И правда, сумка была пуста.
Никаких документов, никаких денег, даже косметички в ней не было.
На всякий случай я перевернула сумку над тумбочкой и как следует потрясла ее.
На тумбочку выпала какая-то сложенная вчетверо бумажка. Развернув ее, увидела квитанцию из химчистки. Это была большая удача: на квитанции аккуратным ученическим почерком приемщицы было написано, что дубленка турецкого производства принята в чистку у Сережкиной О.Л., проживающей по адресу: проспект Римского-Корсакова, дом четырнадцать, квартира двадцать шесть. Проспект Римского-Корсакова совсем недалеко, можно пойти и попробовать забрать у Сережкиной О.Л. свою сумку. Правда, ее собственную торбочку я ей верну не в лучшем состоянии и без содержимого, но в этом, в конце концов, моей вины нет...
Когда я трясла сумку, мне показалось, что в ней что-то брякало. Кроме квитанции, из нее ничего не выпало, но я решила прощупать как следует, не завалилось ли что-нибудь за подкладку. У меня, во всяком случае, десятки раз проваливались туда разные нужные мелочи.
Действительно, я нащупала под подкладкой что-то твердое, нашла дырку и без труда извлекла сначала жетон для метро, а потом - небольшой плоский ключ. Ну вот, хорошо хоть ключ верну этой самой О.Л. Сережкиной... Интересно, как ее зовут - скорее всего, Ольга.
В любом случае я не собиралась долго здесь находиться: морг - не самое приятное местечко для привлекательной молодой девушки, уж лучше прогуляться до жилища Сережкиной. Санитар Семеныч куда-то пропал, так что можно было уйти по-английски, не прощаясь. Вылезать через окно совершенно не хотелось, я еще не слишком хорошо себя чувствовала и боялась подвернуть ногу, поэтому толкнула дверь и оказалась в большом холодном помещении, заставленном металлическими столами.
Почти на каждом столе лежало что-то, закрытое простыней. Я предпочитала не думать, что это такое - хотя я девушка современная и не робкая, но к покойникам отношусь... как бы это сказать... без симпатии, поэтому торопилась скорее пройти через этот зал и выйти на свежий воздух. Кстати, насчет воздуха. Здесь, в этом ужасном месте, пахло препротивно: к какому-то острому химическому запаху примешивался еще более неприятный сладковатый запах, от которого меня тут же замутило. Я подумала, что так, наверное, пахнет смерть, и еще прибавила шагу.
И вдруг, когда до выхода из покойницкой оставалось всего несколько шагов, рядом со мной раздался негромкий хриплый голос:
- Стой!
Мне бы броситься к двери, выскочить скорее из морга и оставить все эти ужасы позади, но от этого окрика мои ноги приросли к полу, и я застыла на месте, как громом пораженная.
И тут произошла еще более страшная вещь. На ближайшем ко мне металлическом столе что-то зашевелилось, приподнялся край простыни, из-под нее высунулась человеческая рука и схватила меня за плечо. Я чуть было не упала в обморок от страха. От этого удержало меня лишь то, что я представила, как буду лежать на холодном кафельном полу морга среди всех этих оживающих мертвецов... бр! Лучше уж оставаться на ногах!
Я скосила глаза и увидела, что беспокойный мертвец сбросил простыню и приподнялся, У него было синюшное, опухшее лицо хронического алкоголика и крупный нос в красных прожилках. На вид покойнику было лет шестьдесят, причем наверняка пятьдесят из них он пил не просыхая.
Покойник остановил на мне взгляд маленьких красных глазок и мучительно застонал. От этого стона кровь у меня в жилах заледенела. Я часто читала эту фразу в книгах о привидениях и прочей средневековой мистике, но только сейчас поняла, что это такое - когда кровь леденеет в жилах... Надо сказать, ощущение ужасное!
Во всех фильмах ужасов поднимающиеся из гроба мертвецы страшно стонут, но по сравнению с тем, что я услышала сейчас, все эти киношные стоны - просто веселое детское пение на лужайке! В этом стоне была такая непереносимая мука, что мне, честное слово, стало жалко этого покойника, при том, что я, само собой, не чувствовала к нему никакой симпатии.
Я попыталась вырваться из его руки, но он сжимал меня с нечеловеческой силой. Рука его, как и положено руке мертвеца, была ледяной.
- Помираю! - простонал мертвец.
Надо сказать, что трудно представить более глупое заявление в устах покойника. Я хотела ему возразить, что он уже и так умер и умереть второй раз у него вряд ли получится, но язык у меня от страха примерз к гортани, или присох... в общем, я не смогла издать ни звука.
- Помираю! Помоги, дочка!
Интересно, чем я могу ему помочь? Побрызгать на него святой водой? Отслужить по нему панихиду?
Словно поняв, что мне необходимо какое-то уточнение, оживший мертвец едва слышно простонал:
- Пива! Пивка бы бутылочку!
Эта просьба повергла меня в еще большее удивление. Ни в одном рассказе о привидениях, оборотнях и живых трупах мне не приходилось слышать, чтобы они пили пиво. Человеческую кровь - это пожалуйста, но оживший мертвец с банкой "Невского классического", "Туборга" или "Балтики номер пять" - согласитесь, это удивит кого угодно!
И вот, когда я одновременно тряслась от страха и удивлялась, входная дверь морга открылась, и на пороге появился Семеныч.
Увидев ожившего покойника, санитар нисколько не испугался и даже не удивился, как будто ему приходилось наблюдать такое зрелище ежедневно, и укоризненно проговорил:
- Кузя, ну чего ж ты, блин горелый, делаешь? Ты же девушку напугал, а она и так едва живая! Ты зачем ее схватил?
- Помираю! - снова начал "покойник" прежнюю песню. - Помираю! Пивка бы!
- Понятное дело - помираешь! - согласился покладистый санитар. - А нечего было настойку овса растворителем запивать! Выпил бы настоечки - и хорош, самое милое дело, так ты еще этим растворителем усугубил...
- Так не хватило же... - простонал Кузя. - Душа требовала...
- То-то, требовала! - Семеныч укоризненно покачал головой. - А теперь вот маешься! Да еще и девушку напугал!
Кузя наконец отпустил мою руку, и я отскочила подальше от него, все еще трясясь от страха.
- Так он... не покойник? - наконец смогла я задать Семенычу мучивший меня вопрос.
- Кузя-то? Нет, пока что не покойник, хотя я его уж раза четыре с того света вытаскивал! Потому как пьет что ни попадя... а что на столе тут кемарил, так то понятно: устал человек и вздремнул где пришлось. А тут даже культурно: места свободного сколько хочешь, простыночкой накрыться можно...
- Тебе хорошо говорить! - плаксивым голосом проговорил Кузя, спустив ноги с металлического стола. - Тебе тут и родственники, которые понимающие, завсегда угощение принесут, и доктора иногда плеснут спиртика медицинского... буржуй, одно слово!
Я не стала дожидаться, чем закончится эта увлекательная беседа, и скорее выскочила на улицу.
От спертого, удушливого воздуха покойницкой и от перенесенного стресса мне снова стало хуже, но свежий воздух и движение помогли справиться с дурнотой.
Через четверть часа я уже шла по проспекту Римского-Корсакова.
Дом номер четырнадцать когда-то был красивый, шестиэтажный, с лепным фасадом и статуями, поддерживающими многочисленные балконы. Шестиэтажным он, конечно, остался, но вот от былой красоты остались одни воспоминания. Большая часть лепнины с фасада обвалилась, балконы тоже находились в угрожающем состоянии, у статуй недоставало где руки, а где и головы. Я отыскала нужный подъезд и поднялась на четвертый этаж, где находилась двадцать шестая квартира. Лифт, точнее, тесный гроб, подвешенный в решетчатой шахте, не работал, да я бы и побоялась им пользоваться.
На четвертом этаже находились всего две квартиры - нужная мне двадцать шестая и почему-то одиннадцатая. Такой странный порядок очень распространен в старом фонде, тут иногда вообще невозможно найти то, что ищешь, и я порадовалась, что так быстро нашла квартиру О. Л. Сережкиной.
Как выяснилось, радовалась я зря. На мои звонки никто не торопился выйти, хотя я отчетливо слышала, как трель разливается по квартире. Судя по всему, дома просто никого не было.
Следовало развернуться и уйти прочь, но я далеко не всегда делаю то, что следует. Точнее, почти всегда я сначала делаю, а потом думаю. Вот и сейчас, повинуясь неожиданному порыву, я достала из сумки Сережкиной завалившийся за подкладку плоский ключ и вставила его в замочную скважину. Инстинкт самосохранения кричал мне, что этого делать не следует, но я не послушалась. Хоть в результате тяжелейших усилий я и вспомнила все, что произошло со мной за минувшие сутки, видно, от удара в голове что-то сдвинулось, и я стала совершать неадекватные поступки. К тому же мне совершенно нечего было делать. Самое умное было бы подождать эту Сережкину, но на лестнице неудобно - соседи могут возмутиться. В морг мне идти не хотелось, а куда-то ехать - не было денег.
Ключ вошел в замок идеально. Как говорится - лиха беда начало... Но вчера ночью я лезла в знакомую квартиру. Сегодня же все обстояло совсем не так.
Тут во мне все же возобладало приличное теткино воспитание, я спохватилась, что чуть не вошла в чужую квартиру, собралась вытащить ключ и уйти...
Но этому не суждено было случиться.
Скрипнул замок соседней, одиннадцатой, квартиры, и дверь ее начала медленно открываться. Я представила, что меня сейчас застанут возле чужой двери с ключом в руке и явно посчитают квартирной воровкой. И как всегда, я поступила самым идиотским образом. Вместо того чтобы вытащить ключ и спокойно уйти, я повернула его в замке, открыла дверь и юркнула в квартиру.
Беззвучно затворив за собой дверь, я замерла, прислушиваясь к звукам, доносящимся с лестничной площадки.
- И хлеба не забудь, столового, - монотонно бубнила старуха, - который по шестнадцать копеек...
- Зюка, какие шестнадцать копеек! - раздраженно отозвался второй голос, такой же старый, но несколько более бодрый. - Вспомнила про копейки! Ты бы еще на "керенки" пересчитала!
Судя по всему, одна старуха собралась в магазин, а вторая ее провожала и в дверях квартиры давала последние инструкции.
- И еще яичек, которые по девяносто...
- Зюка, да иди ты... в комнату! Я все знаю, что нужно... надо же, по девяносто! Ты еще на царские деньги посчитай! Иди лучше чайник поставь да пригляди за ним, чтобы не выкипел...
- Знаешь! Как же! - недовольно проворчала невидимая Зюка. - А прошлый раз ходила и молоко не то взяла...
Этот разговор мог затянуться надолго. Чтобы не слушать старческую болтовню, я прошла в комнату.
Здесь было очень уютно и красиво. Диванчик, обитый светло-серым холстом, перед ним - низкий стеклянный столик, в углу еще один стол, с компьютером, рядом с ним - белый стеллаж с книгами. На стене небольшая картина - ромашки в глиняном кувшине. Все предметы обстановки очень подходили друг к другу. Я подумала, что никогда у меня не будет такой уютной квартиры... и сразу же мысли перескочили на то, что в данный момент у меня нет вообще никакого угла, мне просто совершенно некуда податься...
Я грустно вздохнула и опустилась на диван.
И тут же подскочила, потому что на столике передо мной зазвонил телефон.
Он звонил резко и тревожно, как будто хотел о чем-то предупредить, сообщить что-то важное...
И снова я поступила глупее некуда. Я схватила трубку и поднесла ее к уху.
Нет чтобы тихонько сидеть, не обращая внимания на звонки. Ведь меня они совершенно не касаются! Хозяйки нет дома, я с ней даже не знакома, и вообще никто не должен знать, что я нахожусь в этой квартире!
Короче, как последняя идиотка, я поднесла телефонную трубку к уху и пробормотала:
- Да!
- Оксана, ты дома? - удивленно и даже растерянно проговорил низкий мужской голос.
Он был очень усталый и испуганный и говорил очень быстро, как будто много должен успеть сказать, но при этом очень тихо, словно боялся, что его кто-то подслушает.
- Я звонил на твой мобильный, он не отвечает. Почему ты дома? Это очень опасно. Уходи оттуда немедленно!
Я попыталась вклиниться в речь незнакомца, объяснить, что я не Оксана, но он не давал мне вставить ни слова, торопливо продолжая:
- Постой, раз уж ты дома, привези мне медведя! Пожалуйста! Это очень важно... вопрос жизни и смерти! Я буду в саду "Олимпия", справа от входа, на самой дальней скамейке... скорее!
Я снова попыталась объясниться, но в трубке уже звучали сигналы отбоя.
Бред какой-то! Видите ли, ему срочно нужно привезти медведя! Какого еще медведя? Эта Оксана что - работает в цирке или зоопарке? Но, впрочем, меня это совершенно не касается!
Я встала с твердым намерением немедленно уйти из этой квартиры.
И тут же увидела медведя. Медведь был игрушечный, очень симпатичный. Он был одет в клетчатые штанишки и красную шапочку с помпоном. Он сидел на полке книжного стеллажа и смотрел прямо на меня с явной симпатией.
А рядом с ним стояла фотография в красивой деревянной рамочке.
Моя фотография.
Я захлопала глазами. Откуда здесь может взяться мое фото? Я в этом доме впервые, хозяйку не знаю...
В несколько шагов перейдя комнату, я взяла фотографию в руку и как следует рассмотрела ее. Стройная девушка в оливковом платье, уверенно улыбаясь, смотрела прямо в объектив. Конечно, это была не я. У меня никогда не было такого дорогого платья, и такой косметики, и такого самоуверенного вида. Но волосы очень похожи и глаза... Хотя на самом деле, пожалуй, я выгляжу получше этой девицы. Природа меня наделила неплохой внешностью. И все-таки девушка на снимке была здорово на меня похожа. Если издалека, да не очень всматриваться, то нас запросто можно перепутать.
Так вот, значит, как она выглядит - Оксана Сережкина, с которой я случайно поменялась сумками! Не Ольга, как я сначала подумала, а Оксана... интересно, даже сумки у нас оказались похожие, только ее, конечно, дорогой фирмы, из хорошей кожи...
Я одернула себя. Нечего думать про эту Оксану. Она не имеет ко мне никакого отношения. Нужно немедленно уйти из ее квартиры и постараться забыть, что я здесь была!
Да, но ведь у нее, наверное, моя сумка! Сумка - черт с ней, но там документы и немного денег...
Я села на диван и заставила себя успокоиться. Самое умное, что я могу сейчас сделать, - это позвонить тете Гале. Раз уж сижу у телефона. Я набрала номер нашей квартиры, но там никто не отвечал. На кухне у Оксаны висел календарь, и я знала, что сегодня суббота, стало быть, тетка не может быть на работе. Да она вообще сейчас в отпуске, лето ведь! И тут в голове сверкнуло, и я вспомнила, что тетка с мужем действительно в отпуске и сегодня утром должны были уехать в санаторий. Доктору дали путевку со скидкой, а тетке он купил за полную стоимость. И они уехали, у них уже и билеты были. И я осталась в полном одиночестве.
Что же теперь делать?
Может быть, поехать в "Олимпию" к этому странному мужику, отвезти ему медведя и спросить, как мне найти Оксану? Он знает номер ее мобильного...
Опять я действовала раньше, чем успевала подумать.
Вместо того чтобы уйти, забыть про Оксану, попытаться жить собственной жизнью и заняться своими проблемами, я схватила с полки игрушечного медведя и бросилась к выходу, прикидывая, как скорее добраться до сада "Олимпия". Может быть, большую роль здесь сыграло то, что как раз своей собственной жизни у меня не осталось. Одним махом я потеряла и жилье, и семью... впрочем, можно ли считать семьей моего восхитительного муженька и его мамашу, эту жабу?
При воспоминании о ней и о нашей последней, судьбоносной беседе меня передернуло. Я выскользнула из квартиры, убедилась, что на лестнице никого нет, и помчалась прочь.
Выбежав на улицу, я едва не налетела на сутулую старушку, катившую перед собой хозяйственную сумку на колесиках.
- Здравствуй, Оксаночка! - окликнула меня бабка. Я узнала голос: это была соседка Оксаны из одиннадцатой квартиры, это она препиралась на лестничной площадке со своей сестрой Зюкой, когда я не дыша стояла в прихожей!
Ответив что-то неразборчивое, я пролетела мимо старухи. Да, значит, мы с Оксаной действительно очень похожи!
Я подняла руку, и тут же рядом затормозили старенькие бежевые "Жигули".
- Куда едем, красавица? - проговорил, выглянув в окошко, тщедушный дядька средних лет.
- Дяденька, - завела я жалостным голосом, - мне надо к саду "Олимпия", очень срочно, только у меня денег нету! Вообще нету!
Водила окинул меня удивленным взглядом, задержавшись на медведе, громко вздохнул и распахнул дверцу:
- Ладно, садись, мне все равно в ту сторону!
Я устроилась рядом с ним на переднем сиденье.
Не знаю, что на него подействовало - то ли медведь, то ли моя привлекательная внешность, то ли этот дядечка - последний бойскаут и ему положено каждый день совершать хотя бы один благородный поступок, во всяком случае, он очень быстро и совершенно бесплатно довез меня до "Олимпии".
Сад "Олимпия" на Московском проспекте - крошечный зеленый оазис в этом пыльном и душном центральном районе. Сюда сползаются в хорошую погоду молодые мамы с колясками, пенсионеры, владельцы собак из окрестных домов. Собаки радостно носятся по дорожкам, дети в упоении копаются в грязном песке, пенсионеры, в зависимости от пола, сплетничают или играют в домино.
Я выскочила из "Жигулей" перед входом в сад, поблагодарила бескорыстного водителя, свернула в правую аллею и медленно пошла по ней, вглядываясь в людей на скамейках.
Только теперь я осознала всю нелепость своего поведения. Зачем я сюда приехала по просьбе совершенно незнакомого человека? Этот мужик - явно со странностями, если ему вдруг срочно понадобился игрушечный медведь и он называет это делом жизни и смерти...
Кстати, я осознала еще одну вещь. С этим самым медведем что-то было явно не так. Он, конечно, был очень симпатичный, но для своего размера казался чересчур тяжелым.
Я не успела додумать эту мысль, потому что дошла почти до конца аллеи. По крайней мере, я поравнялась с последней скамейкой и увидела сидящего на ней человека. Это был мужчина лет тридцати пяти, очень коротко стриженный, с густыми, сросшимися на переносице бровями. Он сидел, слегка откинувшись на спинку скамьи, полуприкрыв глаза, и никак не реагировал на мое появление. Больше того, он совершенно ни на что не реагировал. Я заметила, что на его щеку села муха, но мужик даже не шелохнулся, чтобы ее согнать.
- Эй! - окликнула я его. - Я пришла! Тебе нужен этот медведь?
Он не пошевелился. Он даже не открыл глаза.
Я не сомневалась, что это именно он, тот, кто двадцать минут назад звонил в Оксанину квартиру. Во всяком случае, никого, кроме него, на этой скамье не было. Что он, заснул, что ли?
И тут я заметила у него на шее, чуть выше ворота черной футболки, маленькое ровное отверстие.
Мне стало страшно. Я попятилась, почему-то спрятав игрушечного медведя за спину. Наверно, я решила, что медведю рано видеть такие вещи. Хотя я и сама такое видела только в кино, во всяких боевиках и детективах. Честно говоря, до сих пор я не верила, что такое бывает в нашей обыкновенной жизни...
Вокруг все было как обычно - дети, собаки, старики, и лишь эта скамейка была словно окружена стеклянной стеной, за которую не проникали звуки и краски окружающего мира.
Я еще попятилась. Проще, конечно, было бы броситься отсюда бегом, но для этого мне пришлось бы повернуться спиной к человеку на скамейке, к человеку с неживыми, полузакрытыми глазами и страшной дыркой на шее, а это просто невозможно.