- Народ они спокойный, непьющий. Негордый народ, не в пример нынешнему нашему. Работой никакой не гнушаются. Ребята ихние на рынках шмотки толкают, женщины больше дома хозяйствуют, а уж чем девки зарабатывают - известно… Беременеют часто, но от кого - не поймешь. Живут не по-христиански. Женятся аль нет - мне неизвестно, а только ребятишек малых хорошо досматривают. Всем табором. Не разбирают, где чей. Верховодит у них толь пои, толь шаман - не знаю. Не видала его ни разу. Чуть какой спор - они к нему бегут, он все разбирает, и как он приговорит, так все и поступают, и обид никогда промеж их нет. Видно, справедливый человек. Он и лечит их. Они вообще дружно живут, как мураши. Дурного слова друг другу не скажут. Порой завидки берут, как от своих наслушаешься за день… А еще они по ночам поют. Нечасто, но бывает. Негромко так, чудно. И фонарики жгут - вроде наших свечек. А чтоб в церковь там или в кино - это нет. И в школу детвора не ходит. Так что ничего дурного сказать про них не могу, а наговаривать не приучена.
- Да мне и не нужно дурного, Нина Петровна. Мне правда нужна.
- Эх, милок, мой сыскарь тоже мне про правду когда-то говорил… Такой же был, как ты, рыжий…
- Да я разве рыжий? - возмутился Авенир.
Но старуха не ответила, надулась угрюмо и ушла, прихрамывая, спать. Даже чай не допила.
IV
Пристраиваясь с биноклем у подоконника, Авенир ощущал легкое волнительное покалывание под ложечкой. Надо же, как все обернулось! Новое положение дел ему очень даже нравилось. Оно поднимало его над обыденностью. Больше всего на свете Авенир Можаев боялся стать "как все".
Не сразу глаза его привыкли к странным контурам и раскраскам ночных образов прибора, он крутил и тискал настройки, подгонял резкость под свои близорукие и, что греха таить, чуть косоватые очи. Наконец в серых и черных полутонах проступили очертания жилища загадочного народа. Видны были фасад, крыша и часть внутреннего двора.
Первое, что поразило его во дворе вьетов,- это необычайная, нерусская чистота. Отбросы со всего здания паковались в огромные пластиковые мешки - и никто, даже голопузая малышня, не бросала во дворе ни кусочка.
- У них на родине, где объедки - там мыши,- сказал себе Авенир.- А где мыши - там змеи. А змеи там у них страшные.
Поежившись, он продолжал наблюдать. По темному двору еще ходили вьетки - в пузырчатых хлопчатых штанах и длинных рубахах, стирали белье в длинных жестяных корытах странным способом - с песком и камнями. Во всех комнатах горел огонь, вьеты дружно ужинали за столами. Судя по всему, в каждой комнате жили три-четыре пары и размещались там, как сельди в бочке. Когда свет в окнах погас, Авенир поневоле стал свидетелем разных пикантных подробностей чужой жизни. Похихикивая и стараясь не увлекаться, он обратил внимание на то, что в окнах верхнего этажа свет не горел, да и в прибор ничего не удавалось увидеть - зашторено. Вскоре взошла луна. На крыльцо, позевывая, вышел одинокий вьет - держать караул.
Авенир заскучал и, чтобы не уснуть, принялся крутить в голове сегодняшние воспоминания - до жестов, до интонаций. С Беллой, ревнивой мамашей пропавшего Петруши, все было ясно, а прочие персонажи вызывали у него недоумение. Непохож был Юрий Карпович на отца, у которого похитили чадо. Все что-то прикидывал, взвешивал, будто сомнительную сделку вершил. Иконописный компаньон его выглядел предпочтительнее. Человечнее, что ли. А красавице Веронике зачем вмешиваться? Ей бы злорадствовать втихомолку… Экая змеиная семейка! Авенир очень доволен был своим поведением в их доме. Просто и благородно. Эпизод со Скорпи он ухитрился в воспоминаниях опустить.
Вдруг на плоской темной крыше вьетского пристанища появилась чья-то фигура. Неофит от сыска встрепенулся и, лязгнув зубами о подоконник, припал к окулярам. Часть крыши возле лаза выложена была циновками, и по ним к краю медленно шел низенький худой старик, чем-то напоминавший замученного тяжкой работой ослика, одетый все в те же вьетские штаны и длинную рубаху. Безбородое лицо его было исполнено наивного детского удовольствия. Закинув голову, он долго смотрел в чужое звездное небо, потом обернулся спиной к наблюдателю и сел, подогнув ножки, на циновку.
Того, кто шел за ним и теперь присел напротив, осликом никак нельзя было назвать. Скорее, он походил на каракала, хищника из породы кошачьих - некрупного, на коварного и кровожадного. Молодой вьет был гол по пояс, узкоплеч, костляв и весь будто связан и сплетен из сотен мышц и сухожилий, на манер циновки, по которой ступал. Он один из всех виденных сегодня Авениром вьетов стригся коротко, почти под машинку. Круглое лицо его было упрямым и почтительно-хмурым. Сначала он что-то довольно долго говорил старику. Авенир пытался читать по губам, пока не сообразил, что говорят не по-русски и вообще не по-европейски. Потом старик что-то медленно отвечал, нудно качая лысеющим затылком. Молодой вьет возразил и даже сделал какое-то резкое движение рукой, довольно неожиданное. Тут, видимо, старик что-то такое сказал - и Можаев с изумлением увидел страх на лице молодого вьета. Авенир, припоминая физиономию старика - личико беззащитного ребенка, - не мог представить, чем сумел он так напугать строптивого соплеменника.
Дальше, однако, последовали события более удивительные. Не вставая с колен и не оборачиваясь, старик вдруг показал большим пальцем себе за спину - прямо на Можаева. Авенир похолодел от неожиданности. Окно его было в тени, его никак не могли увидеть, и тем не менее старый вьет знал о его присутствии. Колдовство какое-то, не иначе!
Молодой пристально посмотрел прямо в окуляр Авениру. При мощном увеличении можно было разглядеть даже то, как он щурился, пытаясь хоть что-то увидеть в темноте. На его лице отразилась тревога. Он покорно склонился перед стариком, встал и ушел. А старик еще долго сидел, покачиваясь, и, закинув голову, смотрел на звезды. Наблюдая за его ритмичными покачиваниями, Авенир почувствовал, как глаза сами собой закрываются, а когда заставил себя разлепить веки, на крыше уже никого не было.
Следующие несколько минут начинающий сыщик изо всех сил боролся со сном. Вещи, до той поры угловатые, твердые и никак не приспособленные для отдыха, оказались вдруг такими уютными, они манили, зазывали прилечь. Подоконник, спинка стула, собственный кулак стали мягче подушки. Все плыло перед глазами, в ушах шумело. Авенир напрягся, пытаясь понять, откуда взялся этот шум, и вдруг сообразил, что это его собственный храп. Встрепенувшись, он столкнул за окно свой оптический прибор и едва успел поймать его непослушными руками за ремешок.
Произошло это как нельзя кстати. Тихо-тихо к подъезду обиталища диковинного племени подкатила машина и остановилась у крыльца. Обозрев ее в бинокль, Авенир сообразил, что пришла пора действовать. Решимости у него значительно поубавилось против вчерашнего, и все почему-то лезли в голову мысли о китайских пытках голодными крысами, про которые он читал в модной энциклопедии садизма. Он, однако, заставил себя выбраться из квартиры и даже спуститься по лестнице, но вот выйти из подъезда и приблизиться к машине никак не мог. И так и сяк пытался он хоть что-нибудь разглядеть, но обзор со двора был куда хуже, чем с позиции Карлсона, из-под крыши. Дверцы щелкнули, машина покатила прочь, на пустынную Водопроводную улицу.
Чувствуя, что удача покидает его, Авенир отчаянно побежал ей наперерез, смешно выбрасывая в стороны ноги с огромными ступнями, проскочил проходным двором на улицу - и увидал лишь рубиновые фонари, когда автомобиль тормознул у поворота на проспект. Задыхаясь с непривычки, сыскарь-самоучка встал у края тротуара и прижал руки к груди. Вдруг из той же подворотни вслед ему вывернула синенькая "девятка", притормозила. За рулем сидел улыбавшийся свеженький Монумент, сияя плоским лбом с наростом, как металлическим чайником.
- Что - не догнали? - издевательски вежливо спросил он через приспущенное стекло, обернувшись всем корпусом в сторону самозваного "коллеги".- Форму надо поддерживать.
- Скорее… - пробормотал Авенир, цепляясь за ручку дверцы.- Он там… Я видел… Мы еще успеем…
- Я успею,- поправил его Монумент.- Я. А вот даже интересно, на что ты рассчитывал, когда скакал за новым "ситроеном" с резвостью беременного кролика? Оставь мне мой хлеб и иди спать! Дело закрыто! От меня не уйдут.
Он дал газу и вмиг скрылся за поворотом, прощально подмигнув сигнальными огнями.
Авенир уныло побрел во двор, еще не осознав масштабов своего поражения. Но едва он приблизился к подворотне, гулкой и пустынной, как свод готического собора, как раздались приближавшиеся легкие шаги многих ног. Подворотня усиливала звуки, словно кувшин-голосник в стене старинного замка с привидениями.
Авенир Можаев заметался на голом пятачке Водопроводной в поисках укрытия, сморщился, не найдя ничего лучшего, набрал воздуха, затаил дыхание и осторожно влез обеими ногами в контейнер с отходами, стоявший напротив. Присев и пригнув голову к коленкам, он подождал, пока полуночники минуют его убежище, и выглянул. Луна светила ярко, нужды в шпионском приборе не было. По улице размашисто и довольно нагло шагал высокий подросток, сутуловатой спиной и длинными руками напоминавший Беллу. За ним, будто сказочные зверьки, поспешно и смешно косолапили два вьета, тревожно оглядываясь по сторонам.
Авенир раззявил рот в беззвучном торжествующем крике! Даже источаемые мусором миазмы теперь не беспокоили его. Он победно стучал кулаком по худой своей коленке и мысленно показывал язык Монументу. А ведь он знал, он чувствовал, что так будет! Есть у него интуиция! Как они провели этого самовлюбленного ментошу! А его - нет, шалишь!
Пока он пел себе дифирамбы в столь неподходящем для этого месте, в подворотне вновь зашаркали ноги. Нахмурившись, Авенир опять нырнул в помойку: это могла быть группа прикрытия.
Он все сидел, пригнувшись, ноги все шаркали, и вдруг ему на голову обрушился водопад премерзких отбросов. Русский Пинкертон от неожиданности позабыл про конспирацию, вскочил и заорал, счищая с себя прилипшую к коже гадость:
- Ты что - сдурел?! Ненормальный!
Седенький дедок, живший по соседству с Авениром, от изумления едва не выронил опустевшее помойное ведро, даже руку поднял, чтобы перекреститься, но, заслышав знакомую брань, приободрился.
- Я ненормальный? - хрипло запротестовал он.- Да ты на себя посмотри!
- Чего на меня смотреть! В контейнер надо посмотреть, прежде чем бросаешь! И вообще, какой дурак среди ночи мусор выносит?
- А в помойке сидеть полночным чертом - нормально?! Полоумный! Чего ты там забыл в такой час? Чуть не уморил с перепугу! Дубинища! Бомжам хоть что-нибудь оставь!
И старикан в сердцах двинул выползавшего на свет божий Можаева пустым ведром по спине.
Пустое ведро - к неудаче. Авенир вспомнил эту примету тут же, едва завернул за угол. На улице никого не было. Чертыхаясь, поплевав три раза через плечо и раз десять прямо перед собой, морщась от стойкого помойного аромата, Можаев припустил до следующего перекрестка. Никого. Заметавшись, как собака, потерявшая след, он увидал вдалеке одинокую женскую фигуру и устремился к ней.
Девушка, рисковавшая в глухую ночь ходить в одиночку по трущобам Ржевки, должна быть не из робкого десятка. Она прижалась к стене, сняла туфельку с ноги и, угрожая солидным каблуком с металлической набойкой, сказала Авениру сквозь набегающие слезы:
- Я ходила на курсы самообороны! Я буду кричать!
- Нет! Только не это! - умоляюще зашептал Авенир и поскорее кинулся прочь, вверх по улице. Ему совсем не улыбалось загреметь в таком виде в милицию.
Капризуля-удача, видя его потуги, смилостивилась. За следующим поворотом он увидал вдали знакомые силуэты, улепетывавшие во все лопатки в глубь спящих жилых кварталов по направлению к Ржевскому рынку. Авенир, уже не таясь, помчался за ними. Давненько он так не бегал! Какое-То время разрыв между ним и беглецами сохранялся, потом начал неумолимо сокращаться. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть Авенир Можаев был явно легче на ногу. Еще через пару минут он уже кричал им:
- Стойте! Вернитесь! Твой папа тебя ищет! Он уже нашел тебя! Вернись! Стрелять буду!
Гулкое эхо было ему ответом.
Угроза только добавила прыти неразумному чаду крутого папаши. На последнем издыхании трое беглецов чуть оторвались от неожиданного преследователя и скрылись за углом дома. Торжествующий Авенир, не ожидая дурного, сунулся следом - и тут же получил сильный удар по голове чем-то тяжелым и шершавым, отчего кулем свалился на землю.
Через несколько секунд туман в глазах рассеялся, Авенир встал, покачиваясь, но беглецов и след простыл. На земле валялась вырванная из забора грязная доска, которой его огрели. Глядя на торчавшие из нее огромные ржавые гвозди, Авенир ощупал растущую шишку и подумал, что все еще не так плохо, как могло быть. Он был по натуре оптимистом, как большинство россиян.
Однако продолжать погоню он уже не мог. Беглецы скрылись в глубине квартала новостроек и, вполне возможно, добрались-таки до своего неизвестного убежища. Обнаружилась также пропажа шпионского бинокля ночного видения. Еще раз убедился Авенир в правоте народных примет. Пустое ведро - к неудаче.
Он еще поплутал наобум по пустынным кварталам между проспектами Ударников и Энтузиастов, пока ранний собачник - здоровенный бугай с ротвейлером себе под стать - не пригрозил ему расправой возле заночевавших автомобилей, обругав почему-то арапом. Не решаясь более испытывать судьбу, пресыщенный ее дарами Авенир Можаев побрел домой, так и не придя окончательно к решению - справился он в эту ночь с ролью сыщика или нет и, главное, следует ли ему продолжать осваивать эту далеко не столь романтичную и увлекательную профессию.
На подходе к пустырю Евразии его нагнала стайка молоденьких вьеток, почти девчонок. Они молча шли по пустынной Водопроводной улице, точно по джунглям и своей далекой родины, которую, наверное, никогда и не видели, быстро, не глядя вокруг, опустив усталые серые лица. Некоторые зевали. Видать, не терпелось им добраться до своего муравейника, рухнуть на циновки и забыться. Одна из них, самая маленькая, отбросив узкой детской ладошкой волосы с лица, глянула на грязного, избитого Авенира с сочувствием и жалостью, больно уязвившей его ранимое, мнительное, самолюбивое сердце.
V
От старухи жалости было не дождаться. Она бесцеремонно ввалилась к спящему Можаеву в комнату и костлявой рукой подняла за густые кудри сонную голову Авенира над подушкой:
- Ты, обмылок дешевый, что в ванной натворил! Ведро помойное мыл, что ли? Чтоб убрал к моему приходу, пьянь подзаборная! Слышишь?
Авенир покорно мычал, не открывая глаз. Но старая карга не отвязалась, пока не вытащила его из постели.
Прибравшись и кое-как позавтракав, он заклеил пластырем ссадину, спустился в контору, где взял отпуск за свой счет на неделю, а потом потащился в отделение милиции, где надеялся что-нибудь разузнать про вьетов. Как раз сегодня дежурил один его приятель, человек веселого нрава, отполированного эдаким милицейским цинизмом, который сродни хирургическому. Хирурги видят, из чего сделан человек, а милиционеры - что из этого получается.
На дверях отделения на жвачку было приклеено корявое объявление: "Без стука в головных уборах не входить!" Приятель Авенира сидел в старом вращающемся кресле за стойкой дежурки и, заложив ногу за ногу, читал трогательную выписку из очередного протокола о задержании: "Мы подошли к гражданину И. и попросили закурить, на что он нам ответил, что знает карате. Расстроившись, мы заплакали и, вытирая слезы, случайно задели гражданина И. за лицо. После этого гражданин И. сам дал нам деньги, чтобы мы ими вытерли слезы…"
- Азиаты! - не задумываясь, ответил он Авениру на прямой вопрос об экзотических соседях.- Но польза от них есть. Всех бродячих собак в округе перевели. Раньше заявления пачками носили - того покусала, этого покусала. Нас шеф даже отстреливать посылал из табельного оружия.
- На шапки пустили?
- Едят они их! - засмеялся приятель.- Точно тебе говорю! А чего ты хочешь? Дикий народ! То ли дело милые землячки! Вот, почитай!
Авенир перегнулся через стойку и прочел в книге задержаний: "Кота я не мучил, а топил. Просто он долго тонул и орал из кастрюли до двух часов ночи. Там же еще эхо! Но тут уж я ничего поделать не мог…"
- Откуда они? - снова начал он расспрашивать приятеля.- Из Вьетнама?
- Индокитай! - блеснул знанием географии приятель.- С Востока откуда-то, в общем. Паспорта у них кампучийские, визы есть… Это какое-то маленькое племя из джунглей - типа наших нацменьшинств. Только там с ними строго, чуть что - сразу под нож всем стадом. Не церемонятся. Вот они и отделились целым народом. Образовали вьетскую трехэтажную республику. Флаг только не поднимают. Наверное, нет его у них.
- Не было ли с ними чего-нибудь такого странного? Непонятного?
- У нас тут много непонятного. Вон, Васька Хрулев дал объявление, что ищет ночного сторожа в магазин. В ту же ночь его обокрали! А что, например, ты хотел услышать?
- Ну - чтоб даже ты удивился!
- Чтобы я удивился - это сложно… Это надо, чтобы они на Луну полетели. Был один забавный момент, как раз в мое дежурство. Вот тогда я точно удивился. Была серия квартирных краж, и пострадавший опознал свои вещи у вьетов на барахолке. Шеф вызвал к себе вьетов, которые по-русски понимают, и сказал: или сдавайте домушника, или выкурю вас ко всем чертям из моего района. Он у нас бывает крутым… Иногда.
- Сдали?
- На следующий день приползает паренек на трясущихся коленках, за ним почетная процессия. Они его до крыльца провожали со стариками. Бормочут что-то по-своему, руки жмут. Он идет и сдается. Все подписывает без разговоров. Только вот следопыт наш, Макарыч, который дело вел, говорил, что это все дуто. Вьет консервной банки открыть не умел, не то что два-три врезных замка.
- Как же его осудили?!
- А чего там… Китаёза! А Макарыч на пенсию уходил, ему надбавки получать надо было. Да все знали - просто всем по барабану было. Они же не наши, вроде инопланетян. И шеф доволен - раскрываемость повысилась. Шесть краж на него списали, не шутка! Между прочим, любого можно посадить в тюрьму, и в глубине души он будет знать за что!
- А он-то зачем сознался?
- Вот это и есть удивительное. Все остальное - проза! Они вообще законопослушные до ужаса. Один наш умник, дознаватель, при регистрации ляпнул старшим, что по закону им надо являться на проверку каждый понедельник.
- Явились?
- Всем табором выстроились! С бабами и детьми! У шефа под окном! Он как увидел - чуть не обалдел! Что, кричит, за концлагерь! Гнать их в три шеи, пока полковник из управы не приехал! Хохоту было! У нас вообще тут место покатушное. Мне нравится. Вот, послушай! "Гражданина Ф. я не бил, а только сказал ему, что он неправильно себя ведет. Однако я не отрицаю того, что слово порой ранит и калечит, что и подтверждает случай с гражданином Ф.". Каково? Прямо по Достоевскому!
Озадаченный Авенир собрался уже было уходить, когда приятель его полистал толстый затасканный кондуит и сказал вдогонку:
- Вот… На прошлой неделе… Но это конфиденциально. Не трепли то есть. Было заявление одной девчонки о попытке изнасилования. Молодой парень напал на нее ночью на пустыре.
- А вьеты тут при чем?