Лопы сверкнули глаза.
- Разгонишься по Москве на битых тачках, - безнадежно махнул рукой Дымыч. - Хозяин такого металлолома накупил, что бомж с пьяных глаз в них не сядет.
- Но мысль недурственная, - протянул Скиф.
- Ты что, торчать в блатной столице вознамерился? - взвился Засечный. - Тут же рай уголовный.
- А как еще прикажешь деньги зарабатывать? На что жить?
- А я так еще бы свой молодняк обкатал на такой халтуре, - загорелся казак. - Чтоб знали, как с элитой из подвала обращаться.
- Нет, не выгорит, - отмахнулся Димыч. - Нужен лимузин классом "Вольво" и не старше трех лет - иначе и думать нечего.
- Проблема в принципе решаема, - подумав, сказал Скиф. - А для надежности лучше эскорт: один за рулем шикарной иномарки, двое - сзади на моем "жигуле".
- Без документов? - сказал Засечный. - Много мы поездим, до первого гаишника. Нечего нам в Москве делать.
- А вы на кого работаете? - осторожно спросил младший Димыч.
Братья, заметно было, давно мучились этим вопросом, переглядывались да посматривали в окно. За каждым их жестом зорко следил Засечный. Казак Лопа тоже сидел как на иголках, только Скиф казался спокойным, словно в укрепленном обжитом блиндаже.
- Мы на Россию, а вы - не знаем пока… - ответил он. - Хотя для коммерческого предприятия нам не обязательно иметь одинаковые политические взгляды. Как говорят "новые" хозяева жизни - бизнес не знает морали… А вон и ваш работодатель собственной персоной. Сейчас заключим с ним деловой контракт.
Во двор садика вкатила белая "Волга" с помятым крылом.
- Старый знакомец! - обрадовался Лопа. - Это он вчера у нас на хвосте висел, Скиф. Позвоню-ка я своим станичникам.
- Сами справимся, - остановил его Засечный, но Лопа лишь ухмыльнулся. Братья Климовы настороженно ожидали развязки. Младший из окна помахал рукой водителю и мешковатому толстяку, вышедшим из видавшей виды машины.
- Так тэж Нидковский! - выдохнул изумленный Лопа.
Не успели они войти, как Лопа поясным ремнем лихо скрутил водителя и передал его Засечному. Тот слегка отвел душу на бандюге в лыжной шапочке с мордой ищейки, перед тем как уложить его на пол рядом с двумя дружками.
- Слизняка не трогайте, а то еще обдрищется со страху, - сказал Лопа. - Он хоть и вонючий, но не такой уж опасный… Заходи, ваше сиятельство, заходи, предводитель дворовых кабыздохов, - расшаркался он перед задержавшимся в двери Нидковским.
Нидковский от порога оглядел всю компанию, и у него затряслись мелкой дрожью щеки, а язык прилип к небу.
- Прин-н-ношу мои извинения господам офицерам… Пшепрашам, господа, - бухнулся он на колени. - Подневольно, под угрозой лютой расправы, поддался на уговоры.
- Кто? - рявкнул на него Скиф. - Кто заказал нас, спрашиваю?
- То-то-тоша Походин… По навету господина Мучника, Серафима Ерофеича…
- За сколько?
- Пшепрашам, господа, совершенно бесплатно, на правах деловой услуги…
- Брешет, сука! - червяком завертелся на полу бандит в лыжной шапочке. - Десять тысяч баксов заломил за Скифа с командой, кореша свидетели. Откройте им хайло - скажут.
Нидковский затрясся всем телом.
- Лопа, посади графа на табуретку, - пожалел его Скиф.