Уротитель кроликов - Кирилл Шелестов 13 стр.


- Наверное, в том, что ты говоришь, есть резон, - заметил он. - Но есть и другое. Я не хочу, чтобы мое имя связывали с вами. Не хочу, и все. Вот каприз такой. Я не желаю, чтобы кто-то сказал: Кулаков продался нефтяникам. У меня свои представления о жизни. Ты думаешь, мне много надо? Поверь, гораздо меньше, чем вам. Посмотри, как я живу. А ведь только я мигни, и мне отгрохают особняк не хуже губернаторского. Хоть здесь, хоть на Кипре. Думаешь, я за это место держусь? Да я ни жены, ни детей не вижу. А они, между прочим, обижаются. Ну, не буду я мэром, что я работу себе не найду? Я производство знаю от и до. Чего мне терять? Россия велика. Если бы я хотел жить, как вы, я давно бы себе все это устроил. Правильно ты говоришь: воровать миллионов по десять в год - при тех возможностях, что дает моя должность, это означает скромничать. Да только я не хочу. Не могу, если так тебе понятнее. Не мо-гу! - произнес он по слогам. - Я, конечно, простой мужик. Простой русский мужик. Но у меня есть своя простая мужицкая правда. И от нее я не отойду. Я нутром знаю, что вот так можно, а так - нельзя. И меня легче убить, чем переделать. Меня сюда народ поставил. А не вы. И я народ вам не отдам. А поставит народ другого: Черносбруева или там Храповицкого - это уже его воля. И другая история. И меня она касаться не будет.

Я видел, что он опять полез на митинговую трибуну. Это означало, что дальнейшие переговоры бесполезны.

- И знаешь, что еще, Андрей, - вдруг добавил он с какой-то новой интонацией. - Ты тоже уйдешь от них. Раньше или позже, но уйдешь. Не сможешь. У тебя порода другая. Не волчья.

- Думаете, к вам примкну? - невольно улыбнулся я неожиданному повороту беседы.

- Ко мне не примкнешь, - тоже засмеялся он. - Ниже твоего достоинства. Ты же себя умнее меня считаешь. - Он лукаво подмигнул. - Но и с ними не останешься.

В это время я услышал, как к дому подъехала машина, потом раздались женские голоса, один из которых принадлежал его жене, другой еще кому-то. Я сидел спиной к окну, и в отличие от Кулакова не мог видеть, кто приехал и что происходит во дворе. Но заметил, что он сразу подобрался и нахмурился.

- Ну что, поехали? - Он посмотрел на меня, давая понять, что разговор закончен.

Я поднялся, повернулся к выходу и остановился как вкопанный. Ночные глаза обожгли меня взглядом. Мое сердце рухнуло вниз, потом взлетело вверх, потом вообще куда-то пропало. В дверях стояла Наташа.

- Ох! - задохнулась она в радостном удивлении. - Ты!

- Да, - пробормотал я глупо. - Он… То есть я…

- Может быть, ты сначала все-таки поздороваешься? - без особого дружелюбия спросил у нее Кулаков. Он, оказывается, был здесь. Я, признаюсь, как-то забыл.

- Привет, - машинально ответила она ему, не сводя с меня взгляда. - Я из института на минутку заскочила. Мне кое-что надо забрать.

Я тоже не мог от нее оторваться, понимая, насколько нелепо и неприлично себя веду. Но я был счастлив видеть ее, и счастлив вдвойне ее счастьем.

- Вы, кажется, знакомы, - проговорил Кулаков, вставая. Он как-то переменился. Былая оживленность улетучилась. Он сделался напряжен и мрачен.

- Да, мы виделись, - туманно пояснил я, бросив на него торопливый взгляд. - Только я не знал…

- А теперь знаешь, - перебила она. - Надеюсь, это ничего не меняет?

А что это могло изменить? Что вообще могло что-нибудь изменить между ней и мной?

- Я, пожалуй, поеду, - отрывисто сказал Кулаков. - Мне пора. Ты оставайся, если хочешь.

Он сунул мне руку, торопливо пожал ее и вышел, прежде чем я успел что-то ответить. Через секунду ее губы уже обмирали в моих губах. Я куда-то плыл, шальной и пьяный, и меня качало.

- Постой. - Она, наконец, чуть отстранилась. - Да погоди же, сейчас мама войдет…

Я хотел взять себя в руки, но они, как назло, были заняты ею и никак меня не слушались.

- Не надо мамы, - пробормотал я. - Пусть не входит…

И опять поплыл.

3

Через некоторое время я обнаружил себя в том же месте, нервно вышагивающим назад и вперед, уже в одиночестве. Что, видимо, означало ее скорое возвращение. В противном случае, зачем было расставаться?

С Кулаковым, конечно, получилось чрезвычайно неловко, но я надеялся, что со временем это как-нибудь само собой утрясется. Я дал себе слово впредь лучше контролировать свои эмоции. А может быть, даже бросить курить.

Свои эмоции я честно контролировал минут сорок. А потом она опять появилась. В коротком голубом платье, в длинном белом расстегнутом пальто и в белых сапогах на высоком каблуке. Черные блестящие волосы, черные сияющие глаза, яркий рот и эта, сводившая меня с ума, плавность легкой фигуры.

- Я готова, - объявила она, радуясь восхищению в моих глазах, которое никогда не спрячешь от женщин. Я почему-то ощутил себя слегка пристыженным, как будто подсмотрели мой секрет.

- Я лучше не буду подходить, - ворчливо сообщил я не то ей, не то самому себе. - А то опять мама войдет…

Она засмеялась.

- Только давай поедем на моей машине, - объявила она. - Боюсь, что в твоем нынешнем состоянии за рулем ты опасен.

Мы вышли на улицу и забрались в ее ярко-желтый "хендай".

- В прошлый раз ты была без машины, - заметил я, когда мы тронулись в сопровождении моей охраны.

- Я стараюсь не садиться за руль, если предстоит пить, - отозвалась она, трогаясь с места. - Каждый раз приходится объяснять милиции, кто я такая. А я это не люблю. Вообще не могу терпеть любую зависимость. Я хочу жить своей жизнью. И чтобы она никому не принадлежала.

- Получается? - спросил я с тревогой. Мне почему-то очень хотелось, чтобы теперь она зависела от меня. Во всем. И чтобы ее жизнь принадлежала тому же человеку, от которого она зависела.

- Ты же отлично знаешь, что нет, - ответила она с иронией. - Я живу в квартире, которую устроил мне отчим, езжу на купленной им машине и трачу его деньги. Даже не знаю, на кого я за это сержусь больше: на него или на себя.

- Догадываюсь, что на него.

- Ну да. Наверное. Потому что, ко всему прочему, ему я еще должна быть благодарна. Хотя в последнее время наши отношения чуть потеплели. Раньше было хуже. Я даже на тот вечер в "Потенциал" пошла по его приглашению с единственной целью, посмотреть на его врагов в полном составе. Из чувства семейной солидарности.

- Значит, Кулаков твой отчим? - Я уже несколько минут не смотрел на нее и начал приходить в себя.

- Ну да. Представь себе, мэр нашего города - мой отчим. Муж моей мамы. Теперь ты на мне женишься?

- Мне жена не разрешает жениться на всех, кто мне нравится, - ответил я машинально.

- А спать с ними она тебе разрешает? - спросила она ядовито.

- Если ты помнишь, я и не сплю, - ответил я, чувствуя прилив гордости за свой нечеловеческий подвиг в понедельник.

Она улыбнулась.

- Кстати, почему ты не спрашиваешь, куда мы едем?

- Что значит, "куда"? - удивился я. - Ко мне, конечно. - Но, вспомнив про ее стремление к независимости, поспешно добавил: - Но если ты настаиваешь, то можно к тебе.

- Только не ко мне, - возразила она. - Дома я люблю быть одна.

Я считал, что для меня можно было сделать исключение, и немного обиделся. Между тем мы остановились возле какого-то полуподвального кафе. Здесь было бы мило, если бы не ревущая музыка, без которой в провинции люди не представляют себе процесс пищеварения. Кафе было забито молодежью: студенты, продавщицы и скучающий женский элемент. Очевидно, они не испытывали потребности в общении, поскольку из-за оглушительной какофонии звуков невозможно было разобрать не только голоса, но и собственные мысли.

Мы нашли свободный столик в углу. Во взгляде Гоши, который нас провожал, я прочитал недоумение. Он не понимал, что двое столь изысканных мужчин, как он и я, делают в таком гадюшнике.

- Под такую музыку гвозди сами заколачиваются, - прокричал я Наташе. - Молотка не надо.

Она подозвала официанта и знаками попросила сделать потише. Видимо, ее здесь знали, поскольку он немедленно побежал исполнять указание.

- А мне нравится, - сказала она, с удовольствием оглядываясь кругом. - Шумно. Весело.

Она, как в прошлый раз, заказала мартини, и я не стал менять традиций, ограничившись минеральной водой. У меня зазвонил мобильный телефон.

- Але, - услышал я приглушенный мужской голос. - Это я. Не узнаешь?

Я не являюсь сторонником этой распространенной у нас формы приветствия.

- Узнаю, - обрадовался я. - Вчера в ресторане вы по ошибке ушли в моем пальто. Там, в кармане, было еще пять тысяч долларов…

- Ты что, обалдел? - Мой собеседник на другом конце провода даже поперхнулся. - Какое пальто? Да это я! Плохиш!

- А что, пальто уже нет? - продолжал допытываться я. - Но деньги-то хоть остались?

До него, наконец, дошло.

- Разыгрываешь, - мрачно сказал он. - У меня разговор к тебе есть. Срочный. Ты где сейчас?

- Я вообще-то сейчас не один, - попытался объяснить я, забывая, что бандиты еще нетерпеливее, чем женщины.

- Да ты всегда не один, - заметил Плохиш, в число достоинств которого деликатность не входила. - Куда тебе столько баб! Мне всего две минуты надо.

- Ладно, - сдался я. - Приезжай. - И назвал адрес.

- Кого ждем? - спросила Наташа, когда я сунул телефон в сумку.

- Приятеля. Извини, пожалуйста. Но он ненадолго, - успокоил я.

Плохиш появился минут через пятнадцать. Он вошел в кафе в сопровождении четырех охранников и остановился посредине, ища меня взглядом. Потом подошел к нашему столику, хмуро кивнул Наташе и пожал мне руку.

- Как это тебя в такую тошниловку занесло? - спросил он, неодобрительно оглядываясь. - Пойдем на улицу, поговорим.

- Я скоро вернусь, - пообещал я, вставая.

- Я дождусь, не волнуйся. - Она погладила меня по руке.

Мы вышли наружу.

- Давай сядем ко мне в машину, - предложил Плохиш. - Чего торчать у всех на виду.

Мы забрались на заднее сиденье его джипа, откуда он предварительно шугнул охранника.

- Вечно вы с Храповицким лучших телок расхватываете, - недовольно заметил он, закуривая. - А нам всякая шняга достается. Чего они только в вас находят?

- То, что не находят в вас.

- Хочешь сказать, платим мало? - почесал затылок Плохиш. - Может, и правда мало. Да где взять-то? Косяк будешь?

Я поблагодарил и отказался.

- Короче, дело такое, - начал он. - Пономарь с Виктором сунулись в Нижне-Уральск. Ну, ты уже понял. Ильича при этом не спросили. Храповицкого тоже.

Я кивком подтвердил свою догадливость.

- Меня, между прочим, в долю не позвали, - обиженно продолжал он, надувая свои пухлые щеки.

- Может быть, думали, что у тебя просто нет таких денег? - предположил я.

- А при чем тут деньги? - возмутился Плохиш. - Не все, кстати, деньгами меряется!

- С каких это пор ты об этом задумался? - поинтересовался я.

- Да я всегда это говорил! - заявил Плохиш убежденно. - А дружба, по-твоему, ничего не стоит? Значит, на "стрелках" шкурой рисковать должен я. А бабки достанутся Виктору с Пономарем. Ты считаешь, это справедливо?

Учитывая сравнительно невысокую стоимость шкуры Плохиша, я считал, что это справедливо. Но свое мнение высказывать не стал. В конце концов, как гражданин свободной страны, он имел право на собственное суждение.

- Война будет, - сообщил Плохиш обреченно. Его маленькие глазки забегали. - Точно говорю. Пономарь полез на рожон. Ильич это так не оставит. А я не хочу, чтобы меня пристрелили из-за Виктора. Он-то свалит куда-нибудь годика на три. У него бабок - море. А я, значит, должен валяться на улице с пулей в башке? Как собака? - В голосе Плохиша зазвучала жалость к себе. Он не хотел валяться как собака. Он хотел валяться как человек. И без пули в башке.

- Ты достоин лучшей участи, - попытался утешить его я.

- Тебе легко смеяться! - огрызнулся он.

- Что ты предлагаешь?

Он бросил на меня косой настороженный взгляд и заерзал.

- У тебя как сейчас с Храповицким? Нормально?

- Не знаю, что ты имеешь в виду, но живем мы порознь.

- Хватит острить, я серьезно. Скажи ему, я решу вопрос с Виктором. Ты понял, как? У них же все равно проблемы между собой. Виктор на Храповицкого зубы точит, я точно знаю. А если Виктора убрать, то все решается само собой. И Храповицкий еще получает его долю. Только это дорого стоит. Мне же нужно будет потом уехать. Меньше, чем на три миллиона, я не согласен. И еще людям заплатить. Тысяч пятьсот. Для Храповицкого это копейки. Он в десять раз больше получит. Согласен?

- С тем, что Храповицкий больше получит? - уточнил я.

- Да это и так понятно, - нетерпеливо поморщился Плохиш. - С тем, что я нормальный вариант предлагаю. Поговоришь с ним?

- А почему бы тебе не поговорить самому? - поинтересовался я. - Зачем в таких вопросах посредник?

- У нас не те отношения, - ответил Плохиш. - Он мне не доверяет. А вы с ним друзья. Это все знают. Учти, если он этого не сделает, Виктор сам его закажет. А может, уже заказал.

4

- А я и не знала, что ты общаешься с бандитами, - сказала Наташа, когда я вернулся.

- Он вообще-то интеллигентный человек, - ответил я. - Физик-теоретик. Просто сегодня ночевал в лаборатории, не выспался и выглядит неважно.

- Рассказывай, - засмеялась она. - Я бандитов за километр вижу. Между прочим, я к ним совсем неплохо отношусь. Лучше, чем к чиновникам. - Она состроила презрительную гримасу. - Не люблю, когда врут. Вообще плохо переношу фальшь. Бандиты, по крайней мере, открыто нарушают закон. И не рассказывают тебе тошнотворных историй о том, как они бескорыстно служат народу. - В ее словах мне послышался отголосок семейных обид.

- За что ты его так не любишь? - спросил я, не называя Кулакова по имени.

Она пожала плечами и откинула волосы.

- Я отца своего люблю, - ответила она просто. - Понимаю, что не вправе вмешиваться в жизнь родителей, и все такое. Но мне жаль, что у них с мамой не сложилось. По его, конечно, вине. Она тоже когда-то его очень любила. Он преподавал в университете. Пил. Изменял ей со студентками. Они ведь никогда не были женаты. Она долго терпела. А потом встретила отчима. Такого образцово-добропорядочного. Она работала инженером на заводе, а он был каким-то начальником. Он долго за ней ухаживал. Года полтора. И она согласилась. Мне было пять лет, и он меня удочерил. Представляешь? То есть, по документам он мне отец. По сравнению с моим родным отцом он казался маме настоящим мужчиной. Таким, знаешь, надежным. Женщины ведь больше всего, в конечном счете, ценят надежность. Хотя влюбляются, конечно, в негодяев. Вроде тебя. Не сердись, это я к слову. Ну вот. А потом выяснилось, что мы все принадлежим ему. Отчиму. Что мы его собственность. Что мама должна уволиться с работы и сидеть с детьми. А я должна отлично учиться и приходить домой в десять часов. Потому что его все знают. И мы должны дорожить его славным именем, которое носим. А уж когда его выбрали мэром, стало совсем невыносимо.

- И ты взбунтовалась?

- Говорю тебе, это был кошмар! Я вдруг поняла, что его ненавижу! Мы каждый день ссорились. Я хотела жить своей жизнью. Как мои подруги. Как все вокруг. Ходить в ночные клубы, встречаться с тем, кто мне нравится, а не кто нравится ему. Все это, конечно, детская чушь, но я хотела быть уверенной, что тот, кого я выберу, будет со мной ради меня, а не потому, что у меня папа мэр города. Короче, после долгих и утомительных сцен решено было купить мне отдельную квартиру и дать мне свободу. А заодно избавить моего брата Петю от моего пагубного влияния. А с отцом я и сейчас встречаюсь. Он слабый. Иногда занимает у меня деньги. Но он очень тонкий. И он страдает, хотя и старается это скрывать. Он до сих пор любит маму.

Она замолчала. Я хотел сказать что-то утешительное, но она вдруг улыбнулась и добавила:

- Хотя я совершенно уверена, что если бы вдруг случилось что-то фантастическое и она вновь к нему вернулась, чего я, честное слово, сейчас совсем не хочу, он опять бы ей изменял. Впрочем, хватит на эту тему. Какие у нас планы на сегодняшний вечер?

Ответ был понятен обоим. И все-таки я на секунду замешкался. Я не хотел повторять сделанную однажды глупость. Но еще меньше я хотел совершать то, что не смог бы потом исправить.

- У тебя дела? - спросила она понимающе.

- Да нет, - замялся я. Я взглянул в ее ночные глаза и опять выпал из времени и пространства. - Нет у меня никаких дел. Кстати, я не женат.

- Зачем ты мне об этом говоришь? - удивленно подняла она брови.

- Я и сам не знаю. - Я и вправду не знал. Точнее, догадывался. С ужасом. Я делал отчаянные попытки удержаться на краю. Я даже отвел взгляд.

- Я постараюсь тебе кое-то объяснить, - услышал я свой чужой голос. - Если, конечно, смогу. Потому что я сам не очень понимаю, что происходит. Если мы сейчас "поедем ко мне, то ты не уедешь завтра. Потому что я тебя не отпущу. Потому что я хочу видеть твое лицо на своей подушке. Вечером и утром. А я… так не привык. Я всегда жил как хотел, как считал нужным. И я не знаю, как ты примешь меня со всеми моими… привычками. И от каких из них мне предстоит отказаться. Потому что если ты уйдешь от меня завтра, это будет катастрофа. Может быть, я не вполне ко всему этому готов, как выражаются женщины. Но я боюсь потерять все это. Чего у меня так давно не было. И я счастлив, что это появилось, - добавил я непоследовательно.

- Ты серьезно говоришь? - недоверчиво спросила она. Ее глаза округлились и стали как у кошки. Совсем огромными.

Я кивнул.

- И все дело только в этом? Нет никакой другой причины?

Я решительно затряс головой.

- У тебя нет постоянной женщины? К которой ты поедешь сейчас? И с которой мне предстоят мучительные женские разговоры?

- До этой минуты не было.

- То есть, в первый раз ты мне отказал, потому что боялся разочароваться, а сейчас отказываешь, потому что, наоборот, боишься очароваться всерьез? Ты, кстати, помнишь, что отказываешь мне уже во второй раз?

- Я не отказываю, - смутился я.

- Смотри-ка, ты покраснел! - воскликнула она в восторге. - Вот уж не ожидала!

Она обняла меня и поцеловала в щеку. Скорее даже, коснулась щеки губами.

- Конечно, ты извращенец, - прошептала она, чему-то радуясь и по-прежнему обнимая меня. - И к тому же грубиян. Два раза подряд отказывать девушке - это же хамство. Я никогда тебе этого не прощу. Потому что я тоже… - ты понимаешь, что я хочу сказать?

- Нет, - ответил я, ликуя. Я догадывался, но мне хотелось, чтобы она сказала это сама.

Она наклонилась к моему уху совсем близко:

- Потому что я тоже в тебя влюблена. И я потом никогда от тебя не уйду. Не надейся.

Она отодвинулась, порылась в сумочке, достала ручку, вырвала листок из блокнота и записала номер телефона.

- Позвони мне, хорошо? Иначе я сама начну тебе названивать.

- Завтра, - сказал я. - Я позвоню тебе завтра. Пять раз.

- Семь, - ответила она. - Ты же не хочешь, чтобы я умерла.

Она опять осторожно коснулась меня губами, поднялась и вышла, улыбаясь.

Если вы знаете аптеку, где продаются таблетки от внезапных приступов острого помешательства, дайте мне, пожалуйста, адрес.

Назад Дальше