* * *
Ни поцелуя, ни слова путного, ничего не объяснили. Втолкнули вот так, как куклу бесчувственную, абы с рук сбыть…
Горькая обида подкатила к горлу. Аня скомкала платочек и закрыла рот, чтобы не разреветься.
Соседка по купе, видная дама лет пятидесяти, участливо принесла ей чаю.
- Спасибо, - сказала Аня, не разжимая губ.
- Я доктор, - степенно представилась попутчица. - Поверьте мне, нет более бесполезного и губительного занятия, чем пережигать в себе пепел отлютовавшей беды. Поделитесь своим горем. Если не со мной, то с зеркалом. Поругайте обидчика, пожалейте себя. Выревитесь, как девчонка. Положитесь на мой опыт - полегчает.
Аня вытерла слезы и недоверчиво глянула на соседку.
- Ей-богу, он не стоит ваших слез.
- Стоит, - упрямо, как шестнадцатилетняя девчонка, пробубнила Аня. - Только не учите меня, я сама врач.
- Тогда поздравляю! Вы непременно будете вместе, вы сделаете его и себя счастливыми. У вас прочная установка на счастье.
Аня тяжело вздохнула и отвернулась к окну. "Зыбко земное счастье…" - подумала она и вспомнила Лешу Белова.
А ведь это она не Лешу, а Скифа в нем полюбила. Это Скиф в лихой десантной форме заезжал к ним домой с подарками и письмами от отца. Тогда ей и десяти еще не было. Это Скиф глядел на нее со всех фотографий на стенах рядом с отцом. А Леша Белов был просто чем-то похож на него и всегда открыто ему подражал…
После Афганистана Леша сильно изменился. Почернел лицом, похудел. Частенько повторял ей: "Хорошо, что у нас нет детей"… И чего тут хорошего? Но ему другое виделось… То же самое повторил он ей перед вылетом в Чечню. Наверное, то же самое сказал сам себе, когда его роту оставили на смерть в Грозном.
Ане говорили, Леша мог вырваться из окружения, но он усадил на свое место в бронетранспортере раненых…
Она снова поплакала немножко, потом успокоилась и вытащила на свет фото Ники, которую уже сейчас полюбила за брови Скифа…
"Там Ника, - только и сказали ей вместо прощания. - Береги сироту…"
На обратной стороне фотокарточки была короткая надпись на немецком языке, выписанная круглым ученическим почерком. Аня поняла только одно слово "мама".
Она вспомнила, как люто возненавидела Ольгу в тот самый последний ее приход. Теперь же корила себя за черствость.
- Вот и чудненько, - снова отозвалась соседка по купе. - Стоит только дать волю эмоциям, как вы тут же забываете про горе. Давайте-ка лучше перекусим. На пустой желудок с любовной напастью не справиться.
* * *
Отправив Анну, Скиф, Засечный и Лопа тут же нашли лихача и покатили в крепость Ворона.
- Дурак ты, Скиф, - задумчиво сказал Засечный. - Я бы на твоем месте плюнул на все, схватил своих под мышку и укатил за два моря, куда рука московских живоглотов не дотянется.
- Что ж ты от своих из Африки в Россию дернул?
- Черт меня с этим самолетом попутал, - с досадой признался Засечный. - На Нику твою посмотрел, дочь свою Саньку сразу вспомнил.
- Вы шо, с дурня сговорились? - встрял Лопа. - Нашли время болтать о бабьих юбках на веревке. Вон Воронова хата! Там вам сейчас зададут перцу за деда.
Но сам он первым делом спросил у парней-охранников про Баксика. Когда тот пришел, велел ему готовиться к отъезду.
- Тебя в Ростове встретят, я позвоню.
- А дед мой что скажет? - протянул от удивления мальчишка.
- Дед твой не против. Он мне сам присоветовал тебя на юг отвезти, на фрукты, и настоящего казака сделать.
Пока Лопа разбирался с парнишкой, на виллу покойного Ворона слетелись все его "воронята" с многочисленной вооруженной охраной. Тут же вызвали душеприказчика и заставили прочитать завещание. Лощеный и благообразный, он тем не менее был на равной ноге с воротилами подпольного бизнеса и в любой момент мог осадить каждого.
- Ты нам фуфло не гони, скажи - на кого Ворон масть навесил? - спросил старый вор в законе Кача.
- Данный вопрос выходит за пределы моей компетенции. Меня лично касается лишь то, что входит в круг моей адвокатской практики, - без всякого заискивания ответил юрист.
Из всей команды только Скифу разрешили присутствовать на этой процедуре. Громадный дом действительно оставался за Баксиком, остальное Скифа не интересовало.
Гориллообразный "зам" Ворона после толковища отвел команду Скифа в подвал, идеально схожий со старорежимной тюрьмой. Очевидно, так у старика выражалась ностальгия по прожитым годам.
Сима оказался жив-здоров и нисколько не похудел за неделю, проведенную в подвале напротив своего дома. На цепи он не сидел, а находился все это время в пристойной камере с парашей и нарами. Даже номер на дверях камеры был - 197.
- Где эта сука Ворон? - чуть не бросился он на Скифа с ватными кулачищами. - Я тут в дерьме на нарах, а они…
- Скажи спасибо, что ты не там, где твой Тото и твои вертухаи, - осадил его Скиф.
- За что спасибо?
- Потом узнаешь.
- Смотри, Скиф. Ты еще придешь ко мне в телохранители наниматься, сапог кирзовый.
- Я покойников не охраняю, - презрительно ответил Скиф, отпуская Мучника на волю.
Наверху под мутными взглядами бизнесменов с лагерным загаром Сима вел себя до самых ворот весьма прилично, даже скованно, и лишь за воротами выдал такой трехэтажный мат, который теперь и по тюрьмам не услышишь. Перевелись старые мастера…
Дома Мучник усадил в машину водителя, двух охранников и, не переодеваясь, направился в офис, чтобы скорее привести в порядок бумаги и сдать их по описи новому хозяину фирмы "СКИФЪ" - отморозку Скифу, который за пару месяцев все, конечно, развалит, влезет в долги и позовет на помощь его, гения коммерции. Вот тогда-то он и выставит ему свои условия…
Довольный тем, что так все устроилось, Сима катил в черной "Ауди" по Можайскому шоссе.
"Тото Походин, Хряк, Бабахла, хохлы и даже старый Ворон на том свете, а значит, свидетелей нет, - рассуждал он. - Нет свидетелей - и дела нет. Деньги, конечно, жалко, со Скифа их не получишь. Но деньги - дело наживное, - мудро решил Сима. - Прокрутим еще одну дырочку в нефтяной трубе для компенсации финансовых потерь, и аля-улю…"
Но едва он переступил порог офиса, как услышал жесткую команду:
- Стоять! Руки за голову! Лицом к стене!
* * *
Поминки по сербскому войнику Алексееву и священнослужителю Мирославу собрали в архиерейских покоях. Явилась вся местная элита. Прибыли газетчики и областные телерепортеры. Пришли даже несколько человек из уголовной братвы во главе с Пашей Колодой, вырядившиеся по этому случаю в яркие двубортные пиджаки с блестящими пуговицами. Плечистые молодые хлопцы в золотых цепях и перстнях робко сбились в кучку и, стоя в конце длинного коридора, переминались с ноги на ногу, ловя на себе испуганные взгляды присутствующих. Но, как говорят, смерть есть смерть, и не дело на поминальной тризне выяснять отношения.
Не успели еще по православному обряду выпить по первой и съесть по поминальному блину, как вошел в покои взволнованный служка и сообщил архиерею на ухо, что найдено тело кем-то застреленного Ленчика, зама главы администрации.
- Выходил из дома любовницы Ксеньки Бизюки, и… и пуля попала ему точно в лоб. Видно, по заказу снайпер-профессионал орудовал, - произнес он все это драматическим шепотом, но так, что услышали все присутствующие за столом.
Владыко поднял руку, чтобы перекреститься, но передумал и опустил ее, а старый участковый Иван Васильевич, услышав новость, молча опрокинул в рот рюмку водки.
- Васильч, в натуре, - протянул ему поминальный блин Паша Колода. - Блины хавают горячими…
- Истинно так, - согласился участковый и, подняв глаза, встретился с опечаленным, мудрым взглядом архиерея.
"Выстрелы в подъездах, взрывы в поездах, машинах, метро, бандитские разборки на улицах… Каждый день сотни убитых и искалеченных… А чеченская бойня сколько унесла? И каждый день без отдыха перевозчик Харон перевозит через Лету все новые загубленные души. В стране, напичканной ядерным оружием, война между ее гражданами принимает причудливые, странные формы… Каждый воюет против всех, и все против каждого. Ибо в одночасье всех стравили между собой дорвавшиеся до собственности циничные внуки комиссаров, тех самых: "в пыльных шлемах", с той "далекой гражданской". Куда же летишь ты, потерявшая веру в Господа Бога и в свое великое предназначение, Русь-матушка?.. Куда сломя голову гонят тебя Чичиковы конца двадцатого столетия от Рождества Христова?.." - горько подумал владыко и, подняв рюмку, речитативом провозгласил:
- Вечная память священнослужителю Мирославу и воину Олександру, безвинно убиенным рабам Божьим…
* * *
Все последующие дни честная компания разъезжала по Москве. Лопа недоумевал, почему за ними нет привычной уже слежки и вообще почему они еще на свободе. Казаки отправляли на Дон самолетом партию какого-то груза, и Лопа решил с ними отправить осиротевшего Баксика, но сам пока намеревался задержаться в Москве с десятком самых забубенных станичников.
- Нас, что ли, с Засечным пасти? - недовольно спросил Скиф.
- Вас не вас… - уклонился от ответа Лопа. - А ты телевизор-то давно смотрел?
По всем каналам с утра до ночи показывали, оказывается, старые журналистские материалы Ольги, интервью с ее матерью и Мучником. Представители правоохранительных органов с экрана на всю страну торжественно клялись, что через несколько дней будут переданы в руки правосудия похитители девочки и убийцы двух священнослужителей из Почайска, имена которых уже известны.
- Понял, Скиф, сколько тебе дней оставили на размышления? Столько же, сколько ты Симе, - давил Лопа. - Петля затягивается.
- Когда снова будет оказия на Дон? - неожиданно спросил Скиф.
- Послезавтра, а что?
- Посмотрим, чем эта катавасия с Симой закончится, и махнем на наш Дон Иванович.
- Не успеешь, - покачал головой казак. - Через день-два будет разыгран показательный спектакль - расстрел международного преступника Скифа в какой-нибудь подворотне, как оказавшего сопротивление властям при аресте. Семен, ты хочешь лежать в подворотне рядом с ним? - повернулся Лопа к Засечному.
Семен в ответ только, как кот, поводил головой из стороны в сторону и злобно заурчал.
У Лопы было в Сальске двое мальчишек и хозяйство. В конце концов Засечному удалось уломать его лететь домой. Проводив Лопу, он, подавляя вздох, сказал:
- Вот и еще одно полезное дело сделали…
- Ты, как юный пионер, наверное, все полезные дела в тетрадке отмечаешь? - пошутил Скиф. - Какое такое полезное дело мы сделали?
- Вернули мужика семье, - ответил Семен и покосился на спутниковый телефон - память о деде Вороне. - Позвоним, что ли, Чугуеву, послушаем базар?
Чугуев в трубку телефона с ходу стал рвать и метать громы из-за того, что Скиф с друзьями пьет по-черному у Ворона, а они сбились с ног, разыскивая его дочь.
- Какие успехи, дорогой товарищ? - слегка заплетающимся языком спросил Скиф.
- Круг замкнулся! - орал Чугуев. - След похитителей отыскался на Украине. Скоро их возьмем, и они не уйдут от возмездия.
- Где ты их собираешься брать?
- След привел в одну из воинских частей под Одессой…
- Мастера вы лепить горбатого, - пьяно засмеялся Скиф.
- Зря ты так, Скиф, - обиделся Чугуев. - Между прочим, нами уже взят Серафим Мучник и допрошен… в качестве свидетеля.
ГЛАВА 44
- Что тебе, майор? - не поднимаясь из-за стола, спросил Инквизитор появившегося в двери кабинета Кулемзу.
- Разрешите доложить текучку, товарищ генерал.
- Давай, но самое главное.
- Раскрутка дела тверского вице-губернатора по факту взяток дала положительные результаты…
- Оставь материалы, посмотрю, - перебил Инквизитор майора. - Что нового по делу журналистки Коробовой?
- Пока рано говорить что-либо…
- Рано - не говори. Что с похищением дочери?
Кулемза протянул пачку фотографий. На них были запечатлены в заброшенной ракетной шахте съеденные кислотой трупы двух людей и собаки, три трупа посреди зала пульта управления, мертвая обнаженная женщина и мертвый Тото Походин.
- Это - сын Фармазона, - показал Кулемза.
- Похож… А девочка?
- Исчезла бесследно. Ищут…
- Откуда фотографии?
- Негласно… От украинских коллег. Они сообщают, что раньше в шахте, вероятно, побывала какая-то вооруженная группа. Прилетели на вертолете. Наверное, люди Питона. Они и забрали девочку, товарищ генерал.
- Возможно, - неопределенно откликнулся Инквизитор.
- И что совсем непонятно: из головы Походина-младшего торчала заточка старого лагерного исполнения…
- Что еще сообщают украинские коллеги… негласно?
- Ничего особенного… Разве что их "наружка" засекла в Борисполе Кастрата. Садился на самолет до Москвы…
- Мучника допросили?
- Так точно, товарищ генерал. В ответах путается, несмотря на две свои судимости. Даже отрицает, что, - Кулемза показал на фотографию, - вот эти два - Хряк и Бабахла - его телохранители. Ну а подкупленные им журналисты, как водится, стеной на его защиту. Мол, произвол в духе тридцать седьмого года… Дали послушать Мучнику его "беседу" с сыном Фармазона в его же домашней сауне… Думали, задрожит, как студень, а он внаглую все отрицает. Фальсификация, мол, требую независимой экспертизы и свидетелей. А где я ему возьму свидетелей?..
- Свидетелей не возьмешь, - усмехнулся Инквизитор. - Так как поступим с ним, Кулемза?
- Оснований для его задержания у нас выше крыши… Покрутим, повертим, что-нибудь да выкрутим…
- Значит, говоришь, Кастрат в Москве? - переспросил вдруг Дьяков.
- Надо думать…
Инквизитор отошел к окну и, не поворачиваясь, тихо сказал:
- Отпусти Мучника, Кулемза.
У того даже рот от удивления открылся.
- Дайте хотя бы добро "хвост" к нему приладить!.. - воскликнул он.
- Отпусти его с богом, майор. Конклюдентность, брат Кулемза, конклюдентность… И ничего другого нам с тобой пока не остается, - почему-то вздохнул Инквизитор и показал рукой на дверь.
Кулемза знал, что непродуманных слов его шеф никогда вслух не произносит. Конклюдентность - это что-то вроде молчаливого согласия, вспомнил майор, но при чем оно здесь, пока не понимал. Ему и в голову не пришло, что Инквизитор гораздо больше, чем он, осведомлен о бойне под Белокоровичами. Дьяков, например, знал, что девочки в летавшем на ракетную шахту вертолете при возвращении его на базу не было. А два дня назад на Стрыйском кладбище Львова ночью были тайно захоронены три человека, доставленные в город тем вертолетом… Один из них - который год находящийся во всероссийском розыске террорист-подрывник Иван Гураев - зарезан страшным ударом ножа снизу, через бронежилет. Такой удар когда-то ставили в некоторых подразделениях ВДВ разведчикам-индивидуалам. Список этих лиц уже лежал в столе Инквизитора.
Фамилия одного была, как и у похищенной девочки, родной внучки его смертного врага Виктора Коробова. Раскрыть ее Инквизитор не считал для себя возможным. "В конце концов, - размышлял он, - этот человек реализовал Богом данное право на защиту своего дитя. Он и его друзья вступили в открытый бой с Империей и одержали пусть небольшую пока, но - победу. Она будет мстить им, а ты, Егор, по нынешним временам даже прикрыть их не можешь", - вздохнул он.
Оперативные данные позволяли Дьякову сделать вывод, что Империя в последнее время резко активизировала свою деятельность. Через подставные фирмы и корпорации она успешно прибирает к рукам средства массовой информации и наиболее жизнеспособные отрасли больной экономики страны. Хищническая приватизация собственности и порожденная ею преступность, просчеты и эгоизм новых "хозяев жизни" объективно работают на Империю. Они создают ей условия захвата власти.
"Что принесут "Коробов и компания" России? - не раз задавал себе вопрос Инквизитор, анализируя оперативные материалы. - Цинизм по отношению к морали и к самой человеческой жизни. Их преступные методы борьбы за власть позволяют увидеть контуры их будущего режима. И не исключено, что режимы Гитлера и Сталина покажутся лишь цветочками перед тем, что готовят они ошельмованному и временно потерявшему веру в свои созидательные силы народу".
- Конклюдентность, - повторил загадочное слово Инквизитор и задумчиво произнес вслух, барабаня пальцами по стеклу: - "В потомстве перевоплотясь в своем, мы времени пощечину даем…"
Инквизитор с юных лет обожал поэзию Серебряного века. Особенно Бальмонта, Гумилева и Хлебникова.